Птица, влюбленная в клетку

- -
- 100%
- +
В тот момент, когда я разглядел страх в ее взгляде, я дал себе слово, что все ей расскажу. Я собирался прийти вечером домой и открыться ей, чего бы мне это ни стоило.
Но все перечеркнул случай. Промедление стало моим вторым именем.
Ляль уехала из офиса вместе с Батуханом. Через некоторое время я узнал, что Баран Демироглу похитил Альптекина, а чуть позже – что он встретился с Ляль. В этот момент я понял, что все кончено. Любые мои действия теперь были напрасными; я чувствовал себя словно рыба, выброшенная на берег. Я знал, что Ляль уйдет. И это было лишь прелюдией к тому, что мне предстояло пережить.
Ляль ушла.
Ариф отправился вместе с ней в дом к Барану Демироглу. Ляль не захотела, чтобы я поехал с ней. Я уступил ей, но тревога разъедала меня изнутри. Я был весь на иголках, пока ждал их на улице перед домом Барана. В то время, как Ясин летел первым рейсом в Турцию, Омер паниковал не меньше меня. Список людей, которые должны были просить прощения перед Ляль, становился все длиннее. Каждый из нас мучительно ждал встречи с ней…
Я не знаю, сколько прошло времени. Когда я увидел, что Ариф вышел из дома один, я схватился за голову и в ужасе застыл. Казалось, это конец. Она передала через Арифа послание. Ляль хотела, чтобы я уважал ее решение, и просила не вмешиваться. Хоть и не прямо, но она дала понять, что вернется. Но я не мог больше ждать. Хоть Ариф и сказал, что Баран Демироглу кажется невиновным, я не мог позволить Ляль остаться с ним наедине. Я понимал, что она все узнала и уже говорила с Альптекином. Я хотел пойти к ней не для того, чтобы умолять ее о прощении, а для того, чтобы увидеть, что она в безопасности.
Я не помню, как попал в тот дом. Не помню, сколько человек побили меня, скольких побил я. Все происходило очень быстро. Спустившись в подвал, я увидел родного брата, связанного и подвешенного к потолку. А девушка, которую я любил, сидела на полу, у его ног…
«Ляль», – произнес я. Она резко поднялась с колен, а затем посмотрела мне прямо в глаза. Принять сто ударов ножом казалось мне более милосердным, чем увидеть разочарование в ее глазах. Ляль подошла ко мне. На этот раз она сделала то, что должна была, и влепила мне оглушительную пощечину, а потом, не обернувшись, вышла. От удара моя голова запрокинулась. Несколько секунд я стоял без движения. Я заслужил это. Все, о чем я думал, – ее полные слез глаза и выражение лица, которое так и стояло у меня перед внутренним взором.
Неужели можно так сильно страдать из-за любви, сестренка? Я очень рад, что тебе не довелось этого испытать.
Я не обращал внимания на крики и ругательства Барана Демироглу. Я просто забрал оттуда своего брата, и мы ушли. Я отвез Альптекина в больницу. После того как стало понятно, что с ним все в порядке, я вернулся к дому Барана Демироглу. Я был похож на пса, который ждет своего хозяина. Но ждал я только ее. Пусть даже она не посмотрит мне в лицо, я не мог заставить себя уйти.
В какой она была комнате? Плакала ли она? Как сильно меня ненавидела? Болела ли у нее душа, когда она думала обо всем, что случилось?
Пока все эти вопросы терзали мой разум, я осознавал только одно: я хотел избавить ее от страданий, но именно я причинил ей самую большую боль.
Я был раздавлен, сестренка…
Ты меня знаешь. Я пытался построить свой собственный мир. У меня были цели, желание отомстить, была миссия. Но в тот момент, когда я ее увидел, я должен был понять, что все это разрушится.
Мой мир был темным садом, а я влюбился в прекрасную розу.
На следующее утро мимо меня проехали несколько машин. Я знал, что в одной из них была Ляль. Она ехала в Урфу, и я не мог помешать ей. Она отправлялась на могилы своих родителей, хоть уже и знала, что они пусты. Что еще ей предстояло испытать? Какое горе? Ко всем ее бедам я добавлял ей новые.
