Ставропольский протокол: Новый путь

Глава 3 Школьные годы: крепость и осада

Воздух школьных коридоров был особым, ни на что не похожим миром. Он вбирал в себя запах старой древесины парт, едкой химической чистоты полов, сладковатого духа яблок из столовой и вечного мела, въевшегося в подушечки пальцев. Для меня, Игоря, этот воздух стал дыханием целой эпохи – одиннадцати лет, которые растянулись между беззаботным детством и взрослой жизнью. Моя школа, обычная, серая, с облупленной краской на стенах, была для кого-то временем дружбы и веселья, а для меня – полем боя, где нужно было каждый день отстаивать свое право быть собой.

Начальная школа, с первого по четвертый класс, прошла под знаком тихого, ровного благополучия. Учился я хорошо, без троек. Марья Ивановна, наша первая учительница, добрая и уставшая женщина, ставила мне твердые четверки, а по чтению и природоведению – пятерки. Я был старательным, внимательным мальчиком, который с удовольствием вел аккуратные конспекты и с трепетом готовился к контрольным. Дома меня хвалили, мама с папой были довольны. Казалось, так будет всегда.

Этап 2: Перелом. Становление изгоя

Но переход в среднюю школу стал рубежом, за которым закончилось детство. Пятый класс – новые учителя, кабинеты, необходимость бегать по этажам. И главное – новые, негласные правила игры. В классе появились лидеры, аутсайдеры, свои и чужие. Я быстро понял, что не вхожу в круг избранных. Сыну нашей новой классной руководительницы, Антону, почему-то пригляделся именно я. Не самый слабый, не самый сильный – просто другой. Не такой, как все.

Сначала это были мелкие пакости: спрятанный портфель, разорванная тетрадь, обидные клички. Потом – более изощренные методы. Мне лгали, передавали неверное расписание, подставляли перед учителями. Я пытался не обращать внимания, делая вид, что мне все равно, но каждая такая мелочь больно ранила изнутри. Атмосфера в классе становилась все более токсичной. Антон умело манипулировал одноклассниками, и вскоре против меня ополчились почти все. Я стал изгоем.

Помню, как в середине пятого класса началась планомерная давка по всем фронтам. Одним из главных козырей против меня стал мой телефон. У большинства одноклассников уже были первые сенсорные аппараты – какие-нибудь Samsung Corby или Nokia 5228, а я ходил с простой Nokia 3310, пусть и надежной, «кнопкой». Для них это был признак бедности, ущербности. Как-то раз на перемене я достал его, чтобы позвонить маме, и тут же поймал на себе усмешку Антона и его приятелей.

– О, у бомжа звонилка! – громко сказал он, чтобы слышали все вокруг. – Наверное, из ларька за сто рублей купил.

В тот момент я сделал верный шаг – промолчал. Я отошел к старшеклассникам и заговорил на тему сотовой связи, о том, какие модели лучше. Старшеклассники, что было удивительно, поддержали беседу.

Но давление только усилилось. Я стал чаще проводить время со старшеклассниками, так как в школе меня игнорировала классный руководитель – мать Антона, а также учитель физики. Я лишь желал одного: избавиться от этой школы и перейти в другую. Лучше уж находиться в аду, чем с ними, или в окопе с солдатами под артиллерийскими обстрелами. Я держался из последних сил, еле-еле переживая каждый новый школьный день. Каждую ночь мне снилась война; с трех лет мне снились убийства, чудовища, магия и тому подобное. Мне хотелось быть во снах больше, чем в реальности. Родителям я говорил со злости, что не хочу быть в школе, что там все дебилы и уроды, но увы, я был заперт в этом гадюшнике.

Этап 3: Апатия и страх

Именно тогда, в седьмом классе, во мне что-то сломалось. Постоянный стресс, необходимость всегда быть начеку, ожидание подлости – все это вытягивало силы, убивало всякое желание учиться. Зачем стараться, если тебя все равно унижают? Зачем быть умным, если это только вызывает насмешки? Я стал лениться. Перестал делать уроки. Приходил домой, бросал рюкзак в угол и часами лежал на кровати, уставившись в потолок. Мама, уставшая после работы, садилась со мной за учебники, пыталась вложить в меня знания – но мои мысли были далеко. Я видел ее разочарование, усталость – и ненавидел себя за это. Но изменить ничего не мог. Апатия была сильнее меня.

