Изгнание в рай

– Ага, – склонила голову она. – Когда мужчины так говорят, все сразу становится ясно. На сцену явиласьдругая. Могу я узнать, кто она? Чем знаменита?

Попробовать объяснить Насте – про носик кнопочкой, нескладную жизнь и беспомощное, доброе сердце? Но все равно ведь не поймет.

И Михаил перешел к практическим вопросам:

– Аренда дома оплачена до конца года. Можешь тут жить. Свою машину тоже оставь себе.

– А бриллианты сдавать? – зло сощурилась она. – Шубы? Колготок я недавно купила десять пар, дорогих. Еще не распечатывала. Могу вернуть. Подаришь своей… или ей мой размер мал?

– Настюша, – вздохнул Михаил. – Тебе не идет сарказм.

И тут Настюша наконец разревелась. Какой там покер – бросилась ему на шею, взвыла, будто деревенская баба:

– Мишенька, ну пожалуйста! Не бросай меня! Не бросаааай! Что я без тебя делать буду?!

Вот тебе и самая красивая в мире женщина.

«Да чего ты в меня вцепилась?!» – зло думал он.

В ответ не обнимал. Стоял, словно чурбан. Молчал. Ждал, покуда закончится второй акт.

И он завершился – слезы у Насти высохли. Отступила от него на шаг, гордо задрала подбородок:

– Ладно, компьютерный гений. Все я поняла. Будь счастлив. Но я о себе еще напомню. В самый неподходящий момент. Как граф Монте-Кристо. Так отомщу – мало не покажется.

– Господи, да что я тебе сделал? Предал? Ограбил?

– Ты меня бросил. А женщины этого не прощают! – отрезала она.

Гордо обернулась, на пороге комнаты притормозила, саркастически поклонилась:

– Благодетель! Машинку бэ-у он мне подарил. На убогой дачке позволяет пожить!

(Это про дом на Рублевке площадью триста квадратов, аренда которого Томскому обошлась в деньги заоблачные.)

Сузила глаза и припечатала:

– Чтоб сегодня же – духу твоего здесь не было!

* * *

Наши дни

Болгария

Два дня Лариса кружила вокруг лэптопа. Даже ночью просыпалась, проверяла входящие.

Но компьютер исправно присылал спам, а единственного письма, что могло бы изменить все, так и не было.

Видимо, ее отчаянный посыл до адресата просто не дошел. Не читает ведьглыба, президент, Бог все письмишки, что приходят в адрес его фирмы. Надо бы принять сей факт – и успокоиться.

Однако, когда тебя только что предал муж, все воспринимается болезненнее, острее. Странно.

Лариса себя уверила:он читает ее письма. Но не отвечает – намеренно. Просто плюет на нее. Игнорирует.

И от очередного небрежения сначала стало очень обидно. А потом она разозлилась.

По-хорошему мужики не понимают.

Значит, будем с ними по-плохому.

В полдень Лариса заказала в номер огромную пиццу и бутылку воды, чтобы больше не выходить, не тратить время на рестораны и магазины.

Закрыла глаза, помассировала веки – она всегда таким образом призывала вдохновение перед началом серьезной работы.

Женщина еще никогда не писала программы-взломщики, но все в жизни бывает в первый раз. Говорят ведь: после сорока жизнь только начинается!

* * *

Юна

Глупо быть неисправимой оптимисткой, но я – такая. Пока дом мне показывал крабов на ночном пляже, подогревал кресло и заваривал чай, я с удовольствием верила, что он обо мне заботится.

Но и сейчас, после последних событий, я никак не могла поверить, что особняк-корабль мне мстит. И не могла заставить себя его бояться.

Лучше принять версию Манола. Здесь слишком много электроники. А я в компьютерах ноль, да еще и рассеянная. Вот и получаю проблемы.

К тому же практический момент: деваться мне все равно некуда. Квартира в Москве разгромлена. Жить у Максима я не хочу.

А вариант – остаться в Болгарии, но перебраться куда-нибудь в пансионат – категорически отвергала моя дочь.

– Мам, у нас самый лучший, самый удивительный в мире дом! Никуда отсюда не поеду, – категорически заявила она.

Наверно, я могла бы уговорить Маришку.

Если бы не Митя.

