Красная жатва и другие истории

11

Любопытная история

Сказано – сделано.

Мы выпили, она поставила стакан на стол, вытерла губы и сказала:

– Раз ты намерен лезть на рожон, могу подкинуть одну любопытную историю. Ты когда-нибудь слышал про брата Нунена, Тима, который пару лет назад покончил с собой в Мок-Лейке?

– Нет, не слышал.

– Ничего хорошего все равно бы не услышал. Тим ведь не покончил с собой. Его убил Макс.

– Да?

– Господи, да проснись ты! Все, что я говорю, чистая правда. Нунен относился к брату, как отец к сыну. Если до него дойдет, что Тима убил Макс, Сиплому не поздоровится. А ведь ты к этому и стремишься, правильно?

– А доказательства у нас есть?

– Перед смертью Тима видели два человека, и он успел сказать им, что его убил Макс. Свидетели и сейчас живут в городе, хотя одному из них жить осталось недолго. Ну, что скажешь?

Вроде бы она и впрямь говорила правду, хотя женщинам, в особенности голубоглазым, не стоит верить на слово.

– Расскажи все с самого начала, – попросил я. – Люблю подробности.

– Пожалуйста. Ты когда-нибудь бывал в Мок-Лейке? Это наш летний курорт, отсюда по шоссе миль тридцать через каньон. Там, правда, сыро, но летом прохладно – в общем, место неплохое. Произошло это прошлым летом, в последний уик-энд августа. Я поехала туда с одним англичанином, Холли. Сейчас он в Англию вернулся, но это к делу не относится. Смешной такой, прямо как старуха: носил белые шелковые носки, причем надевал их наизнанку – чтобы раздражения на коже не было. Несколько дней назад, кстати, пришло от него письмо. Где-то здесь валяется, черт с ним, не важно.

Так вот, я была с этим англичанином, а Макс – с девицей по имени Мертл Дженисон. У него с ней тогда любовь была. Сейчас-то Мертл в больнице лежит, не сегодня завтра помрет. Воспаление почек вроде бы. А тогда она была стройная блондинка – глаз не оторвешь. Мне она всегда нравилась, вот только когда выпьет, шуму от нее много. Тим Нунен был от нее без ума, но она никого, кроме Макса, в то лето не замечала.

Но Тим все равно от нее не отставал. Он был хорош собой, ничего не скажешь: красивый высокий ирландец, но дурак дураком и мелкий жулик – если бы не брат, он давно бы пропал. Ходил за Мертл буквально по пятам, но она от Макса это скрывала: не хотела, чтобы у него неприятности с полицией были.

В субботу приезжает в Мок-Лейк Тим – где Мертл, там и он. Мертл с Максом были одни, а мы с Холли – с компанией. Захожу я в тот день к Мертл, а она мне записку от Тима показывает. Тим пишет, чтобы она пришла вечером в беседку, всего на несколько минут. А если не придешь – покончу с собой, так и сказано. Мы с ней, помню, еще над ним посмеялись: какой пылкий влюбленный нашелся! Я отговаривала Мертл как могла, но она выпила, разошлась и сказала, что обязательно пойдет – пусть выскажется.

В тот вечер мы все отправились на танцы. Макс некоторое время был в зале, а потом куда-то исчез. Мертл сначала танцевала с Ратгерсом, городским адвокатом, а затем потихоньку вышла в боковую дверь. Проходя мимо, она мне подмигнула, и я поняла, что Мертл идет на свидание с Тимом. Только она вышла, слышу – выстрел. Больше никто не обратил внимание; если б не записка, я бы, вероятно, тоже пропустила его мимо ушей.

Я сказала Холли, что мне надо поговорить с Мертл, и тоже покинула зал. Минут, наверное, на пять позже ее. Спускаюсь я в парк и вижу вокруг одной из беседок огни, толпа собралась. Иду я туда и… Черт, в горле пересохло!

