Алый Принцип

Глава 1. Фарфоровая ловушка

Ветер с Невы бился в панорамные окна, словно неприкаянная душа, жаждущая тепла. За стеклом, прошитая огнями ночных мостов и мокрым блеском брусчатки, лежал Санкт-Петербург. Не тот, что видят туристы – с позолотой дворцов и разудалыми гульбариями. Это был город-сфинкс, город-тень, где величие архитектуры скрывало подворотни, пахнущие кровью и деньгами. Город, которым ее семья правила так же давно и неоспоримо, как Романовы когда-то.

Алиса Волкова стояла неподвижно, вглядываясь в эту пульсирующую темноту. Ее отражение в стекле было идеальным и безжизненным, как манекен в витрине бутика на Итальянской. Платье – узкое, черное, без единого намека на легкомыслие. Волосы, цвета воронова крыла, убраны в строгую, безупречную гладь. Ни одной лишней детали. Ни одной слабости.

Ей только что исполнилось восемнадцать. Совершеннолетие. В их мире это означало не право голоса или покупку алкоголя. Это означало официальный выход на сцену, где главные роли отыгрывались до последнего вздоха. Подарком от отца стал не кабриолет или остров в океане, а небольшой, но смертельно важный пакет акций в одной из его многочисленных компаний-прокладок. И бриллиантовая брошь в виде волчьей головы – новый, усовершенствованный электрошокер. Элегантно и по делу.

«Поздравляю, Алиса. Теперь ты не просто моя кровь. Ты – мой партнер», – произнес тогда Виктор Волков, и в его голосе прозвучала неподдельная, леденящая душу гордость.

Партнер. Слово пахло старым пергаментом, порохом и холодной сталью.

В спальне, больше похожей на апартаменты пятизвездочного отеля, царил безупречный порядок. Ни одна вещь не лежала не на своем месте. Ни одна эмоция не должна была быть выставлена напоказ. Лишь у огромного мольберта, затянутого холстом, царил творческий хаос. Там, под плотной тканью, пряталась ее тайна. Ее исповедь. Яростные мазки ультрамарина и киновари, рождавшие не пейзажи и не портреты, а сгустки чистого чувства – ярости, тоски, отчаянной надежды. Это был ее крик, который никто и никогда не должен был услышать.

Раздался тихий, почтительный стук в дверь. Не отец. У Виктора Волкова был свой, особый ритм, по которому его узнавали за версту.

– Войдите, дядя Костя, – сказала Алиса, не оборачиваясь. Она узнала его шаги – тяжелые, уверенные, прошедшие сквозь грязь и асфальт бесчисленных улиц.

Дверь открылась беззвучно. Константин, мужчина с лицом старого боксера и глазами, видевшими слишком много, чтобы еще чему-то удивляться, вошел внутрь. Он был одет в безупречный, но простой костюм, скрывающий мощь его плеч и прижимавший к боку кобуру с вечным «Стечкиным».

– Алишенька, – его голос был низким, хрипловатым, словно просеянным через мелкий гравий. – Спускайся. Отец ждет в кабинете. Гости скоро будут.

– Какие на этот раз? – спросила она, наконец отрываясь от окна и поворачиваясь к нему. – Банкиры из Швейцарии? Политики, нуждающиеся в «спонсорской поддержке»? Или, может, артисты, жаждущие покровительства?

В ее голосе не было высокомерия. Лишь усталая констатация факта. Она была частью сделки, частью декораций. Юная, красивая, умная наследница. Идеальная витрина для империи, построенной на песке, бетоне и костях.

Костя покачал головой, и в его глазах мелькнула тень чего-то, что Алиса с детства читала как тревогу.

– Не угадала. Сегодня… особая встреча. – Он сделал паузу, подбирая слова. – Будь осторожна. И помни, стены не только слушают. Стены смотрят.

Это было странное предупреждение, даже для их мира. Алиса почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она кивнула, выражая понимание, которого на самом деле не было.

– Я сейчас.

Костя задержался на пороге, его взгляд скользнул по затянутому холсту на мольберте.

– Рисуешь? – спросил он мягче.

– Пытаюсь, – ответила она, и это была единственная правда, которую она могла себе позволить в этот вечер.

Он кивнул и вышел, закрыв дверь.

Алиса подошла к мольберту и на мгновение прикоснулась к грубой ткани. Под ней скрывался портрет. Не ее отца, не дяди Кости, не кого-то из их свиты. Смутные, сбивчивые черты человека, которого не существовало. Мужчины с глазами, в которых была тишина и покой. Ее вымышленный спаситель. Ее потаенная тоска.

