Красное и белое

- -
- 100%
- +

Введение
Перед вами, дорогой читатель, новая книга, но она не о вреде пьянства, и вообще не о пьянке, хоть название и намекает. Нет, я хотел написать о том периоде нашей страны, который называется: Социализм. Да, дело не в названии. В двух словах суть книги не выразить, поэтому название – это ни о чем. Книга адресована тем, кто рожден в середине прошлого столетия. Социализм в России – это эпоха и сейчас об этой эпохе в обществе очень противоречивые мнения.
Одни восхищаются теми временами, когда была бесплатной медицина, образование; когда квартиры давали бесплатно; когда были почти бесплатные путевки на курорты и в пионерские лагеря, а квартплата вообще не вызывала никаких ассоциаций. Не было никакой безработицы. И все это правда… Но есть и другая правда.
Эпоха тоталиторизма, когда безраздельно царствовал ЦК КПСС во главе с его генеральным секретарем… Ну и пусть бы себе царствовал, – скажут некоторые. Зачем было крушить такое благоденствие. Действительно, зачем? – Так ведь тотальный дефицит вокруг… У капиталистов-то нет такого. Они лучше живут. А у нас?… Продуктов не хватает, мясо по талонам, масло по талонам… Талоны, в наше-то время, куда это годиться… Но ведь опять же, не голодает никто, да и если заглянуть в холодильники, мясо-то у всех есть! – Действительно. У всех есть. Где только народ его берет? Ну, некоторые в Москву за продуктами ездят. Да ладно, что это мы все о еде. В конце концов, это низко! Поговорим о возвышенном: о любви… – Презервативов нигде нет! Женское белье в магазинах пропало. Постельное белье купить – проблема…
Ну, ладно, пусть. Да, были проблемы, а сейчас-то что? Лучше? Проблемы были, есть и будут при любом общественном строе. А уж сейчас их все больше и больше… но я не об этом. Я попытался показать жизнь в том времени, без прикрас, но и не опоганивая тот общественный строй, как делают некоторые авторы. Социализм – это часть нашей истории. Совсем не обязательно им восхищаться, но это НАША история…
Теперь пару слов о жанре произведения. Изначально планировался фантастический роман. Но в процессе написания стало ясно, что с фантастикой не очень-то получается. Нет, ну фантастика она вообще-то есть, только глубоко закопана в бытовухе…
Так-то, вот!
Отроки познают мир
1– Мам, а зачем вы меня Матвеем назвали? – спросил я свою родительницу за обедом, уплетая суп и стараясь не смотреть на нее.
– А чем тебе не нравится твое имя? – удивленно спросила она. – Оно не часто встречается. Небось, ты один Матвей в классе?
– Один, – подтвердил я, – но теперь меня Мотей дразнят.
– Не дразнят, а просто школьники всегда так делают, – ответила она. – Обычно фамилию коверкают, но иногда имя сокращают. Это не обзывачка, сам понимать должен. Вот дружок твой, Василий, Котей стал…
– Это я придумал! – гордо сообщил я.
– Ну, вот видишь… Он-то не обижается?
– Ему все равно… Просто Котя и Мотя, смешно как-то.
Ответа на свой вопрос я не получил, да и какой тут может быть ответ… В метрике записано Матвей, значит и в паспорте потом буду Матвей. Во взрослой жизни школьные клички не встречаются, а вот интересно кем в школе были мои родители. Отец у меня Петр, значит, в детстве Петька был, а Петька герой анекдотов про Чапаева. Но там он всегда выглядит молодецки. Фамилия у отца Фролов и у меня соответственно… Могли Фролом в школе называть, хотя едва ли, Петькой проще. А вот у матери девичья фамилия Штина, а зовут Татьяна, тут уж сходу ничего не придумаешь…
После обеда я собрался к Ваське, ну просто Котей я его не всегда называл, только если сильно разозлюсь. Последние дни летних каникул надо провести с пользой. Скоро первое сентября, конец вольной жизни, восьмой класс это конец обязательного образования. Дальше можно или в техникум или в девятый класс или вообще в какое-нибудь училище. Впрочем, зачем об этом думать? Закончу восьмой класс, а там видно будет. Это не моя мысль, так Вадик сказал. Он в классе авторитет. Ну, еще бы: здоровяк, выше всех и здоровее. Вот у кого проблем в жизни не предвидится…
– Ты это куда? – спросила мать.