Я разлил джин по стаканам, а она вышла на кухню за минеральной водой и льдом. Мы бросили в стаканы по кубику льда, разбавили джин водой, выпили, и Дина продолжила свой рассказ:

– В беседке я увидела мертвого Тима, в виске дырка. Рядом его пистолет. Вокруг человек десять: служащие отеля, гости, сыщик Максвейн, один из людей Нунена. Мертл тут же бросилась ко мне, отвела в сторону и говорит: «Его убил Макс. Как мне быть?»

Я спросила, как было дело. Оказывается, она слышала пистолетный выстрел и сперва решила, что Тим все-таки застрелился. Ничего, кроме вспышки, она не видела: было темно, да и до беседки еще далеко. Когда подбежала к Тиму, тот катался по траве и стонал: «Не из-за нее же он меня убил… Я бы…» Больше Мертл ничего разобрать не смогла. Он катался по траве, а из раны в голове лилась кровь.

Мертл испугалась, что это дело рук Макса, опустилась на колени и, приподняв голову Тима, спросила его: «Кто это сделал, Тим?» Он был еле жив, но, собравшись с силами, сумел все-таки проговорить: «Макс».

«Как мне быть? Как мне быть?» – повторяла она, и тогда я спросила, слышал ли кто-нибудь, кроме нее, предсмертные слова Тима. «Только сыщик», – ответила она. Оказывается, пока Мертл пыталась оторвать от земли голову Тима, к ним подбежал Максвейн. Все остальные находились далеко.

Я не хотела, чтобы из-за такого придурка, как Тим Нунен, у Макса были неприятности. Тогда у нас с Сиплым еще ничего не было, просто он мне нравился, а братья Нунены – нет. Максвейна-то я знала, когда-то дружила с его женой. До того как Максвейн пошел работать в полицию, это был отличный парень, простой – проще некуда. Ну а став легавым, ясное дело, скурвился. Жена терпела-терпела, а потом не выдержала и ушла.

С Максвейном, значит, я была знакома, а потому и сказала Мертл, что это дело мы сможем уладить: либо дадим Максвейну на лапу, чтобы у него память отшибло, либо, если он вдруг заартачится, уберем его. Макс поможет. Мертл не уничтожила записку от Тима, где тот грозился покончить с собой, и, если бы только Максвейн не заупрямился, ничего бы не стоило доказать, что Тим совершил самоубийство.

Я оставила Мертл в парке, а сама побежала искать Макса, но его нигде не было. Народу вообще было мало, в зале еще играл оркестр. Так и не найдя Макса, я вернулась к Мертл. Теперь мой план ее уже не устраивал: она не хотела, чтобы Максу стало известно, что она узнала про убийство Тима. Она ведь Макса побаивалась.

Понимаешь, к чему я клоню? Она боялась, что, когда они с Максом расстанутся, он пронюхает, что она может, если захочет, отправить его на виселицу, и с ней расправится. Теперь-то я ее понимаю и тоже держу язык за зубами. Вот мы и решили: удастся все уладить без Макса – тем лучше. Да мне и самой высовываться не хотелось.

Мертл извлекла из обступившей Тима толпы Максвейна, отвела его в сторону, и они быстренько обо всем договорились. Кое-какие деньги у нее с собой были. Она дала ему две сотни наличными и в придачу бриллиантовое кольцо, за которое один парень, Бойл, в свое время выложил целую тысячу. Я думала, что потом Максвейн потребует еще денег, но он не потребовал. Слово свое он сдержал и с помощью записки выдал убийство за самоубийство.

Нунен чувствовал, что концы с концами не сходятся, но придраться было не к чему. По-моему, он считал, что Макс каким-то образом в этом деле замешан. Но у Макса – будь спокоен! – было стопроцентное алиби, и даже Нунен в конце концов перестал его подозревать. И все же убедить Нунена в том, что это самоубийство, так и не удалось. А поплатился за это Максвейн: Нунен выгнал его из полиции.