Мальчишка каждый день приходил нас проведывать. Вел себя идеально. Со мной – галантный, с Маришкой – заботливый. Водил дочку на пляж, вместе плавали в бассейне, гуляли по саду, болтали в шезлонгах, лазили на спортплощадке. А любимым занятием у обоих стало раздавать дому приказы: «Лед!», «Сок!», «Музыка!»

Я нервничала. Полагала, что заводить кавалера в восемь лет – это очень рано.

Но Елена – она тоже часто приходила к нам в гости – смеялась над моими страхами:

– Юна, о чем вы, какой кавалер? Митя поглядывает на четырнадцати-пятнадцатилетних. А Маришка ему как младшая сестренка. Он всегда у меня просил, и я бы рада родить… да куда – двух детей без отца?

Елена, как и я, была не замужем.

Но, в отличие от меня, на богатого любовника не полагалась.

– Немного сложно полностью на себе все тащить, зато – свобода!

И не скупилась, щедро делилась со мной своими, как говорила, «наработками».

Однажды, когда мы ужинали в любимой всеми «Боруне», к ней подошел поздороваться обаятельный молодой болгарин.

С виду беспечный, загорелый, но летний костюм – явно не дешев и глаза усталые, цепкие.

– Георгий, наш мэр, – познакомила нас Елена.

А когда увидела, каким взглядом я провожаю симпатягу, мимолетно бросила:

– Не женат. И прекрасно играет в теннис. Можем сыграть микс.

– Ой, да о чем ты? – отмахнулась я. – Из меня такой игрок…

Но против воли представила мускулистого болгарина в майке и шортах, он сильно, уверенно подает, я страхую у сетки, перехватываю после приема мяч, противники теряются, а я – красиво забиваю им с лета. Юбка развевается, пахнет морем и мужским телом.

Я, конечно, захватила с собой в Болгарию ракетку и форму.

Максим не возражал, когда я занималась со стареньким тренером или перекидывалась мячиком с приятельницами. Но играть микс с мужчиной?

Нет, я никогда не решусь.

* * *

Лариса просидела за компьютером девятнадцать часов кряду, и к семи утра ей стало казаться: она нащупала брешь. Любой гений бессилен против ярости обманутой женщины.

«Еще день – и бастион рухнет».

Но в данный момент больше работать она не могла.

Понимала: при всей ее ненависти к прогулкам вдоль моря нужно пройтись, развеяться. А то будто туман окутал. В глазах щиплет, в голове шумит. Плюс ощущение чрезвычайно неприятное: будто за ней наблюдают.Не сводят глаз.

Она выглянула в окно, приоткрыла дверь в коридор, заглянула в ванную. Что за паранойя? Никому, конечно, нет никакого дела до немолодой и некрасивой российской туристки.

«Может, этоон смотрит на меня? Через мой же компьютер?!»

Лариса инстинктивно захлопнула крышку лэп-топа. Выдернула вилку из сети.

Успокойся, истеричка! Ты просто устала. Тебе нужно какао из автомата. Прогулка. И спать. Чтоб сегодняшней ночью Сезам открылся.

Лариса сменила пропотевшую футболку и выползла на божий свет. Вдруг вспомнилось: ей двадцать два, пятый курс, они всю ночь колобродили в общаге и, пьяненькие, веселые вышли встречать новый день. Кто тогда держал ее за руку? Точно не Макс. У них в институте много было бесшабашных, остроумных разгильдяев. Но она все искала надежное плечо, крепкий тыл. Чтоб семью обеспечивал.

И вот итог.

Утреннее небо по-прежнему прекрасно. Только она уже не молода, не красива. И одна. Одна – против всех.

Лариса быстро шла по набережной. Городок только просыпался. Мусорщики грохотали баками. Сонные подростки терзали кофейный автомат. Молодящиеся дамы в кроссовках и наушниках делали вид, что им радостно бежать вдоль кромки моря.

В Агатополисе народ помешан на спорте. Повсюду бесплатные тренажеры, футбольное поле, волейбольные площадки. На теннисном корте даже сейчас, в несусветную рань, четыре чудака гоняются за одним крошечным мячиком.

Ларису чужая спортивная активность раздражала до чрезвычайности. Хотела отвернуться, но вдруг заметила: светлый хвост, зеленые глаза, до безобразия стройные ноги. Мать честная! Юна!

Выиграла мяч. Партнер покровительственно треплет ее по плечику. Мерзавка мимолетно прижимается к нему, улыбается радостно.

Ах ты змея!

Лариса даже не сразу поняла, радоваться ей или злиться.