В восьмом классе случилась история, которая едва не сломала меня окончательно. В параллельном классе учился пацан по имени Стёпа – невысокий, но наглый и уверенный в своей безнаказанности. Он был из тех, кто чувствует чужую боль как приглашение к действию. Почему-то он выбрал меня. Не бил – нет, он травил исподтишка. Подножки в раздевалке, оскорбительные надписи на учебниках. Учителя делали вид, что не замечают, – дети же, сами разберутся.

Однажды отличница Катя, при девочке, что мне нравилась, сказала, что у меня нет мозгов. Я ответил спокойно: «Главное, чтобы твой мозг не оказался опилками, смекаешь?»

Каждый день, начиная с пятого класса, я ожидал удары. Это было изматывающе. Я вспоминал, как во втором классе, после тяжелой ангины, я пришел в класс, и все были рады меня видеть, мы обнялись. И я не понимал, как мы дошли до такого страшного урока, как шагнули по разным дорогам, что между нами возникла такая конфронтация. Однажды Антон провокационно спросил, зачем я родился. Тогда я промолчал, показал ему фак и принялся делать уроки прямо на перемене. Вскоре после этого Антон заболел тяжелой формой гриппа и отсутствовал в школе около двух месяцев. У меня же в то время была своя передышка. Именно тогда я подумал, что Бог со мной, что Он всё видит.

Один раз Стёпа столкнул меня с лестницы. К счастью, я отделался лишь синяками и ссадинами. Но после этого у меня включился животный, панический страх. Я стал бояться его настолько, что начал прогуливать физкультуру – единственный урок, где мы пересекались. Целую четверть я не появлялся на физкультуре. Учитель, мужчина с лицом, навсегда замёрзшим в выражении лёгкой брезгливости, ставил мне прогулы. В итоге – закономерная тройка. Мама не понимала, в чём дело. Ругалась: «Ты что, совсем обленился?» Отец молча смотрел на меня своим тяжёлым взглядом, и в его глазах я читал не злость, а недоумение. Они не знали про Стёпу. Я не рассказывал. Считал это слабостью, позорным признанием в собственном бессилии.

Этап 4: Первая победа над страхом

Но однажды что-то во мне щёлкнуло. Это была не ярость, не слепая злость – скорее, холодное, молчаливое остервенение, рожденное отчаянием. Я шёл по двору после уроков и увидел его. Он что-то кричал своему приятелю, хвастался. И я просто подошёл. Не стал кричать, замахиваться – просто подошёл и толкнул его так, что он отлетел к стене гаража. Он попытался огрызнуться, но я, не говоря ни слова, повалил его на землю и прижал. Не бил – просто прижал, смотря прямо в глаза. В них я увидел уже не наглость, а испуг. Дикий, недетский испуг.

– Больше не трогай меня, – сказал я тихо, чувствуя, как вся накопленная злость сжимается в комок и замирает, не вырываясь наружу. – Понял?

Он кивнул, и я отпустил его. Больше он ко мне не подходил. Никогда. Я переборол свой страх. Но эта победа далась мне дорогой ценой – я понял, что мир жёсток, и иногда нужно быть жёстче, чтобы выжить. Но я также понял и другое: главное – контролировать ту силу, что поднимается внутри, и направлять ее, а не давать ей управлять тобой.

Был ещё один его однокашник, с которым я хотел подраться, когда он решил меня позлить, намекая на мой телефон и финансовое положение. Но тогда меня удержал мой одноклассник; он в открытую меня не поддерживал, но исподтишка не давал мне перейти черту.

Этап 5: Одиночество и спасение в спорте

С пятого по десятый класс я был изгоем в своём классе. Антон, сын классной руководительницы, умело стравливал одноклассников, и меня сторонились, боясь попасть под раздачу. Я стал белой вороной – тихим, замкнутым парнем, с которым не хотели сидеть за одной партой. Спасало то, что я находил общий язык со старшеклассниками. Они, почему-то, принимали меня. Возможно, чувствовали во мне что-то родственное – нежелание следовать стадным инстинктам. Мы могли говорить о музыке, о книгах, о жизни. В своём же классе я слышал лишь смешки за спиной.

