- -
- 100%
- +
Кое-как, шатаясь, но встал. Оглядел окрестности.
Где же это всё-таки я?
Память услужливо, но с трудом, рисовала события вчерашнего вечера. Вот, попандос!
И дурнота совместно с болью, подло так, исподтишка, напали вновь.
Кое-как справившись с собой, вновь огляделся по сторонам.
Как ни странно, амбалы растворились во мраке, как и вещи, которые были на мне.
Ну, значит, кто – то будет ходить в моих джинсах, если на тряпки не пустят.
Влип, очкарик? Желудок, настойчиво просился на волю. Ноги подкосило, и я вынуждено сел на травку.
Так, надо потихоньку, помаленьку, подниматься, выбираться. Но куда бы мне податься? Местность была не знакомой. Глазу не зацепиться, все кругом чужое. Ничего знакомого. Ни одного знакомого дерева, тропинки или холма. Даже звуки были, какие – то деревенские, что – ли, а не городские. Машин вообще не было слышно. Вату в ушах пронизал писк. Только теперь я обратил внимание на писклявую мелодию, играл рожок или жалейка, кто ж его разберет. А парень – то виртуоз. А почему собственно парень?
Не хотелось называть девкой, автора этой музыки, уж больно душевно играл, жалостливо.
Собравшись с силами, побрел на звуки мелодии.
Так и есть, это был паренек, лет десяти от роду. Он босиком, не спеша шел по тропинке, и вдохновенно выдувал ноты из коровьего рога. За ним вперевалку шло маленькое стадо, коров, в пять голов и семь овец, все, конец.
Парнишка обнаружил меня. Остановился и опасливо, но заинтересованно пялился. Играть, правда, перестал, но и не убегал, что радовало. Я бы и черепаху сейчас не догнал. Голова гудела и напоминала о себе тупой болью.
Привет Малой!
Парень кивнул.
Где это я?
На лугу.
Блин, лепешка коровья, выругался про себя, в слух – же сказал, молодец, правильно. Хороший мальчик! Город далеко?
Далече! Семь днев пути.
А звать тебя как?
А тебя как?
Я Игорь.
А ты откуда Яигорь?
Блин горелый, лес густой, что ответить? Сначала нужно узнать, где я нахожусь? Сошлюсь на амнезию, а там – куда кривая выведет.
Так я не расслышал, как тебя звать – величать то?
Зови Микитка, меня все так кличут.
Красиво получается у тебя играть Микитка, душевно!
Это меня дед Савва научил, он и рожок смастерил. Вона коровам играю, а людям пока стесняюсь. А ты чего голый, почти раздетый? И какая – то странная одёжа. Не по погоде. Ты не хворый ли, головой?
Ага, трусы одежей не назовешь, скорее отсутствием таковой.
Понимаешь Микитка, на меня напали, ограбили. Забрали все.
Эвоно как?!
Ох, как пить хочется!
Где, Микитка, можно воды напиться?
Так колодезь в деревне есть, вода там студеная. Деревня то сразу за холмом.
Тропинка огибала холм и уходила, куда – то вдаль.
Яигорь, а ведь ты не здешний, говоришь ты как то, не по-нашему, чудно как-то. Видимо, далече, занесла тебя нелегкая?
Видимо так. Ладно, спасибо тебе Микитка, а я побрел в сторону деревни.
Микитка с участием и пониманием смотрел в след.
Эй, горемыка! Окликнул Микитка. Ну и Шишак у тебя на башке!
Оглянувшись на Микитку, я потерял равновесие. Сильно качнуло. Поэтому, выставив руки на встречу земле, чтобы не упасть, постарался сесть на корточки. Но не удержался и завалился набок.
Будь здесь, не ходи, я мигом.
Микитка стреканул в сторону деревни.
Что же делать, голова не соображала, боль пульсировала в висках и затылке, перед глазами плыли круги, коровы вокруг водили хороводы и сильно тошнило. Лег поудобнее, на живот. Дурнота не проходила. Закрыл глаза. Не помогало. Сотряс, форменный сотряс. Недели на две продлится, как минимум. Будет мутить, будет слабость. Без медикаментов можно и загнуться. Все тело трясло мелкой дрожью.
