Птица, влюбленная в клетку

- -
- 100%
- +
Я поблагодарила Решата, который забрал пакеты из моих рук, решила присесть и отдохнуть где-то. Когда прохладный ветер обдул мою кожу, я поняла, что сильно вспотела. Нельзя было заболеть здесь. Я намеревалась приятно провести тут время.
– Хотите выпить чего-нибудь горячего? – спросил Решат. Я кивнула. – Чай?
– Можно.
Когда он пошел за чаем в сторону лавки, расположенной недалеко от нас, я вдруг почувствовала чужой взгляд. За мной будто следили. Я огляделась, но никого не увидела и пошла к скамейке, которая стояла рядом. И вдруг ощутила присутствие кого-то рядом. Я изо всех сил старалась не думать об этом, но все было напрасно.
Когда я подняла голову, то увидела прямо перед собой пару знакомых глаз. Я замерла. Как будто в меня бросили один из булыжников под ногами и попали прямо в сердце. Все это показалось мне совершенно нереальным. У меня перехватило дыхание.
На мгновение весь мир словно замер. Сначала я почувствовала, как мой пульс замедлился, а потом участился. Сердце забилось с бешеной скоростью. Вокруг воцарилась тишина.
Его глаза, этот взгляд снова напомнили мне, что я была в гробу. Боль в груди, на которую я старалась не обращать внимания весь день, сейчас отдавалась во всем теле. Когда сильный порыв ветра Урфы ударил в лицо, я осознала, что происходит.
Передо мной стоял Каран Агдоган.
И я совершенно не была готова с ним говорить.
Глава 2
Жженый запах доверия

Любовь – бездонная пропасть.
Некоторые пропасти окутаны темными облаками, такими плотными, что разглядеть дно невозможно. Ветер треплет волосы. По венам разливается страх. Но ты все стоишь, не отходишь. Хотя и знаешь, что, упав, – разобьешься. Пропасть, перед которой стою я, огромная и бездонная. Если сорваться – лететь вечность. Если остаться стоять – и жизни не хватит, чтобы разглядеть дно.
Любовь – это болото. Я давно увязла в нем и чем сильнее стараюсь выбраться, тем глубже меня затягивает. Именно об этом я подумала, когда увидела его. Я хотела заглушить свои чувства, но ощутила себя утопающей в болотной трясине. Каждый раз, закрывая глаза, я видела его. Вспоминала его смех, предательство, наше расставание, конец всего…
Много дней у меня получалось не думать ни о чем, не выходить из комнаты, кроме как для того, чтобы поесть, занимать себя какими-то мелочами. Я знала, что сейчас не время теряться в том, что происходит в моей голове. Поэтому выбрала себе в качестве компании книги моего папы. Библиотека с десятками томов, которые мне нравились, пришла в мою жизнь очень удачно.
Мне надоело сидеть на кровати по-турецки, и я положила голову на подушку. Книгу Ахмеда Арифа[7] я положила себе на грудь. Это был сборник «От тоски по тебе я износил свои оковы». Выбирая эту книгу, я не собиралась выискивать для себя какие-то смыслы. Пролистав несколько страниц, я увидела подчеркнутые строки, которые словно просились быть прочитанными. Не сдержавшись, я проговорила их про себя:
Если я слепИ мир вокруг пуст,Если у меня нет ничего, кроме тебя,Ты – мой свет, мой смысл, мой вкус. Хоть я и сломан,Но у меняЕсть жизнь, есть мечта,И что другим до меня?[8]Я зажмурилась. И жизнь – моя, и мечта – моя. Как и разбитое сердце – оно ведь тоже мое.
Было сложно забыть о том, что он тоже находится в городе. Из головы у меня никак не шел его умоляющий взгляд. Куда бы я ни смотрела, в голове было только раскаяние в его глазах. О чем он собирался умолять меня? О том, чтобы я выслушала его или чтобы простила? Меня тошнило от запаха моего сожженного доверия, стоящего вокруг.
По-моему, он хотел попросить, чтобы мы его выслушали и простили.
За какими отговорками он собирался прятаться? Разве у лжи может быть оправдание?