Дома было не легче. Мама, уставшая после работы, садилась со мной делать уроки. Ругалась, что я невнимательный, что витаю в облаках.

– Игорь, соберись! – говорила она, и в её глазах читалась усталость. – Тебе экзамены сдавать!

Отец вмешивался редко. Но однажды, в седьмом классе, когда я завалил контрольную по математике из-за того, что весь вечер играл в телефон, он взял ремень.

– Лень – это самый страшный грех, – сказал он, и его лицо было суровым. – Тебя жизнь ещё ударит, а ты даже к удару не готовишься.

Тогда я ненавидел его за это. Считал, что они лишь устраняют последствия, не пытаясь понять причину. Годы спустя я понял – они были правы по-своему. И они признали, что неправильно поступили тогда, но уроки были пройдены. Они с мамой отбирали у меня телефон, ограничивали время за компьютером – и это было правильно. Иначе бы я совсем провалился в виртуальный мир, убегая от реальных проблем.

С десяти лет я занялся тхэквондо. Отец отвел меня в секцию, сказав: «Надо уметь защищаться. Мир жестокий». Мне понравилось. Не столько даже сами тренировки, сколько чувство уверенности и самоконтроля, которое они давали. Я ездил в лагерь «Дамхурц» каждое лето с 2011 по 2015 год. Это было моё спасение – там, в горах, среди таких же как я, не было насмешек, не было Антонов. Была лишь дисциплина, природа и товарищи.

Но в 2015 году, когда мне было пятнадцать, мои занятия тхэквондо резко оборвались. Не по моей вине. На одной из тренировок тренер, по неосторожности или из-за неправильно рассчитанного усилия, причинил мне травму – растяжение связки правой ноги. К счастью, до разрыва не дошло, но боль была адской, а на восстановление требовались месяцы.

Я ушёл из секции с горьким осадком обиды и несправедливости. И именно тогда, в июле 2015-го, я пришёл в тренажерный зал. Его владелец Виталий, тренер по прозвищу Фокс, бывший прапорщик, хитрый и жёсткий мужик, выслушал мою историю. Узнав, что произошло, он не сдержался. Он материл того тренера по тхэквондо не на шутку, называя его «рукожопом» и «козлом», который ломает детей, а не делает из них мужчин. Эта грубая, но праведная злость Фокса заставила меня понять, что здесь, в этом зале, меня понимают. Он увидел мои худые руки, моё неумение подтягиваться – и сказал: «Ладно, пацан. Будем делать из тебя человека. Правильно».

Этап 6: Перерождение

Рустам, мой лучший друг детства, с которым мы воссоединились в десятом классе, научил меня подтягиваться. Мы с ним занимались всё лето. Сначала я мог подтянуться лишь раз. Потом два. Потом три. К концу августа я делал лестницу до 29 раз. Каждый день – тренажерный зал. Сначала с Рустамом, потом один. Фокс и другие взрослые мужики, качавшие железо, приняли меня как своего. Не сюсюкались, не подкалывали – относились с уважением. Видели, что я работаю. Здесь я научился направлять всю свою накопленную злость и обиду в железо, в каждое повторение, превращая негатив в силу.

За то лето я не столько стал шире, сколько вытянулся вверх и обрел спортивную, подтянутую форму. Если до тренажерного зала при росте 177 см я весил всего 55 кг и выглядел тощим и угловатым, то к осени мой рост достиг 190 см, а вес – 72 кг. Я не стал качком, но превратился в высокого, стройного парня с рельефными мышцами и прямой осанкой.

Этап 7: Финал школьной войны

Когда в десятом классе я пришёл в школу после лета, меня не узнали. Из тощего, сутулого и замкнутого парня я превратился в высокого, уверенного в себе юношу с гордо поднятой головой. Одноклассники, особенно девочки, смотрели на меня по-другому. Антон пытался продолжать свои игры, но теперь это не работало.

Однажды Антон, как обычно, попытался меня унизить. Подошёл с приятелями, ухмыльнулся:

– О, бомжи пришли! – это было его любимое обращение ко мне и к Рустаму.