Вскоре после этого Макс и Мертл расстались. Без всякого скандала – разошлись, и все. Думаю, при встрече с ним ей с тех пор всегда становилось немного не по себе, но, насколько я знаю, ему и в голову не приходило, что ей может быть что-то известно. Сейчас, я уже говорила тебе, она больна, и жить ей осталось недолго. Мне кажется, если ее попросить, она выложит всю правду. Не стал бы молчать и Максвейн, если бы почуял, что на этой истории можно подзаработать. Он тоже еще в городе: так с тех пор и слоняется без дела. За такие сведения Нунен много бы дал. Ну как, любопытная история? Для начала сойдет?

– А не мог Тим и в самом деле застрелиться? – предположил я. – И в последний момент все свалить на Макса?

– Чтобы этот симулянт покончил с собой? Да никогда в жизни!

– А может, Тима застрелила Мертл?

– Нунен тоже сперва так думал. Но когда раздался выстрел, Мертл была от беседки еще далеко. У Тима на голове обнаружили следы пороха – значит стреляли в упор. Нет, Мертл отпадает.

– Но ведь у Макса, ты сама говоришь, было алиби?

– У него всегда есть алиби. Четыре человека подтвердили, что все это время он просидел в баре, в совсем другой части отеля. Помню, эти четверо упомянули про бар несколько раз подряд, по собственной инициативе. А ведь в баре были в тот вечер и другие посетители, они почему-то не помнили, сидел там Макс или нет. А эти четверо по указке Макса припомнили бы все, что угодно.

Дина зажмурилась, и ее большие глаза превратились в узкие щелочки с черным ободком. Она пододвинулась ко мне, опрокинув локтем свой стакан.

– Одним из этих четверых, – доверительно сообщила она, – был Каланча Марри. Они с Максом сейчас на ножах, и Каланча только рад будет его заложить. У него бильярдная на Бродвее.

– Этого Максвейна, случайно, не Боб зовут? – поинтересовался я. – Кривоногий такой, с отвисшей, как у борова, челюстью?

– Он самый. Ты его знаешь?

– Только в лицо. Чем он сейчас занимается?

– Мелкий жулик. Ну как история?

– Ничего. Может, и пригодится.

– Тогда поговорим о деньгах.

В глазах у нее опять сверкнул алчный огонек.

– Не торопись, малютка, – сказал я. – Давай сначала посмотрим, что из всего этого выйдет, а уж потом будем делить добычу.

Она обозвала меня прижимистым подонком и потянулась к бутылке.

– Спасибо, на сегодня с меня хватит, – сказал я, взглянув на часы. – Скоро пять, а день предстоит тяжелый.

Тут неожиданно выяснилось, что она опять хочет есть. Проголодался и я. Не меньше получаса ушло, чтобы сварить кофе, испечь вафли и поджарить хлеб с ветчиной. Еще столько же – чтобы запихнуть все это в рот, выпить несколько чашек кофе и покурить на сытый желудок. Короче, ушел я только в седьмом часу.

Вернувшись в гостиницу, я принял холодную ванну. Это меня немного освежило. Когда тебе сорок лет, джин может заменить сон, но чувствуешь себя после этого не самым лучшим образом.

Одевшись, я сел к столу и сочинил следующий документ:

«Перед смертью Тим Нунен сказал мне, что его убил Макс Тейлер. Наш разговор слышал детектив Боб Максвейн. Я дала детективу Максвейну двести долларов и бриллиантовое кольцо стоимостью в тысячу долларов, чтобы он молчал и выдал убийство за самоубийство».

Положив эту бумагу в карман, я спустился, еще раз позавтракал, в основном крепким кофе, и отправился в городскую больницу.

