Последний поезд на Север

Пролог

Ветер в степи выл, как голодный дух, гнул ковыль в поклоны перед бескрайней тьмой. У костра, в кольце фургонов на деревянных колесах с железными ободами, жалась к теплу горстка людей. Волы, могучие, но безучастные ко всему, жевали жвачку, их глаза отражали угасающие искры. Молодой охранник, первый раз вышедший за Соляной хребет, нервно теребил нож в кожаных ножнах.

«Ну и… гостеприимный край», – пробормотал он. Старый купец Михаил, с лицом, похожим на карту трещин, хрипло рассмеялся, плюнув в огонь.

– Гостеприимный? Погоди, парень. Гиены тут – с теленка, стаей нападают, даже костей не оставляют. Волки умнее ушкуйника, слабину чуют. А денисовцы-разведчики, – он кивнул на темноволосого парня, молча чинившего лук у края света, – и те степи боятся. Города-государства вон, – Михаил махнул рукой в темноту, будто указывая на далекие Царицын или Астрахань-каменную, – за стенами сидят. А меж ними? Рельсы деревянные да поезда-повозки на волах. Медленно. Уязвимо. Страшно.

Он понизил голос до шепота:

– А хуже всего… Саблезуб. Когда ветер стихает, птицы замолкают… и чуешь, как ОНО смотрит из тьмы. Глаза – угли ада. След – с тележное колесо. Клык – длиннее твоей руки. Легенды? – Михаил усмехнулся. – Спроси у неандертальцев.

Один из двух коренастых великанов у костра, похожих на вырубленные из скалы глыбы в стеганках и кольчугах, лишь хрипло крякнул, трогая рукоять тяжелой секиры. Его молчание было страшнее слов. Взгляд Митяя скользнул к краю света, туда, где, прислонившись к колесу, сидела неподвижная тень. Не человек – силуэт из стали и ночи. Шлем, нагрудник, наручи – все блестело тускло в огне. Он не спал. Он смотрел в степь. И казалось, степь смотрела в ответ.

– Говорят, – прошептал Михаил, – есть такие… «Музейщики». Ходят, закованные в свой доспех с ног до головы и таскают с собой целый арсенал. Будто бы один даже саблезуба у Перевала копьем оземь пригвоздил… а пещерного медведя из двух пистолей смог в упор расстрелять… Сказки. Но глянь на него. – Он кивнул на тень. – Спокойной ночи, парень. Попробуй уснуть. Если выйдет.

Глава 1. «Человек и его сундук»

Город пах. Пах рыбой, дегтем, потом и пылью бесконечных дорог. «Царицын-на-Волге» – не столица, но ключ к степным путям. На деревянных причалах теснились струги, бударки, одинокий корабль под чужим флагом. С него сошел он. Не громада, покрытая канатами мышц из ночных кошмаров, а невысокий мужчина в потертом, но добротном кафтане синего цвета, в сапогах и простой войлочной шапке с меховыми отворотами. Лицо скрывало вовсе не забрало шлема, а короткая, густая, темная борода. А глубокие тени под глазами выдавали в нем усталого путника. За ним пара грузчиков-неандертальцев, сопя, несли тяжелый, окованный железом сундук, сетуя на его тяжесть. Сам человек нес на плече длинный предмет, укрытый от глаз холщовым чехлом – по очертаниям явно мушкет. Без суеты, привычно оглядевшись, он двинулся по мощеной улице вглубь города, к гомону рынка и вонючей тесноте постоялых дворов у причала.