Раньше я бы промолчал или начал злиться, чувствуя, как горячая волна подкатывает к горлу. Но в этот раз я посмотрел на него спокойно, поймав свой гнев и заставив его отступить. Рустам сидел рядом за партой и тоже смотрел без всякого страха. Когда трое из компании Антона протянули руки для привычного ритуала «рукопожатия бомжей», Рустам не пожал их, а лишь скрестил с ними руки в воздухе, демонстративно пренебрежительно. Я же, глядя Антону прямо в глаза, тихо сказал:

– Нас так не называть. Понял?

Антон фыркнул, но руку протянул. Я не пожал, а просто хлопнул со всей силой ладонью по его ладони, демонстративно неуважительно, и улыбнулся, присаживаясь за парту и доставая учебники. Он опешил. «Вот сука…» – пробормотал он шёпотом и ушел. Такого ещё не было. Раньше я велся на его манипуляции, думая, что он хочет дружбы, а теперь понял – это была игра. Игра, в которую я больше не хотел играть. И в этот раз я выиграл, не позволив гневу взять верх.

Этап 8: Итоги

ОГЭ в девятом классе я сдал неплохо: математика, русский, физика, обществознание. Русский еле вытянул на четвёрку, а вот физика и математика пошли легко. Обществознание – на твёрдую четвёрку. Плюс в раз неделю, всегда ездили с родителями в деревню.

Школьные годы подходили к концу. Я уже не был тем запуганным мальчиком, который боялся физкультуры. Я стал сильнее – не только физически, но и морально. Я понял, что важно не то, что о тебе думают другие, а то, что ты сам о себе знаешь. И самое главное – я научился контролировать свою злость, эту темную энергию, что копилась годами. Я научился не подавлять ее, а обуздывать, делать своим союзником, топливом для движения вперед.

И я знал – я смог перебороть себя. Смог выстоять. И это была моя первая настоящая победа.

Глава 4 Рост и выбор

Воздух Ставрополья к 2017 году словно стал другим – не таким, каким был в начале тысячелетия. Если в 2000-м он был пропитан неуверенностью, страхом перед будущим и смутными надеждами, то теперь в нём чувствовалась энергия перемен, пусть и не всегда очевидных. Для четверых мальчишек, родившихся в последние февральские дни 2000 года, этот воздух стал тем фоном, на котором они делали свой первый взрослый выбор. Их дороги ещё не пересеклись, но уже были готовы к тому, чтобы сойтись в одной точке.

Дмитрий Аристократов

Для Дмитрия Аристократова мир по-прежнему пах землёй. Той самой, что кормила его семью поколениями. К семнадцати годам он уже был не просто помощником отца на ферме – он стал его правой рукой. Высокий, крепкий, с руками, привыкшими к работе, он мог управляться с техникой, ухаживать за скотом и вести переговоры с поставщиками так, будто делал это всю жизнь.

Его детство и юность прошли в селе Надежда, в том самом доме с резными наличниками. Семья Колесниковых оставалась дружной, как и прежде. Дедушка Василий, хоть и сгорбившийся от лет, но всё такой же бодрый, по-прежнему учил Диму премудростям столярного дела. Бабушка Галина командовала на кухне, а её пироги были легендой всего села.

Дмитрий учился в местной школе хорошо, без троек. Он не был отличником – русский язык и литература давались ему тяжело, зато по математике, физике и биологии он был одним из лучших в классе. Его не тянуло в город – он видел, как многие его одноклассники мечтали уехать в Ставрополь или даже Москву, но для него настоящая жизнь была здесь, на земле.

После сдачи ОГЭ в 2016 году он без колебаний пошёл в десятый класс. Многие удивлялись – зачем? Можно было бы пойти в сельскохозяйственный техникум и быстрее начать работать. Но Дмитрий твёрдо знал: он хочет получить полноценное образование. Однако была у него и другая, тайная цель, о которой он не рассказывал даже отцу. Смотря новости о подвигах российских спецслужб, он ловил себя на мысли, что хочет не просто пахать землю, а защищать её в самом прямом смысле. Его главной мечтой была служба в ФСБ. Он проводил дни на ферме, помогая отцу, а вечера – за учебниками по истории и обществознанию, готовясь к экзаменам. Его запасным вариантом, одобренным семьей, был Ставропольский аграрный университет. Он был уверен в своём выборе – его ждала либо земля, либо защита этой земли, и он был готов принять эту ответственность.