С утра к больным не пускали, но, помахав перед носом швейцара удостоверением «Континентала» и дав всем понять, что дело у меня сверхсрочное и от него зависит жизнь тысяч людей, я все-таки проник к Мертл Дженисон.

Она лежала одна в палате на третьем этаже. Остальные четыре койки пустовали. На вид ей можно было дать и двадцать пять, и пятьдесят пять лет: оплывшее, изрытое морщинами лицо, заплетенные в косы жидкие русые волосы.

Дождавшись, пока сестра, которая поднялась со мной, вышла, я протянул больной бумагу и сказал:

– Мисс Дженисон, вы не распишетесь?

Страшными провалившимися глазами с набухшими мешками она сначала взглянула на меня, потом на документ, после чего из-под одеяла к бумаге протянулась бесформенная толстая рука.

На то, чтобы прочесть тридцать восемь слов, у нее ушло почти пять минут. Наконец она уронила бумагу на одеяло и спросила:

– Откуда это у вас? – Голос был резкий, раздраженный.

– От Дины Брэнд.

– Выходит, она с Максом порвала? – с неожиданной живостью спросила Мертл.

– Про это мне ничего не известно, – соврал я. – Насколько я понимаю, она просто хочет на всякий случай заручиться вашей подписью.

– И подставить свое дурацкое горло под нож. Дайте ручку.

Я протянул ей ручку и подложил под бумагу блокнот – так и писать удобнее, и документ сразу же окажется у меня в руках. Она нацарапала внизу свою подпись и, пока я тряс бумагой в воздухе, чтобы высохли чернила, сказала:

– Раз ей это надо, я не против. Мне все равно. Я человек конченый. Пропади они все пропадом! – Она хмыкнула и вдруг резким движением откинула одеяло, и я увидел ее обезображенное, распухшее тело под грубой белой рубахой. – Как я тебе нравлюсь, а? Понял, что мне конец?

Я укрыл ее и сказал:

– Спасибо вам, мисс Дженисон.

– Не за что. Мне теперь на все наплевать. Вот только… – тут ее пухлый подбородок вздрогнул, – тошно умирать такой уродиной.

12

Это дело – особое

Из больницы я отправился на поиски Максвейна. Ни в телефонной, ни в адресной книге его имени не было. Я таскался по бильярдным, табачным магазинам, барам, сначала молча искал его глазами и только потом задавал осторожные вопросы. Безрезультатно. В поисках кривых ног я исходил весь город. Безуспешно. Тогда я решил вернуться в отель, вздремнуть, а ночью продолжить поиски.

В холле отеля, в углу, прикрывшись газетой, стоял какой-то человек. Увидев меня, он сложил газету и двинулся мне навстречу. У него были кривые ноги и отвисшая, как у борова, челюсть.

Я на ходу кивнул ему и пошел к лифту. Максвейн последовал за мной.

– Тебя можно на минуту? – прошамкал он мне в затылок.

– Разве что на минуту. – Я остановился, изобразив на лице полнейшее равнодушие.

– Здесь слишком людно, – нервно шепнул он.

Мы поднялись ко мне в номер. Он оседлал стул и сунул в рот спичку, а я сел на кровать и стал ждать, что он скажет. Некоторое время он молча жевал спичку, а затем заговорил:

– Хочу потолковать с тобой начистоту, приятель… Я…

– Ты хочешь сказать, что вчера подошел ко мне не случайно? Что Буша ты сыграл сам, по собственной инициативе, да и то лишь после моего с ним разговора? Что узнал об ограблении, в котором участвовал Буш, от своих бывших дружков, полицейских? И смекнул, что, если удастся связаться с ним через меня, сможешь на нем подзаработать, верно?

– Допустим, но будь я проклят, если держал столько всего в голове.

– Ты много выиграл?

– Шесть сотен. – Он сдвинул шляпу на затылок и, вынув изо рта изжеванную спичку, почесал ею лоб. – А потом все в кости просадил: и эти шестьсот, и еще своих двести с лишним. Представляешь? Шутя выигрываю шесть сотен – а потом должен клянчить четыре доллара на завтрак.

