Изгнание в рай

В итоге возвращались мы домой в самую жару. Маришка побледнела, начала подкашливать, и я решительно отправила ее отдыхать.

Дочь направилась в свою комнату со столь послушным, ангельским видом, что я сразу поняла: спать, как обещала, она не собирается. Ну, пусть просто полежит в постели с книжечкой или даже планшетником – тоже польза.

А мне пора браться за коронное блюдо – клубничный пирог.

Однако, едва я отмерила два стакана муки для теста, на втором этаже тихонько скрипнула дверь. (Какой дом ни «умный», а дверные петли только человек смазать может.)

Интересно, куда моя принцесса направилась? Читать дочери морали я вовсе не собиралась – в конце концов, человеку восемь лет и спать днем в ее годы вовсе не обязательно. Но любопытно ведь! И я на цыпочках перескочила из кухни в мониторную комнату. (Маришка называла ее «Центром управления полетами».)

Я не спросила у Манола, где конкретно в доме располагаются камеры и можно ли вообще наблюдатьза чьими-то передвижениями внутри. Но сейчас убедилась: все имеется. И организовано очень просто, никаких кнопок нажимать не надо.

В данный момент светились лишь два экранчика: один давал картинку с лестничной площадки второго этажа, второй – дочкину спальню. И отчетливо было видно Маришку – она стояла на пороге своей комнаты и настороженно оглядывалась. Я еле удержалась, чтоб не фыркнуть. Шкодный вид, очень шкодный. Не надумала ли моя принцесса украдкой сбежать на пляж? Или, того паче, на свидание к Мите?

Однако нет: пошла Маруся вовсе не вниз – но осторожно, на цыпочках, по коридору, вдоль комнат второго этажа. Картинки на мониторе услужливо сменялись. Вот дочка минует мою любимую гостиную – капитанскую рубку. Дальше на ее пути оказалась пустая гостевая спальня. Маришка открыла дверь, вошла. Заглянула под кровать, приподняла ковер, открыла дверцу шкафа. Что она ищет?.. Комната – я тоже в нее заходила – нежилая. Шкаф пуст, кровать без белья – только покрывало сверху.

Дочка сердито тряхнула головой, снова вышла в коридор. Возле лестницы он расширялся, превращался почти в зал. И прямо здесь располагались несколько огромных, под потолок, книжных шкафов – они придавали дому чрезвычайно интеллигентный вид. Дочка надолго застряла у полок. Достала одну из книг.

Камера услужливо – сама – исполнила приближение.

«Остров сокровищ», – прочитала я на обложке. В восемь лет – самое то, что надо. Интересно, возьмет она Стивенсона с собой?

Но девочка быстро полистала страницы, сморщила нос – и вернула книгу на место.

А я вдруг устыдилась. Зачем за собственной-то дочкой шпионить? Ну, хочется ребенку побыть наедине с собой. Исследовать чудо-дом. Или она для Мити экскурсию готовит. Какая разница? Мое дело сейчас – пирог с клубникой.

Я вернулась на кухню.

Коронное блюдо требовало не только вдохновения, но и тщания. Отделишь неаккуратно желтки – и все, белок не взобьется. Плохо просеешь муку – вкус будет грубоват. Не до конца разотрешь масло с сахаром – станут попадаться неприятные комочки. А каких бед – это вам любая хозяйка подтвердит! – может натворить непривычная духовка!

Но в «умном доме» кухня оказалась напичкана столь неимоверным количеством полезных гаджетов, что я себя не кухаркой ощущала, но творцом, шеф-поваром крутейшего ресторана.

Например, имелась в моем распоряжении специальная рыбка для разбивания яиц – она сама раскалывала скорлупу и лихо затягивала желток в пасть. А чего стоил миксер – чуть не с тысячей различных режимов и скоростей? Форма для пирога тоже оказалась не простая, а с датчиком: при малейшем намеке, что тестоможет подгореть, обещался звуковой сигнал.