Потом она повернулась и вышла из комнаты, снова надев маску принцессы Волковых. Маску, которая с каждым днем все больше прирастала к коже.

Внизу, в бальном зале, уже слышались приглушенные голоса и звон хрусталя. Но Виктор Волков ждал ее не там. Его кабинет был святая святых, мозг и сердце всего предприятия. И встреча там не сулила ничего хорошего.

Она спускалась по мраморной лестнице, ее каблуки отбивали четкий, безжалостный ритм. Предчувствие, острое и холодное, как лезвие, сжимало ей горло. Что-то шло не так. Что-то должно было измениться. Навсегда.

«Будь осторожна», – сказал дядя Костя.

Она и была осторожна. Всю свою жизнь. Но сейчас ей показалось, что этой осторожности уже недостаточно. Игра начиналась новая. И правила ей были неизвестны.

Кабинет Виктора Волкова был царством контролируемой мощи. Здесь не было вычурной золотой лепнины или кричащих картин в золоченых рамах, как в других комнатах особняка. Стиль был строгим, почти спартанским: стены, обшитые темным дубом, приглушенное освещение, исходящее от бронзовых бра, и одинокий массивный стол из черного дерева, на котором стоял лишь современный моноблок и старинный письменный прибор из цельного куола обсидиана. Воздух был густым и тяжелым, пропахшим дорогим табаком, старыми книгами и безраздельной властью. В этом кабинете принимались решения, от которых зависели судьбы городов и биржевые курсы. Здесь рождались приказы, которые люди выполняли, не задавая вопросов.

Виктор Волков стоял спиной к двери, глядя на камин, где плясали живые языки пламени. Его фигура в идеально сидящем темно-сером костюме не нуждалась в лишних аксессуарах, чтобы демонстрировать силу. Он был ее воплощением.

– Заходи, Алиса, – произнес он, не оборачиваясь. Его голос был низким, бархатным, способным усыпить бдительность кого угодно. Но Алиса с детства слышала в нем стальную струну, всегда натянутую до предела.

Она вошла, чувствуя, как тяжелая дверь бесшумно закрылась за ней, отсекая ее от внешнего мира. Она остановилась посередине комнаты, сохраняя почтительную дистанцию. Правила игры были выучены давно.

– Ты выглядишь превосходно, – сказал он наконец, поворачиваясь к ней. Его лицо, с резкими, аристократическими чертами и пронзительными серыми глазами, было спокойно. Но в уголках губ таилась тень чего-то, что заставило Алису внутренне сжаться. – Совсем взрослая.

– Спасибо, отец. Ты хотел меня видеть.

– Да. Присаживайся.

Он указал на одно из двух кожаных кресел перед камином. Сам занял второе. Это был ритуал. Разговоры у огня всегда были о самом важном.

– Война с Орловыми, – начал Виктор, не глядя на дочь, уставившись на пламя, – переходит в фазу, которая мне невыгодна. Открытое противостояние, перестрелки на улицах, внимание СМИ и, что гораздо хуже, внимание силовых структур. Это дурной тон. И плохой бизнес.

Алиса молчала, зная, что это лишь прелюдия.

– Кирилл Орлов, – продолжил отец, и имя это прозвучало как плевок, – окончательно потерял берега. Его амбиции затмили разум. Он хочет не просто отнять у нас долю рынка. Он хочет стереть нас в порошок. Уничтожить наследие Волковых. Лично меня он уже вызвал на дуэль, по понятиям. Старомодно и глупо.

Он помолчал, давая ей осознать сказанное. Вызов на дуэть от главы враждующего клана – это не просто объявление войны. Это символ, возвращение к самым диким, кровавым законам прошлого. Это означало, что договориться уже невозможно.

– Что мы будем делать? – тихо спросила Алиса.

Виктор наконец повернул к ней голову. Его взгляд был тяжелым, испытующим.

– Мы будем использовать их же дикость против них. Но для этого нам нужен союзник. Не из нашего мира. Союзник, который даст нам легитимность, неприкосновенность и доступ к информации, которую мы не можем добыть сами.

Алиса почувствовала, как у нее застывает дыхание. Легитимность. Неприкосновенность. В ее мире такие слова имели только один источник.

– Отец… Ты говоришь о… ФСБ?

Уголок рта Виктора дрогнул в подобии улыбки.