Яигорь, жив ли?
Микитка тряс за плечо. Вот, возьми.
Холодный горшок коснулся щеки.
Я протянул руку, взял горшок, прижался лбом к холодному терракоту, хорошо-о-о-о-о. Потом сел и жадно сделал пару глотков. Холодная вода обожгла прохладой горло, пробежала по пищеводу, но попросилась обратно. Накатила дурнота и… снова темнота.
Опять отключился.
Сквозь закрытые веки пробивался неяркий свет. Пахло прошлогодним сеном. Где – то, совсем рядом кричал петух, пищали цыплята, и кудахтали куры. Кто – то заботливо укрыл обнаженное тело рогожей. Голову перевязали мокрой тряпицей, а может, от испарины промокла. Я лежал на сене, в каком – то ветхом сарае. Обветшалая соломенная крыша давно не перестилалась, видала и лучшие дни, но для сарая годилась. Стены из кривых окоренных палок, когда-то замазанные саманной штукатуркой, давно уже потрескались, но все еще держались. Были довольно-таки добротно, ровно сделаны. Дыр не было, и то ладно. Хороший такой сарайчик.
Очухался?
В сарай, улыбаясь, вошел Микитка, следом вошел седой, но все еще крепкий старик. Взгляд старика был суров, губы поджаты.
Ну, что паря? Жив, стало быть?
Савва.
Дед протянул свою мозолистую руку.
Рукопожатие было крепким, хотя пальцы были тонкими и длинными, с утолщениями в суставах. Каждый палец, как бузинная палочка Дамблдора из фильма о Гарри Поттере.
В качестве бреда.
Хотя сравнение подходило.
Руки старика можно было назвать и музыкальными, но фортепиано в сарае видно не было. Хотя, может в избе имелся, какой – ни – будь аккордеон или хотя бы фисгармонь?
Боже, что я несу? Бред, какой – то! Тут бы выжить, а мне баян подавай.
Нахрена попу гармонь? Действительно, брежу наяву.
С собой, дед Савва принес резную коробочку из бересты.
Так, тебя дегтем мазать или сгущеной коровьей мочой?
Видя немой вопрос в глазах, дед Савва пояснил:
Ну, голова у тебя разбита? Так? Хочешь выздороветь? Так? Мазать надо? Так? А то, это, загниет все. Али черви заведутся. Чем, говорю, мазать будем?
Я застонал.
А подорожником ни как нельзя, или спиртом каким?
Да можно подорожником. Обязательно привяжем. Только, чтоб подорожник держался, его либо дегтем мажут, либо вот выпаренной, сгущеной коровьей мочой. Это значит, чтобы черви не завелись, и голову, чтобы, как луну, не раздуло.
Дед, чтобы заражения не было, обычный антисептик нужен!
Постой – постой, паря. Анти – чего?
Септик. Антисептик. Раствор такой, всех микробов убивает, йод, перманганат калия, спирт, перекись водорода трехпроцентная. Ну, или самогонка, или что-то в этом роде.
Йод? Перман- чего?
Есть у Вас самогонка хоть какая?
Отродясь не было. Мудрено говоришь. А чего это?
Ну, самогонка – или самогон. Водка. Это крепкий алкогольный напиток такой, забористый. Пьешь его, горло обожжет и тепло внутри разливается, а дыхание перехватывает. А потом встать не можешь, и песни поешь.
Чудно говоришь. Зачем же такое пить, что встать не сможешь, а если враг придет, али пахать надоть? А ты встать не могешь?
Хорошо, а что вы на праздники пьете?
Отвары разные, сбитень, кисель, мед. А то кумыс какой. На ярманке пробовал. Дед, мечтательно вспоминая, прикрыл глаза.
Все не то, покрепче надо. Похмельнее.
Так тебе хмель нужон? Пиво на нем еще варят монахи. Так хмель в лесу родится, ищи его у реки.
Да не хмель мне нужен, а сильно хмельной напиток, исключительно в целях дезинфекции, а не это вон все, чем вы меня обмазать хотите.
Дез, дез-ин, это чтобы черви не завелись, что-ль?
Ну да.