И даже хвостики у клубники выдергивать не пришлось: я обнаружила специальное устройство, которое так и называлось: «strawberry tails remover».

С тестом я справилась быстро. Перелила его из миски с функцией «антибрызги» в чудо-противень, антипригарный, с датчиками готовности. Поставила пока на рабочий стол. Рядом установила блюдо с клубникой. И только приготовилась украшать пирог, когда услышала Маришкин зов:

– Мам! Иди скорее сюда!

Голосок, мне показалось, встревоженный.

Ну почему у детей всегда возникают проблемы в самое неподходящее время?

Ведь один из ключевых моментов клубничного пирога – готовое тесто нужно как можно быстрее украсить ягодами и засунуть в духовку, иначе оно осядет.

Я высунулась из кухни:

– Маришка, у тебя что-то срочное?

– Да, очень! – отозвалась дочь.

Но простобросить тесто – значит, насмарку весь труд.

И я, прежде чем выйти из кухни, нашла на панели управления духовкой функцию «keep warm». «Максимум +35», – заверила меня электроника.

Отлично. Это сбережет мой пирог. Ненадолго.

Я поставила противень в духовку.

Выходя из кухни, обернулась. Удостоверилась: функция «keep warm» показывает тридцать пять градусов.

Но через полчаса тесто все равно осядет безнадежно.

Я весьма раздраженно крикнула:

– Мария, что ты хотела?

– Мам, – голос доносился откуда-то сверху, – ты только посмотри, куда я забралась!

Я задрала голову.

Лестница и холл второго этажа снизу просматривались отлично и были пусты.

– Ты где?!

– На чердаке! – радостно доложила дочка.

Вот юная негодяйка!

Прежде чем бежать за ребенком, я заглянула в мониторную – все равно по пути. И с удивлением увидела: все экраны были темные. Чердак оказался всистему слежения не включен. Да и дверь туда я тоже, кажется, не встречала.

– Мама! – требовательно выкрикнула дочь. – Я тебя жду!

Я взбежала на второй этаж. Огляделась. Холл, книжные стеллажи, закрытые двери в комнаты. Никаких лестниц. И никаких следов Маришки. Что за наваждение!

– Мама! – Голосок Маришки теперь звучал весело. – Ты меня видишь?

Я задрала голову и опешила.

В первую секунду мне показалось, дочка стоит на самом верхнем книжном стеллаже, под потолком. И лишь потом я разобрала, что полка является порогом и за ней виднеется вход в комнату.

– Как ты залезла туда? – ахнула я.

– Нашла секретную лестницу! – с восторгом доложила дочь. – Иди к самому дальнему книжному шкафу. Ключ ко всему – «Алые паруса»!

Я ненавидела эту книгу. Красивое вранье – для наивных маленьких девочек. Все они, как когда-то и я, ждали, что их приведут во дворец. А повезло лишь одной Кейт Миддлтон.

Я не успела додумать мысль, добежала до шкафа, замерла в изумлении. Стеллажи книг (утром – я сама видела – они стояли друг к другу вплотную) разъехались в две стороны, между ними появилась узкая лестница.

«Алые паруса» Грина валялись на полу – несчастные, будто подбитая птица. Лестница выглядела совсем ненадежной. Но там, наверху, была моя дочь, и я бесстрашно взлетела по шатким ступенькам. И первым делом убедилась: с Маришкой все в порядке, она румяная и улыбается.

А вотчердак произвел на меня впечатление гнетущее. Опасностью от него веяло. Холодом. И безумием.

Представьте себе комнату без окон, площадью не больше кухоньки в хрущевке, потолок нависает над самой головой. И в это крошечное, пропыленное пространство напихано ужасающее количество золотого, пурпурного, хрустального. На низком потолке висит массивная – только лоб об нее разбить – дворцовая люстра. У стен, обитых красным бархатом, притулились отделанные золотом низенькие шкафы. В углу – потемневшее от времени старинное зеркало, пыльный комод. Перед ним – безвкусный ярко-малиновый пуф.