Комната в «Тихом Якоре», как и полагается комнате на постоялом дворе, была тесной, пропахшей луком и старым деревом. Сундук встал у стены. Чехол с мушкетом – у изголовья кровати. Из сундука человек достал не доспехи, а всего лишь широкий, тяжелый наконечник копья, тускло блеснувший словно в знак приветствия. Завернув его в грубую холстину, он снова вышел в город. Оружейные ряды оглушали звоном молотов и гомоном торга. Воздух гудел от запаха масла, раскаленного металла и пота. Тут продавали всё: кривые сабли и прямые палаши, топоры-чеканы и шестоперы, ножи всех мастей, арбалеты с воротами и простые самострелы, старые пищали и новомодные мушкеты. Мужчина зашел, словно в густой лес, в ряды древкового оружия: тяжелые бердыши стражи, изящные глефы с крюками, зловещие совни с узкими наконечниками, протазаны с полумесяцами, массивные полэксы для знати, длинные копья-пики, короткие дротики-сулицы… Царство ясеня, бука и стали.

– Насадить. Прочно и зафиксировать, – его голос был тихим, но перекрыл шум, когда он протянул наконечник и выбрал длинное, прямое древко у старого мастера с обожженными руками.

Мастер, взвесив наконечник, присвистнул:

– Тяжелый… Охотничий, не показушный. Давно не видел таких. Из Марок, чай? – Он ловко зажал древко в тисках, начал работать рашпилем и смолой.

– Было дело, – нейтрально ответил человек. – Где тут на серьезную работу нанимают?

Мастер махнул молотком в сторону выхода:

– Рынок найма. У Коровьих Ворот. Утром толпа. Охрана караванов в степь – вечный спрос. И вечный риск. Гиены, волки… – он многозначительно хмыкнул, – да и не только.

Рынок найма кишел пестротой и гомоном. Кроманьонские купцы орали, нанимая грузчиков. Группы неандертальцев-наемников, могучие, как медведи, в стеганках или простых кирасах, с топорами и алебардами наперевес, стояли угрюмыми островами. Ловкие денисовцы с луками за плечами высматривали работу разведчиков. Именно к одной такой группе – к невысокой, крепкой неандерталке в добротной кольчуге и открытом шлеме-морионе – он и подошел.

Ее звали Граха. Глаза, острые как наконечники сулиц, мгновенно оценили его, задержавшись на чехле за спиной и длинном свертке в руке.

– Охрана поезда, – отчеканила она, не тратя слов. – До острога «Соколиный Глаз» и дальше до Города. Пять или семь дней пути, не больше. Плата – серебром по итогу. Риск – степь. Гиены, волки, разбойники. Может, и хуже. В этом месяце последний поезд на Север. – Взгляд ее был прямым вызовом. – Вооружен чем?

Он начал перечислять, загибая пальцы.

– И небольшой, разобранный арбалет в сундуке, – добавил он в конце.

Уголки губ Грахи дрогнули – почти улыбка.

– Вот ты это – то что нужно. Беру. – Там, – она кивнула на площадь за рынком, где виднелись три длинных, крытых брезентом деревянных вагона на массивных деревянных колесах, – вот твои спутники.

Она махнула рукой. Седов, коренастый кроманьонец с лицом из дуба, командовал дюжиной пикинеров в разноцветных, видавших лучшие времена тегиляях, с длинными пиками. Иванко, суровый, с фитильным мушкетом через плечо, саблей на поясе, – десять его подчиненных стрельцов с бердышами и такими же фитильными мушкетами. Восемь неандертальцев с алебардами и их командир по имени Борг.

У одного из вагонов суетился полный кроманьонец в дорожном кафтане – купец по имени Балаж, что-то горячо объясняя юноше в хорошем, но пыльном платье – Армину.

– Отправление на рассвете. Не опоздаешь – серебро твое. Опоздаешь – поезд уйдет без тебя, – закончила Граха, уже отворачиваясь к другим делам.

Человек кивнул. «Грузчиков на рассвете…» – подумал он, глядя на свой сундук мысленным взором.

– Как тебя зовут? – спросила Граха.

– Константин.

– Ккконссс… Я буду звать тебя Лорд, вон какой ты ладный! Не опаздывай! – нашлась Граха.

