Алый Принцип

И в этот миг что-то щелкнуло внутри нее. Страх не исчез, но к нему примешалась странная, почти болезненная острота. Они были по разные стороны баррикады, но стояли на одном и том же поле боя. Они оба были пешками.

Он почувствовал ее взгляд и медленно повернулся.

Их глаза встретились впервые не на фотографиях, а вживую.

Его взгляд был таким же, как на картине, которую она спрятала под тканью. Не холодным и уверенным, а прожигающим насквозь, полным той же ярости, того же недоумения, той же потери. Он смотрел на нее не как на наследницу преступной империи, а как на человека. На женщину, которая, как и он, оказалась в ловушке.

Он сделал шаг навстречу. Его губы дрогнули, словно он хотел что-то сказать, но слова застряли в горле.

Алиса замерла. Весь воздух будто выкачали из коридора. Все инструкции отца, все заученные фразы вылетели из головы. Осталось только это молчание. Это признание в глазах врага.

И в ту же секунду из-за двери послышались шаги и голос генерала Зимина. Миг искренности исчез, как будто его и не было.

Лицо Егора снова стало каменной маской. Он выпрямился, его взгляд снова стал отстраненным и профессиональным.

– Мисс Волкова, – произнес он официальным, ровным толом. – Позвольте проводить вас.

Он протянул руку. Жест был формальным, лишенным какого-либо намека на теплоту.

Алиса медленно кивнула и, сделав шаг, положила свои пальцы на его согнутую руку. Прикосновение было легким, но она почувствовала, как под тонкой тканью его пиджака мышцы напряглись, как у зверя, готового к прыжку.

Они пошли по коридору навстречу своей лжи. Рука об руку. Враг с врагом. Две одинокие крепости, обреченные на осаду друг друга.

Где-то впереди играла негромкая музыка, и слышались приглушенные голоса. Но для них двоих в тот момент существовал только гулкий звук собственного сердца, отбивающего отсчет до начала конца.

Церемония была короткой, бездушной и поразительно тихой. Казалось, даже воздух в зале застыл, не смея нарушить гнетущую атмосферу спектакля, в котором каждый присутствующий играл свою вынужденную роль.

Расписались они в небольшом кабинете, примыкающем к основному залу. За столом, покрытым темно-бордовой скатертью, сидел чиновник с испуганно-надменным выражением лица – человек, явно понимавший, в какой воде плавает, и отчаянно пытавшийся сохранить видимость контроля. Его голос дрожал, когда он зачитывал стандартные строки из Кодекса о браке и семье. Слова о любви, добровольности и создании семьи висели в воздухе тяжелым, ядовитым пародией.

Алиса поставила свою подпись – размашистую, с резким росчерком, который она оттачивала годами, – и почувствовала, как будто подписывает себе пожизненный приговор. Ручка была тяжелой, словно из чистого свинца.

Егор расписывался рядом. Его почерк был четким, каллиграфическим, без единой лишней засечки. Солдат, выполняющий приказ. Он не смотрел на нее.

Затем их повели в зал для «торжественной» части. Ни колец, ни поцелуя, ни традиционных тостов. Генерал Зимин и Виктор Волков обменялись коротким, крепким рукопожатием – два хищника, заключившие временное перемирие над трупом общей добычи. Их глаза встретились на мгновение, и в этом взгляде было больше угрозы, чем во всей предшествующей войне с Орловыми.

Алиса и Егор стояли рядом в центре зала, словно экспонаты на аукционе. Она смотрела прямо перед собой, чувствуя на себе тяжелые, оценивающие взгляды немногочисленных гостей. Она видела, как дядя Костя мрачно наблюдает из угла, его руки сжаты в кулаки. Он был единственным, чье лицо выражало не просто одобрение стратегии, а настоящую боль за нее.

Егор стоял, вытянувшись в струну, его поза была неестественно прямой. Он дышал ровно и глубоко, как его учили на курсах по контролю над стрессом. Но Алиса, стоящая так близко, что почти касалась его руки, чувствовала исходящее от него напряжение. Оно было похоже на гул высоковольтного провода перед бурей.

– Поздравляю, – прошептал он вдруг, так тихо, что только она могла услышать. В его голосе не было ни капли тепла. Это было констатацией факта. Констатацией их общего поражения.

– Взаимно, – ответила она с той же ледяной формальностью, не поворачивая головы.