– Мам, мам! – прыгала дочка вокруг меня. – Смотри, все какое маленькое! Это ведь настоящий дворец – для девочек, для меня! Представляешь, как здорово?

Возможно, восьмилетней дочери безвкусно раззолоченная комнатенка и казалась дворцом. Но я видела в ней совсем другое. Плесень на ярко-желтом. Прорехи на бархате. Клубы пыли по углам. Не убирали здесь пару лет, это как минимум, в носу у меня сразу зачесалось. А для Маришки – мы ведь сдавали тест на аллергены! – пыль и плесень самое опасное. Ей ни в коем случае нельзя находиться здесь!

– Дочь, а ну, быстро вниз! – сурово велела я. – Пока у тебя приступ не начался!

– Мама, – снисходительно молвила дочь, – ну разве ты не понимаешь? Мы с тобой сейчас в сказке, и никакой астмы в ней быть не может.

Глупое маленькое упрямое создание! Я прежде никуда не тащила свою девочкусилком, но сейчас – сделаю это!

Хитрюга будто почувствовала – отскочила от меня в глубь комнатухи. От прыжка из старого ковра взвился буквально столб пыли, и я простонала:

– Мариша! Пожалуйста!

– Какие все взрослые скучные, – презрительно молвила дочка. Топнула ножкой, заявила: – Никуда отсюда не уйду.

Повернулась ко мне спиной, распахнула платяной шкаф и ахнула от восторга:

– Мама! Ты только посмотри!

Пыльный шифоньер оказался забит нарядами.

Десятки платьев. На турнюрах, со шлейфами и пеною кружев. Нежных, девичьих цветов. И – детских размеров.

Дочка схватило одно – и тут же чихнула.

Я решительно вырвала яркую тряпку у нее из рук, рявкнула:

– Вниз!!!

Но Маришка упряма. Прежде чем исполнить приказ, сдернула с плечиков другой наряд, подбежала к порогу своего «дворца», сбросила платье на пол. И лишь потом начала спускаться.

Едва мы оказались в безопасном – без единой пылинки – холле, я потребовала:

– Как закрывается твой тайный ход?

– Элементарно, – снисходительно молвила восьмилетка. – Смотри.

Она подняла книгу Грина, поставила ее в пустую ячейку на полке, чуть надавила – и я рот от изумления разинула. Со скрипом, с каким в провинциальных театрах меняются декорации, ряды фолиантов поползли друг к дружке и плотно сомкнулись.

– Но я обязательно туда пойду еще раз, – заверила меня дочь.

Обняла, просительно потерлась щекой о мое предплечье:

– Мам, я разумная, понимаю: пыль, все дела. Но и ты меня пойми: я никогда в жизни не бывала во дворце. Специальном, для девочек. Давай туда затащим суперпылесос и все вымоем. Пожалуйста!

– Ладно. Там видно будет, – буркнула я.

И подняла с пола платье.

В полумраке комнаты-«дворца» оно мне показалось типичной карнавальной дешевкой. Однако сейчас я увидела шелковую подкладку, пену дорогих кружев. И даже камешки, которыми был отделан лиф, казались не стекляшками, но по меньшей мере гранатами и цирконами.

– Мам, мам, можно я примерю! – прыгала вокруг меня Маришка. – Оно такое красивое, просто вообще обалдеть!

И видно было по ее упрямому личику: не отстанет. А если я заикнусь, что нельзя надевать чужие вещи, – просто расплачется.