Но пришла в себя быстро. Достала айфон. Укрылась за потрепанным кипарисиком.

Парочка Юна плюс красавец выигрывали мяч за мячом и каждый раз обнимались. Поэтому у Лары получилось немало просто чудесных фотографий. Она немедленно их отослала – на электронный адрес Максима.

И поспешила обратно, в гостиницу, в логово. В глазах уже не щипало, мигрень сама собою прошла. Можно, наверно, не спать, а продолжить работу прямо сейчас.

* * *

Двенадцать лет назад

Стоило Томскому поселиться вместе с Кнопкой – и вся размеренная, разграфленная, идеально организованная жизнь пошла прахом. Какой там домашний уют, какие обеды или молоко с медом на посеребренном подносе?!

Будними днями Нина Васильевна пропадала на работе. Но и в выходные домашним хозяйством особо не увлекалась.

В субботу с утра, например, загорится: «Борщ к обеду сварю!»

Лезет в Интернет – выбирать самый лучший рецепт. И – зависает во Всемирной паутине до вечера.

Даже Томский (сам частенько забывающий поесть) проголодается, выйдет из кабинета:

– Эй, Кнопка! А где твой борщ?

Нина Васильевна в ужасе вскидывается: «Как? Уже шесть часов?!» Ахает, кается, мчится в магазин за сосисками.

И за собой, в отличие от рафинированной Насти, Кнопка особо не следила. Обожала (как и сам Михаил) широченные, мягкие треники. Красилась редко, волосы феном сушила по особым случаям, обычно просто заматывала голову полотенцем да и заваливалась спать.

И вообще она многое делала неправильно, нескладно. Не так, как учат девушек глянцевые журналы. Никогда не спрашивала его: «Как прошел твой день?» Не повторяла, словно мантру: «Какой ты умный!» И много болтала сама – о вещах, Томскому решительно неинтересных. Про своих детдомовцев, дурынду директора, ворюгу повара. Но онк словам и не прислушивался. Зато думалось под ее неразборчивый, писклявый ручей-голосок очень продуктивно.

До работы ей теперь было добираться полтора часа в один конец, но бросить свой сиротский приют девушка упорно отказывалась.

– Дома целый день сидеть, деньги с твоей карточки тратить?! Ни за что не буду, даже не проси!

– Ну, учиться иди. Хотя бы на английский – всегда пригодится, – пытался подсказать Томский.

– Да ну, Миш, не хочу. Я институт-то еле осилила, каждый день мечтала: вот защищу диплом, и все, больше никогда. Я, конечно, официально дурочкой не считаюсь… но мозгов у меня негусто. Сам, что ли, не видишь?

– А спортивный клуб? Автошкола? Кулинарные курсы? – проявлял фантазию он.

– Миш, Миш, ну пожалуйста! – взглядывала исподлобья, в глазах чуть не слезы. – Тебе что, стыдно? Из-за того, что я в детдоме работаю?!

– Да трудись ты хоть в морге, – хмыкнул он.

Жаль ему, что ли, дать смешной Нине Васильевне полную волю?

И каждый день, чем ближе к концу рабочего дня, тем чаще расплывался в улыбке. Потому что скоро домой, и там его ждет Кнопка, и наверняка она опять накуролесила. Пришла с работы пораньше, чтобы приготовить ему что-нибудь вкусненькое. Испортила, выбросила, пытается теперь отчистить пригоревшую кастрюлю и рыдает. Или вовсе забыла об ужине и болтает по скайпу с приемной мамой. Или мальчишек из своего разлюбезного детдома в гости пригласила, а те, пока гостеприимная хозяйка хлопотала на кухне, выдули на балконе все его пиво. И бедная Кнопка теперь страшно переживает. А что творилось, когда она волосы решила подкрасить – сама, дома! Встретила его в слезах, в платочке, умоляет: «Ты только на меня не смотри!» Но он, конечно, не удержался, заглянул под покров и расхохотался гомерически: ярко-ярко красный. Чудо, а не девчонка!

…Сева выбор Михаила решительно не одобрял:

– Извращенец ты, Томский! С райской птицей жил – зачем-то выгнал. Завел себе воробьишку.

Программист в ответ огрызался:

– Мое дело.

А Сева поднимал назидательно палец:

– За твоей психикой ранимой – постоянный пригляд нужен. И Настя с этим прекрасно справлялась. А детдомовка твоя – сама сумасшедшая. Что бывает, когда сходятся вместе два фрика? Правильно. Дурдом.