Но внутри нее все клокотало. Этот шепот, лишенный эмоций, ранил ее сильнее, чем любая ненависть. Он подтверждал самое страшное: они оба были всего лишь инструментами в чужих руках. Бесправными и безгласными.

Генерал Зимин подошел к Егору и, отведя его на пару шагов в сторону, начал что-то говорить ему под сурдинку, строго и неотрывно глядя в глаза. Алиса видела, как мышцы на скулах Егора напряглись, как он едва заметно кивал.

В тот же момент к ней приблизился отец. Он положил руку ей на плечо. Жест должен был выглядеть отеческим и одобрительным, но пальцы впились в ее кожу с такой силой, что ей захотелось вскрикнуть.

– Держись, – сказал Виктор тихо, и на его губах играла та же невыносимая тень улыбки. – Первый раунд позади. Теперь начинается настоящая игра. Помни, каждый его шаг, каждое слово будут долетать до меня. Ты – мои глаза и уши. Не подведи.

Его слова были словно удар кинжалом в спину. Он не просто отдал ее врагу. Он превратил ее в шпиона в своем же новом «доме». В ту же секунду она увидела, как Зимин отпускает Егора, и тот возвращается на свое место, бледнее, чем был. Она не сомневалась, что генерал дал ему абсолютно идентичные инструкции.

Их брак был не просто фикцией. Это была клетка с двумя дверьми, за каждой из которых стоял их тюремщик, вооруженный до зубов. Им предстояло жить в этой клетке, притворяясь, что они не видят решеток.

Церемония подошла к концу так же быстро, как и началась. Гости стали расходиться, их поздравления звучали глухо и неискренне. Через несколько минут зал опустел. Остались только они двое, да их тени, удлиненные светом из окон.

Егор повернулся к ней. Его лицо было маской профессиональной вежливости.

– Машина ждет, – сказал он. – Мы поедем в пентхаус. Ваши вещи уже должны быть там.

Он сказал «ваши вещи», а не «твои». Он подчеркивал дистанцию. Создавал правила игры с самого начала.

– Хорошо, – кивнула Алиса.

Он подал руку, и снова это было формальное, лишенное смысла прикосновение. Они вышли из клуба на сырую, промозглую улицу. К подъезду уже подкатил черный, матовый внедорожник с тонированными стеклами.

Перед тем как сесть в машину, Алиса на мгновение остановилась и оглянулась на здание клуба. В одном из окон второго этажа она увидела силуэт отца. Он стоял и смотрел на них. Провожал. Контролировал.

Затем ее взгляд скользнул по Егору, который уже держал дверцу машины открытой для нее. Его профиль был обращен вперед, к туманному будущему. Он не оглядывался.

Она глубоко вдохнула холодный, влажный воздух и шагнула в салон. Егор сел рядом. Дверь захлопнулась с глухим, окончательным звуком.

Машина тронулась, увозя их от места, где была сыграна первая часть этой комедии, и везя к месту, где должна была начаться вторая – бесконечно более сложная и опасная.

Они ехали молча. Город за окном проплывал мимо, смазанный и безразличный. Двое врагов, теперь связанные узами, крепче которых не бывает. Муж и жена. Тюремщик и заключенный. Шпион и жертва.

И где-то в глубине, под толщей страха, гнева и отчаяния, в обоих теплилась крошечная, едва различимая искра любопытства. Кто же он? Кто же она? И что произойдет, когда маски, наконец, начнут трескаться?

Пентхаус, который стал их новым общим домом, тюрьмой и полем боя, располагался на верхнем этаже одного из новейших небоскребов, взмывавших над историческим центром Петербурга. Машина миновала несколько уровней подземного паркинга, лифт с зеркальными стенами, в которых Алиса ловила на себе отражение Егора – застывшее и бесстрастное, – поднялся на самый верх.

Дверь открылась бесшумно, и они вошли внутрь.

Пространство, открывшееся перед ними, было просторным, холодным и безупречно стильным. Полы – полированный бетон, стены – белый матовый гипс, панорамные окна от пола до потока открывали захватывающий, почти подавляющий вид на ночной город, раскинувшийся внизу, как карта сокровищ, усыпанная алмазами огней. Мебель – минималистичная, дизайнерская, дорогая, но лишенная какого-либо намека на уют. Все линии были четкими, цвета – нейтральными, воздух – стерильно чистым, с легкой нотой озона от системы климат-контроля. Это был не дом. Это был выставочный павильон. Бункер. Или лаборатория, где должны были проводить опасный эксперимент.