Иногда я хочу оторвать себе голову. Хочу сделать себе больно, заставить себя страдать. Хочу наказать свое тело и душу за все, что она пережила по моей вине. Что бы человек ни делал, куда бы ни шел, от себя ему не убежать, сестренка. Голоса в моей голове не смолкают. Мне больно. Иногда мне невыносимо жить с таким сердцем.
Я взрослый мужчина, а один ее взгляд поразил меня так, что я все еще не могу прийти в себя.
Сейчас, когда я пишу тебе эти строки, она в Урфе. Я не знаю, как она себя чувствует. Единственное, что я знаю: она в безопасности. Ариф издалека присматривает за ней, но мне страшно спросить у него, как ее дела. Потому что знаю, что не выдержу, если Ариф ответит мне: «Она плачет, брат». Я знаю ее достаточно хорошо, чтобы верить, что она справится. Она обязательно спросит с нас за все, что ей пришлось пережить, но когда она это сделает?
Прошло всего три дня, а я уже не выдерживаю разлуки с ней.
Простит ли она меня однажды?
Ответ на этот сможет дать только сама Ляль.
Переносить слова на бумагу очень больно. Проживать все заново лишь больше меня ранит. Кажется, словно невидимая рука сжимает мое сердце. Возможно, ты не поверишь, но эта боль совсем другая. Я чувствую, что живу благодаря ей. Я страдаю, мучаюсь, но живу.
Внутри меня все еще теплится надежда. Часть меня твердит: «Она простит, она поймет». Я ведь так и не смог сказать ей, что люблю ее. Так не может закончиться, не должно. Я хочу, чтобы у нас был еще один шанс. Чтобы между нами больше не было лжи. Чтобы нашей любви не мешало прошлое. Я больше не хочу оправдываться своей незрелостью, я больше не хочу сталкиваться с ошибками прошлого.
Думаешь, получится? Справлюсь ли я?
В следующий раз я хочу прийти к тебе человеком, у которого получилось заслужить прощение любимой. Дорогая моя сестра, поверь, я желаю этого всем сердцем. Так хочется, чтобы улыбка озарила ее лицо… Хочу, чтобы ее веселый смех звучал в моем доме, чтобы она снова верила мне. Я хочу услышать ее «Да!» на тот самый заветный вопрос, который я ей задам. Будь уверена, я сделаю для этого все, что в моих силах.
А если она не захочет?
Сейчас я предпочитаю не думать об этом, потому что сама вероятность такого исхода разрывает мне сердце.
До встречи, сестренка. Надеюсь, ты сможешь простить меня. Я исправлю свои ошибки. Верь в своего старшего брата и помни, как сильно я тебя люблю.
Покойся с миром. Не забудь передать привет от Эфляль нашим маме и папе. В следующую нашу встречу я принесу хорошие вести. Как всегда, я буду смотреть на нобо, чтобы увидеть, как ты улыбаешься.
Прощай, моя дорогая Мирай.
Твой любящий брат,
Каран Эфдал Акдоган
Глава 1
Подавленные чувства

Все в мире шло своим чередом. Солнце вставало, проходило по небу, затем наступала ночь. Каждый день мы приветствовали луну и провожали солнце. Это был бесконечный круг, который работал без сбоев. Так же, как встреча двух людей, их любовь, доверие и страстные чувства друг к другу. Но как раз этот круг великолепным не был. По крайней мере, для меня. Если бы это оказалось колесо, я бы застряла между его спицами.
Для меня стало неожиданностью, что небольшая боль в груди могла так сильно меня сломить. Она была маленькой, микроскопической, но сжигала меня изнутри. Хотелось кричать и плакать. Казалось, будто мои легкие наполнялись не воздухом, а ядом, который питал эту боль. Хоть мне и не хотелось этого признавать, но я сама была причиной этого.
Разве человек может сам себе подписать смертный приговор?
Человек способен собственными руками и с радостью сделать это.
Я и предположить не могла, что однажды приеду сюда. Сейчас я находилась в Урфе, сидела в своей машине в нескольких метрах от могил родителей. Но у меня не оказалось сил, чтобы выйти. Могилы были пусты. Прошло еще слишком мало времени с того момента, как я узнала об этом. Я много лет жила в ожидании встречи с ними. Несмотря на то что сейчас я знала – их там нет, все равно не могла пошевелиться. Я боялась, что если прочту их имена на плитах, то снова вернусь в то время, когда мне было семнадцать.