Человек, представившийся Константином, направился к поезду. Перед ним вырисовывался не столько поезд, сколько тяжеловесный монстр из дерева и металла. Головной вагон – настоящая дубовая крепость на колесах, окованная сталью на стыках и углах. Частые бойницы по периметру говорили о готовности к встрече с лесной нечистью или разбойным людом. Шесть могучих волов, запряженных по двое, мычали перед вагонами – источник медленной, но надежной тяги и главная уязвимость в бою. Сразу за ними – головной вагон с защищенной будкой возничих спереди. Следом цеплялся утилитарный, глухой товарник, его массивные двери наглухо заперты. И лишь пассажирский вагон в хвосте выделялся нелепой для этих мест нарядностью с частыми окнами – роскошь, которая потребует лишней крови охраны в случае нападения. Все вагоны, от боевого до господского, были проходными, соединенными шаткими, на вид, мостками с цепями – путь для экипажа, но и рискованная лазейка в схватке.

Главный же интерес для его профессионального глаза представляли крыши. Поверх каждого вагона, от дубового тяжеловеса до резной светлицы, тянулся невысокий, но крепкий бруствер. Вот его вотчина. Там, среди хаотично навьюченных щитов, кольев и секций частокола – элементов для быстрого развертывания «гуляй-города» на стоянке – и должны были нести вахту такие как он. Грохот колес по рельсам, скрип дерева под ногами, ветер в лицо и полная видимость вокруг – позиция неудобная, открытая всем стрелам и непогоде, но единственно верная для контроля над ситуацией. «Непросто, – мелькнула мысль, – но работа есть работа».

После чего направился обратно в «Тихий Якорь», чтобы собрать свой сундук. Рассвет в степи ждать не будет. И гиены – тоже.

Глава 2. «Ворота Степи»

Жара стояла невыносимая. Солнце, белое и яростное, выжигало до тла и без того пожухлую траву, превращая степь в бескрайнее марево. Воздух над раскаленными рельсами дрожал, искажая очертания далеких холмов.

Поезд полз, казалось, со скоростью улитки. Лорд, в стеганом поддоспешнике, занял свою излюбленную позицию на крыше головного дубового вагона. Отсюда, с этой плывущей крепости, открывался вид на весь их медленный, скрипучий мир.

Впереди, на подножке передней платформы, возвышалась фигура Грахи в своем открытом морионе. Ее властный взгляд постоянно метался по сторонам, сканируя горизонт. Рядом с ней, сливаясь с тенями под навесом, сидел Эльдар. Денисовец почти не шевелился, но Лорд знал – его зрение и нюх работали за всех них вместе взятых.

Сзади, по бокам от состава, шла пешая охрана. Пикинеры Седова, с длинными древками на плече, переговаривались вполголоса. Их лица блестели от пота. Шли нестроевым шагом, экономя силы. Иногда кто-то отбегал в сторону, чтобы справить нужду, и догонял вагон рысцой, вызывая хриплые шутки товарищей.

Самый гвалт стоял вокруг воловьей упряжки. Возничие, загорелые и потные, с криками и щелканьем кнутов понукали могучих, но флегматичных животных. Запах навоза, пыли и звериного пота был густым и постоянным.

– Эй, на крыше! Не поджарился там? – донесся снизу хриплый окрик. Лорд свесил голову с крыши. У подножки вагона, устроившись в тени, на ходу пили воду из бурдюка неандертальцы Борга.

– Как сало на сковороде, – сухо отозвался Лорд.

Его взгляд скользнул дальше, к пассажирскому вагону. В открытом окне мелькнуло бледное лицо купца. Он смотрел на проплывающую мимо степь с выражением тоскливого недоумения, как будто не мог поверить, что такие пустынные и безжизненные пространства вообще могут существовать. Его сын, Армин, стоял у другого окна, внимательно наблюдая за действиями охраны. Его пальцы бессознательно постукивали по подоконнику, будто отбивая какой-то ритм.

Внутри вагона, у открытой двери, стрельцы Иванко коротали время за чисткой оружия. Слышался мерный скрежет шомполов о сталь. Запах ружейного масла и дегтя доносился даже сюда, на крышу. Кто-то тихо наигрывал на жалейке заунывную мелодию, которую тут же подхватывал степной ветер.