Алиса медленно прошлась по гостиной, ее каблуки отдавались глухим эхом в пустоте. Она заметила едва уловимые глазки камер в углах потолка и у дверных проемов. Стены действительно смотрели. Как и предупреждал дядя Костя.

– Ваши вещи уже в гардеробной, – голос Егора прозвучал сзади, заставив ее вздрогнуть. Он стоял у входа в гостиную, не снимая пиджака, словно гость, зашедший на пять минут. – Спальня одна. Я буду спать в кабинете, на диване.

Он указал рукой на одну из дверей. Его тон был деловым, лишенным любого намека на интимность, которую подразумевало слово «спальня».

– Это разумно, – так же официально ответила Алиса. Она подошла к окну, положила ладонь на холодное стекло. Где-то там, в этой паутине огней, был особняк ее отца. Был дядя Костя. Была ее старая жизнь. А здесь, за ее спиной, стоял человек, который должен был ее уничтожить. – Вам показали план квартиры? Или вы изучали его по заданию?

Она не смогла удержаться от колкости. Ей нужно было прощупать почву, понять, как он будет реагировать на атаки.

Егор не смутился. Он медленно прошелся по периметру комнаты, его взгляд скользнул по стенам, окнам, потолку, оценивая углы обзора камер, возможные уязвимости.

– Мне предоставили архитектурные чертежи, – ответил он так же спокойно. – И отчет службы безопасности вашего отца. Я ознакомился. Уровень защиты высокий, но не абсолютный. Ничто не является абсолютным.

В его словах прозвучал скрытый вызов. Ничто не является абсолютным. В том числе и власть Волковых.

– Утешительно, – сказала она, поворачиваясь к нему. – Значит, у нас есть над чем работать. Вместе.

Она произнесла последнее слово с легким, едва уловимым вызовом, глядя ему прямо в глаза. Попробуй, сыграй эту роль. Покажи, насколько ты хорош.

Он выдержал ее взгляд. В его серо-голубых глазах мелькнула искорка чего-то – раздражения? Интереса? Слишком быстро, чтобы можно было понять.

– Наша задача – демонстрация единства для внешних наблюдателей, – произнес он, избегая прямого ответа. – В остальное время мы можем придерживаться… нейтралитета.

– Нейтралитет, – усмехнулась она, беззвучно. – Выглядит как скучная стратегия. Мой отец всегда говорил, что лучшая защита – нападение.

– Ваш отец – преступник, – холодно парировал Егор. – А я – офицер ФСБ. Наши стратегии фундаментально различны.

Воздух между ними снова наэлектризовался. Первая стычка. Первое прямое столкновение. Маски на мгновение съехали, обнажив стальные лезвия истинных намерений.

Алиса не отвела взгляда.

– Но сегодня вы стали мужем преступницы. Добро пожаловать в серую зону, товарищ Соколов.

Она видела, как сжались его челюсти. Она попала в цель. Он ненавидел эту серую зону. Ненавидел компромисс, в который его загнали.

Он сделал шаг вперед, и теперь их разделяло всего пару метров.

– Не обольщайтесь, Алиса Волкова, – его голос прозвучал тихо, но в нем была сталь. – Этот брак – бумажка. А вы – объект моей оперативной разработки. Ничего больше.

Она почувствовала, как укол его слов пронзил ледяную броню, которую она с таким трудом выстраивала. Объект разработки. Такой же бездушный, как этот интерьер.

– Тогда нам обоим не на что отвлекаться, – выдавила она, чувствуя, как подступает ком к горлу. – Я нахожусь у себя дома. Вы – мой нежеланный гость. Выполняйте свою «оперативную разработку». А я буду делать вид, что не замечаю.

Она резко развернулась и направилась в сторону гардеробной, оставив его одного в середине стерильной, огромной гостиной. Ей нужно было остаться одной. Нужно было перевести дух. Собрать осколки своей уверенности.

Заперевшись в гардеробной – огромной комнате с рядами платьев, полками с обувью и собственным островком с зеркалами – она прислонилась спиной к двери и закрыла глаза. Дрожь, которую она сдерживала все это время, наконец вырвалась наружу. Она дрожала мелкой, неконтролируемой дрожью.