Так я и предлагаю, мочой или дегтем намазать, самогону то твоего, все равно нету.
Ах шпирт, шнапс, шамогон – пьем все на «Ш». Ладно, давай, мажь чем знаешь. Лучше дегтем. А можешь еще и все остальное туда намешать.
Правильно паря, хош и воняет деготь, а лучше средства то все одно нет.
Ох и чудно же говоришь ты Яигорь. Дед Савва усмехнулся. Откудова к нам то?
Из Ленинграда, (Ленинград во всей России знают).
А где ж это он?
Дед мазал снадобье на рану, как масло на хлеб. Толстым слоем. Сам с интересом слушал.
………
То есть, как где? Так, на Балтике, на финском заливе, на реке Неве.
Ох – ты – ж! И на Балтике, и на Неве, и на финском заливе? Че-то, сумлиюсь я. Не слыхивал. Дед лукаво подмигнул Микитке. Ярославль – слыхал, Володимир – слыхал, даже Китежград есть, а эт, в честь Лени назвали чоли? Чудеса, да и только!
Я прикусил язык, чтобы не вспылить, и посчитал про себя до десяти.
А какой город ближе всего к Вам? Как какой? Так батюшка господин Великий Новгород!
Далеко ли до Таллина?
Чего?
До Новгорода, говорю далеко?
Семь дней пути. Только тебе рано пока, в путь дорогу то собираться, слабый ты еще, сгинешь, да и люди лихие встречаются на дорогах то, не сдюжишь. Вона, видать, они тебя и приголубили ужо. Ты, эта, отлежись, осмотрись, а там, мож и идтить не нужно будет. Тебе куды надоть, то было? Куды шел?
Да не помню, я.
Это плохо, что не помнишь. Ну вот, перевязали тебя и хорошо, отдыхай покудова, денька два, а там поглядим.
Дед Савва засобирался.
Недосуг мне.
Вышел, на прощанье, подмигнув, помахал рукой.
И мне не до них!
Чего? Ты мне что – ли?
Нет, это я про себя, мысли вслух.
Ну, бывай!
Дед снова попрощался и ушел по своим делам.
Остались вдвоем с Микиткой.
Хороший дед у тебя Микитка.
Дед Савва то? Хороший, добрый. Тока не мой он дед, ведь подкидыш я. А воспитывает он меня, да, как родного. Вишь, бобыли мы с ним. Оба, два. Одни мы живем, даже без баб. Не братьев у меня не сестер, ни отца, ни матери, ни бабки.
А чего ж он не женится, крепкий же еще старик?
А не знаю, не говорит он об этом, много раз спрашивал. Мне с ним хорошо и ладно. Вот я вырасту и тоже, как дед Савва, никогда не женюсь!
А это еще почему?
Так дурры они все! Только и знают, что дразнятся.
Кто?
Так девки же.
Не боись, еще сами за тобой бегать будут!
Похлопал Микитку по плечу.
А чего им за мной бегать? Я от них и не убегаю!
И правильно, не убегай.
И как же они тебя дразнят?
Как – как!? Микитка – голь перекатная.
Ну и пусть!
Вот вырасту, да и пойду в лихие люди, и будут все меня бояться.
Ой, все ли?
Все, только деду не говори, ругать он меня будет, говорит, что разбойникам ноздри рвут, и клейма каленым железом ставят.
Правильно дед Савва говорит. Поймают и накажут.
А вот это, сначала изловить надоть? А вот меня и не словят! Я знаешь, какой быстрый да ловкий? Быстрее всех ребят тикаю? Я за коровами да овцами цельный день могу без устали ходить. А один раз, даже быстрее княжьей дружины в деревню прибег. Они верхами были, а я пеший.
Ну и молодец, только не надо бы тебе в лихие люди Микитка, прав твой дед Савва. За деяния и – воздаяния.
А как жить то? Все коровам хвосты крутить?
Учиться тебе надо!
А я и так умею!
Что ты умеешь?
Так хвосты ж крутить, коровам.
Микитка надулся.
А вот, скажем, читать ты умеешь?
Читать?
Микитка задрал голову, задумался.
Следы, могу читать, тоже дед Савва научил!