– Прямота – твоя сильная сторона, дочь. Да. Я говорю о Федеральной службе безопасности. А если точнее – об одном очень амбициозном генерале, который понимает, что иногда стабильность важнее принципов. Генерале Зимине.

В голове у Алисы все завертелось. Союз с ФСБ? Это было немыслимо. Это было против всех правил, всех устоев их мира. Это было… предательство самой сути того, что строил ее отец.

– Они никогда не согласятся, – выдохнула она. – Они десятилетиями пытаются нас посадить или уничтожить.

– Пытаются, – парировал Виктор. – Но не могут. Мы стали слишком большими, слишком сложными. Мы – часть системы, как ржавчина на стали. И генерал Зимин – прагматик. Он понимает, что выжечь ржавчину можно, только уничтожив са сталь. Он предпочитает контролировать ее. А для контроля ему нужен рычаг. Наблюдатель внутри моего дома. Человек, которому я буду доверять.

Его взгляд впился в Алису, и она поняла. Поняла все. Ледяной ужас сковал ее конечности.

– Нет, – прошептала она.

– Да, – его голос не дрогнул. – Его зовут Егор Соколов. Молодой, перспективный оперативник. Идеалист, что делает его предсказуемым. У него безупречное досье и стойкое неприятие нашего мира. Зимин предложил… сделку.

Алиса вскочила с кресла, ее сердце бешено заколотилось.

– Какую сделку? Что он хочет?!

Виктор поднялся медленно, с грацией старого хищника. Он подошел к столу, взял тонкую папку и протянул ее ей.

– Фиктивный брак, Алиса. Ты выйдешь за него замуж. На год. По договору. Он будет жить здесь, под этой же крышей. Он будет твоим теневым телохранителем и… моим каналом связи с Зиминым. Это остановит Орловых. Никто не посмеет тронуть невесту, а впоследствии – жену человека, имеющего доступ к архивам ФСБ. Это даст нам время. Это даст нам рычаг.

Она смотрела на папку, как на ядовитую змею. Ее мир, выстроенный с таким трудом, рушился в одно мгновение. Выйти замуж. За мента. За того, кто поклялся уничтожить ее семью. Это было хуже смерти. Это было предательство всего, чем она была.

– Я отказываюсь, – сказала она, и ее голос впервые за долгие годы задрожал. – Это безумие! Он будет шпионить за нами! Он уничтожит нас изнутри!

– НЕТ! – Голос Виктора грянул, как удар хлыста, заставив ее вздрогнуть. Его лицо исказила вспышка настоящего, неконтролируемого гнева. – Ты будешь делать то, что я сказал! Потому что альтернатива – это смерть! Моя! Твоя! Кости! Всех! Орловы не остановятся! А Зимин не станет нас защищать, если мы откажемся от его «помощи»! Это не просьба, Алиса. Это приказ. Твоя первая и самая важная миссия как моего партнера.

Он говорил с ней не как с дочерью, а как с солдатом. С пешкой на своей шахматной доске. В его глазах горел холодный огонь отчаяния и решимости. И в этот миг Алиса с ужасом осознала, что он боится. Впервые в жизни она увидела страх в глазах своего непоколебимого отца. И это было страшнее любой угрозы.

Она медленно, почти механически, взяла папку. Ее пальцы онемели.

– Когда? – единственное, что она смогла выжать из себя.

– Церемония через неделю. Скромная, частная. Для своих. – Он снова повернулся к камину, словно разговор был исчерпан. – Изучи досье. Узнай своего будущего мужа. И запомни, Алиса: с этого момента твоя жизнь зависит от того, насколько убедительно ты сможешь лгать ему в лицо. Для него это работа. Для нас – выживание. Не разочаруй меня.

Алиса стояла с папкой в руках, чувствуя, как тяжесть этих слов вдавливает ее в пол. Она вышла из кабинета, не помня, как переступила порог. В ушах стоял оглушительный звон.

Внизу, в бальном зале, оркестр заиграл что-то легкомысленное и веселое. Гости смеялись. Мир продолжал вращаться, не подозревая, что принцесса Волковых только что принесла себя в жертву на алтаре семейного бизнеса.

Она поднялась по лестнице, вошла в свою комнату и заперла дверь. Только тогда она позволила себе упасть в кресло и распечатать папку.

На первом листе было фото. Молодой человек с серьезным, почти суровым лицом. Короткие светлые волосы, прямой взгляд серо-голубых глаз, в которых читалась непоколебимая уверенность в своей правоте. Егор Соколов. Ее враг. Еж муж.

