Как я провёл лето

Глава

…а летом лучше, чем зимой…

Булат Окуджава

Под землёй было темно и сыро, из чёрного пространства высвечивался строго очерченный круг света от подвешенного к потолку туристического фонарика. В центре круга стоял деревянный ящик, на ящике – пластиковая бутылка с водой, металлическая кружка, тактические военные перчатки и маленькие дорожные шахматы, на доске белыми разыгрывался северный гамбит. Два малолетних шахматиста сидели у ящика на импровизированных скамейках из кирпичей и досок, мальчишки лет по двенадцать-тринадцать наклонились над доской, в телах было заметно напряжение, как будто от исхода матча зависела их жизнь. Третий сидел на перевёрнутом ведре вполоборота к играющим, он пытался читать потрёпанную книгу, близоруко щурясь сквозь стёкла очков. Белобрысый худощавый пацан играл за белых. Более коренастый, с рыжей нечёсаной шевелюрой, занёс руку над чёрной пешкой в нерешительности – брать или не брать третью белую пешку, которую слишком легко жертвовал противник.

– Шо ты тормозишь, Хан?! Дают – бери, а бьют – беги! Ходи уже! Скоро обстрел закончится, а мы только третью партию начали, – нарочито спокойно произнёс Витька Илюхин, подталкивая соперника к принятию решения.

– Не учи учёного!.. – огрызнулся Борька Назаров, по прозвищу Хан (скуластое смуглое лицо, с чуть раскосыми глазами). – Слышь, Изя! А чего это Илюха мне уже три пешки за так отдаёт?

– Это дебют такой, Датский гамбит называется! Смотри в оба! Щас Илюха тебя трепать начнёт, – прогугнявил в крупный нос, не отрываясь от книги, Генка Лесков, затем поправил очки на носу и откинул чёрные кудряшки со лба.

– Ох, щас я кого-то точно потреплю за подсказки! – огрызнулся Витька и шмыгнул носом. Ему стало обидно за потраченное время над книжкой по шахматным дебютам, которую он выпросил на днях у Генки, вдруг не сработает.

Где-то в темноте осыпались то ли камушки, то ли штукатурка с потолка, земля под ногами мальчишек чуть дрогнула. За пределами освещённого круга кто-то завозился, взвизгнула крыса.

– Сто пятьдесят пятый рядом лёг. – Илюха прислушался, еле-еле уловимый звук повторился. – А этот чуть дальше… Ты, Изя, лучше за рюкзаками присматривай, а то без хлеба останемся! Совсем крысы обнаглели, надо будет кота с собой как-нибудь взять. Пусть погоняет крысятину! – затараторил Витька, переключая внимание с шахмат.

Генка Лесков оторвался от книги, пошарил по полу в поисках камней, но ничего подходящего под рукой не оказалось. Тогда он вытащил из кармана пару осколков размером с лесной орех и запустил снаряды в сторону дерущихся крыс. Те ещё раз взвизгнули, и возня прекратилась.

– Ага, а потом коту твоему рыбу подавай за работу, он у вас, видите ли, крыс не жрёт! – пробубнил Борька. – Эх, была, не была! – и чёрная пешка двинула на В2. – Интересно, чего это укропы сегодня такие активные? Обычно рано утром и перед сном пуляют, а тут в обед «накрыли»… Хорошо, что мы рядом с убежищем шоркались!

– Так первое июня сегодня – день защиты детей! Они по праздникам всегда повышенные обязательства берут, – пояснил со знанием дела Генка.

Дальше в бой вступил у белых чернопольный слон, и партия покатилась, как по писаному… Чёрные теряли инициативу и фигуры, уступая белым по всем фронтам, чёрный король, приняв очередную жертву, выскочил за шеренгу своих защитников и был заматован. Витька довольно потирал руки, а Борька недоумевал, когда же это он успел профукать свой явный перевес.

– Победа! Два-один! Читайте умные книги, тогда и на вашей улице будет праздник! – радостно пропел Илюха. – Эх, если бы так в жизни было, как в шахматах – кто умнее, тот и победил! Хрен бы мы тогда под укроповскими обстрелами по подвалам сидели. Слышь, Хан, а ты велосипеды за башней поставил? Как бы их осколками не посекло.

– Я их за битым кирпичом в траве положил, между кучей и башней. Ничего с ними не будет, если только не прямое попадание. Но от прямого никто не застрахован, – оценивая разгром на шахматной доске, ответил Борька. – Как же так? Ведь всё так хорошо начиналось: «Вызываем в Москву…» – процитировал Хан фразу из старой комедии. – Ну, вроде отстрелялись уроды. Пора на свет Божий вылезать! Ты мне, Илюха, книжицу эту дай почитать! Не по-дружески обыгрывать так, нечестно…

Мальчишки засобирались, распихивая по своим рюкзакам скромные вещи. Витька, как самый высокий среди мальчишек, влез на ящик. Он отвязал фонарик, привязанный шнурком к торчащей из потолочной плиты арматурине, и подсветил вокруг ящика: вроде бы ничего не забыли. Затем троица побрела след в след в сторону выхода из убежища. Винтовая железная лестница вывела их наверх, внутрь четырёхметровой башенки из красного кирпича, а из башни на землю спускалась самодельная верёвочная лестница. Солнце слепило нещадно. А особенно после тёмного подвала глубиной пять метров.

Это был не подвал, а старое бомбоубежище, построенное ещё в советские времена на случай авианалёта потенциального врага. Убежище имело два выхода с тяжёлыми железными дверями. Позже, чтобы дети не лазили под землю, над выходами выстроили две кирпичные башни. Но когда и кого из детей это останавливало?! Бомбоубежище находилось посреди рабочего посёлка под названием Брикетная, в Петровском районе города Донецка. Поверх него когда-то было импровизированное футбольное поле, сейчас – пустырь поросший травой с покосившимися железными воротами и несколькими воронками от снарядов и мин крупного калибра.