Лорд снова лег плашмя на горячее дерево, закинув руки за голову. Облака плыли с черепашьей скоростью. Поезд жил своей, размеренной и монотонной жизнью. Скрип несмазанных осей, глухой топот копыт, редкие окрики – все это сливалось в единый, убаюкивающий гул. Но за этим гулом, за этим маревом, Лорд чувствовал иное. Пустоту. Ту самую, что описывал старый купец Михаил у костра. Пустоту, которая таила в себе голодные глаза и острые клыки.

Он прикрыл глаза, подставив лицо солнцу. Эта медлительность была обманчива. Она была затишьем перед бурей. И он, как и Граха, и как Эльдар, знал – буря придет. Оставалось лишь ждать, изнывая от жары и напряженного безделья, пока стальные ворота степи медленно и неумолимо захлопывались за ними.

Пока поезд со скрипом и гулом вползал в очередную седловину между холмов, Эльдар был его глазами и ушами, оторвавшимися от медленного стального тела. Он не бежал – он струился по степи, сливаясь с рельефом. Его ступни обходили сухие сучки, способные хрустнуть.

Его мир был наполнен знаками, невидимыми для других. Вот след – не конский, а табуна диких лошадей. Свежий, не более часа назад. Копыта несут отпечаток спешки. Значит, их что-то вспугнуло. Хищник? Или другой, более страшный для них зверь – человек? Он замирал, втягивая воздух, фильтруя запахи: пыль, полынь, тонкая нота чужого пота… чужого страха.

Его маршрут петлял. Он нашел старую стоянку: три почерневших камня, обломок наконечника стрелы с особым, зубчатым жалом – метка кочевников с Соленых озер. Кости вокруг разбросаны небрежно, не как после трапезы, а как после драки. Одна лопатка рассечена. Засада. Здесь уже кто-то платил дань степи.

Он взбирался на гребень и замирал. Его зрачки сужались, вбирая огромные пространства. Вон там, на западе, марево – не от жары, а от дыма. Не густой, черный столб пожара, а тонкая, серая струйка. Костер. Одинокий путник или передовой дозор? Он привычно запомнил направление.

В его голове складывалась карта – не та, что была у Грахи, начертанная на пергаменте, а живая, дышащая карта опасностей и возможностей. Он читал степь как открытую книгу, и каждая прочитанная строка была предупреждением для тех, кто медленно и громко полз за ним в своей деревянной крепости. Он не просто проверял, нет ли врага. Он слушал биение сердца степи, пытаясь угадать его следующий удар.

Глава 3. «Степной ужас»

Гулкий топот ревущей стены гигантских бизонов заглушил скрип рельсов. Огромное стадо, перегородив путь поезду, бесконечной рекой тянулось по степи. Поезд, скрипя и лязгая всеми своими деревянными суставами, резко дернулся и замер на месте, будто врезался в невидимую стену. Возчики, отчаянно налегая на тормозные рычаги, пронзительно свистели и орали, подхлестывая и без того перепуганных волов, которые мычали и пятились, закручивая упряжь. Последний вагон, нехотя подавшись вперед, глухо ударился о предыдущий, и на мгновение весь состав, лязгнув цепями, содрогнулся от этого толчка.

Караван застыл на месте, вагоны сцеплены в неподвижную линию. Бизоны плыли в золотистой пыли, темно-бурая река из мышц и рогов, перекрывая путь на много верст вперед и назад. Обойти их было невозможно. Оставалось одно – ждать, пока живая стена не пройдет сама, а это могли быть часы, если не целый день.

И эта мысль висела в воздухе, тяжелее степного зноя. Каждый, от старого ветерана до юного возчика, знал простое правило степи: за стадом идут те, кто на него охотится. Где пасется множество травоядных, там всегда кружат хищники. Гиены, волки… а может, и нечто большее. Остановка здесь, на открытом месте, была равносильна приглашению на пир для всех голодных тварей.