Ну вот, началось: куда, зачем, когда придешь… Никакой свободы нет, сама-то не любит, когда ее спрашивают: куда пошла…
– К Ваське пойду, – ответил я. – Каникулы кончаются, мы в кино сходим. Дай двадцать копеек.
– Днем билеты десять копеек стоят.
– Не пускают уже нас по детским билетам. Заставляют покупать взрослый.
Тут, конечно, явная несправедливость. Ведь на сеансы, где «детям до шестнадцати», нас не пускают, поскольку нам только четырнадцать, но и на обычные сеансы по билетам за десять копеек тоже не пройдешь… Ладно. Двадцать копеек я получил и галопом понесся к Ваське. В кино мы не собирались, зачем сидеть в душном кинозале в такой денек. Мы отправились на озеро, там можно позагорать и искупаться, да еще какие-нибудь дела найдутся.
Страна у нас самая лучшая, недаром мы первые вышли в космос. Наш Юрий Гагарин герой мирового масштаба, это даже империалистические страны признают, а они ох как не любят признавать наши успехи. Сейчас у нас 1961 год, что-то будет через двадцать лет… Но мы с Васькой за двадцать лет не загадывали, ведь нам тогда будет по тридцать четыре, а это, считай, вся жизнь прожита… Дальше-то что! Семья, дети и прочие кошмары… Нет, жить надо сейчас. Впрочем, надо сначала избавиться от родительской опеки, и тогда начнется настоящая жизнь. Эх, уехать бы куда-нибудь далеко-далеко…
Васька меня уже ждал, на углу возле трамвайной остановки. Там же в киоске мы купили бутылку газировки и сели в трамвай. Жара стояла, как в июле. Последние летние деньки. До пляжа ехали почти час. Хороший у нас на озере пляж, да и город хороший. Надо, правда, отметить, что других городов мы с Васькой не видели, но какие наши годы, увидим еще.
Отцы наши работали на одном заводе: мой – токарем в механическом цехе, а Васькин в конструкторском отделе инженерил, проектировал что-то. Мы с Васькой тоже собирались поступать в институт, это нам родители внушали с первого класса. Сами-то мы понятия не имели, что это такое…
Ну, вот и приехали. Пляж. Народу много, школьники, в основном наш возраст и старшеклассники. Мы с Васькой расположились на траве, без затей. Это взрослые берут с собой покрывало, чтоб не на голой земле сидеть, а нам с Васькой ни к чему эта роскошь. Побросали одежду на траву и в воду. Правда, купались мы уже в плавках, а не в трусах, как раньше.
– Вон Люська и Римка, – крикнул мне Васька.
Я завертел головой. Увидел. Ну и что? Обыкновенные девочки в обыкновенных купальниках.
– Вот если бы Танька тут была…
– Ну и что, если бы была? – спросил Васька.
– Да так, ничего… – ответил я.
Ну, да. Нравилась мне Танька, и Ваське это было известно. Ему многое обо мне известно. Надо же с кем-то своими тайнами делиться. Ну, хорошо. Не с кем-то, а с лучшим другом. Мне тоже известна была его симпатия. Люська ему нравилась. Только все наши чувства отклика не получали. Мы, конечно, не очень старались, но ведь тут очень стараться ни к чему. Сердцу не прикажешь. Мы эту истину вычитали из книг и теперь убеждались в ее справедливости. Девочки из нашего класса засматривались на старшеклассников.
– Таков закон природы, – констатировал в свое время Вадим, – Девушка обязательно должна быть моложе, юноши.
Почему так, – он не объяснял, но мы и не спрашивали. Хотя сам он пользовался успехом даже у старшеклассниц, опровергая собственное изречение. Тут, уж природа постаралась, наградила его… Да, с такой внешностью надо в кино сниматься в роли какого-нибудь положительного героя…
Я лежал на спине и смотрел в голубое небо, по которому плыли белые облака, да не просто облака, а замысловатые фигуры. Можно дать волю воображению и увидишь проплывающие замки, рыцаря на коне. Хорошо было в старые времена. Скакали рыцари на конях и в доспехах, сражались с врагами и друг с другом, когда врагов поблизости не было. Понравилась красавица, подскакал к ней на коне, посадил в седло впереди себя и увез в свой замок. В книгах всегда так происходит. Сначала сраженья с врагами, потом покорение девичьего сердца великими подвигами во славу прекрасной дамы, то есть в ее славу, а потом на коня и в замок, чтоб жить долго и счастливо и умереть в один день.