Думая обо всем этом, я чувствовала себя загнанной в клетку. Я хотела перестать думать об этом. Отложив книгу, я приподнялась, отбросила волосы назад и тут же нахмурилась, почувствовав боль у корней. Перед тем, как я ушла, он тоже морщил лоб. Должно быть, думал, что я поговорю с ним. Я тоже этого хотела, но не чувствовала себя готовой к этому разговору. Конечно, я обязательно собиралась это сделать, намеревалась отыграться за все случившееся. Но не сейчас.
Мне нужно было время, по крайней мере, для того, чтобы все переварить.
Решат бросился на Карана, но тот смотрел только на меня, не обращая внимания ни на что вокруг. Даже удар, который пришелся прямо по его лицу, не помешал ему продолжать смотреть на меня. Он оступился, может, Решат вывихнул ему челюсть. Однако его это, казалось, совершенно не волновало. Он смотрел на меня. Просто смотрел. В глазах его читалась мольба.
Разве уже не поздно, Каран?
Я не хотела о нем думать. Ни о нем, ни о Стамбуле, ни о людях, которые лгали мне… Ни о чем и ни о ком. Именно поэтому я попросила дедушку купить мне новый номер.
Я свела к нулю возможность получать сообщения и звонки от этих людей. Если бы он хотел, то узнал бы номер, но он не сделал этого. Его я сообщила только своим друзьям в Анкаре. Озлем я отправила голосовое сообщение, в котором все рассказала, выразила все свои чувства. Когда она послушала его, то сразу же позвонила, но трубку я не взяла.
Не смогла.
Мне было невыносимо рассказывать еще раз то же самое.
Мы бы плакали, Ляль. Поэтому трубку не взяли.
Я больше не могла держать в себе правду, которую скрывала даже от себя самой.
В дверь постучали, и я сделала глубокий вдох, расслабила плечи. Постаралась прийти в себя, чтобы продолжать хорошо играть свою роль.
– Войдите, – уверенно сказала я.
Дверь открылась. При виде дедушки, который робко смотрел на меня, я тут же вскочила на ноги и улыбнулась. С ним рядом я всегда была радостной, даже если мне было плохо. Я не хотела огорчать его и так немолодое сердце.
– Доброе утро, – я старалась говорить весело.
Но по глазам дедушки было видно, что старания мои оказались напрасны.
Представьте себе сосуд, наполненный водой. В него помещают небольшую свечу так, чтобы она не утонула, и накрывают ее стеклянным куполом, чтобы она горела в нем, не касаясь воды. Свеча еще некоторое время продолжает светить, она находится в воде, но тем не менее огонек ее не гаснет. Когда кислород в стеклянном куполе заканчивается, от пламени остается лишь тонкая струя дыма.
Мое сердце билось, но я этого не чувствовала.
Я напоминала эту свечу. Я делала все для того, чтобы выжить, но в глубине души понимала, что рано или поздно утону. Потому что знала: оказавшись в воде, я, как и свеча, потухну и умру. И все же я не теряла надежду, хотя понимала безысходность ситуации.
Дедушка словно понимал все мои чувства. Только в реальности он не мог их понять, а был способен всего лишь догадываться. Он не мог знать, как меня пожирал огонь, появившийся в груди и распространившийся по всему телу. Он не должен был знать этого.
– Доброе утро, внучка. – Каждый раз, когда он использовал это обращение, сердце на миг останавливалось. Так случилось и в этот раз. Услышав его мягкий голос, я почувствовала себя спокойно. – Завтрак готов. Будешь здесь есть?
Я знала, что он хочет, чтобы я спустилась вниз. Ему было больно от того, что я оставалась одна.
– Я скоро спущусь.
Дедушка улыбнулся и подошел ко мне. Его лицо сияло от волнения.
– Сегодня я хочу тебя кое с кем познакомить. Если ты не будешь сидеть в комнате… – дедушка на секунду замолчал, словно боясь сказать что-то не то, а потом посмотрел с нежностью, совсем как папа. – Если захочешь остаться у себя в комнате, конечно, оставайся. Но я хочу видеть тебя. Сможешь уделить мне пару часов?
Я широко улыбнулась.
– Конечно, Демироглу! – ответила я громко. Дедушка хихикнул.