– Лагерь! – рявкнула Граха, ее голос, как удар бича, подстегнул застывших возчиков и стрельцов. – В круг! «Гуляй-город» до заката! Иванко, щиты в линию! Борг, твои – к волам, чтобы в панике не разнесли ограду! Седов, пики – на периметр!

Возчики, подхлестываемые ее рыком, лихорадочно принялись сгонять перепуганных, мычащих волов и немногочисленных коней в тесный загон, образованный стеной вагонов. Это была главная уязвимость – потерять тягловую силу означало обречь себя на верную смерть в степи.

Стрельцы Иванко, срывая с товарного вагона тяжелые, обитые железом щиты, начали возводить «гуляй-город» – полукруглую стену, примкнувшую к торцам крайних вагонов. Скрипели деревянные рамы, лязгали железные скобы, слышались короткие, отрывистые команды. Они работали молча, сжав губы, бросая тревожные взгляды на гребни холмов, откуда могла появиться первая серая тень гиены или знакомый, леденящий душу силуэт.

Лорд действовал методично, как часовой механизм. Его дубовый сундук стоял у подножки пассажирского вагона. Крышка откинута, рядом расстелен коврик, на котором в педантичном порядке разложены: широкое копье с массивным перекрестьем на древке длиною в его рост с вытянутой рукой, мушкет в просмоленном, пахнущем дегтем чехле, наручи в виде стальных лодочек, баклер, сабля в ножнах, мешки с бахтерцем и шлемом. Накинув на себя тонкий льняной, простеганный ромбом поддоспешник, Лорд принялся экипироваться. Бахтерец привычно обнял его тело, бряцая пластинами. Руки проворно закрывали крючки-застежки на груди. Быстро закрепил наручи на предплечьях – руки могут оказаться слишком близко к зубам в схватке. Собрал и проверил арбалет, пощелкав тетивой. Зарядил в него арбалетную стрелу. Прислонил арбалет к колесу вагона, стрелой вверх. Достал мешочки с пулями для мушкета, кульки с отмеренным порохом – прицепил на подвес поперек груди, не много болтаются, но много бегать и фехтовать Лорд не планировал. Затем пристегнул баклер к поясу справа. Пояс с саблей на левой стороне застегнут привычным, тысячу раз проделанным движением. Из чехла появился на свет грозный вороненый мушкет с кремниевым замком и граненым стволом. С отстраненным лицом, думая о чем-то другом, засыпал пороховую пудру на полку и сразу же из другого мешочка порох в ствол, забил пулю и пыж шомполом. Мушкет, так же стволом вверх, занял свое место около арбалета. Копье, мгновение помедлив, Лорд поставил также около своего стреляющего арсенала – если, а точнее, когда начнется суета, у него не будет времени на перезарядку. Именно поэтому поясной крюк для натягивания тетивы арбалета так и остался в сундуке. Мизерикорд занял свое место за поясом справа. Остался шлем, его стоит надеть в самый последний момент. Человек-музей открыт к посещению.

Лорд, держа шлем в руке, осмотрелся. В поле, прикрываясь с одной стороны высокими вагонами, строился оборонительный лагерь, или «гуляй-город», как его иногда называли.

Граха, в звонкой, местами ржавой кольчуге и в открытом морионе с полированным гребнем и широкими полями, обходила строй. Один пистоль был в ее руке, два других торчали рукоятками вверх, заткнутые за кожаный пояс с серебряными бляхами. Ее властный взгляд заставлял всех двигаться быстрее.

– Щиты – смыкать! Полукруг к вагонам! Проходы – завалить мешками с мукой, ящиками! – ее низкий голос перекрывал мычание волов. – Эльдар! Что слышно?

Денисовец на крыше высокого центрального товарного вагона молча указал составным луком на восток.

– Тишина… хитрая. Гиены. Злые от голода и неудачи.Он спрыгнул вниз, бесшумный как своя же тень. Лорд разглядел топор и кистень на его поясе. Доспехами Эльдар пренебрегал.