Алиса откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. Внутри нее все кричало. Но снаружи не должно было быть слышно ни звука. Она должна была стать идеальной актрисой в этой пьесе, поставленной ее отцом и генералом ФСБ.

Ее частная война только что началась.

Кабинет генерала Зимина был полной противоположностью логову Виктора Волкова. Здесь царил стерильный, функциональный минимализм. Светлые стены, строгий ламинат на полу, стол из светлого дерева с тремя мониторами и ни одной лишней бумагой. Воздух был чист и пропах озоном от работающей техники и слабым ароматом антисептика. Это было место, где все было подчинено логике, алгоритмам и холодному расчету. Здесь не было места страстям или личным амбициям. Только служба. Только результат.

Егор Соколов стоял по стойке «смирно», сцепленные руки за спиной, взгляд устремлен в стену чуть выше головы начальника. Он был в своей парадной форме, и каждый ее элемент – от начищенных до зеркального блеска пуговиц до идеальных стрелок на брюках – говорил о дисциплине и порядке, которые были для него не просто словами, а сутью существования.

Генерал Зимин не спешил. Он изучал что-то на центральном мониторе, изредка щелкая мышкой. Его лицо, с жесткими, высеченными из гранита чертами и короткой седой щетиной, ничего не выражало.

– Соколов, – наконец произнес он, не глядя на подчиненного. Его голос был ровным, металлическим, лишенным интонаций. – Аттестация у вас идеальная. Оперативные результаты – выше всяких похвал. Вы – образцовый офицер.

– Служу Российской Федерации, товарищ генерал! – четко отрапортовал Егор.

Зимин медленно откатил кресло от стола и поднял на него глаза. Его взгляд, словно рентген, пронзил Егора, пытаясь найти слабое место.

– Именно поэтому я выбрал вас для выполнения задачи государственной важности. Задачи, которая не будет записана ни в одном вашем деле. Задачи, за провал которой вы несете персональную ответственность. И за успех – тоже.

Егор почувствовал, как по спине пробежал легкий холодок. Слова «государственная важность» в устах Зимина никогда не сулили ничего хорошего. Это всегда означало грязную, опасную работу на грани фола.

– Задача понятна, товарищ генерал!

– Не торопитесь, – Зимин поднял руку. – Сначала выслушайте. Вы знакомы с делом «Волков и Партнеры»?

Сердце Егора екнуло. Кто в ФСБ не был знаком с этим делом? Гигантский, как спрут, опутавший всю страну преступный синдикат. Полулегальный бизнес, отмывание денег, рэкет, заказные убийства, прикрытые слоями адвокатов, коррумпированных чиновников и запуганных свидетелей. Глава – Виктор Волков, паук в центре паутины, человек, которого невозможно достать.

– Так точно. Криминальный авторитет Виктор Волков. Мы вели наблюдение, но прямых доказательств для обвинительного заключения недостаточно.

– Наблюдение не дало результатов, – отрезал Зимин. – Прямые силовые действия приведут к экономическому хаосу и кровавой бандитской разборке на улицах городов. Ситуация патовая.

Он помолчал, давая словам усвоиться.

– Но сейчас появилось окно возможностей. Другой клан, Орловы, начал против Волковых войну. Открытую, жестокую и абсолютно дикую. Это угрожает стабильности. Волков понял, что не выстоит в одиночку. И он пошел на сделку. Со мной.

Егор не смог сдержать удивления. Его брови поползли вверх. Волков идет на сделку с ФСБ? Это было из области фантастики.

– Какую сделку, товарищ генерал?

Зимин откинулся на спинку кресла, сложив пальцы домиком.

– Фиктивный брак. Между его дочерью, Алисой Волковой, и одним из наших офицеров. Вами, Соколов.

В кабинете повисла гробовая тишина. Егору показалось, что он ослышался. Он смотрел на генерала, ожидая, что тот улыбнется, скажет, что это шутка. Но лицо Зимина оставалось каменным.

– Товарищ генерал… я… не понимаю, – выдавил наконец Егор, чувствуя, как почва уходит из-под ног. – Брак? С дочерью вора в законе? Это… это абсурд!