Мне очень нравилось называть его Демироглу.
– Значит, Демироглу, да? – Его брови взметнулись вверх. – А что с «дедушкой» не так?
Он делал вид, будто злился, но у него это совсем не получалось.
Я пожала плечами.
– А ты ко всем обращаешься по фамилии. Ко всем, кроме меня, – ответила я, и улыбка медленно сошла с его губ. В его взгляде теперь была какая-то горечь.
– Я бы очень хотел, чтобы ты стала Демироглу. – Дедушка внимательно посмотрел мне в лицо.
– Еще не поздно.
Он с нескрываемым волнением спросил:
– Ты правда хочешь этого?
Я быстро кивнула. Дедушке не нужно было знать, как много слез я пролила из-за этого за все прошедшие годы.
– Больше всего на свете!
Он улыбнулся так, словно хотел содрать корочку с уже давно подсохших ран.
– Ну тогда начнем этим заниматься. Я скажу Решату, чтобы нашел адвоката. Вот прямо сейчас и скажу! – Он в последний раз посмотрел прямо мне в глаза, словно ища в них одобрения, а затем вышел из комнаты. Он и не подозревал, насколько взволнована была девушка с разбитым сердцем, которую он только что оставил.
Мой взгляд остановился на фотографии маленького Гюнала, которая стояла в рамке на тумбочке, и я тихо вздохнула.
– Папа, я так полюбила твоего папу, – пробормотала я. – Он такой же, как ты, бесшабашный. Он не боится показать свою любовь. Я бы сказала, что он почти твоя копия. Как будто он был послан, чтобы помочь мне пережить эти дни…
Я не позволила себе расплакаться. Заставив замолчать полный горечи внутренний голос, я привела себя в порядок и спустилась вниз.
На улице было холодно, поэтому стол накрыли в доме. Дедушка говорил, что лето в Урфе ни на что не похоже. Я подумала, что получится, наверное, приехать сюда и летом. Мне бы хотелось сесть в саду и почитать книгу. А может, даже и написать свою.
Тут за моей спиной раздался зычный голос Юсуфа:
– Доброе утро!
Я вздрогнула и обернулась.
Мы слышим. Чего ты так орешь?
Я прижала большой палец к нёбу[9] и недовольно произнесла:
– Доброе утро?
Он выглядел очень счастливым.
– Что за веселье? Все потому, что увидел свою девушку? – поинтересовалась я.
Он потянул горловину своей водолазки и широко улыбнулся:
– Клянусь, да, именно поэтому!
Эти слова он просто прокричал, а потом сразу виновато посмотрел на нас. Мое удивление, должно быть, отчетливо читалось на лице, поэтому Юсуф извинился еще и вслух:
– Не рассчитал громкость голоса, извини. Я сделал ей предложение!
У меня глаза округлились от удивления:
– Что?!
Теперь и я кричала.
– Она ведь сказала «да», верно? Иначе ты бы не был так счастлив.
Он сжал руку в кулак, резко выбросил его вперед.
– Да! – опять прокричал Юсуф.
– Поздравляю, Юсуф, – сказала я, искренне радуясь за него, и протянула ему ладонь. Двумя руками он пожал мою, а затем стал ее трясти. – Скорейшей свадьбы. Иншаллах[10], улыбки всегда будут на ваших лицах.
Юсуф, ты сейчас руку нам оторвешь!
– Аминь! Аминь! – ответил он весело. – И тебе того же!
На этих словах Юсуф подмигнул мне.
Если бы он знал, что творится у меня внутри, то молчал бы, ведь иначе я бы отругала его за то, что он сказал. Но я больше не была человеком, который показывает все свои эмоции. Именно поэтому Юсуф ни о чем не догадывался.
– Ну ладно, я пошел! – весело сказал он и выпустил мою руку так резко, словно собирался отбросить ее подальше.
Ну давай, оторви мне руку. Для тебя не жалко!
Юсуф быстро покинул комнату, почти подпрыгивая.
«Псих!» – подумала я, потирая запястье.
Затем пошла на кухню, где столкнулась с тетей Хатидже. Мы поздоровались и начали вместе накрывать на стол. Когда дедушка спустился вниз, он выглядел таким же счастливым, как и Юсуф.