– Ничего не поделаешь, такова жизнь, – утешил я его.

– Это точно. – Он снова запустил спичку в рот, пожевал ее и добавил: – Вот я и решил к тебе зайти. Я ведь когда-то и сам был сыщиком…

– Почему Нунен тебя выгнал?

– Меня?! С чего ты взял? Я сам ушел. Обстоятельства… Понимаешь, жена в аварии погибла, я страховку получил – вот и ушел.

– А я слышал, он тебя выставил, когда его брат застрелился.

– Плохо, значит, слышал. Это потом было. Да ты можешь у него сам спросить, если мне не веришь.

– Какая мне разница? Рассказывай лучше, зачем пришел.

– Я проигрался, сижу в дерьме. Ты ведь сыч из «Континентала», и я догадываюсь, чем ты здесь занимаешься. Я могу пригодиться, сам был сыщиком, все выходы и входы в Бесвилле знаю.

– Значит, шестеркой хочешь стать?

Он посмотрел мне прямо в глаза и спокойно сказал:

– Не понимаю, почему обязательно надо человека обидеть? Неужели другого слова подобрать нельзя?

– У меня есть к тебе дело, Максвейн. – Я протянул ему бумагу, подписанную Мертл Дженисон. – Что ты об этом скажешь?

Он стал внимательно читать, его губы шевелились, спичка прыгала во рту. Прочитав, он встал, положил бумагу рядом со мной на кровать и насупился.

– Сперва я должен кое-что уточнить, – с серьезным видом сказал он. – Я скоро вернусь и тогда все тебе расскажу.

– Не валяй дурака, – засмеялся я. – Неужели ты думаешь, что я тебя отсюда выпущу?

– Ничего я не думаю, – с таким же серьезным видом сказал он, качая головой. – Это ты думаешь, что сможешь меня остановить.

– Не думаю, а уверен, – сказал я, а про себя прикинул: он же здоровый малый, моложе меня лет на шесть и фунтов на двадцать легче.

Он стоял передо мной и с серьезным видом смотрел на меня. А я сидел на кровати и смотрел на него – с каким видом, трудно сказать. Продолжалась эта немая сцена, наверное, минуты три.

Не знаю, о чем в это время думал Максвейн, а я мысленно измерил расстояние между нами и рассчитал, что, если он на меня бросится, я откинусь назад, перевернусь на бок и ударю его ногами в лицо. Он стоит слишком близко, рассуждал я, и достать пистолет не успеет. Но тут мои размышления были прерваны.

– Это паршивое кольцо ни черта не стоит. Еле-еле две сотни за него получил.

– Сядь и расскажи всю историю.

Он опять покачал головой и сказал:

– Сначала объясни, зачем она тебе.

– Чтобы Сиплого посадить.

– Сиплый меня не волнует. Что будет со мной?

– Тебе придется пройтись со мной в полицию.

– Не пойду.

– Почему? Ты ведь свидетель.

– Спасибо! Чтобы Нунен пришил мне взяточничество или, чего доброго, соучастие в убийстве. А может, и то и другое. За ним ведь не заржавеет!

Пустая болтовня.

– Ничего не поделаешь, – сказал я. – Придется тебе с ним повидаться.

– Это мы еще посмотрим.

Я выпрямился и сунул правую руку в боковой карман.

Он кинулся на меня. Я упал на кровать, перевернулся на бок и выбросил вперед ноги. Но не тут-то было: Максвейн, не рассчитав своих сил, врезался в кровать, сдвинул ее, и я очутился на полу.

Я шлепнулся на спину и попытался одновременно вынуть пистолет и залезть под кровать.

А Максвейн, споткнувшись о ножку, перелетел через кровать и приземлился рядом со мной, ударившись головой об пол.