– Ты должна это сделать, – сказала я сама себе и крепко сжала руками руль. – Если боль не прожить, она никуда не уйдет. Сделай это, пусть хотя бы ее станет меньше.
Я глубоко вдохнула в надежде на то, что кислород поможет мне прийти в себя, собрала всю свою храбрость в кулак и вышла из машины. Решат, который не оставлял меня нигде ни на минуту, протянул мне платок. Я взяла его и накинула на голову.
– Где они? – спросила я усталым голосом.
Решат видел, как всю дорогу я рыдала. Когда я подумала, что все кончено, он протянул мне бутылку с водой и сказал: «Все пройдет». Просто «все пройдет…»
Что пройдет, как пройдет – неизвестно, но я хотела верить его словам, поэтому взяла бутылку из его рук и сделала несколько глотков. Все обязательно пройдет. Но когда, как?
Решат с грустью посмотрел на мое бледное, осунувшееся лицо. Не говоря ни слова, он дал мне знак идти за ним и пошел первым. Я двинулась вперед нетвердыми шагами. Я будто приносила боль тому месту, на которое ступала моя нога. В глубине своей души я ощущала дух кладбища, где сгнившие тела не чувствовали ничего, они не страдали ни мига. Я словно умерла, но мне было больно.
Очень больно.
С каждым шагом до меня доносились голоса из прошлого. Я снова и снова сталкивалась с событиями, преследовавшими меня годами. Мои родители умерли. Они были убиты. Годы я потратила только на то, чтобы суметь прийти на могилу своей семьи. Сейчас я не верила в то, что происходит.
Мне казалось, что рядом будет старший брат, что он возьмет меня за руку, скажет «я рядом». Но жизнь все продолжала играть со мной в игры, а мои желания так и остались всего лишь желаниями.
Под влиянием мрачной атмосферы кладбища шепот внутри меня перешел в крик, который эхом раздавался в моей голове. Скрестив руки на груди, я вдруг поняла, что не хочу оставаться одна. Мне не следовало отказывать дедушке, когда он сказал, что хочет быть рядом.
Сожалеть уже было поздно. В момент, когда я поняла это, наполнивший мое тело воздух будто превратился в огонь и обжег меня изнутри. Я стояла перед ними. Этот момент настал, и взгляд моих заплаканных глаз упал на имена на могильных плитах. Я замерла.
Гюнал Демироглу – Алисия Демироглу
Судьба, до этого бившая меня в самые неожиданные моменты, на этот раз ударила с открытым забралом, без утайки. И доспехи ее были любовью.
Дрожа всем телом и все продолжая смотреть на их имена, я выдохнула и приблизилась к могилам. Все было не так, как я себе представляла. Я не чувствовала их присутствия. Не плакала. Должно быть, слезы закончились, пока мы ехали из Стамбула в Урфу. Трясущимися пальцами я провела по имени отца.
Все мое сердце охватило чувство, которому я не могла подобрать названия. Возможно, я просто оцепенела.
Я поцеловала холодную могильную плиту. Дрожь губ вмиг охватила все тело.
– Папочка, я пришла, – прошептала я. Мой голос, наверное, впервые звучал так безжизненно. – Ты слышишь меня? Твоя дочь здесь, папа. Ты понимаешь, что я тут?
Я села на белый мрамор и дотронулась до земли. Не росло ни травинки. Эта сухая почва не должна была меня так сильно ранить.
«Если бы вы только были здесь… Я чувствую, что чего-то не хватает. Будто мой голос до вас не доносится. Где же вы лежите?»
Одна-единственная слеза стекала вниз по щеке и жгла кожу. А я ведь думала, что они иссякли.
Несмотря на боль в спине, я набрала в ладонь горсть земли, встала и подошла к маминой могиле. Смешала с почвой, в которой должна была лежать мама. Я не знала, где они покоились на самом деле, но не хотела, чтобы даже в этих пустых могилах они были порознь.
– Алисия, свет очей моих… – я тихо, про себя молилась о том, чтобы мама услышала меня. – Мамочка, твоя малышка пришла. Прошу, почувствуйте, что я здесь. Годами я ждала, когда приду к вам.
Я медленно погладила ее имя, и вдруг все мое тело охватила дрожь, пробирая даже сердце. Я прикоснулась щекой к могильному камню и обхватила его руками. Обняла так же сильно, как если бы обнимала ее.