Он был сильным. Умным. И абсолютно непоколебимым в своей ненависти к тому, кем она была. Ее оружие – манипуляция, игра на чувствах – казалось бесполезным против его каменной, идеологической стены.

Она подошла к одному из зеркал и посмотрела на свое отражение. Невеста. Жена. Преступница. Объект разработки.

Кто ты, Алиса Волкова? – прошептал внутренний голос.

Из главной комнаты донесся звук передвигаемой мебели. Егор обустраивал свой ночной пост в кабинете. Солдат на позиции.

Она глубоко вдохнула, выпрямила плечи. Страх никуда не делся. Но к нему добавилось что-то еще. Азарт. Вызов.

Он видел в ней объект. Преступницу. Но она была еще и женщиной. А он – мужчиной. И в той войне, что им предстояла, пола было куда более опасным оружием, чем пистолет или закон.

Она дотронулась до своего отражения в зеркале.

– Хорошо, товарищ Соколов, – тихо прошептала она. – Посмотрим, кто кого будет разрабатывать.

Первая глава их общей истории подошла к концу. Дверь захлопнулась. Клетка закрылась. Теперь предстояло выжить в ней. И, возможно, переделать ее под себя.

Где-то за стеной ее новый муж, враг и напарник, готовился к своей первой ночи в логове волков. А она, волчица, готовилась к своей первой ночи в клетке со стражником.

Игра началась.

Глава 2. Правила сосуществования

Первая ночь в пентхаусе стала для обоих испытанием на прочность. Алиса, оставшись одна в слишком большой, слишком тихой и чужой спальне, не смогла сомкнуть глаз. Она ворочалась на шелковистой простыне королевской кровати, чувствуя себя Золушкой, запертой в башне из слоновой кости, которую охранял не дракон, а гораздо более опасный и принципиальный страж. Каждый шорох, каждый скрип натянутого от напряжения здания заставлял ее вздрагивать. Она прислушивалась к звукам из-за двери, пытаясь угадать, что делает Егор. Но там царила мертвая тишина. Он умел быть невидимым, и это пугало больше всего.

Егор, расположившийся на жестком кожаном диване в кабинете, тоже не спал. Он лежал в темноте, уставившись в потолок, и мысленно проигрывал все, что произошло за этот бесконечный день. Обручальное кольцо, которое они надели лишь на время церемонии и сразу сняли, все еще жгло его палец невидимой меткой. Он видел перед собой лицо Алисы – то холодное и отстраненное, то вспыхнувшее едким огнем вызова. Она была не такой, как он ожидал. Он готовился к капризной, избалованной мафиозной принцессе, глупой и самовлюбленной. Но она оказалась умной, острой и так же несчастной, как и он. Эта мысль раздражала его больше всего. Ему было проще ненавидеть монстра, а не жертву обстоятельств.

С рассветом, когда серый свет начал размывать очертания небоскребов за окном, Егор поднялся, сделал серию упражнений, приведя мышцы в тонус, и принял ледяной душ. Ритуал помогал собраться. Сегодня начиналась его настоящая работа.

Когда он вышел на кухню – стерильное пространство с блестящим стальным оборудованием и мраморной столешницей, – он застал там Алису. Она уже была одета в простые темные брюки и свитер, ее волосы были собраны в небрежный хвост. Она стояла у эспрессо-машины, и ее пальцы, тонкие и ловкие, уверенно управлялись с рычагами. Аромат свежесмолотого кофе заполнил комнату, создавая призрачную иллюзию уюта.

Они обменялись кивками – два солдата в окопе, признающие друг друга. Никаких лишних слов.

Егор подошел к холодильнику и достал воду.

– Сегодня будет первое совместное появление, – произнес он, нарушая тишину. Его голос прозвучал громко в пустом пространстве. – Завтрак в ресторане «Манеж». Присутствуют представители прессы, лояльной вашему отцу. Необходимо продемонстрировать… гармонию.

Алиса не поворачивалась, доливая в чашку взбитое молоко.

– Гармония, – повторила она без интонации. – А есть сценарий? Реплики, которые я должна произнести? Или импровизация приветствуется?

– Импровизация – это риск, – холодно ответил Егор, отпивая воду. – Я предпочитаю контролируемые ситуации.

Наконец она повернулась к нему, держа в руках две дымящиеся чашки. Ее взгляд был насмешливым.