Молодец. Хорошо, а книги умеешь читать?
Какие книги? Нет у нас никаких книгов.
Письма, например, читать?
Каки таки письма? Чего это?
Ну, хорошо. Вот, уехал ты далеко, и получил от деда Саввы письмо, а прочесть не сможешь.
А-а, письмо.
Прищурился лукаво.
Это грамотка? Как у князя?
Ну, наверное, да.
Нетути у нас таких, у князя только.
А князь умеет читать?
Князь, то, да-а-а-а!
А дружина его?
Не все могут. Только воевода, да сотник.
А ты сотником хочешь стать?
Кто ж не хочет? Князь жалует сотника. И в городе все его жалуют, и в деревне. И лихие люди боятся.
Так чего же тебе не стать сотником?
А меня возьмут?
Сначала, конечно, нет. Ратником даже не возьмут. Но показав себя, сначала сотнику, ты попадешь на службу. Служба может быть разная, даже за конями смотреть, навоз выносить. Готов?
Конечно, готов.
Сначала тебе нужно дружинником стать. Но, когда ты покажешь себя – так, шаг за шагом, глядишь, и до сотника дорастешь. Шаг за шагом, от простого дела – к сложному. А может, и до воеводы дорастёшь.
А как это показать себя?
Ну вот, например – ты умеешь быстро бегать, или считать, писать и читать, или ты умеешь обращаться с мечом, или метко из лука стреляешь. А князю ох как нужны умные и искусные войны. Кого он к себе в дружину набирать будет? Может глупых и ленивых?
Да, что ты, они никому не нужны, они все только портят.
А если ты покажешь себя умным воином, сильным, смелым и умелым? Возьмет тебя князь в свою дружину?
Возьмет, наверное, а как это показать, как сделать так, чтобы князь увидел?
Знаешь Микитка, князю всегда нужны хорошие войны, сначала нужно стать таким.
А как станешь?
Предложи князю испытать тебя.
Вот так просто?
Скорее всего, до князя тебя не пустят, но вот сотнику или десятнику показаться можешь. А как будет, что показать, будь уверен – князь сам все увидит.
А как стать сильным, умным, смелым да умелым?
Э-э брат, не все сразу, давай уже завтра. Устал я.
Даешь слово, что научишь?
Если будешь учиться и стараться – даю.
Я протянул открытую ладонь Микитке, он посмотрел, улыбнулся и хлопнул по ней своей маленькой ладошкой.
Потом засобирался и довольный, убежал как ошпаренный.
Через некоторое время вернулся, принес крынку парного молока, ломоть хлеба из муки крупного, очень грубого помола, и несколько перьев зеленого лука.
Не до жиру, быть бы живу. Ничего, прорвемся. Времени было много, заняться было нечем. Еще раз осмотрел сарайку, теперь уже внимательнее. В сарае было только сено, на котором беспамятствовал, да допотопный шанцевый инструмент. Деревянные вилы, сделанные из обрезанной ветвистой палки, допотопные деревянные грабли, метла да деревянная лопата. Постарался нагрести больше сена, чтобы удобнее устроиться, согнал с насеста возмущенную курицу. А что она там делала? Посмотрев внимательнее, обнаружил кладку яиц. Опаньки, будет у меня королевский ужин! Разбил в крынку с молоком пару найденных яиц, нарвал туда же зеленого лука, размешал все как следует. Не подцепить бы сальмонеллез от сырых яиц. Эх, а вот ведь! Омлет бы вышел из этого жужева классный! А что делать? Соли то и то не хватает. Жаль, конечно, но чем богаты, тому и рады. Хлеб, подумав, тоже в крынку отправил, поломав маленькими кусочками. Неплохая тюря вышла.
Вспомнился анекдот, как генерал интересовался рационом солдат. Как кормят, бойцы? Молчание. Выходит, хорошо? Выходит, то хорошо, входит плохо.
Ну, это не тот случай. Не знаю, как Вы, но по своей воле, пить сырые яйца, из-под незнакомой курицы, я бы не стал. Если бы, не голод.
Ух, вроде наелся, и на сердце веселее, и голова проходит, мутить тоже стало меньше. Прижилось, кажется. Голод все – таки дядька.