Кажется, я единственная в этом доме только притворялась радостной.
Вообще-то я была счастлива. Наконец я нашла свою родную семью, которой мне не хватало много лет. Меня приняли, и это очень облегчало мое положение. Но все равно где-то внутри сидела маленькая девочка, которая забилась в самый темный уголок моей души и плакала. Чувства, которые я спрятала далеко-далеко, чтобы не проживать их, ждали момента, чтобы вырваться наружу.
Они могли потерпеть. Торопиться мне было некуда.
На протяжении всего завтрака улыбка не сходила с лица дедушки, отчего я тоже постоянно улыбалась. Он выглядел таким же довольным и когда вел меня в новое место, расположенное в двадцати минутах ходьбы от особняка. По дороге он радовался, как маленький ребенок, начиная делиться своими воспоминаниями о моем отце.
В глазах дедушки папа был все еще юным мальчиком. Ничего бы не поменялось, останься он в живых.
Я тоже прошла через боль и страдания, и они не угасли до сих пор. Но то, что испытал дедушка, было намного тяжелее. Один из его детей был убит, а другой изгнан? Позже он получил известия о смерти и второго сына. Потом узнал, что над ним расправились самые близкие ему люди. Словно этого оказалось мало, вдобавок ему стало известно, что могила сына пуста. Внучка, о которой он узнал спустя долгие годы, выросла, считая его кровным врагом. Некоторые люди помешали ему найти ее.
Как Баран Демироглу все это выдерживал?
Когда мы остановились перед входом в место, которое напоминало ферму, дедушка повернулся ко мне. Глядя ему в глаза, я не смогла понять, что же помогало держаться ему все эти годы.
– Боишься лошадей? – спросил он нерешительно.
Я широко раскрыла глаза и с волнением спросила:
– Мы что, пришли на лошадях кататься?
Дедушка кивнул.
– Боюсь? Да я обожаю лошадей! Когда я была маленькой, папа водил меня кататься на них. Каждый раз я просто бежала туда с удовольствием.
Не дожидаясь дедушки, я зашла в ворота и быстрым шагом двинулась к человеку, которого увидела издалека. Поздоровавшись с тем, кого я приняла за конюха, я спросила со знанием дела:
– Где лошади?
– Стой, дорогая, не торопись. – Дедушка положил руку мне на плечо. Он был взволнован не меньше моего, но старался не показывать этого. – Ты уже давно не садилась верхом, могла и подзабыть что-то. Пусть Эргин поможет тебе.
Я не могла спорить с этим, поэтому мы вместе двинулись в сторону конюшни.
– Посмотрим, что сделает наша бандитка, когда тебя увидит? – пробормотал дедушка, а я про себя повторила: «Что? Бандитка?»
В конюшне было около десяти лошадей. Несколько жеребят только-только родились. Осмотрев с азартом всех коней, я спросила:
– С кем же мне тут надо познакомиться?
Надеюсь, нас эта бандитка с себя не скинет.
Конюх открыл дверь одного из загонов и сказал:
– С гюналовской. Она бандитка с самого рождения.
Я замерла. У папы что, была своя лошадь?
– Я просто понять не могу, чего она такая непослушная. Совсем не похожа на своего хозяина, – продолжал рассказывать конюх.
Я посмотрела на дедушку и с надеждой спросила:
– Это папина?
– Да. Она родилась незадолго до отъезда Гюнала. Твой отец присматривал за ней, но на моей памяти они только раз вместе выезжали. И то, твой отец не смог ее оседлать. Она только рядом с ним была спокойной, твоему папе это нравилось, конечно, – весело сказал дедушка. – Познакомься-ка с ней. Только близко не подходи. Если она снова разнервничается…
– Я хочу попробовать, – неожиданно для себя выпалила я.
Конюха развеселила моя храбрость, он сделал жест, чтобы я подошла ближе.
– Только будь осторожна, – сказал он и приблизился к стоявшей в углу лошади. – Наша девчонка людей не любит. Да и животных тоже.
Когда я увидела на черной лошади коричневые пятна, мое сердце быстро-быстро забилось. Я впервые стояла так близко к живому существу, которое помнило папу, принадлежало ему.