– Контролируемые ситуации в нашем положении – это оксюморон, Егор. Вы же офицер. Должны понимать, что поле боя всегда хаотично.

Она протянула ему одну из чашек. Жест был неожиданным. Мирным. Почти дружелюбным. Но в ее глазах читался вызов. Прими от врага. Покажи, что ты выше своих принципов.

Егор на секунду замер, глядя на предложенный кофе. Это была ловушка. Простая и элегантная. Принять – значит сделать шаг к нормализации их сосуществования, проявить слабость. Отказаться – выглядеть невежливым, грубым, что тоже могло быть использовано против него. Он видел, что она наблюдает за малейшей его реакцией.

Он медленно взял чашку. Их пальцы не соприкоснулись.

– Спасибо, – произнес он, отставляя ее на столешницу. Он не стал пить. – На поле боя я не принимаю угощений от противника.

Уголки губ Алисы дрогнули в подобии улыбки. Она не настаивала.

– Как знаете. Тогда давайте обсудим наши «контролируемые ситуации». Правила нашей маленькой войны.

Она облокотилась о столешницу, обхватив свою чашку руками.

– Правило первое: в публичном поле мы – счастливая, недавно поженившаяся пара. Очарованы друг другом.

– Правило второе: наедине мы – нейтральные стороны, соблюдающие дистанцию.

– Правило третье: мы не лезем в личное пространство друг друга без крайней необходимости.

– Правило четвертое: мы не обсуждаем работу. Ни вашу, ни моей семьи.

Егор внимательно слушал, его лицо было бесстрастным.

– Я принимаю правила, – сказал он. – С одним дополнением. Правило пятое: любая информация, касающаяся угрозы вашей безопасности со стороны Орловых или любой другой группы, должна быть немедленно передана мне. Это не вопрос работы. Это вопрос выживания.

Алиса внимательно посмотрела на него, пытаясь понять, где здесь заканчивается служебный долг и начинается что-то еще. Но его лицо ничего не выдавало.

– Принято, – кивнула она. – Тогда с чего начнем нашу «гармонию»? С совместной прогулки по набережной перед завтраком? Создадим благоприятный фон для слухов.

– Нет, – он резко отрицательно мотнул головой. – Слишком непредсказуемо. Мы выезжаем прямо в ресторан. В машине мы можем молчать.

– Боюсь, счастливые молодожены в машине не молчат, – парировала она, делая глоток кофе. – Они перешептываются. Обнимаются. Воруют поцелуи на красном светофоре.

Он сжал кулаки, чувствуя, как по шее разливается краска. Она делала это нарочно. Провоцировала его. Нащупывала границы.

– Есть пределы даже для притворства, Алиса, – произнес он сквозь зубы.

– О, я с вами полностью согласна, – ее голос стал сладким, как яд. – Но, боюсь, наши зрители будут ждать именно перешептываний и поцелуев. Или вы хотите, чтобы завтра в колонках светской хроники появились заголовки: «Ледяной брак? Соколов и Волкова не сошлись характерами»? Ваш генерал Зимин, я уверена, этого не оценит. Как и мой отец.

Она поставила пустую чашку в раковину и прошла мимо него, направляясь в спальню.

– Я переоденусь во что-то более подходящее для роли счастливой невесты. А вы, Егор, подумайте, как далеко вы готовы зайти ради своей миссии. Потому что я, кажется, уже знаю свой ответ.

Она скрылась за дверью, оставив его одного с невыпитым кофе и растущим чувством, что контроль над ситуацией, который он так ценил, начинает безвозвратно ускользать. Она была хаосом. И он начинал понимать, что бороться с хаосом, оставаясь в рамках устава, – невозможно.

Завтрак в «Манеже» стал для Егора сродни сложной оперативной комбинации, где каждое слово, каждый жест нужно было просчитывать на несколько ходов вперед. Ресторан, расположенный в одном из отреставрированных исторических зданий, был наполнен мягким утренним светом, запахом свежей выпечки и тихим гулким гуждом приглушенных разговоров. Именно здесь собирался тот самый «высший свет» – сливки общества, чьи состояния и влияние были часто неотделимы от теневого бизнеса.

Алиса, выбранная для этого выхода в платье нежно-голубого оттенка, которое мягко подчеркивало ее хрупкость, была идеальна. Ее рука лежала на его согнутой руке, легкая, как перо, но для него – тяжелая, как кандалы. Она улыбалась – не широко, а сдержанно, по-аристократически, но ее глаза, казалось, светились изнутри нежным счастьем. Она играла свою роль с пугающим, почти гениальным мастерством.