Ладно, попробуем рискнуть. Но прежде я велела Маришке как следует намочить одежную щетку. Вышла во двор, изо всех сил встряхнула платье. Выколотила его о перила, потом долго счищала с него пыль. Мимолетом увидела ярлычок: height 128. Точно на мою дочь. И снова в сердце стрельнула тревога. Раньше здесь жила девочка одного с Маришкой роста? Или эта странная, а скорее, даже страшная комната предназначена именно длямоей дочери?

Ф-фу, что за бред? Кому и зачем надо строить для Маришки пыльный дворец?!

Конечно, это было чужое царство. И в отличие от дружелюбного дома – показалось оно мне отталкивающим, враждебным.

…Дочка хотела переодеться в своей комнате и явиться передо мной во всем великолепии, но я, сама не знаю почему, не позволила. Наблюдала, как неловко она натягивает роскошь бархата и кружев на худенькие плечи, воюет с корсетом.

Готовилась рассмеяться, сказать: «Снимай скорее эту безвкусицу!»

Однако, когда платье было надето, я застыла от изумления. Преображение дочери поразило. Только что была пичуга, угловатая и нескладная, но теперь передо мной стояла маленькая принцесса. Причем не девчонка – девушка. Платье каким-то хитрым образом имитировало грудь (хотя у Маришки ничего ещетам нет, зачем потребовала купить ей купальник – непонятно). И талию подчеркивало – при том, что фигурка у моей дочери совсем пока плоская.

Мариша увидела себя в зеркале, запрыгала от восторга:

– Вау, мамочка! Только туфли… туфелек не хватает! Давай прямо сейчас в эту комнату слазим, пожалуйста! Там они найдутся, я знаю! Хрустальные, как у Золушки!

Любуется на себя – а сама побледнела, носик трет, дышит тяжело.

Конечно. Разве вычистишь одежной щеткой многолетнюю пыль?

– Мария! – приказала я. – Немедленно снимай свой наряд!

– Но я хочу туфли!

– Снимай, я сказала!

Получилось непривычно строго. Дочь взглянула опасливо, стала расшнуровывать корсет. По щеке скатилась слезинка.

– Я… я позвоню в управляющую компанию, спрошу, – пообещала я. – Может быть, нам разрешат сдать эти платья в химчистку… Тогда ты сможешь их поносить.

Маришка всхлипнула – и вот уже и на второй щеке слезка.

– Я… я хотела Митю в нем встретить, – прохныкала она. – А ты не разрешаешь! И туфелек нету-у!

И заревела. Пыль плюс слезы. Два самых для астматика опасных компонента.

– Миленькая моя, не расстраивайся, – начала я.

Но дочка взглянула зло. Отпрыгнула. Выкрикнула:

– Мама, ты злая! Злая!

И – будто Бог решил ее наказать за обидные слова – немедленно раскашлялась.

Все, доигрались.

Я подхватила дочку под руку, помогла дойти до дивана, распахнула окно, приказала:

– Дыши! Дыши глубже!

А сама кинулась за ингалятором на первый этаж.

Но добежать до сумочки, где он лежал, не успела. Увидела: из-под кухонной двери валит черный дым. Почему? Откуда?! Если работает «keep warm», температура просто не может подняться выше плюс тридцати пяти.

Я охнула, решительно ворвалась внутрь. Меня сразу обволокло серое марево, я закашлялась. Что горит? Что случилось? Короткое замыкание в проводке? В электрической плите?

А наверху – дочка с приступом астмы. Она уже наглоталась пыли, сейчас до нее вдобавок запах гари дойдет, и тогда все – без «Скорой помощи» нам не обойтись.

Я захлопнула за собой дверь – хоть какое-то спасение для Маришки. Но мне сразу стало вдесятеро сложнее и страшнее. Дым ел глаза, горло, почти ничего не было видно, но я на ощупь пробралась к плите.

Дотронулась до духовки и немедленно отдернула руку. Раскаленная. Но я не включала ее! Не включала!!!