Артем Казаков

Для Артема Казакова мир пах нефтью, мазутом и тоской. Буденновск, куда его родители переехали вскоре после его рождения, так и не стал для него домом. Он вырос в сером, промышленном городе, где главным ориентиром были трубы нефтеперерабатывающего завода, дымившие день и ночь.

Его родители, Сергей и Елена, так и остались друг для другом единственной опорой. Они были сиротами, и их союз был крепостью, построенной на взаимной поддержке. Но крепость эта дала трещину. Сергей, некогда талантливый инженер, работал слесарем на заводе. Его руки, способные создавать сложные чертежи, теперь были вечно в мазуте. Елена, бухгалтер, тянула на себе основную финансовую нагрузку.

Артем учился хорошо. Он был умным, сообразительным мальчиком, и школа давалась ему легко. Но он не был отличником – тройки иногда проскальзывали в его дневнике, особенно по предметам, которые ему не нравились. Он был замкнут, немногословен, и одноклассники считали его странным.

Но в 2004 году произошло событие, которое перевернуло его жизнь. Тогда, в июне, Буденновск оказался в эпицентре теракта. Бандиты захватили больницу, и несколько дней город жил в страхе и ужасе. Артему было всего четыре года, но он навсегда запомнил эти дни – плач матерей, бегающие по улицам военные, ощущение всеобщей беды. Он тогда не до конца понимал, что происходит, но чувствовал страх – настоящий, животный. А потом, когда всё закончилось, город хоронил погибших. Артем видел гробы, слёзы, отчаяние. И в его детской голове родилось твёрдое, недетское решение: он не хочет, чтобы такое повторилось. Он хочет защищать.

С годами это решение только крепло. Он стал интересоваться военной историей, техникой, стратегией. Его мечта – стать лётчиком. Он хотел подняться в небо, чтобы защищать тех, кто на земле. Его цель – легендарная Военно-космическая академия имени А. Ф. Можайского в Санкт-Петербурге. Он усиленно готовился к поступлению: занимался спортом, изучал военную историю, часами просиживал за книгами по физике и математике. Его родители, опасаясь за него, всё же понимали его решимость. «Я не хочу, чтобы кто-то ещё прошёл через то, что было в 2004-м», – говорил он. И в его глазах горела та самая решимость, которую не переубедить. На случай, если с мечтой о небе не сложится, он рассматривал сельскохозяйственный вуз – там были нужны его точные науки, и это хоть как-то напоминало бы о спокойной жизни.

Виктор Громов

Для Виктора Громова мир пах стерильной чистотой и одиночеством. Он вырос в Невинномысске, в квартире, где всё было идеально вымыто, вычищено, но где не хватало самого главного – тепла. Его отец, Алексей, так и не оправился после смерти жены. Он поднял Виктора с суровой, железной дисциплиной, отсекая всё, что могло напомнить о боли.

Виктор стал отличником. Не потому, что любил учиться, а потому, что видел в этом единственный способ заслужить одобрение отца. Его мир состоял из уроков, книг и тишины. Он не имел друзей, не ходил на дискотеки, не общался с девушками.

Но в 2016 году, после сдачи ОГЭ, что-то в отце изменилось. Виктор сдал экзамены на отлично, и Алексей, обычно скупой на эмоции, вдруг предложил отметить это событие. За ужином отец был необычно молчалив, а потом вдруг рассказал всю правду о смерти матери. «Я не хотел, чтобы тебе было плохо, – голос отца дрожал. – Но теперь я понимаю – я был неправ. Я отнял у тебя мать, даже память о ней».

После этого разговора что-то изменилось в их отношениях. Алексей стал мягче. И именно тогда Виктор, всегда видевший себя физиком-теоретиком, неожиданно для себя загорелся новой идеей. Его привлекала мощь, точность и неумолимая логика артиллерии. Стать офицером-артиллеристом – вот что стало его целью. Его ум, настроенный на точные расчеты, идеально подходил для этой профессии. Он начал готовиться к поступлению в военное училище, скрывая увлечение чертежами баллистических траекторий в тетрадях по геометрии. Его отец, увидев в этом стремлении силу и порядок, поддержал его. Про запас Виктор рассматривал строительный университет – там тоже требовалась математика и физика, и можно было бы создавать что-то монументальное и долговечное.

2017 год

К 2017 году все трое стояли на пороге взрослой жизни. Дмитрий, Артем, Виктор – три разных мира, три разных судьбы. Они ещё не знали друг друга, но их пути уже были предопределены.