На следующее утро, Микитка ждал около сарая, переминаясь с ноги на ногу, не решаясь войти, что-то бормотал себе под нос.
Когда его окликнули, просунул голову в дверь и как бы между делом поинтересовался, как я себя чувствую, хорошо ли я спал.
Прямо политес сельский, воплоти.
Заходи Микитка, не укушу.
А учить будешь? Ты обещал.
Обрадовался он,
Раз обещал, значит буду. Только – чур, все, как скажу, так делать будешь.
Мои кости, твое мясо!
Отозвался малец.
Где нахватался, может так принято?
Мясо дело наживное, это да, были бы кости. Вот силушку и будем копить. Может, за одно, и умишко нарастим.
Микитка, вот тебе мой первый наказ.
Пробегись по деревне, предложи бабам воды натаскать, но таскать будешь завтра. Как договоришься. То есть, согласится, какая баба, запоминай и беги ко мне. Я буду записывать, чтобы кого то, ненароком, не пропустить.
Да кого тут забыть? Я всех знаю. Никого не пропущу!
Микитка все утро бегал, предлагал свои услуги.
Набрали семь заказов, и довольный, как слон, он ушел пасти свое стадо.
Вечером, как договорились, встретились вновь, чтобы обсудить этапы тренировки. Малому, с раннего утра, до зари предстояло, натаскать воды в семь домов, а потом идти пасти стадо.
Грузим мясо на кости, натягиваем жилы.
Утром, парнишка, чуть живой завалился в сарай.
Можно я отдохну?
А ты всем, кому обещал, натаскал воды?
Нет, тетке Матрене не принес.
Так чего же ты сюда заявился? А ну бегом.
Бего-о-ом! Отдыхать потом будешь, когда пойдешь стадо пасти. А скотину уже скоро выгонять будут. Хочешь опоздать?
Парнишка, шатаясь, покинул сарай. Но, надо отдать должное, молча. С характером паренек.
Пока Микитка пас стадо, я был занят собой. Думы думал, да кумекал, как быть дальше, чего делать, что могу. Пока ноль информации, ноль сил и здоровья. Чего я могу?
Вот и вечер, Микитка буквально ввалился в сарай. Усталый, но довольный, он многозначительно изрек, я все сделал, как ты сказал, увалился рядом со мной, на сено. Полежал? Отдохнул? Молодец, давай по дворам, нас ждут великие дела!
А что, опять воду носить? Нет, не сегодня, договаривайся на завтра.
Так я ж всех обошел вчера, только семь домов согласились, а им я воды натаскал.
А вдруг сегодня, кто-то еще согласится? Если не согласятся, предложи нарубить дров. Дрова только на один дом бери. Завтра с утра, все исполнишь.
Малой побрел к выходу.
Микитка, чего не весел, буйну голову повесил? Устал, что ли? Давай – давай, раз–два, раз–два! Веселее!
Загонял я мальчишку совсем. Ничего, злее будет. Вот отплатил, так отплатил! Добром – за добро! Правильно, недаром говорят, сделал добро – беги!
Добром, не нужно досаждать
пусть даже и большим
Нужда попросит, надо дать
бесплатно, от души
Мне папа с детства говорил
У всех вещей – цена
Беги, добро, коль сотворил
Мостит путь сатана.
Совсем уже к вечеру, прибежал довольный Микитка.
Смотри чего дали!
Глаза его горели как звездочки, улыбка до ушей!
И молока, и яичек, и хлебца, даже вон сала кусок.
Как это дали?
Ну, я им воды принес, а они мне вона чего. Мы сала то с дедом давно не едали. А тут целый кусма-а-а-ан.
Вот и хорошо, иди деда обрадуй, добытчик.
Только бы не надорвался, парнишка. А то помчит сломя голову, ресурсы добывать.
Так целую неделю, Микитка с Вечера набирал заявки, а утром выполнял их, потом бежал пасти стадо. Изо дня в день. Хозяйки охотнее стали нанимать парнишку на незамысловатый труд. Все больше доверяли и старались угостить старателя. Тем более, что он охотно брался за любую работу. Не капризничал.