Я приставил пистолет к его левому виску и сказал:

– По твоей милости мы кувыркаемся, точно клоуны на арене. Не двигайся, а то сделаю трепанацию черепа.

Я встал, нашел и спрятал в карман подписанную Мертл бумагу и только тогда велел подняться Максвейну.

– Поправь галстук и надень как следует шляпу, а то с тобой по улице идти неприлично, – сказал я, проведя рукой по его карманам и убедившись, что оружия у него нет. – Хочу тебя на всякий случай предупредить: пистолет у меня в кармане плаща, а палец – на курке.

Он поправил съехавший галстук, надел шляпу и сказал:

– Слушай, теперь я уже все равно никуда не денусь. Забудь про драку, хорошо? Скажешь им, что я сам пришел?

– Ладно.

– Спасибо, приятель.

Нунена на месте не оказалось – ушел обедать. Пришлось ждать целых полчаса у его кабинета. Когда он вернулся, я услышал привычное: «Как поживаешь?.. Вот и отлично» – словом, весь джентльменский набор. Максвейну же он не сказал ничего, только глянул на него исподлобья.

Мы вошли в кабинет. Нунен усадил меня, сам сел за письменный стол, а своего бывшего подчиненного оставил стоять.

Я протянул Нунену бумагу, подписанную больной Мертл. Он мельком взглянул на документ, вскочил и ударил Максвейна в лицо кулаком величиной с крупную дыню.

Максвейн отлетел в сторону и врезался затылком в стену. Стена жалобно скрипнула, и с нее слетела и рухнула рядом с пострадавшим фотография в рамке, на которой Нунен вместе с другими знатными людьми города приветствовал какого-то типа в гамашах.

Толстяк вразвалочку обогнул стол, поднял с пола фотографию и стал колотить ею Максвейна по голове и по плечам, пока она не разлетелась на части.

Затем шеф, тяжело дыша, вернулся к столу, улыбнулся и весело сказал мне:

– Много я перевидел подонков, но такого впервые вижу.

Максвейн уселся на полу и посмотрел по сторонам. Все лицо было у него в крови.

– Пойди сюда, скотина! – заорал на него Нунен.

– Есть, шеф. – Максвейн с трудом поднялся и подбежал к столу.

– Выкладывай всю правду, а то убью!

– Есть, шеф. Все было так, как она говорит, вот только камешек мне достался никудышный. Дала она мне, значит, колечко и еще две сотни в придачу – чтобы язык за зубами держал, ведь я слышал, как она его спрашивает: «Кто это сделал, Тим?», а он говорит: «Макс!» Громко так сказал, отчетливо, как будто хотел, чтобы его услышали. Сказал – и тут же помер. Вот так было дело, шеф, а камешек мне перепал…

– Дался тебе этот камешек! – рявкнул Нунен. – Посмотри, весь ковер мне кровью залил!

Максвейн порылся в кармане, извлек оттуда грязный носовой платок, приложил его к носу и опять забубнил:

– Вот так было дело, шеф. Обо всем остальном я и тогда докладывал, вот только про Макса скрыл. Знаю, виноват…

– Заткнись, – прервал его Нунен и нажал на кнопку звонка.

Вошел полицейский в форме. Нунен показал большим пальцем на Максвейна:

– В подвал его. И пусть ребята из спецотряда с ним разберутся.

– За что?! – завопил было Максвейн, но полицейский вытолкнул его из кабинета.

Одну сигару Нунен сунул мне в рот, другой постучал по бумаге с подписью Мертл и спросил:

– Где эта шлюха?

– Умирает в городской больнице. Прокурора придется везти к ней, ведь эта бумага юридической силы не имеет – я состряпал ее сам. Зато можно обратиться к Каланче Марри. Говорят, Каланча и Сиплый сейчас не ладят. Марри, насколько я знаю, был одним из тех, кто подтвердил алиби Тейлера.