Борг, опираясь на свой исполинский двуручный меч, фыркнул, обращаясь к своим неандертальцам в шапелях и кирасах и кроманьонцам-пикинерам Седова, которые занимали позиции внутри лагеря, у потенциальных точек прорыва между щитами и вагонами:

– Пусть лезут! Моя сталь и ваши пики встретят их здесь!

Иванко, старший стрелец, лишь хмуро поправил тлеющий фитиль на пищали. Его люди занимали позиции строго за бойницами «гуляй-города», примкнувшего к торцам крайних вагонов, образуя неровный полукруг. Их бердыши лежали рядом на земле. Лорд надел шлем и взял арбалет в руки, ощущая знакомую тяжесть.

– Ты слышал про пещерного льва у перевала, Борг?

– Четыре пики в боку, пять стрел в груди, а он успел сломать позвоночник коню. Пока их сердце не разбито или хребет не перерублен… они просто не чувствуют, что умирают.

Он кивнул на свой мушкет.

– Свинец… он крушит изнутри. Лучше стрел.

йПервый вой разрезал тишину. Множество голосов. Желтые огни глаз зажглись в сумерках за кольцом костров перед «гуляй-городом». В загоне заревели волы и заржали лошади.

– В БОЙНИЦЫ! ЖДАТЬ КОМАНДЫ! – скомандовал Иванко.

Стрельцы уперли пищали в прорези щитов, фитили медленно тлели. Граха встала у главного костра, внутри кольца. Ее взгляд метался между линией щитов и стеной вагонов.

– Ждать!!! Пусть подойдут в упор.

Гигантские гиены вышли на свет костров. Мощные, горбатые, уродливые и несущие смерть. Их вожак, со шрамом поперек морды, отделился от стаи. Он отбежал назад, в темноту. Борг засмеялся грубо:

– Трусит! Иди сюда, тварь!

Его смех оборвался. Гиены не заставили себя ждать. С рычанием и визгом они обрушились на периметр сразу в трех местах! На левый фланг «гуляй-города» набросились две гиены, яростно царапая когтями деревянные щиты, пытаясь проломить их или перелезть. Стрельцы Иванко открыли огонь: БАМ! БАМ! БАМ! Грохот выстрелов у оглушенных людей слился в один протяжный гул. Одна гиена взвизгнула, откатилась с развороченной лапой, но вторая, озверев, вцепилась в бойницу, пытаясь опрокинуть щит! На центральный проход между щитом и товарным вагоном рванула еще одна. Здесь стояли пикинеры. Длинные наконечники метнулись навстречу. Гиена, не останавливаясь, прыгнула поверх пик! Один пикинер упал, сбитый с ног, другой отчаянно бил древком по морде зверя. Борг с ревом ринулся туда, его алебарда (не двуручный меч, он был слишком велик для тесноты) сверкнула в огне, отрубив гиене переднюю лапу. Зверь взвыл, кувыркаясь, откатился в сторону, заливая землю кровью. Правее, еще одна гиена попыталась пролезть мимо поставленного щита. Неандертальцы из охраны Борга встретили ее тяжелыми алебардами. Сталь звякала о когти, кости и черепа, раздавалось хриплое рычание и крики бойцов.

Лорд не стоял без дела. Он припал к колесу пассажирского вагона, арбалет наготове. Его взгляд сканировал суматоху боя. Он увидел гиену, метнувшуюся к стыку между «гуляй-городом» и пассажирским вагоном, где защита была слабее. Чвяк! Его тяжелый болт вонзился ей в шею, перебив артерию. Гиена свалилась, захлебываясь кровью. Лорд отложил арбалет и схватился за мушкет. Граха металась, как шершень, ее голос резал гам: «Правый проход – подкрепить! Левый – огонь по лапам! Не пускать за щиты!» ПАФ! Один из ее пистолей выстрелил, окутав поле боя дымом – гиена, пытавшаяся утащить раненого пикинера, взвыла и отпустила добычу, получив пулю в крестец.