Глава 3
Путешествие.
Утро выдалось дождливым. Вместе с тучами в деревню замело дружинников. Как потом оказалось, по мою душу. Не соврал дед, пару дней я отдохнул, даже пару недель. Дед Савва мне менял повязки, колдовал над раной, и исправно кормил. Худо, бедно кормил, но здоровье возвращалось. Боль, терзающая голову, постепенно ушла. Мутило, но уже не так сильно. Рана на голове тоже затягивалась.
Дружинники реквизировали телегу с чахлой лошадкой и возницу к ней.
В эту телегу меня и определили.
На прощанье, дед Савва, дал мне одежду из дерюги и лапти.
Негоже голышом то. Не абы, что, но все – таки, одежа.
До сих пор я храню этот подарок.
Подумалось, по одежке встречают.
Быстренько оделся.
Даже не холоп, и не смерд, так – голь перекатная. Также как и Микитку девки дразнят, можно звать и меня. Сын божий, обшит кожей.
А вот и Микитка подбежал. Глаза встревоженные, губы трясутся, но держится, молодец. Ничего, все будет хорошо. Микитка, ты не забывай по дворам ходить и работу бери себе, да потруднее. Воду носить, дрова колоть, навоз вывозить. Не ленись только, а через годик увидимся, я другим навыкам и хитростям тебя учить буду. Как в бою победить, какую пищу и из чего можно приготовить, много чему, в общем. Ты дождись только, в лихие люди, то не уходи.
Не уйду, обещаю, на кого ж я деда то оставлю? Да и не хочу я уже в лихие люди идтить, хочу в дружину к князю.
Вот и молодец, вот и ладно.
Я буду помнить Вас с дедом, спасибо Вам большое за все.
Я вылез из телеги, учтиво поклонился, как положено, в пояс, до земли.
Дружинники толкнули меня обратно, я брякнулся на ворох сена.
Телега дрогнула и тронулась в путь.
Микитка стоял подле деда, опустив голову. Савва, успокаивая мальца, слегка трепал его белые волосы.
Телега увозила нас все дальше, а фигурки провожающих становились все меньше.
Ехали, молча, и только скрип колес телеги оглашал округу. Утренний дождик давно прошел, стало теплее. На сене, которым было застлано дно телеги, было удобно лежать, почти, как на кровати. Если бы только одному раскинуться, а тут еще двое дружинников. Путников разморило, скрип, как колыбельная, убаюкивал.
Вдруг, лошади, запряженные в телегу, начали всхрапывать и прясть ушами.
Возничий встрепенулся.
Тпру-у-у-у, не замай, не замай – говорю.
Дернул поводья на себя, телега остановилась.
Что там?
А, не видно ничего, лошади почуяли кого-то.
Вдруг из чащи леса выскочил медведь, и не разбирая дороги, опрометью кинулся под телегу, прячась.
Ломая ветки на пути, в след за медведем выскочил лось, без рогов.
Забившийся под телегу медведь – скулил, как щенок.
Все было бы так смешно, если бы не было так страшно.
Медведь, выскочил из-под телеги, и ломанулся в чащу леса, лось помчал за ним. Слышался удаляющийся треск, и поскуливание молодого медведя.
Видимо не по Сеньке шапка – то!
Да, не по себе выбрал соперника, хохотнул опешивший дружинник.
Оторопь прошла, возница подбодрил лошадей кнутом, мы поехали дальше.
У ручья решили встать лагерем. Костерок, котелок, ночные разговоры. Вспоминали медведя и лося, шутили над ними, собрались спать, ночевать. Завтра снова в дорогу.
Мое дело помалкивать, пока вопросов не задают, но все же, на привале, я рассказал им пару шуток, про зверей, и дружинники стали относится терпимее. Напряженность ушла. Глядишь – так и друзьями станем. Большей популярностью и пониманием пользовались анекдоты про наглого зайца. Хохот на полянке стоял, гомерический! Лошади паслись рядом и искоса на нас посматривали, каждый раз вздрагивая от новых приступов смеха. Хохоча, я заметил, что мы ржем гораздо громче, чем гнедой, и новый взрыв смеха, нарушил идиллию. Мои стражи уже одобрительно хлопали меня по плечам, забыв, кто под конвоем, а кто конвоир. Как-то ненавязчиво, мы нашли общий язык и сдружились. Ведь я вел себя смирно. Не пытался навредить им или сбежать. Выказывал примерное поведение, в общем. Да и зачем же давать повод для беспокойства, служивым людям? Они же меня охраняют, берегут.