Михаил от мрачных пророчеств отмахивался. Хотя понимал: Сева прав. Они с Ниной, действительно, если не психи, точудики. Оба.

Да еще и ни хобби общего, ни интересов.

Но однажды он спросил:

– Кнопка, у тебя есть мечта?

– Есть, – серьезным тоном ответила девушка.

– И какая?

– Свой дом.

– О, хоть что-то! – обрадовался он. – Я тоже об этом думал.

А девушка погрустнела:

– Ты в таком жить не станешь. Я хочу обязательно в глуши. В полной. Чтобы никаких людей – на сто километров. А кругом – красиво-красиво. Будто я умерла и это рай: деревья, птицы, горы, море, высокие облака…

– Туалет на улице, вода в колодце. – Михаил слегка сбил ее пафос.

– Ну и что? – не смутилась Кнопка.

– А продукты как добывать? Разведешь коз, станешь копать картошку?

– Ой, нет. Я сельское хозяйство не люблю.

– Кнопка, – усмехнулся он. – Иногда мне кажется, что тебе лет десять, не больше. Ладно. Допустим, продукты тебе на вертолете будут доставлять. Но как ты время станешь коротать в своей глуши? Без телевизора, без людей?

– Придумывать буду, – ни секунды не колебалась девушка.

– В смысле? Ты роман, что ли, пишешь?!

– Нет, ну, что ты! – смущенно улыбнулась она. – Я придумываю всякие бесполезные глупости.

– Это как?

– Ну… например, у моей мамы приемной всегда пироги подгорали. Что она только ни делала – и воду в духовку ставила, и огонь дополнительным противнем закрывала. Но они все равно горят. Я тогда для нее придумала прибор специальный. Очень простенький. Гибрид таймера, термометра и пожарной сигнализации. Он определял готовность пирога и сам выключал духовку. Маме очень понравилось.

– Ничего себе! – Томский смотрел на нее во все глаза. – Ты, оказывается, изобретательница! А патент получила?

– Мне предлагали, – смутилась она. – Да лень стало бумаги оформлять.

– И много ты таких штучек напридумывала?

– Да нет, что ты. Две, может, три мелочи. Я потом на работу устроилась – и стало не до того. Но если жить в глуши, никто не дергает – ух, я бы развернулась! Глупо, да?

– Почему глупо? Нормально, – улыбнулся Михаил. – А я хочу, чтобы в моем доме все электричество было от солнечных батарей.

– Идея хорошая, – хихикнула Кнопка. – Но только солнце ярче всего светит летом в полдень. А людям тепло и свет нужны вечером и зимой. Неразрешимое противоречие. Особенно в нашем климате.

– А я его разрешил, – победно улыбнулся Томский. – И уже давно нарисовал чертеж, как построитьхранилище для солнечной энергии. Будет в хорошие дни собираться, накапливаться и оставаться до нужных времен. Объем у агрегата – как большой чемодан, мощность – сорок киловатт.

Обычно (давно заметил) на слове «киловатт» любую девушку сразит зевок. Но Нина Васильевна отреагировала восторженно:

– Мы, получается, сможем полностью сэкономить на электричестве? Да сорока киловатт – и на отопление хватит!

Михаил довольно улыбнулся:

– Похоже, Кнопка, мы с тобой на одном языке говорим.

…Он тоже всегда хотел жить в собственном доме. Но, в отличие от фантазерки Нины Васильевны, не собирался уезжать далеко от цивилизации. Пусть город, люди будут рядом – километрах в десяти. Асфальтовой, разумеется, дороги.

Вместо абстрактной картины «как в раю» у него имелось очень конкретное желание: дом обязательно должен стоять на высоком обрыве. И чтобы кругом – куда ни кинь взгляд – только море.

А еще Михаилу мечталось, чтобы в его логове жил лишь он сам. И, возможно, жена. Но никаких экономок, садовников, горничных. Однако убирать или заставлять драить полы супругу он тоже не собирался. Есть решение куда изящнее: оборудовать свое убежище по только что появившейся технологии «умный дом». Пусть дорого – зато удобно.

…Однажды, когда еще жили с Настей, Михаил рассказал подруге о своей мечте. И та восторженно захлопала в ладоши: «Замечательная идея! Какой ты умный!» Однако после того разговора при каждом удобном случае подпускала шпильку, что жить отшельником – верный способ сбрендить, особенно для него, человека с неустойчивой психикой. И что настоящая жизнь может быть только в центре большого города.