– Неужели мы встретимся только на том свете? Когда же я найду вас? – кричало мое сердце, пока слезы текли по щекам. – Я так скучаю! Кто у меня есть кроме вас, мама? И вас нет!
Он тоже покинул меня.
Я закрыла глаза руками. Не выдержав всего этого напряжения, начала всхлипывать. Моя душа, затерявшаяся среди сотен мертвых тел, заполнила своей болью это безмолвное кладбище.
Было так много вещей, которых я не могла принять, что я не знала, отчего плачу. Тело содрогалось от рыданий, но на самом деле дрожала моя душа. Люди, которых я любила, ранили меня сильнее всего. В их руках моя душа разбивалась на осколки, а я пыталась собрать то, что осталось.
Я будто оказалась в тупике.
– Я устала. Так устала!
Я села на землю, прислонившись спиной к маминой могиле. У меня не осталось ни одного человека, на которого можно было бы так же опереться, кому я могла довериться. Даже пустая мамина могила казалась мне надежнее, чем люди вокруг. Это нормально? Или я слишком много страдала?
– Я так устала бороться. Так устала падать и снова подниматься, когда никого нет рядом. Я не настолько сильная! Мне надоело казаться сильной! Где мне еще найти пристанище? – Я сердито вытерла слезы. – Они сломали во мне самое сокровенное, мама. Как мне теперь верить людям? Кому теперь верить?
Я не знала, что от меня останется, после того как я выплесну всю свою боль, все свои чувства. С одной стороны, мое прошлое, с другой – будущее. Они накатывали на меня гигантскими волнами, пытаясь утопить, пока я изо всех сил искала берега. Утопая в холодной воде, я старалась всплыть. Одна часть меня повторяла, что я не спасусь, и переставала бороться. Другая же не теряла надежды, делала все, чтобы спастись. Я разрывалась между ними, сражаясь с обоими. Это была борьба между жизнью и смертью.
Шли секунды, минуты. Начавшийся дождь очищал мою душу. Я вытирала капли со своих щек, но на их место тут же падали новые. Мне казалось, что я сильно постарела за последние дни. Тело охватила сильная дрожь, но я не могла найти в себе силы, чтобы противостоять ей.
Возможно, я это заслуживала. Возможно, моя судьба и заключалась в том, чтобы остаться совершенно одной около пустой могилы своей семьи. Возможно, все пережитое случилось со мной для того, чтобы я твердо стояла на ногах.
Мне стало страшно потеряться. Мое прошлое было городом, и я заплутала на улицах собственных воспоминаний.
Через некоторое время перед моими глазами появились розы. Я сглотнула, приходя в себя. Решат протягивал мне букет красных роз, будто прося меня встать. От неожиданности я вздрогнула, потому что не заметила, как он подошел. Стараясь не показывать виду, я поднялась и взяла букет. Посмотрела на Решата с благодарностью, и он тут же отошел в сторону, чтобы не мешать мне.
Я старалась прийти в себя. Мама и папа, должно быть, сокрушались, видя меня в подобном состоянии, если, конечно, могли посмотреть на меня с небес. Их Эфляль не была такой. Я должна была взять себя в руки. Ради них.
На этот раз, взяв землю с маминой могилы, я смешала ее с почвой на папиной. Мне тяжело давались эти движения, трясущиеся руки совсем не слушались. Я начала сажать розы на их могилах. Цветы были прекрасны, и я горько улыбнулась.
Все напоминало о нем и о боли, которую он причинил.
– Семья Демироглу, – произнесла я дрожащим голосом, который выдавал все мои страдания. Мне было больно от осознания того, что я никогда не была Демироглу. – Однажды я посажу розы там, где вы действительно похоронены. Обещаю.
Я продолжила заниматься цветами, не обращая внимания на то, что мокрая земля забилась мне под ногти, а сама я вымокла до нитки.
– Папа, хорошо ли ты смотришь за своей прекрасной розой? – Даже рокот грозы не смог подавить мои рыдания. – Конечно, хорошо. Она же для тебя дороже всего.
А вот меня никто не пожалел.
Я втянула воздух носом, но не смогла сказать папе правду, которая разрывала меня изнутри. Мне казалось, будто он смотрит на меня и страдает. Потому я проглотила слова, которые хотела, но не могла произнести.