Я перевернулся на живот, подставляя спину теплым лучам послеобеденного солнца. Васька задумчиво смотрел на Люську, а на него осторожно поглядывала Римка, стараясь делать это незаметно. Но у Римки незаметность плохо получалось… А мне наплевать, тут моей симпатии не было, и я мог пялиться на них в открытую. Римка, заметив мой взгляд, показала мне язык, а Васька принял это на свой счет и тоже показал ей язык. В результате я захохотал и отвернулся, чтоб Васька не начал задавать вопросы.
Потом мы еще раз искупались и пошли по домам, только на другую остановку трамвая, через парк. Вечером в парке играла музыка, настоящий оркестр, и были танцульки. Но вход в парк по вечерам был платным. Мы на танцульки не ходили, не интересно, да и не пустили бы нас… А сейчас было еще рано для вечерних развлечений взрослых, и мы с Котей просто посидели на скамейке, посмотрели на играющих шахматистов и отправились к остановке. В шахматы мы иногда играли с переменным успехом, силы были равные, но сегодня не хотелось.
Люська с Риммой шли впереди нас, и Васька специально замедлил шаги, чтоб не обгонять. Смысл этого маневра я не понял, все равно ведь в одном вагоне поедем. Жили они в соседнем доме, через дорогу. Мы с Котей в одном доме, но в разных подъездах, а Люська с Риммой вообще в одном подъезде и даже на одном этаже, квартиры напротив друг друга.
В трамвае мы стояли буквально в трех шагах от них, Люська демонстративно смотрела в окно, не обращая на нас внимания, Васька стоял, млея и не сводя глаз с нее, а Римма, хоть и разговаривала о чем-то со своей подругой, но одним глазом косила на Ваську. Мне стало смешно, и я отвернулся, а потом пришла мысль: неужели, когда я смотрю на Таньку, у меня такой же дурацкий вид? Жаль, что нельзя увидеть себя со стороны…
Началась учеба в восьмом классе. Погода за окном еще летняя, так и тянет на улицу, а классная руководительница внушает нам, что восьмой класс выпускной и надо относиться к учебе со всей ответственностью. Ну да, выпускной… В девятый класс пойдут не все, многие нацеливаются на техникум, и мы с Котей туда же. Вот и кончаются школьные годы… Ох и надоела уже школа эта, но без аттестата никуда. Новенькие в нашем классе объявились. Пацан – Юра Долгоруков. Догадываетесь, какую кличку ему прилепили? А еще девочка: Эльвира Набель, – невысокая, неприметная, русоволосая. Неприметная, это если в глаза не заглянуть. А я вот заглянул на свое горе. Про Таньку сразу забыл, впрочем, Танька этого и не заметила, я ей сразу неинтересен был. А вот в глазах Эли я увидел… даже не знаю, как это описать: большие и зеленоватые, в них можно смотреть бесконечно, просто омут какой-то. В общем, называть ее Элькой, язык не поворачивался.
Еще в младших классах, когда мы только пришли в школу, нас рассадили по партам так, чтоб мальчик с девочкой. Это чтоб не слишком баловались. С тех пор этот принцип сохранялся, хотя иногда пары менялись, не по собственному желанию, конечно. Какие в школе могут быт собственные желания? Но у нас в восьмом классе уже было послабление: на каждом предмете, мы рассаживались по-разному. На математике, к примеру, я сидел на второй парте вместе с Люськой, а на русском языке и литературе с Нинкой Скобелевой на третьей парте и в другом ряду. Только с Котей мы вместе никогда не сидели. Люська была признанная классная красавица и Васька, наверное, мне завидовал, но никогда не предлагал поменяться. Порядок оставался незыблемым. По этому же незыблемому порядку, на уроках химии Котя сидел рядом с Элей, тут уж меня грызла черная зависть, но поменяться с Васькой я не мог. Это ведь будет на виду всего класса… Нет, это невозможно.
Васька, конечно, знал, что я поменял свою симпатию, но смотрел на меня с удивлением. Ведь если Люська была первой красавицей в классе, то Танька – второй. Да и это еще смотря как оценивать… Ну мы же еще дети, оценивали только личико.
Учеба нас с Котей не особенно напрягала, оба мы были хорошисты и надеялись поступить в индустриальный техникум, где вступительные экзамены подразумевали: физику, математику и русский язык. Ох уж этот русский язык. Сам-то я русский по национальности и других языков не знал, но грамматика меня доставала. Я тоже ее «доставал», но ошибки делал, в основном, по невнимательности. Только ведь на конечный результат это не влияло: ошибка есть ошибка, незнание правил или просто описка, какая разница?