А переубеждать красавицу Настю, Михаил знал, затея бессмысленная. Да и все равно на тот момент денег было только дачу снимать да изредка бриллианты спонсировать.

Однако сейчас, когда на подходе большие – по-настоящему большие! – деньги… да еще он, кажется, нашел единомышленницу…

– Кнопка, – задумчиво произнес Михаил, – мне твоя мечта нравится. Но скажи, что будет, когда у тебя родятся дети? Как ты их в школу думаешь возить, когда на сто километров вокруг никого?

– Ну… – смутилась Нина Васильевна. – Я так далеко не загадывала. Раз дети… можно что-нибудь другое придумать…

– Но в целом ты не против – жить в одном доме со мной?

– Ты еще спрашиваешь? – просияла она.

– Только я возьму тебя туда при одном условии. Ты должна изобрести для меня туалетный пюпитр.

– Что?

– Еще одна моя давняя мечта. Чтобы сидеть в туалете и журнал в руках не держать – он уже стоит на высокой подставке передо мной. И главное, страницы сам переворачивает. Голосовая команда или еще как-нибудь. Придумай сама.

– Миша…

Она взглянула на него жалобно, и слезы вдруг полились по ее лицу.

– Кнопка, ты что?! – всполошился он.

А девушка, всхлипывая, бросилась ему на шею, забормотала бессвязно:

– Миша, Мишенька! Неужели ты правда хочешь, чтобы мы вместе дом построили? И потом в нем жили?! Детей растили? Да такого быть просто не может! Я дурочка, детдомовка, а ты мне предлагаешь такое!!!

Он подхватил ее на руки.

И подумал: какое счастье, что с ним не красавица Настя, а эта нелепая, трогательная девчонка.

* * *

Михаил всегда считал детей бесполезными, шумными, чрезвычайно обременительными созданиями. Когда Настя говорила, что еще молода, хочет пожить для себя, охотно с ней соглашался. Надеялся, что вопрос с продолжением рода будет каждый год благополучно откладываться, пока не отпадет навсегда.

Но когда в его жизни появилась недотепа Кнопка, Михаил не то что задумался о наследниках. Но стал – гипотетически, игра ума, ничего больше! – прикидывать: какие бы у них вышли дети?

Мальчик, наверное, получится в него. Старательный, серьезный, талантливый. Возможно, странный, даже аутист. А девочка – он почему-то не сомневался – выйдет очаровательной глупышкой. Станет таскать из школы «двойки» и виновато улыбаться.

Именно такую дочку ему и нужно.

Кнопка, правда, тоже утверждала, что рожать не собирается. Но мотивы у нее совсем другие были, нежели у рафинированной Настеньки. Нина Васильевна обожала завести свою лебединую песню: что в детдомах огромное количество отказников. И вся будущая жизнь малышей зависит от того, будут ли они расти в семье, на руках у мамы, или в казенных кроватках с деревянными заборчиками.

Михаил, безусловно, сочувствовал брошенным детям. Однако ребенка – простите за эгоизм – предпочитал своего. Кровного. И месяца через три после того, как стали жить вместе, решительно озвучил свою позицию:

– Усыновить без моего согласия ты все равно не сможешь. Поэтому давай договариваться. Сначала рожай мне двух своих, а дальше будем детдомовских брать. Сколько скажешь, хоть десяток.

– Куда мы их денем столько! – рассмеялась она.

– Ничего, – отозвался Томский. – Дом построим большой, места всем хватит.

Думал, обрадуется, что пришли к модному в те времена словечку «консенсус», но Кнопкины глаза погрустнели:

– А я сегодня на сайте отказников такую красотку видела, двух месяцев от роду. Абсолютно здорова, глазки грустные…

Но Михаил отрезал:

– Нет, милая. Хочешь дочку – рожай сама. От меня.

– Ладно, – покорно отозвалась она. – Как скажешь.

Но когда через месяц вручила ему тест с двумя полосками, лицо ее было абсолютно перепуганным.

Пролепетала:

– Миш, я думала, ошибка… Но это третий. Значит, точно: беременность.

Он чмокнул ее в нос:

– Молодец, заказ выполнила. Открываем шампанское – или ты теперь только морковный сок?