«На десять часов, прямо перед центральным входом, – прошептала она ему на ухо, имитируя нежный шепот влюбленной, в то время как ее взгляд скользнул по залу, отмечая знакомые лица. – Кирилл Орлов. Со свитой».

Егор, следуя ее взгляду, увидел молодого человека с надменным, испорченным лицом, окруженного парой крепких парней в слишком тесных пиджаках. Орлов смотрел на них с нескрываемой ненавистью и, что было еще опаснее, с голодным интересом, остановив свой взгляд на Алисе.

«Не смотри на него прямо, – тихо сказала Алиса, ее пальцы слегка сжали его рукав. – Улыбнись мне, как будто я только что сказала что-то остроумное».

Егор заставил уголки своих губ приподняться в напряженной улыбке. Он чувствовал, как каждый мускул на его лице деревяннеет. Это был театр абсурда, где зрители были вооружены, а актеры играли своими жизнями.

«Он не посмеет ничего сделать здесь, – добавила она, все так же улыбаясь ему в лицо. – Но он подаст сигнал. Отец был прав. Наш «брак» уже работает как щит».

Их проводили за столик у окна. Егор придвинул для нее стул – жест, которого требовали приличия, и который он совершил с механической точностью. Пока они изучали меню, их тихий разговор продолжался, невидимый и неслышимый для посторонних.

«Твой отец… он знал, что Орловы будут здесь?» – спросил Егор, глядя в ламинированную карту завтраков, но не видя ни строчки.

«Знал, – ответила Алиса просто. – Это часть демонстрации. Чтобы показать Кириллу, что я теперь недосягаема. Что тронуть меня – значит тронуть ФСБ».

«Он выглядит как человек, которого такими тонкостями не остановить».

«Он и есть такой, – в ее голосе прозвучала тень старой, знакомой усталости. – Но теперь он будет вынужден быть осторожнее. И это нам на руку».

Официант принял заказ. Оставшись на минуту одни, они замолчали. Напряжение между ними висело почти осязаемой пеленой. Притворство на публике было одним, но эти тихие, деловые обмены информацией наедине сбивали Егора с толку. Она была собранна, умна и проницательна. Она не была просто избалованной девочкой. Она была стратегом, воспитанным в самой гуще войны.

«Ты хорошо это делаешь», – неожиданно для себя сказал он, глядя на свои сложенные на столе руки.

Алиса подняла на него глаза, ее игривая маска на мгновение дрогнула, уступив место удивлению.

«Что именно?»

«Все это, – он сделал неопределенный жест рукой. – Притворство. Манипуляция. Ты играешь счастливую невесту лучше, чем я играю влюбленного жениха».

На ее губах снова появилась улыбка, но на этот раз иная – более острая, более настоящая.

«Я тренировалась всю жизнь, Егор. В моем мире выживает не самый сильный, а самый убедительный актер. А ты… – она наклонилась чуть ближе, и ее голос снова стал шепотом, но теперь в нем слышалась не притворный нежность, а искреннее любопытство, – ты ужасный актер. Но в этом, как ни странно, есть своя убедительность. Смотрится как попытка грубого солдата быть нежным. Это даже мило».

Егор почувствовал, как его уши покраснели. Ее слова были одновременно оскорблением и… комплиментом? Он запутался. Он ненавидел эту путаницу.

Их заказ принесли. Они ели в почти полном молчании, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами для поддержания иллюзии. Егор ловил на себе взгляды. Любопытные. Оценивающие. Враждебные. Он чувствовал себя образцом в витрине. И самым большим потрясением для него стало осознание, что Алиса, похоже, чувствовала то же самое. Время от времени ее взгляд становился отсутствующим, она смотрела в окно на пробуждающийся город, и в ее глазах на мгновение мелькало то же стремление к свободе, что он видел в себе.

Когда они закончили и он расплатился (еще один странный ритуал – платить за завтрак своей «жене», дочери одного из самых богатых людей страны), она снова положила руку на его руку.

«Теперь небольшая прогулка до машины, – прошептала она. – Улыбайся. И, пожалуйста, не сжимай кулаки. Ты выглядишь так, будто готовишься к бою».