Весь сентябрь и начало октября мы ходили на учебу в пионерских галстуках. А как иначе? Вступили в пионеры еще в третьем классе и с тех пор пионерский галстук – обязательный атрибут. Но вот в середине октября классная руководительница объявила нам, что пришло время вступать в комсомол. Мы уже давно поняли, что выросли из пионерского возраста, а некоторые из нас пытались «забывать» пионерский галстук дома, но… пресекались попытки. А тут официальная смена пионерского галстука на комсомольский значок, да еще выдавался комсомольский билет… Это не шухры-мухры, комсомолец – это совсем другое дело, это уже взрослый молодой человек, а не пацан в пионерском галстуке.
Мы с Котей сфотографировались, да все в классе сфотографировались, успешно прошли собеседование и нацепили комсомольские значки. На другой день я был просто поражен, как преобразился наш 8б класс. Особенно преобразились девочки. Нет, они по прежнему все были в школьной форме, тут никакие вольности не дозволялись, однако… Теперь, глядя на них, глаз волей-неволей за что-то цеплялся…
Конец октября выдался холодным, в лицо задувал ветер с мелким колючим дождиком. Котю я дома не застал и теперь болтался по улицам один. Просто дома сидеть надоело, а погода такая мне нравилась. Вот спросите меня: что тут хорошего? Ветер гонит по асфальту желтые листья, которые тут же намокают и превращаются в бурую массу на обочине тротуара. Руки приходится засовывать в карманы плаща, поскольку перчатки уже промокли, и скоро в ботинках тоже будет хлюпать вода. А все равно почему-то хорошо и спокойно на душе, а в голове роятся мечты-фантазии. Вот я героически сражаюсь с врагами, один против пятерых, а потом меня раненного и истекающего кровью находит Эля… Вот я лежу в больнице на больничной койке, а Эля сидит рядом и держит меня за руку… Или вот: я возвращаюсь с войны, на мне красивый мундир майора авиации. Я – летчик, совершил множество подвигов, Эля встречает меня, берет под руку, и мы идем… ну не важно, куда.
Почему-то именно в такую погоду хорошо мечтается. Когда тепло и солнце светит, не получаются такие мечты. В это время мы с Котей пристрастились к чтению книг, библиотека была рядом со школой, и выбор был большой. Конечно, мы выбирали приключения и избегали книг, рекомендованных к прочтению, считая что это самое неинтересное… Правда, оказалось что это не так. Прочитав список рекомендованных книг, я с удивлением понял, что прочитал уже почти все, и некоторые мне очень даже понравились… Даже начал проводить некоторые параллели. Например, Эля мне напоминала Наташу Ростову из «Войны и мира». Правда, когда я поделился этой мыслью с Васькой, он меня категорически опроверг. Я спорить не стал, но остался при своем мнении. А что с ним спорить? Он свою Люську тоже сравнивал с Татьяной из «Евгения Онегина» хотя какое уж тут сравнение. Нет, Люська красивая, спору нет, только характер… Ну, да ладно, которое мое дело…
На уроках мы писали стальными перьями, обмакивая их в чернильницу. Китайцы еще не додумались до шариковых ручек, поэтому в наших тетрадках появлялись кляксы и руки были измазаны в чернилах. На математике я сидел с Люськой на первой парте, слушать математичку было скучно. Я нашел сломанное стальное перо, вставил его в ручку и тупой конец пера засунул себе за ноготь. Если не знать, что кончик пера отломан, получалась жуткая вещь: полсантиметра железа под ногтем. Я продемонстрировал Люське свое изобретение. Неожиданно она громко ойкнула.
– Фролов, встань! – рявкнула математичка.
Я обреченно поднялся, даже не пытаясь что-то объяснить.
– Что он тебе сделал? – спросила она у Люськи.
– Ничего, – удивленно ответила та.
– Фролов, дневник на стол и вон из класса, – продолжила математичка.
– Дура, – вполголоса сказал я Люське, выбираясь из-за парты.
– Сам дурак! – так же, шепотом ответила она, рассматривая мою ручку с отломанным кончиком пера.