– Ты правда не сердишься? – недоверчиво спросила она.

– За что?

– За то, что вся жизнь твоя пойдет кувырком, – тяжело вздохнула она.

– Да ладно. Ну, будут временные трудности. Как у всех.

– Нет, Мишка, не как у всех, – пробормотала Кнопка. – Я сама несносная, а теперь еще ребенка на тебя повешу. Всеволод Семенович рассердится.

– Нин, ты с ума сошла? Кому какое дело до его мнения?

– Но твой друг прав, – вздохнула Кнопка. – Ты – необычный человек, у тебя очень важная работа. Тебя все должны беречь, пылинки с тебя сдувать. А тут вдруг младенец. И мамаша – полностью бесполезная.

– Кнопочка моя милая, да ты замечательной мамой будешь!

Но она опустила глаза:

– Ой, Мишка, я такая сволочь. Я тебя обманула… нет, даже хуже! Предала тебя. По полной программе.

– Что за ерунда? – растерялся он.

– Мне сразу надо было… Когда про детей заговорили… Сказать, что мне нельзя. И предохраняться как следует. А я… а я подумала: пусть Бог решает.

– Кнопка, что ты такое говоришь?!

– У меня порок сердца. Тяжелый. Рожать врачи запрещают. То есть можно, конечно, но шансы, что умру, – пятьдесят на пятьдесят. Я-то рискнуть готова, даже не сомневайся. Но чтоты будешь делать, если один с малышом останешься?

Он долго молчал. Потом зло, отчаянно выдохнул:

– Ну, ты даешь.

– Да ладно, Миш, ты не волнуйся… я все поняла… Если ты считаешь, что я сглупила, я от него избавлюсь.

– Хороший подход! – вспылил он. – Сначала сделать то, что делать нельзя. А потом младенца убивать. Он здесь при чем?

– Миша, не говори так. Пожалуйста.

– А что мне тебе говорить? – заорал он. – Хорошо, скажу по-другому. Ты просто дура. Типичная баба-дура! Вместо того чтоб решать проблему, ждала, что само рассосется!

– Я тебе предлагала ее решить, – буркнула Кнопка, – малыша из детдома взять.

– Из детдома мне не нужен.

– Но…

– Ты бесплодная? Или носитель аномального гена?

– Да что ты такое говоришь?!

– Только то, что порок сердца – при современном развитии медицины – это вообще ерунда.

– Тогда почему ты злишься? – слегка повеселела она.

– Потому что беременность с твоей болезнью надо было не с бухты-барахты, а нормально планировать. Готовиться к ней. Заранее пройти курс лечения. Перед зачатием в какой-нибудь санаторий съездить. Тебе врачи об этом разве не говорили?

– Говорили, – опустила голову она. – Но я боялась тебе признаться. Вдруг ты бы тогда меня вообще выгнал? Зачем я тебе? Некрасивая, глупая. Да еще и больная.

– Хочешь, Кнопка, правду? – рубанул он. – Сам не знаю, зачем ты мне. Да и все кругом удивляются.

Крепко обнял ее, прижался носом к заплаканной щеке. Шепнул:

– Но уже не денешь тебя никуда. Ничего, выживешь. Мы все выживем. Все трое, не волнуйся.

* * *

Зря Кнопка боялась, Сева ругаться не стал.

Наоборот, пожал Михаилу руку. Сказал:

– Большая семья – дело хорошее.

И немедленно скатился на мораль, добавил:

– Может, хоть теперь образумишься. Будешь компьютерные игрушки писать, а не формулы бесполезные. Подгузники нынче дорогие.

Акимов Кнопке и кардиолога нашел, и клинику, куда брали рожать сердечников.

Бедная Нина Васильевна вернулась оттуда подавленной:

– Миш, там пальмы кругом. И пол паркетный. А контракт на роды стоит… я тебе цифру даже не скажу. Где мы столько денег возьмем?

– Ха, Кнопка! – усмехнулся программист. – Плохо ты меня еще знаешь. Я как тот богатырь на печи. Когда все спокойно – лежу, ленюсь. Встаю, только когда совсем припрет. И чем больше денег нужно – тем лучше я работаю.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Остановить у ворот?(болгарск.)

2

Ты жена олигарха(болгарск.).

3

Комменсализм – ситуация, когда одна из популяций извлекает пользу от взаимоотношения, а другая не получает ни пользы, ни вреда.

4

Цены 2003 года.