Однако, в отличие от меня, лошадь совсем не обрадовалась гостям и всячески это нам показывала, постоянно нервно двигаясь назад-вперед. По звукам, которые она издавала, я поняла, что нас здесь видеть не хотят, но все равно не смогла удержаться и приблизилась к ней. Я хотела сделать то, чего не получилось у папы: оседлать эту лошадь.
Я подняла руку вверх и мягким, как мне казалось, голосом произнесла:
– Привет.
Ляль, кажется, от этого пользы никакой не будет. Может, дать ей морковки?
Когда я сделала шаг к ней, она топнула передней ногой. Кажется, лошадь готовилась броситься в мою сторону. Дедушка попытался оттянуть меня назад, но я уверенно сказала ему:
– Все хорошо. Если она кинется, я убегу.
Конюх попросил меня быть осторожной:
– Встань-ка немного поодаль, дай ей время привыкнуть к тебе.
Он положил перед ней сено? Но строптивая лошадь продолжала сверлить меня глазами.
Но так же нельзя вести себя с дочерью хозяина!
Дедушка нервничал, опасаясь, что в любую секунду может что-то произойти:
– Это плохая идея. Иди сюда, давай лучше познакомим тебя с другой лошадью.
Я не двинулась с места, не давая ему обмануть себя.
– Ну же, не упрямься, – раздраженно сказал дедушка.
Неужели эта лошадь пошла характером в дедушку?
Не обращая внимания на его слова, я сделала еще шаг по направлению к лошади.
– Как ее зовут? – спросила я, и лошадь тут же заржала.
– Сиа, – ответил дедушка.
Я широко улыбнулась. Все-таки папа был неисправим.
– Хэй, Сиа! – позвала я, но лошадь посмотрела так, будто хотела убить меня на месте. – Я вроде как твоя подружка. Я дочь Гюнала.
Сиа заржала еще громче.
– Я твой друг, – сказала я и сильно топнула ногой.
Дедушка взволнованно предупредил:
– Внучка, близко не подходи к ней!
Говорят, что собака лает, но не кусает. Интересно, можно ли то же самое сказать о кобыле, которая ржет?
Ляль, может, поговорим о подобной ерунде в другое время, например, когда нам не будет грозить опасность?
В тот момент, когда я приблизилась еще немного, Сиа почти встала на дыбы. Но я не испугалась и подошла к ней. Сиа замерла. Волнение от того, что я вот-вот прикоснусь к лошади, принадлежавшей папе, оказалось сильнее страха. Я протянула руку. Дедушка с конюхом приказали мне остановиться, но я их не послушала. Сиа громко дышала. Только я собиралась коснуться ее гривы, как она резко мотнула головой. Я уже собиралась было подумать, что она социофоб. Но я не испугалась и протянула к ней ладонь. А когда коснулась ее, она резко вздрогнула и отошла. Она не заржала и перестала вести себя так, будто собиралась броситься на меня. Моя смелость, казалось, шокировала ее.
– Не так резко, дорогая, – прошептал дедушка.
Он сказал это нам или Сиа?
– Все хорошо, девочка, – сказала я, поглаживая ее гриву, но затем мои брови сдвинулись. Я посмотрела на дедушку. – Это же кобыла, да?
– Да, но у нее вырезаны яичники.
Я была уверена, что причина этого решения заключалась в том, что она не хотела спариваться ни с каким конем и была агрессивной.
Я еще раз дотронулась до ее гривы и тихонько позвала:
– Сиа?
Хоть она и не полностью повернула голову в мою сторону, один ее глаз я видела. Сиа делала резкие вдохи.
– Думаю, ты все-таки разрешила мне тебя трогать. И мы стали друзьями, так?
Сия заржала, словно не соглашаясь со мной.
– Нет, ты ошибаешься. Мы стали с тобой друзьями! – настаивала я.
Когда одну руку я поднесла к морде Сиа, конюх взволнованно окликнул:
– Осторожнее!
Я послушалась и очень медленно погладила лошадь. Она хоть и давала понять, что не хочет этого, все-таки не особо сопротивлялась. Я старалась не замечать ее ржание и попытки время от времени отойти от меня. Кажется, я тоже ей понравилась. В противном случае она бы резче отреагировала на то, что я загнала ее в угол, чтобы подружиться. По крайней мере, я надеялась, что это так.