– Да, – сказал шеф, поднял телефонную трубку, вызвал Макгроу и распорядился: – Свяжитесь с Каланчой Марри и попросите его зайти. Тони Агости арестовать. Тоже мне, метатель ножей нашелся.

Нунен положил трубку, встал и, скрывшись в табачном дыму, произнес:

– Я не всегда был с тобой откровенен.

«Что верно, то верно», – подумал я про себя, но промолчал.

– Ты же сам знаешь, что такое работать в полиции, – продолжал он. – Одни говорят одно, другие – другое, и всех надо выслушать. Шеф полиции не всесилен, не думай. Бывает, ты мешаешь тому, кто потом будет мешать мне. Оттого что я считаю тебя своим человеком, ничего ведь не меняется. Лавировать приходится все время. Ты меня понимаешь?

Я закивал, сделав вид, что понимаю.

– Но сейчас я говорю с тобой начистоту. Потому что это дело – особое. Когда наша с Тимом старуха-мать померла, брат был еще мальчишкой. «Смотри, – сказала она мне перед смертью, – не бросай его, Джон» – и я обещал, что не брошу. И вот Сиплый убивает его из-за этой шлюхи. – Он перегнулся через стол и стиснул мою руку. – Понимаешь, куда я клоню? Только теперь, через полтора года, благодаря тебе у меня появилась возможность с ним рассчитаться. Начиная с сегодняшнего дня, так и знай, ни один человек в Берсвилле пальцем тебя не тронет.

Эти слова мне понравились, о чем я не преминул тут же сообщить ему. Мы оба нежно замурлыкали, но тут в кабинет ввели долговязого типа, курносого, круглолицего, веснушчатого. Это и был Каланча Марри.

– Где же все-таки был Сиплый, когда умер Тим? – спросил у Каланчи Нунен, предложив ему сесть и угостив его сигарой. – Ты ведь в тот вечер был в Мок-Лейке?

– Угу, – отозвался Марри, и его острый носик заострился еще больше.

– Вместе с Сиплым?

– Не все же время мы были вместе.

– А когда раздался выстрел, ты с ним был?

– Нет.

Нунен прищурился, и его зеленые глазки вспыхнули.

– А ты знаешь, где он был?

– Нет.

Нунен издал вздох облегчения и откинулся на стуле.

– А раньше ты говорил, черт тебя побери, что сидел с ним в баре.

– Верно, – согласился долговязый. – Говорил. Он меня попросил, я и сказал. Надо же было друга выручать.

– А знаешь, что бывает за ложные показания?

– Да брось ты! – Марри смачно сплюнул в плевательницу. – В суде я ничего такого не говорил.

– А Джерри, Джордж Келли и О’Брайен тоже сказали, что видели его в баре, потому что он их попросил?

– О’Брайен – да. Про остальных не знаю. Выхожу я из бара, а навстречу мне Сиплый, Джерри и Келли. «Пойдем, – говорят, – выпьем по одной». Тут Келли и говорит: «Тима-то пристрелили». А Сиплый ему: «Алиби никому из нас не помешает. Мы все это время из бара не выходили, правильно я говорю?» Сказал и смотрит на О’Брайена, бармена. «Конечно не выходили», – говорит тот. Потом Сиплый посмотрел на меня, и я то же самое повторил. Тогда я его выручил, а теперь прикрывать не собираюсь. С какой стати?

– А Келли, значит, сказал, что Тима пристрелили? А не нашли мертвым?

– «Пристрелили» – так и выразился.

– Что ж, спасибо, Каланча, – сказал шеф. – Нехорошо ты, конечно, поступил, ну да ладно, сделанного не воротишь. Как детишки?

Марри ответил, что дети в порядке, вот только грудной что-то в весе никак не прибавляет. Нунен вызвал прокурора, и Каланча перед уходом еще раз повторил сказанное Дарту и стенографистке.