– Это необходимость! – голос Зимина прогремел, заставив вздрогнуть стекла в окнах. В его глазах вспыхнул огонь. – Вы будете жить в их логове. Вы будете ее «мужем». Вы получите доступ к их внутренней кухне, к разговорам, к документам, которые мы не сможем добыть за десять лет наружного наблюдения! Вы станете нашим агентом в самом сердце зла! Вы будете защищать девушку от посягательств Орловых, демонстрируя, что она под нашей защитой. Это обезглавит их клан и даст нам время и рычаги для уничтожения обеих группировок!

Егор покачал головой, его разум отказывался принимать эту чудовищную реальность.

– Но… это же против всех принципов! Я давал присягу бороться с преступностью, а не жениться на ней! Это… аморально!

– Мораль – роскошь, которую мы не можем себе позволить, когда на кону стоит безопасность государства! – отрезал Зимин. – Волковы – раковая опухоль. Иногда, чтобы ее вырезать, нужно подойти вплотную. Это ваша работа, Соколов. Самая важная работа в вашей жизни.

Он достал из стола тонкую папку, идентичную той, что держала в руках Алиса, и швырнул ее на стол.

– Ваша «невеста». Алиса Волкова. Восемнадцать лет. Холодна, умна, опасна. Выросла в этом мире. Она – его плоть и кровь. Ваша задача – завоевать ее доверие. Расколоть ее. Узнать все тайны отца. И передавать их мне.

Егор смотрел на папку, как на орудие своего собственного уничтожения. Жениться. Притворяться. Лгать. Жить с волками, по их законам. Его идеальный, черно-белый мир дал трещину, и в нее хлынула серая, отвратительная жижа компромиссов.

– А если я откажусь? – тихо спросил он, уже зная ответ.

Зимин улыбнулся. Это была худшая улыбка, которую Егор когда-либо видел – без единой искорки тепла.

– Тогда я оформлю ваше увольнение по статье. «Несоответствие занимаемой должности вследствие недостаточной квалификации и невыполнения приказа». Ваша карьера будет уничтожена. Ваша семья будет опозорена. А Волковых и Орловых я все равно уничтожу, но уже другими методами. Более кровавыми. И на вашей совести, Соколов, будут те, кто погибнет в этой бойне. Выбор за вами. Герой, который пошел на жертву ради страны? Или моралист, из-за которого пролились реки крови?

Это был ультиматум. Игры не было. Его поставили перед выбором между долгом и принципами, и оба варианта вели в ад.

Егор выпрямился. В его глазах погас последний огонек надежды. Он чувствовал себя пешкой, которую передвигают по доске более сильные игроки. Он медленно, почти механически, протянул руку и взял папку. Она была тяжелой. Невыносимо тяжелой.

– Приказ понял, товарищ генерал.

– Прекрасно, – Зимин снова повернулся к мониторам, сигнализируя, что аудиенция окончена. – Церемония через неделю. Изучите досье. Узнайте свою будущую жену. И запомните, Соколов: с этого момента ваша жизнь зависит от того, насколько убедительно вы сможете лгать ей в лицо. Для нее это игра на выживание. Для вас – служба. Не подведите страну.

Егор развернулся и вышел из кабинета, не помня, как переступил порог. В ушах стоял оглушительный звон, такой же, как у Алисы Волковой по ту сторону города.

Он спустился по лестнице, прошел через стерильные коридоры и вышел на улицу. Пронзительный ветер с Невы ударил ему в лицо, но он не чувствовал холода. Внутри него все горело. Горело от стыда, от гнева, от бессилия.

Он посмотрел на папку в своей руке. Затем, движением, полным отвращения, раскрыл ее.

На первом листе было фото. Девушка с бледным, почти фарфоровым лицом, огромными темными глазами и строгими, безупречными чертами. Она смотрела в объектив с холодным, отстраненным высокомерием. Принцесса преступного мира. Алиса Волкова. Его враг. Его жена.

Егор захлопнул папку и зажмурился. Он должен был сделать это. Ради страны. Ради того, чтобы положить конец этому злу. Он будет играть свою роль. Он будет лгать, притворяться, соблазнять, если потребуется.

Но в глубине души он дал себе обещание. Обещание, которое согревало его ледяную ярость. Когда все это закончится, когда миссия будет выполнена и Волковы падут, он лично проследит, чтобы эта девушка, его «жена», оказалась за решеткой. Рядом со своим отцом.

Он не позволит ей одурачить себя. Он не станет очередной жертвой Волковых.

Его частная война только что началась.