Я не спеша посадила розы и прочитала все молитвы, которые знала, пожелав, чтобы родители упокоились с миром в том месте, где они на самом деле захоронены. Я знала, что это невозможно, пока я в таком состоянии, но все же пожелала именно этого.
Мне необходимо было собрать себя заново ради них. Я расправила плечи и попыталась вернуть своему голосу обычное звучание.
– Сейчас я ухожу. Но обязательно найду вас. – В последний раз я взглянула на могильные плиты с их именами. – Покойтесь с миром. Ваша дочь справится и с этим.
Я прижала ладонь к губам, а затем протянула руки к ним.
– В следующую нашу встречу я буду улыбаться, обещаю. Прощайте, семья Демироглу. Я вас очень люблю.

Мне казалось, будто где-то глубоко внутри меня был тоннель, и конца у него не существовало. А начинался он там, где я находилась в данный момент.
Стоя перед огромным особняком и подняв голову, я не могла понять и хоть как-то описать свои чувства в этот момент. Мой папа вырос здесь? Внутри меня возникло какое-то детское волнение. Скрытые за высокой каменной стеной воспоминания словно перекинулись через неприступную ограду и проросли в моей груди. Это чувство еще больше взволновало меня.
Не обращая внимания на сильную боль в голове, я переступила порог особняка. Пока я осматривалась, сердце бешено билось. С того самого момента, как я впервые увидела дедушку, это был второй раз, когда я чувствовала себя так близко к папе. Казалось, будто я сейчас проживаю его детство. Мне было безумно интересно, каким Гюнал Демироглу был в молодости.
Дедушка счастливо улыбнулся, увидев меня в этом доме.
– Добро пожаловать, внучка, – поприветствовал он.
Вокруг него стояло несколько человек, все они смотрели на меня. Дедушка оглядел меня с ног до головы и недовольно спросил:
– Что у тебя за вид? Ты вся вымокла, милая.
Сердитые нотки в его голосе вызвали у меня улыбку. Меня уже давно никто так не отчитывал. Я почувствовала себя частью любящей семьи. Увидев мою улыбку, дедушка нахмурился еще сильнее. Кивком он приказал подойти к нему.
– Давай-ка пойдем, я покажу тебе твою комнату. Иначе ты так точно заболеешь, – проворчал он.
Голос его становился все мягче, потому что я сильно обнимала его. Обхватила руками широкое тело, не обращая внимания на его мешающий живот. Сейчас благодаря дедушке я открывала для себя чувства, которых раньше не испытывала.
Он тоже обнял меня. Я слышала, как он почти беззвучно благодарил Аллаха, и не смогла сдержать слез. Его присутствие сейчас было единственным, что сумело бы мне помочь.
– Комнату отца не трогали? – спросила я, а дедушка поцеловал меня в волосы. Его наполненные слезами усталые глаза напоминали мне о горечи проведенных в разлуке лет. Я поздно нашла дедушку и не хотела его потерять.
Он коротко кивнул.
– Все так же, как много лет назад, – сказал он и горько улыбнулся.
– Показать тебе, дочка? – раздался женский голос.
Я перевела мутный от слез взгляд на женщину, задавшую вопрос. На вид ей было около шестидесяти лет. Вокруг ее глаз, так же как и у дедушки, я заметила множество морщинок. Она ласково мне улыбнулась и протянула руку. Я крепко ее пожала.
– Меня зовут Хатидже. Я уже очень давно работаю в особняке.
Ее улыбка передалась и мне.
Дедушка, словно предупреждая о чем-то, сказал:
– В каком смысле работаешь? Хатидже, ты неотъемлемая часть особняка. – Дедушка потрепал ее по плечу, словно старого друга. – Ты самое дорогое, что у меня осталось от него.
Я почувствовала, как у меня по телу пробежали мурашки. Мой живот свело судорогой при словах «все, что осталось». Это была какая-то пытка: мне все напоминало о нем.
Ляль, пойдем в комнату. А то и правда заболеем. Мы дрожим уже.
Только я собиралась сказать, что хочу уйти, как молодой человек, стоявший рядом с Хатидже, тоже представился:
– А я Юсуф.
Я тоже пожала ему руку и, обратившись ко всем сразу, ответила:
– Очень приятно.
Голос прозвучал устало, потому что до этого я очень долго плакала. Мне было страшно посмотреть на себя такую в зеркало, поэтому я хотела добраться до комнаты и как можно скорее принять душ.