Где-то на третьей улице от убежища валил дым, в тридцати метрах от башни дымилась воронка, сама башня была посечена осколками, но взрывную волну выдержала. Мальчишки, глядя под ноги, подошли к куче старого битого кирпича и откопали присыпанные землёй от взрыва два велосипеда. Витька с Борькой внимательно по-хозяйски осмотрели каждый свой транспорт. Рама, руль, колёса – всё целое.

– Кажись у Степановых попандос, – указывая на столб чёрного дыма над третьей улицей, проговорил Витька. – Айда, поможем пожар тушить! А потом что-нибудь придумаем.

Витька на ходу вскочил в седло и повернулся к друзьям. Борька перекинул ногу через раму и кивнул Генке:

– Чего застыл, Изя?! Клади жопу на багажник, мы быстрее Илюхи домчим. Мне как раз тренер сказал ноги нагружать.

– Нет такого слова в русском языке… – смущаясь, выпалил Генка, но на багажник влез.

– Странно?! Жопа есть, а слова нет! Не умничай! – ловко оттолкнувшись одной ногой, крикнул Хан и быстро закрутил педали.

Когда мальчишки подкатили на великах к горящему двору, здесь уже суетились немногочисленные престарелые соседи, пытаясь землёй закидать очаги возгорания. С водой на посёлке, как и во всём Донецке, была напряжёнка. Старуха Степанова сидела на табуретке, вытащенной кем-то из дома за ворота, и безучастно наблюдала за происходящим: видимо, её малость контузило. Фугасный снаряд от натовской гаубицы угодил в боковую стену дома, к которому был пристроен угольный сарай, именно сарай и выпускал в летнее небо чёрный столб дыма – горел заготовленный на зиму уголь «орех». Витька, Борька и Генка засуетились, вытаскивая скромный скарб из полуразрушенного дома. Они крутились у взрослых под ногами, на них покрикивали и ими командовали, всё было похоже на броуновское движение. Народ понимал, что если пожар перекинется от угольного сарая на дом, то «всё, что нажито непосильным трудом» сожрёт огонь. В углу двора стоял вольер для собаки, а в нём сидела немецкая овчарка и с удивлением наблюдала происходящее. Вначале овчарка металась по вольеру, как тигр по клетке, пытаясь лаем остановить разграбление дома, за охрану которого она ежесуточно получала продуктовый паёк. Но так как на неё никто не обращал внимания (хотя в былые времена боялась вся Брикетная), собака перестала истошно лаять и только печальным взглядом провожала, как будто фиксируя, домашний скарб, выносимый чужими людьми за ворота. Огонь действительно начал лизать стену дома, хоть лопаты с землёй и песком мелькали, как крылья бабочки. Собака вдруг завыла от безысходности, ведь почти всё ценное из дома и двора вынесли, а про неё так никто и не вспомнил, но старуха Степанова продолжала «медитировать», не видя и не слыша ничего вокруг, а все остальные опасались немецкую овчарку.

Люди, сновавшие по двору, повернулись на собачий вой. Вдруг стало понятно, что животное, как минимум – надо освободить из заточения, а как максимум – взять на поводок и вывести в безопасное место. Никто не решался подойти к немецкой овчарке на расстояние вытянутой руки. Витька ещё с прошлого года помнил стычку с зубастым охранником, когда влезли в сад к бабке за яблоками. У Витьки даже шрам на бедре зачесался от воспоминаний.

В то лето они с Борькой влезли ночью в сад к старухе Степановой за «белым наливом», а их встретили «официальные лица». Борька успел сигануть через двухметровый забор (даже ногами его не коснулся), а Витька чуть замешкался на дереве, и собака прихватила его за «мягкое». Генке тогда повезло, он болел ковидом и в мероприятии не участвовал.

Взрослые стали трясти хозяйку, пытаясь привести её в чувство и заставить высвободить собаку из вольера. Мальчишки молча поглядывали друг на друга, в нерешительности переминаясь с ноги на ногу. А немецкая овчарка продолжала выть, как перед концом света, наверное, понимая, что он для неё уже близок.

– Надо что-то делать! Иначе собаке капец. – произнёс Генка и с надеждой взглянул на Витьку. – Сгорит ведь, Илюха, заживо сгорит, нафиг!

– А что я?! Вон у нас Хан боксёр, пусть он вырубит овчарку, а мы её вытащим за ворота.

– Ага, выруби! Видал, какая у неё пасть зубастая и без капы, да и голова больше моей… – парировал «чемпион по боксу».

– Тоже мне Костя Дзю нашёлся! Ну, была, не была! Пальма, Пальмочка, девочка… – Витька медленно двинулся к вольеру с овчаркой, выставив вперёд руку и потирая большим пальцем об указательный. Ему было страшно до дрожи в коленках, но он пытался не подавать виду.

Собака, понимая, что её пытаются спасти, вообще не проявляла агрессии, даже забила с глухим стуком по деревянному настилу палкой хвоста и наклонила огромную голову, подставляя холку с ошейником. Витька открыл дверцу вольера, взял огромного зверя за ошейник и вывел за ворота к сидящей на табуретке хозяйке. Собака поставила огромные лапы на колени хозяйке, взглянула ей в глаза и лизнула большим языком лицо старухи. Та, будто очнувшись от шока, вдруг запричитала и заплакала. Слёзы хлынули по пергаментному лицу, а овчарка слизывала их своим огромным языком.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.