Именно в этот момент всеобщего хаоса, когда каждый боец был скован своим участком боя, а внимание приковано к щитам и проходам, освещаемым светом костров, вожак гиен совершил свой маневр. Он отделился от стаи, отбежав назад в темноту. Никто, кроме Эльдара на крыше центрального вагона, не заметил этого. Денисовец вскинул лук, но вожак был уже в движении.

– НА КРЫШУ! – успел крикнуть Эльдар, но его голос потонул в грохоте выстрелов и реве.

Вожак разбежался. Мощный толчок – и массивное тело взлетело вверх. С оглушительным ГРОХОТОМ, скрежетом когтей по дереву и треском ломающейся обшивки он приземлился на крышу центрального товарного вагона! Весь вагон заскрипел, качнулся и просел под его весом. Люди внизу в ужасе взглянули вверх. Даже Граха на мгновение замолкла, уставившись на гигантскую тень на крыше. Эльдара на крыше не было видно! Своим почти звериным чутьем он почувствовал приближение опасности и сменил позицию.

Вожак не медлил. С глухим рыком, сотрясавшим воздух, он спрыгнул с крыши внутрь лагеря! Удар о землю был чудовищным – вагон снова пошатнулся, из-под колес вырвался фонтан пыли. Он приземлился прямо посреди ревущих от ужаса волов, всего в нескольких шагах от старого купца Балажа и его сына Армина, прижавшихся к колесу пассажирского вагона! Купец завизжал нечеловеческим голосом, прижимая какой-то ларчик к груди. Армин окаменел, глаза полные ужаса. Лорд среагировал мгновенно, бросив мушкет, из которого он только что выстрелил по очередной метнувшейся в его поле зрения гиене. Схватил так удачно стоявшее неподалеку копье, все это время Лорд крутился на узком пятачке, стараясь оставлять за спиной стену вагона. Он не метнул копье – не время, слишком далеко и слишком много живых целей вокруг. Подбежав к купцу и его сыну, Лорд опустил хвост древка близко к земле и, выставив вперед острие, шагнул навстречу зверю, оказавшись между гиеной и купцами. Его голос прозвучал резко, сквозь рев и гам:

– АРМИН, БАЛАЖ! ПОД ВАГОН! СЕЙЧАС ЖЕ!

Гиена-вожак, отряхнувшись, увидела преграду – человека, такого маленького по сравнению с ней, прыгнула. Лорд встретил удар. Острие копья с глухим чавком вонзилось в грудь зверя, перекрестье уперлось в звериную тушу, не дав пробить насквозь и тем самым дотянуться до Лорда. Чудовищный вес обрушился на Лорда. Он согнулся, сапоги врезались в землю. Древко, упершись в землю, затрещало от навалившегося на него веса. Левый наруч звякнул от удара когтей правой лапы животного. А когда другая когтистая лапа рванула к его лицу, удар лишь слегка царапнул по опущенным наушам и наноснику шлема-иерихонки. Звериная пасть с клыками длиной в палец щелкала в метре от лица. Слюна и пена брызгали на него. Лорд слышал дикий рев волов и отчаянные крики Грахи, пытающейся организовать отпор прорвавшемуся зверю.

БАМ!

Пуля ударила гиене в бок. Это был Иванко, успевший вернуться от периметра лагеря к вагонам и выстрелить почти в упор из мушкета. Одновременно Эльдар, вынырнув из темноты, метнул свой боевой топор, который с глухим стуком вонзился зверю в лопатку.

Лорд, собрав последние силы, рванул копье вбок и отпустил древко. Раненый вожак рухнул на землю, копье торчало у него из груди. Человек, так и не ставший добычей, выхватил мизерикорд и всадил узкий клинок под основание черепа, в стык позвонков. Гиена дернулась в последней судороге и затихла. Тишина наступила оглушающая. Только треск костров, хрипы раненых гиен за щитами, безумный рев волов и тяжелое дыхание людей. Остальные хищники, потеряв вожака, отползли в ночь. На крыше вагона зияли глубокие царапины от когтей.