Простояв в коридоре до конца урока, я пытался придумать отмазку, чтоб не влетело от родителей. Математичка написала замечание в дневник, якобы я хулиганил на уроке. А какое тут хулиганство? Это Люське надо замечание писать, она ойкнула ни с того ни с сего. Я же ее пальцем не тронул. Коте я рассказал про Люськину выходку, но сочувствия от него не дождался, наоборот, пообещал накостылять мне, если я ей чего-нибудь сделаю. Никто мою шутку не оценил…
На уроках истории мы с Котей сели вместе. Историчка допустила такое соседство, поскольку мы вели себя тихо и, вообще, по истории учились хорошо. Нравился мне этот предмет, да и Ваське тоже. Много исторических романов нами было прочитано. Вот и сейчас мы проходили гражданскую войну в России. Революция уже свершилась, помещиков и капиталистов выгнали, земли и фабрики отобрали, но они сопротивлялись. Белая армия атаковала крупные города и даже угрожала Петрограду.
– Слушай, Котя, – шепотом говорил я своему другу, – ведь помещиков и капиталистов в разы меньше, чем трудового народа. Как они белую армию-то организовали? Ведь их можно было просто вывезти на пароходе в Америку и пусть себе там живут и творят свои безобразные дела…
– Да, нет, – задумчиво возразил Котя, – их тоже много. Смотрел фильм «Чапаев»? Видел, как их Анка из пулемета косила. Они все идут и идут, а она косит и косит, и они не кончаются… Знаешь сколько офицеров было в царской армии…
– Но солдат-то ведь все равно больше, – отвечал я.
– А еще за них были бандиты всякие и казаки.
– А когда с Наполеоном воевали, казаки были за нас.
Историчка строго так на нас посмотрела и мы замолкли. Спор-то наш был ни о чем. И так ведь всем ясно, что красная армия сражалась за нас, за бедных, за трудовой народ, а белая армия за помещиков и фабрикантов, за богатеев и эксплуататоров. Про это уже много книжек прочитано и фильмов пересмотрено. Но иногда, читая исторические романы, так хотелось быть графом или князем. Ведь совсем необязательно при этом эксплуатировать трудовой народ, можно просто быть человеком благородных кровей. Вот скажем: граф, Матвей Петрович Фролов, – звучит. Или князь Василий, это я про Котю. Кстати, князь Василий встречался в романе «Война и мир».
Тут мечты мои развернулись в другом направлении. Прискакал я верхом на вороном коне в свой замок, а слуга подает мне конверт и говорит: «Вам письмо, ваше сиятельство, от княжны Эльвиры Набель…»
– Фролов, повтори, что я сейчас сказала! – донесся строгий голос исторички.
Я обреченно глянул на Котю. Хотя, чем он мог сейчас помочь? Но меня спас звонок с урока. Хотя мы были уже не маленькие, и нам сто раз говорили, что звонок подается для учителя, но в классе уже возник шум, предвестник свободы. Никому не интересно, как Мотя, то есть я, будет выкручиваться, да и у исторички интерес ко мне угас. Эта пожилая дама весьма либерально к нам относилась. Короче, я был отпущен с богом…
Надвигались октябрьские праздники. День седьмого ноября – красный день календаря… Демонстрации трудящихся в каждом городе и наш Ельск не исключение. Но перед самим праздником прошли школьные вечера, для старшеклассников, разумеется. Ведь мы уже были старшеклассниками, поскольку восьмой класс – выпускной. Да и нам с Котей уже исполнилось пятнадцать, мне на неделю раньше, чем ему.
– В нашем возрасте некоторые уже кораблем командовали», – важно сказал Котя, намекая на роман Жюль Верна «Пятнадцатилетний капитан.
Этот школьный вечер проходил в актовом зале школы, сначала был небольшой концерт школьной самодеятельности. Как это происходит в настоящее время, сказать не берусь, а тогда на сцену выходили наши одноклассники и читали стихи, пели песни под аккомпанемент старенького пианино. Некоторые девочки, занимающиеся музыкой, исполняли пьески на этом инструменте, были и баянисты. Котя притащил свой баян, на котором исполнил какую-то унылую мелодию. Впрочем, это на мой взгляд – унылую, а хлопали ему ничуть не тише, чем другим исполнителям.
Концерт надолго не затянулся. Сдвинули стулья к стенам, освободив центр зала для танцев. Танцевать нас учили раньше, причем в обязательном порядке. Были уроки бальных танцев и те, кто хотел научиться, разумеется, научились. Котя вот научился, и мог вполне уверенно вести свою даму в вальсе. А я, так дурнем и остался, думал: «Зачем мне это уменье? Экзаменов по этому предмету нет…» Короче, и вальсировать не научился, да и другим танцевальным движениям тоже. Теперь вот смотрел, как Котя ведет в танце свою Люську, и завидовал, боясь даже взглянуть на Эльвиру.