Следующие дни превратились для Алисы в подобие кошмарного сна наяву. Ее жизнь, и до этого расписанная по минутам, теперь была доведена до абсурда. Виктор Волков лично контролировал каждый аспект подготовки к «свадьбе». Это не было похоже на подготовку к празднику. Это напоминало разработку военной операции или отработку легенды для глубокого внедрения.

С ней работали стилисты, но их задача была не подчеркнуть ее красоту, а создать определенный образ. «Не невеста, а стратегический актив», – говорил отец. Платье выбрали скромное, но до безобразия дорогое, из плотного кремового шелка, без излишних украшений. «Мы не цирк, чтобы блистать. Мы демонстрируем сдержанную силу».

С ней проводили брифинги. Дядя Костя, мрачнее тучи, часами вдалбливал ей основы биографии Егора Соколова, вычерпанной из архивов ФСБ и данных наружного наблюдения.

– Родился в семье кадрового военного, погибшего при исполнении. Мать – учительница. Окончил с отличием Академию ФСБ. Идеалист. Не берет взяток, не пьет в службе, предан системе. Холост. Увлечения – история, шахматы, плавание. Считает наш мир гнойником на теле государства, – Костя говорил это без эмоций, как заученный урок. – Его слабое место – вера в справедливость. Он видит мир черно-белым. Твоя задача – показать ему серое. Вызвать сомнение. Сомнение – это трещина. В трещину можно проникнуть.

Алиса молча кивала, запоминая. Егор Соколов перестал быть просто фотографией в папке. Он становился мишенью. Объектом для манипуляции. Каждую ночь она просыпалась в холодном поту, ей снилось, что она задыхается, а его холодные серо-голубые глаза безучастно наблюдают за этим.

Однажды ночью, не в силах совладать с накатившей волной отчаяния, она сорвала ткань с мольберта и набросилась на холст. Кисть металась в ее руке, как живая, выплескивая на полотно ярость и страх. Исчезли смутные черты вымышленного спасителя. Теперь это был он. Егор. Но не тот, что с фотографии – суровый и непоколебивый. Она писала его сломанным. Его глаза на картине были полены не уверенности, а той же потерянности, что грызла ее саму. Его фигура тонула в кроваво-алых и угольно-черных разводах, словно он был зажат между двумя безднами. Это был не портрет. Это была ее месть. Ее предсказание. Ее безумная надежда, что он окажется не врагом, а таким же пленником в этой фарфоровой ловушке.

Утром она с ужасом смотрела на получившееся полотно и накрыла его еще более плотной тканью. Эта картина была опаснее любого пистолета.

Настал день церемонии. Она проходила не в ЗАГСе и не в церкви. Местом выбрали один из закрытых клубов на набережной Мойки, принадлежащий «партнерам» отца. Все было чинно, богато и бездушно. Небольшой круг «гостей» – самые проверенные люди Волкова, два-три чиновника для видимости законности, и, конечно, генерал Зимин, в строгом гражданском костюме, с лицом, не выражавшим ничего, кроме холодной оценки происходящего.

Алису одевали, причесывали, гримировали. Она смотрела на свое отражение в зеркале и видела невесту из магазина манекенов. Идеальную куклу. В ее глазах была пустота.

Отец зашел к ней перед выходом. Он оценивающе оглядел ее с ног до головы.

– Хорошо. Ты выглядишь соответствующе. Помни, от твоего поведения сегодня зависит очень многое. Зимин не должен усомниться в нашей лояльности.

– А он? Соколов? Он здесь? – спросила Алиса, не узнавая собственный голос.

– Здесь. В зале. Ждет. – Виктор подошел ближе, понизив голос. – Он тоже исполняет приказ. Он ненавидит эту ситуацию так же, как и ты. Используй это. Ненависть – родственная душа. Ее легче имитировать, чем любовь. Но рано или поздно тебе придется имитировать и ее.

Он вышел, оставив ее одну. Алиса глубоко вдохнула, собирая себя по кусочкам, как разбитую вазу, склеенную хрупким клеем. Маска должна была держаться. Она вышла в коридор.

И тут она увидела его.

Он стоял у окна в конце длинного, полутемного коридора, ведущего в основной зал. Он был не в форме, а в строгом темно-синем костюме, который сидел на нем безупречно, подчеркивая широкие плечи и спортивную фигуру. Он смотрел не на нее, а в окно, на моросящий дождь над Мойкой. Его профиль был резким, напряженным. Он сжимал и разжимал кулаки, и по этому неуловимому движению Алиса поняла – он не просто ненавидит это. Он изнурен этим. Он сломлен этим приказом так же, как и она.