Я открыла дверцу печи и закашлялась от дыма, отшатнулась от отвратительного запаха. А когда копоть и гарь слегка рассеялись, увидела: мой пирог – в антипригарной форме, с кучей датчиков! – превратился в кучку угольков.

Манол примчался – по болгарским меркам – почти мгновенно. То есть через тридцать минут. За это время я успела пореветь, а главное – снять у Маришки приступ, уложить дочку в постель. И даже убедила ее, что ничего страшного не случилось, я не шла долго просто потому, что не могла найти ингалятор. Запах гари на второй этаж, где оставалась девочка, по счастью, не дошел.

Я улыбалась Маришке, успокаивала ее, но сама умирала от страха. И даже не знала, чего боюсь больше: того, что в доме кто-то есть, или своего собственного сумасшествия. У меня провалы в памяти? Я поставила пирог в духовку и включила ее? Но зачем – если я даже клубнику сверху не положила?!

…Манол из моего отчаянного звонка ничего не понял – кроме того, что я хочу уехать. И едва вошел, сразу завел песню: что это мое право, однако деньги за аренду, согласно договору, не возвращаются. Но я резко оборвала его соловьиные трели. Спросила, как можно медленнее и четче, чтобы он наверняка разобрал неродной язык:

– Скажите, Манол, если мы в доме и он стоит на охране – сюда может кто-то войти?

Болгарин не сомневался ни секунды:

– Исключено. Я ведь объяснял вам еще в прошлый раз: здесь многоступенчатая система защиты. Датчики движения и все прочее. Сразу сработала бы сирена, вызов поступил бы к нам на пульт.

– Хорошо, – кивнула я. – А может быть такой вариант, что кто-тонаходится – уже находится! – в доме?

– Кроме вас? – захлопал ресницами Манол и попытался пошутить: – Ну, может быть, комары, мухи. Хотя нет, здесь стоят специальные ультразвуковые отпугиватели.

Рассмеялся собственной шутке, но под моим суровым взглядом быстро сник.

– Пойдемте, – пригласила я.

Отворила дверь в кухню – и поразилась: запаха гари не было. Вообще. Даже намека. Ну да. Тут ведь «умная» система кондиционирования…

Сгоревший пирог (я вынула его из духовки) стоял на столе.

– Как это вы не усмотрели! – осудил болгарин.

Я решила начать издалека:

– Сама удивляюсь. На форме для выпечки стоит датчик. Он должен был подать сигнал, едва тесто начнет не подгорать – всего лишь подрумяниваться. А духовка в таком случае и вовсе должна была отключиться.

– Ну, значит, не сработала электроника, – флегматично отозвался Манол. – Бывает. Счастье, что пожара не случилось.

– Я хотела приготовить клубничный пирог, – продолжала я. – Клубника – вот, она должна была быть сверху. – Я показала ему на блюдо с ягодами. – Но меня отвлекла дочка, я поставила тесто в духовку, чтобы оно не осело, и включила малый подогрев. Понимаете, малый, функция «keep warm»! Вышла из кухни. На полчаса. Потом вернулась…

– Потому что забыли положить в пирог клубнику? – проявил смекалку Манол.

– Черт! – взорвалась я. – Говорю вам: я вообще не включала духовку!!! Функция «keep warm» просто слегка прогревает, но не печет. Она даже находится в другом месте, встроена в варочную панель.

– Не может быть, – уверенно отозвался болгарин.

– Пошли, – снова приказала я ему.

Обернулась и повела парня в мониторную. Манол обреченно топал за мной. Я велела:

– Давайте посмотрим вместе. В кухне ведь есть видеокамера?

– Есть, но… – слегка растерялся Манол, – но те камеры, что в доме, работают не всегда.

– Почему?

– У нас нет такой цели: наблюдать за вами. Да вы и сами бы воспротивились – ведь это нарушение приватности. Поэтому они только иногда включаются. Чтобы проконтролировать, как все системы в доме функционируют.