Дмитрий готовился к поступлению в аграрный университет. Он проводил дни на ферме, помогая отцу, а вечера – за учебниками. Он был уверен в своём выборе – его ждала земля, и он был готов принять эту ответственность.

Артем усиленно готовился к поступлению в военное училище. Он занимался спортом, изучал военную историю, часами просиживал за книгами. Его цель была ясна – он хотел стать лётчиком, чтобы защищать небо своей страны.

Виктор, как всегда, был погружён в учёбу. Он был лучшим в школе по математике и физике, и его приглашали на олимпиады. Он ещё не решил, куда будет поступать, но знал – его ждёт наука. Его мир оставался чётким и предсказуемым, но теперь в нём было место для сомнений – а что, если есть нечто большее, чем формулы и теоремы?

Их будущее было ещё впереди. Но уже тогда, в 2017 году, было ясно – эти трое не пройдут мимо друг друга. Их дороги были переплетены жизнью. И когда это произойдёт, их жизни изменятся навсегда.

Глава 5 Проверка на прочность: краевая военно-врачебная комиссия

Февраль 2018 года в Ставрополе встретил их колючим ветром и хлопьями мокрого, тающего снега. Воздух на площади Ленина, где располагался краевой военкомат, был пропитан запахом машинного масла, свежего асфальта и чем-то неуловимо официальным, казённым – своеобразной смесью пота, страха и надежды. Для пятерых молодых людей, родившихся в последние дни февраля 2000 года, этот день должен был стать поворотным. Их индивидуальные вселенные, до сих пор существовавшие параллельно, были готовы столкнуться в одной точке пространства и времени.

Подъезжая к военкомату на рассвете, каждый из них переживал собственный шторм эмоций. Все они прибыли на выделенных военкоматами своих городов «Газелях» в сопровождении таких же абитуриентов.

Игорь Соколов ехал из Кисловодска. Дорога в переполненной людьми «Газели» показалась ему вечностью. Он сидел, прижавшись лбом к холодному стеклу, мысленно перебирая содержимое заветной папки с документами. Весь январь и начало февраля прошли в беготне по врачам. Справки, анализы, флюорография, ЭКГ… Кабинет за кабинетом, печать за печатью. И вот – последний день, 5 февраля. Он буквально вырвал из поликлиники справку об общем анализе крови, когда до закрытия оставались минуты. Медсестра, видя его отчаянное лицо, вздохнула и поставила последнюю печать. Теперь всё было в порядке. Или нет? Он хотел поступить в Военно-космическую академию имени Можайского. Мечтал о небе, о звёздах, о технологиях, которые смогут защитить его страну. Но был и другой, более глубокий мотив – доказать. Доказать всем, кто смеялся над ним в школе, что он чего-то стоит. Доказать отцу, что его жертвы не были напрасными. И главное – доказать самому себе, что он способен на большее.

Дмитрий Аристократов приехал из села Надежда. В автобусе царила напряженная тишина, изредка прерываемая шепотом или нервным кашлем. Его мощная, крепкая фигура казалась немного неуместной в этой давящей атмосфере. Несмотря на волнение, он чувствовал себя спокойно и уверенно. Справки он собрал без проблем – сельский фельдшер, знакомый с семьёй Колесниковых десятилетиями, помог быстро оформить все документы. Дмитрий выбрал другой путь – службу в ФСБ. Его решение было обдуманным: он видел в этой структуре силу, способную защитить людей от тех угроз, которые таит современный мир. Его не прельщала романтика неба или артиллерийские батареи – он хотел работать на земле, защищая своих.

Артём Казаков прибыл из Будённовска. Дорога была долгой и утомительной. Он сидел, закрыв глаза, стараясь абстрагироваться от общего напряжения. Его цель – та же академия Можайского, что и у Игоря. Память о теракте 2004 года, врезавшаяся в его детское сознание, не отпускала. Он не просто хотел стать военным – он хотел быть тем, кто предотвращает катастрофы. Кто стоит на страже и не даёт повториться ужасу тех дней. Он собрал все справки в срок, но за неделю до комиссии у него нашли небольшое отклонение в ЭКГ. Пришлось бегать по врачам, доказывать, что он здоров. В итоге – разрешили.