Впрочем, на вальсе свет клином не сошелся, из динамиков понесся чарльстон, танец наших бабушек. Тут движения простые, можно научиться сходу, и я, собравшись с духом, направился к Эле. Увы, меня опередили. Вадик вывел ее в центр зала, а я, не успев замедлить шаги, столкнулся с Риммой. Я машинально, как учили, наклонил голову, она ответила шутливым книксеном, и мы тоже вышли на танцевальное пространство. Я сразу злорадно отметил, что высокий Вадик и маленькая Эля смотрелись несколько комично… Однако, взглянув в ее сияющее личико, понял, что она так не считает и настроение сразу упало. Римма, поглядывая на Котю, тоже загрустила. Я, понимая, что надо что-то говорить, чтоб не выглядеть охламоном, никак не мог придумать тему для беседы и молчал как пень. Наконец танец закончился и я, как учили, проводил свою даму на место, то есть туда, где взял, и направился к Коте, просто, чтоб пообщаться и обсудить текущий момент. Не обязательно же танцевать каждый танец, можно и пропустить один – другой. Это в старые времена у барышень были бальные книжечки, куда они записывали кавалеров на танец. У нас пока такой бюрократии не было…
Короче, когда я продвигался к Коте, то понял, что ему не до меня, он смотрел на Люську, которая кружилась в вальсе с Вадиком. «Как он везде поспевает, – удивился я, – у меня Эльвиру увел, у Васьки – Люську». Надо отдать ему справедливость, смотрелись они с Люськой классно. Ну, еще бы: первая красавица класса и Вадик, высокий и элегантный. Котя, явно, ему не соперник. Только тут никаких романтических отношений быть не могло, мы-то с Котей знали, что у Вадима есть зазноба, девочка из девятого класса. Но сейчас ее не было, и Вадик резвился, как петух в курятнике.
В общем, до Коти я не успел дойти, его уже тянула за руку Танька, моя бывшая симпатия. Тут ничего удивительного нет, если Вадик у нас первый красавец, то Котя – первый танцор. Только в этот раз Танька прогадала, во время танца башка у Коти все время поворачивалась в Люськину сторону, как стрелка компаса, а в итоге, он чуть не уронил свою партнершу. Я мысленно хохотал, глядя на эту парочку, но потом Таньку стало жалко, она чуть не разревелась, когда Котя, виновато потупясь, вел ее на место.
А дальше было медленное танго, и я решительно направился к Эле. Танго это такой танец, в котором можно без всяких выкрутасов, положить руку на талию партнерши и просто топтаться на месте, не обязательно проявлять танцевальное искусство. И я просто балдел, находясь в шаге от предмета моих мечтаний. Тут надо отметить, что даже самые смелые мои мечты не заходили дальше поцелуя в щечку. Но ведь во время танца надо хоть что-то сказать своей партнерше, тем более своей пассии. Пусть даже она об этом не знает. А что? Все правильно, только в голову ничего не идет. Состояние райского блаженства от близости ее лица пришло, а слов никаких нет.
– Ты красивая… – наконец, выдавил я.
Эля заулыбалась и посмотрела мне прямо в глаза… Да, такого со мной еще не было. Еще никто и никогда на меня так не смотрел. Это просто светопреставление какое-то. Больше я ничего сказать не мог, хорошо, что ноги сохранили способность двигаться в такт музыке. Когда танец кончился я, уже на автомате, отвел ее на место. Котя меня больше не интересовал, надо немедленно отправляться домой, поскольку переполняли чувства, доселе мне неведомые.
Я был уже одет и выходил из раздевалки, когда появился Котя.
– Ты куда? – удивленно спросил он.
– Домой, – ответил я, и на лице играла довольная улыбка.
– Ты чего, дурак что ли? – разозлился Котя. – А девчонок кто проводит?
Тут я тоже сообразил, что, пожалуй, он прав. Моментально раздевшись, мы вместе с Котей вернулись в зал. До конца вечера я еще несколько раз танцевал с Элей, но уже ничего ей не говорил, только старался заглянуть ей в глаза, но это удалось всего пару раз. Чаще всего она опускала голову, и я видел только ее улыбку.