– Сегодня камеры работали, – отрезала я. – Я сама в них наблюдала, как дочка второй этаж исследует. Кто, кстати, решает, когда их включать, а когда нет?

Манол пожал плечами:

– Автоматика. Если вдруг какой-то сбой, нам только сообщение об ошибке приходит. А мы вас не видим. Никогда, не бойтесь. У нас на пульте картинка только с улицы. Входная дверь. Ворота. Забор и территория вдоль него.

– Хорошо. Найдите мне, пожалуйста, изображение из кухни. За последние полтора часа.

Болгарин не слишком уверенно подошел к клавиатуре. Извлек из внутреннего кармана бумажку со списком команд. Сверяясь с ней, начал жать на кнопки. Замелькали картинки: я пью кофе в капитанской рубке (это еще утром), мы с дочкой выходим на пляж, Маришка на втором этаже крадется вдоль книжных стеллажей…

– Стоп, стоп, – закричала я.

Манол послушно остановил калейдоскоп.

– Вот, видите! – комментировала я. – Вот кухня. Я заканчиваю делать тесто… выливаю его в форму… а потом – Маришка меня зовет на второй этаж… сейчас я включу функцию подогрева…

Но тут картинка погасла.

– Почему? – ахнула я.

– Я ж говорил вам: электроника сама решает – когда снимать, когда не снимать, – усмехнулся болгарин.

– Хорошо, давайте дальше посмотрим, когда я прибегаю, а тут почти пожар!

…Однако следующим изображением сталимы с Манолом. Вместе входим в кухню, я показываю ему на сгоревший пирог…

– Странно, – нахмурился болгарин.

И взглянул на меня подозрительно:

– Вы тут ничего не стирали?

– Конечно, нет! – психанула я. – Во-первых, я не умею. А во‑вторых, какой мне смысл – если я сама, допустим, сожгла пирог – вызывать вас и разводить панику?!

– Да нет, нет, конечно, нет никакого смысла, – растерянно молвил Манол.

– Но в чем тогда дело?! – чуть не плача выкрикнула я. – Как это все объяснить?

– Да не волнуйтесь вы, Юна! – расщедрился на улыбку он. – Я вам все сейчас очень убедительно аргументирую. В доме – перебор с электроникой. И она иногда слишком много на себя берет. Уборка автоматическая, постели сами убираются. Слишком наворотили, отсюда и все беды. Зачем поручать технике вещи, которые издавна горничные делали? Вот мы и получаем парадокс, когда слишком умный мозг не может справиться с простейшей задачей.

– Но в печи куча степеней защиты, – парировала я. – На все случаи! Антипригарная форма. Специальный датчик, если пирог только начинает подгорать. А главное – никакая хозяйка не доверит «умному дому» самому включать духовку. Она всегда сделает эта сама.

– Ой, ну подумаешь, – отмахнулся Манол. – Дала электроника сбой. Хотите – мы вам компенсируем стоимость муки и прочего, что там на тесто пошло.

– Да не надо мне ничего компенсировать, – вздохнула я.

Мне бы понять: почему вдруг?! Дом, прежде столь предупредительный, заботливый, стал проявлять ко мне агрессию. За что? Мы с Маришей ему ничего плохого не делали. Вошли, правда, в секретную комнату с детскими платьями. Может, нельзя было? Но почему?

И я упорно повторила:

– Не верю я в восстание машин… Давайте все-таки посмотрим записи с внешних камер. Раз электроника глючит – в дом запросто мог кто-то войти. А ваши хваленые сирены и прочие датчики не сработали.

– Ну, давайте смотреть, – неохотно произнес Манол. – Хотя у меня рабочий день уже закончился.

– Ничего, – безжалостно молвила я. – Попросите, чтоб заплатили сверхурочные.

Болгарин вывел на экраны изображения с уличных камер. Спросил устало:

– С какого времени будем смотреть? Только – уверяю вас! – случись что подозрительное, мы бы и у себя, в конторе, увидели.