Как-то, в беседе, задал вопрос моей охране, они же мои невольные конвоиры.
А чего это меня хотят видеть, ясны очи пресветлого князя? Чем моя физиономия, стала ему так интересна? Али помочь, чем могу?
Фрол, так звали первого дружинника, только пожал плечами. Не сильно – то он разговорчивый, а вот, словоохотливый Вячеслав пустился в раздумья.
Вот ты сам, паря, посуди, явился, откуда не звали. Толком, облачения, оружия да брони на тебе нет. Странь, не нашего роду племени. По-нашему не балакаешь, кто ныне князь – даже не ведаешь. А вдруг ты наймит, какой, али тать бусурманский? Может и не так все, но князь у нас дебелый. Он сам все уразумеет и изведает, ты энто, паря, не перечь ему токма. В клети отправит, сгинешь там. А как добром молвить будешь, глядишь, и живу быть.
Здрасти, приехали! Какой же я шпион?
Во-о-о-т, мож и не шпиен, а мож наоборот хорошай шпиен. А токма чем докажешь, что не тать или не наймит?
Ага, говорю про себя, какие ваши до-каза-тел-ства? Вспоминая железного Арни. Дело то – дрянь, хоть петляй – хоть не петляй, все одно поднимут, хай! Ладно, не в Китае, по-русски говорим. Почти. Глядишь, и свезет, и вывезет. Не вешать нос, это главное.
На следующее утро ехали молча. Слушали птиц. Вдруг стая ворон, потревоженная кем то, неожиданно, с карканьем взмыла в небо. В стороне от нас за леском, за рощицей вдалеке, был едва виден конный отряд.
Тоже Ваши?
Нет, то половцы, но чего они тут?
Парни насторожились, коснулись своего оружия, поправляя, как бы проверяя наличие и перекладывая поудобнее.
Их дюжина, а нас – только двое.
Не двое, а трое. Есть запасной меч или копье?
Нет, паря, не получишь. Спины мы тебе не подставим. Не серчай, не ведом ты нам.
Нож тогда хоть дайте.
Цыц, говорю тебе!
Ладно, не вопрос, сам добуду, как говориться – зубами вырву.
Дорога проходила удолом, оврагом значит. Мы оглядывали верха, ожидая нападения. Идеальное место для засады. Скрип деревьев чудился бряцаньем лат врага. Дыхание ветра – свистом стрелы. Шорох листвы чудился осторожными шагами. Враги подкрадывались отовсюду. Скрипела тетива на натянутых луках. Напряжение возрастало. Или может это звенело в ушах от тревоги в душе. Даже птицы перестали петь и ждали, ждали, когда прольется кровь. Вороны, кем – то потревоженные, молча, кружили и жаждали добычи. Стрекотала сорока. До конца оврага было всего-то, каких-то метров пятьдесят. Но нам они казались бесконечностью. Мы вертели головами, всматривались в силуэты деревьев, не таится ли там враг. Мы всматривались и вслушивались, ожидая внезапного нападения. Время растягивалось, каждый сантиметр дороги удваивался. Каждая кочка повторялась трижды. Неожиданно, порыв ветра наклонил верхушку старой, черной от времени березы. Она росла на возвышенности и была довольно-таки старой. Застонав, дерево обломилось примерно, где – то посередине. Крона дерева, сбрасывая на нас листья, мелкие сучки и кору, держась на честном слове, повисла над дорогой, прямо над нами. На руки Вячеславу свалилось старое гнездо. Нас осыпало трухой, листьями, ветками и кусочками коры. Вот она – Засада. Но нападающих, все еще не было видно. Ни спереди, ни сзади, ни топота копыт. Ни коней, ни всадников. Тех, которых мы так ждали, видно не было.