Когда через несколько минут мы вышли из конюшни, я улыбалась. Юсуф приблизился и помог мне оседлать Сию. Хоть меня и испугало возмущение лошади таким поворотом событий, но я была полна решимости и не собиралась сдаваться. Если бы не Эргин, я бы уже давно сломала ногу, но пути назад не было.
Сердцем я чувствовала, как папа наблюдает за мной и как он хочет, чтобы я продолжала. Он никогда не любил сдаваться. Я тоже.
Юсуф шел рядом со мной.
– С Томурджуком вы бы лучше поладили, – сказал он и поддержал меня за талию. Я поудобнее устроилась в седле и крепче сжала поводья.
– Надеюсь, ты не упадешь, – добавил Юсуф многозначительно и вставил мои ноги в стремена. Он посмотрел на меня так, будто говорил: «Ох и хлебнем мы с тобой проблем».
Я пропустила эти слова Юсуфа мимо ушей, потому что кое-кто следил за мной и был счастлив. Мой дедушка. Он стоял, держа руки за спиной, и наблюдал за мной. Я улыбнулась ему. Он отбросил свое беспокойство и смотрел на меня с гордостью. Ясно было, что он рад, потому что я не спасовала.
По одну сторону от меня был Эргин, по другую – Юсуф, и вместе мы начали медленно двигаться вперед. Сиа вела себя тихо, хоть иногда от ее движений меня потряхивало. От этого я выпрямилась. Я давно не ездила верхом. Хоть я и нервничала немного, все равно была очень счастлива. Я вновь обрела уверенность в себе, и мне хотелось гулять вот так с Сией часами.
Лошадь шла вперед, а меня до костей пробирал колючий и холодный ветер Урфы. Хорошо, что дедушка попросил меня одеться теплее.
– Отлично идешь. Но все равно будь внимательна, – сказал Эргин, через несколько метров отошел от нас и направился к дедушке. Но Юсуф не был настроен так же позитивно.
– Ты, может, и не замечаешь, но она все еще на взводе, – заявил он. Я подтолкнула лошадь пятками, и он ускорил шаг вместе с нами. – Не надо так быстро!
– Не кричи! – сказала я тихим, но грозным голосом. – Ты пугаешь животное!
Он косо посмотрел на меня:
– Сыла тоже так говорила, а потом два месяца на ногу наступать не могла.
Теперь понятно, чего он так боялся. Думал, что я могу упасть так же, как и его девушка.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
На востоке Турции так часто обращаются к старшему в роду. Также так называют крупных землевладельцев. – Примеч. пер.
2
Исот – острая на вкус приправа из высушенного на солнце острого красного перца. – Примеч. пер.
3
Университет Диджле – турецкий государственный университет, находится в городе Диярбакыр (на расстоянии около 180 км от Урфы). – Примеч. пер.
4
Халфети – город в провинции Шанлыурфа. Известен своими черными розами, которые цветут осенью и весной. В 2000 году город был затоплен в связи со строительством плотины на реке Евфрат. Новый Халфети находится в 15 километрах от старого места. – Примеч. пер.
5
Балыклы-гель – досл. «озеро с рыбами». Это бассейн в центре Шанлыурфы, известный в еврейских и исламских легендах как место, где Нимрод бросил Авраама в огонь. – Примеч. пер.
6
Мененгич – это название сорта фисташкового дерева, которое растет на Ближнем Востоке. Из его плодов на Востоке готовят декофеинизированный кофе. – Примеч. пер.
7
Ахмед Ариф (1923–1991) – турецкий поэт. – Примеч. пер.
8
Строки из стихотворения «Луна темна» (сборник «От тоски по тебе я износил свои оковы»). В переводе К. Айдынбаш – Примеч. ред.
9
Традиционный жест у турок при сильном испуге. Считается, что челюсть может свести, поэтому таким образом турки не дают этому произойти, поднимая пальцем нёбо вверх. – Примеч. пер.
10
Традиционное выражение в турецком, имеющее значение «Даст бог». – Примеч. пер.