Но я упрямо произнесла:

– Давайте на быстрой промотке, но прямо с утра. С десяти, когда мы с Маришкой ушли на пляж, а потом уехали в город.

– Как прикажете. – Он нажал на «play» и лениво раскинулся в кресле. Впрочем, уже через пару секунд насторожился, прильнул к экрану, вдавил кнопку «стоп».

Я тоже вздрогнула, прищурилась на монитор. На улице, у забора – точно под видеокамерой – стояла женщина. Внимательно смотрела в объектив – и улыбалась. Насмешливо, едко.

– Что ей тут надо? – возмущенно пробормотал Манол.

Вновь нажал на воспроизведение, нахмурился еще больше – однако ничего интересного не последовало. Дама медленно, с достоинством, обернулась – и двинула прочь.

Манол вздохнул облегченно, молвил:

– Обычная зевака. Ничего плохого не делала. Потому в конторе тревогу и не подняли.

– Да… – с трудом выдохнула я.

Я ничего не стала говорить болгарину.

Но тетку, что насмешливо мне улыбалась, я узнала сразу. Это была Лариса. Жена Максима Петровича.

Мой любовник снял трубку на втором гудке.

Я не стала тратить время на table talk – бухнула сразу:

– Макс. Твоя жена здесь.

Пауза. Кашлянул. Наконец произнес – а голос фальшивый-фальшивый:

– Ты уверена, Юночка?

Я перебила, заорала в ответ:

– Это ты очки носишь, а у меня зрение в порядке! Она под забором стояла и прямо в видеокамеру пялилась!

– Вот чертова баба! – устало выдохнул он.

– Ты, я смотрю, и не удивился. Значит, знал? Знал, да?!

– Нет, Юна, что ты! – горячо возразил он. – Конечно, не знал. Я просто видел, что она злится, ревнует…

– Ну удружил! Ну спасибо! Обещал мне: милое, райское, безопасное место! И вообще клялся, что твоя жена про нас не в курсе!

– Она правда была не в курсе. Очень долго, – раздраженно пробормотал Макс. – А совсем недавно нас выследила. Узнала, что у меня дочь. Ну, и понесло ее…

– Извиняйся. Падай в ноги. Моли о пощаде. Или разводись, – перечислила варианты я.

– Да ничего она не слушает… – заблеял Макс. – Заладила: предатель, ненавижу, отомщу! Понимаешь, так еще сложилось неудачно, что раньше она всегда была занята. Хозяйство, дети, кружки. А теперь сыновья уехали и ей просто делать нечего. Вот и сует свой нос, куда не надо.

– Слушай, не надо оправдываться, – перебила я. – Мне плевать, как ты будешь разбираться со своей женой. Скажи, что делать нам?!

– А что тут можно сделать? Не обращай внимания. Потерпи. В вашу крепость она все равно не проберется, – жалобно произнес Макс. – Лариса не диверсант.

– То есть ты предлагаешь мне забаррикадироваться и держать осаду, – саркастически произнесла я. – Нет уж, мой милый, спасибо. Я возвращаюсь домой.

Хвала моему не слишком щедрому любовнику – он не стал упрекать, что стоимость аренды не возвращается. Лишь вздохнул горько:

– А как же море? Ты написала заявление до сентября, у Маришки каникулы, для ее астмы юг очень полезен…

– Спасибо, но мы лучше в Москве.

– Лариса тебе что-нибудь уже наговорила? Сделала? – запоздало поинтересовался Макс.

Я на секунду задумалась.

Манол клялся всеми христианскими святыми, репутацией фирмы и своей собственной, что в дом, когда тот стоит на охране, никто войти не мог. Сгоревший мой кулинарный шедевр – недоразумение, ничего больше. И женщина, что попала в объектив видеокамеры, отношения к этому иметь не может. Категорически.