– Юсуф – сын Хатидже, – пояснил дедушка. – Он и мне как сын.
Молодой человек смущенно опустил голову. Должно быть, мы были примерно одного возраста. И примерно одного роста. На смуглой коже легко угадывались следы летнего загара. Карие глаза Юсуфа, похожие на глаза его матери, так сияли, что мысленно я пожелала, чтобы этот свет никогда не потух.
– Ага[1], я ухожу в соседний особняк, – обратился к дедушке Решат.
Тот в знак согласия кивнул. Потом он потянулся ко мне, чтобы я взяла его под руку:
– Идем, я покажу тебе твою комнату.
Это была комната папы.
Я с радостью взяла дедушку под локоть. Казалось, из-за плача мой нос потерял способность распознавать запахи. Желая почувствовать аромат отца, я начала глубоко дышать.
Несмотря на то что моя одежда была насквозь мокрая, дедушка крепко прижал меня к себе. Я продолжила осматривать каменный особняк со все большим волнением. В ушах у меня звучал папин смех. Казалось, он был везде, во всех уголках этого дома. Я представила себе папу совсем маленьким, бегающим с хохотом по двору перед домом. Все эти картины были такими яркими, каждый момент я четко представляла в голове. От волнения сердце чуть ли не выпрыгивало у меня из груди.
Когда я подошла к двери, дедушка встал передо мной и посмотрел прямо в глаза. Он глядел так, словно хотел скрыть от меня всю свою боль.
– Мы ни к чему не прикасались с тех пор, как он ушел. Хатидже здесь регулярно делает уборку. Все, что может тебе понадобиться, в комнате есть. Если тебе что-то будет нужно, только скажи. Ладно?
Сжав губы, я кивнула и пробормотала:
– Может, я немного посплю.
Или несколько часов буду только пытаться уснуть, а затем встречу первые лучи солнца.
Казалось, дедушка не хотел, чтобы я так быстро закрылась в комнате. Я поняла это по выражению его лица.
– Я думал, мы вместе поужинаем. К тому же мы не поговорили о твоем визите на кладбище. – Дедушка погладил меня по плечу. – Ты в порядке? Ты можешь поделиться со мной.
Когда он широко улыбнулся, я почувствовала тянущую боль где-то в области сердца. Казалось, он был счастлив, произнося следующие слова:
– Я же твой дедушка.
Я так же широко улыбнулась ему в ответ.
– Конечно, ты мой дедушка, – говоря это, я ощутила дрожь во всем теле. Дедушка это заметил.
– Давай, проходи быстрее, – протараторил он. – Если заболеешь, я не прощу себе того, что не поехал вместе с тобой.
Дедушка открыл дверь и жестом показал мне, чтобы я вошла в комнату.
– Чувствуй себя как дома.
Я не могла не уловить печаль в его голосе.
Медленно перешагнув через порог, я остановилась, не в силах поверить своим глазам. Эта комната была почти точной копией моей комнаты в нашем доме в Германии. Единственное отличие заключалось в цвете. Все остальное было точно таким же. Расположение кровати, прикроватная тумбочка, стоящий справа шкаф из дерева, небольшой письменный стол и книжная полка рядом с ним…
В какой-то момент я подумала, что потеряю сознание. Мне казалось, что я очутилась в своей собственной комнате.
Когда дедушка вышел и закрыл за собой дверь, я оправилась от первого шока и села на кровать. Папа был прекрасным человеком, и я чувствовала восторг, каждый раз убеждаясь в этом. Он словно заранее знал, что я когда-нибудь сюда приеду, поэтому сделал все, чтобы я чувствовала себя комфортно. Гюнал Демироглу не прекращал меня удивлять.
Я провела рукой по постельному белью, не в силах перестать улыбаться.
Еще несколько минут назад я плакала. Надеюсь, эта комната сделает меня счастливой.
От холодной постели мое тело пробрала дрожь, но на сердце было тепло.
– Интересно, разговаривал ли ты с мамой по телефону, лежа на этой кровати? – Я откинулась назад, вытянувшись во весь рост. – Сказали ли вы друг другу самые важные слова, не подозревая, что ваша жизнь перевернется с ног на голову? В этой ли комнате ты первый раз сказал маме «я люблю тебя», папа?








