000
ОтложитьЧитал
Глава 1. Мир Аннатара. Дорога на Умар.
Пока я занимался своими делами в долине Горгот, а затем вычищал подземные лабиринты под Пепельными горами, мой скакун слегка отъелся и даже, насколько я заметил, немного прибавил в весе и пропорциях. Видимо конюшни Грохара пошли ему на пользу, а местные грумы не жалели для него корма. Мы с ним все утро пылили по выжженной солнцем дороге, которая, хоть и постоянно петляя, все-таки, в основном, держала курс на юго-запад.
Я не надеялся преодолеть весь путь за один переход, поэтому конь мой, неспешной рысью трусил по песчаному тракту, а я время от времени давал ему отдых, когда мы пересекали редкие луга, с еще не совсем засохшей травой. Седельные сумки топорщились добытым в подгорных чертогах добром, а на моем поясе позвякивал монетами кошелек, весьма увесистый и распухший, от монет различного достоинства.
Я все больше удалялся от долины Горгот, а мысли мои все еще не могли оставить в покое тот алтарь, который я нашел в той богами забытой долине, под очень старым курганом. Я по-прежнему ощущал себя пешкой, в той игре, что велась где-то на гораздо более высоком уровне. Я прекрасно понимал, что мой жезл, который я активировал в том месте, был скорее побочным эффектом, чем целью, для которой меня послал Хомун к тому алтарю. Сам Хомун меня тоже немало занимал, и я надеялся встретиться с ним в Умаре, куда и держал сейчас путь.
Сама это история с алтарем и всем тем, что было с ним связано, была настолько мутная, что ввергала меня в ступор, когда я пытался понять хоть что-нибудь из тех подводных течений, которыми она была пронизана. Возможно, на какие-то вопросы сможет ответить мне старый Хомун, хотя я и подозревал, что он всего лишь такая же пешка, как и я, в этой большой игре. Кроме того, я пока не видел никаких рычагов, чтобы заставить торговца мне помочь в этом разобраться. Ведь не бить же его, в конце то концов?
Тем временем сгущались сумерки, а я пока не видел на горизонте ничего похожего на поселение, хотя бы мало-мальски пригодного для того, чтобы там было где остановиться на ночлег. Моя жизнь в пещере, конечно же, приучила меня к спартанскому образу существования, но все же, хотя бы элементарные удобства мне бы сейчас совсем не помешали.
Пришлось устраивать бивак. С речками или озерами на этих землях было туго, поэтому мне пришлось обходиться сухим пайком. В Грохаре я запасся вяленым мясом, сухими лепешками и сухофруктами, которые сейчас и поглощал, усевшись на расстеленный на траве плащ. Конь пасся неподалеку, выбирая среди пожухлой травы более-менее живые, зеленеющие кочки. Воды у меня было несколько фляжек, а вот скакуну приходилось довольствоваться тем, что он сможет выжать из редкой зелени, которая была редкостью в этих местах.
От тракта мы отъехали не слишком далеко, поэтому я, чуть напрягая зрение, мог видеть изредка проезжающие повозки торговцев или одиноких путников, которые еще не остановились на ночлег или надеялись достичь какого-то поселения. С моим добытым добром, следовало быть настороже, поэтому я устроился за небольшими зарослями кустарника, хоть как-то скрывающими меня от любопытных глаз, возможных в этих глухих местах, лихих людей.
Если мой скакун и привык за время моего обитания в пещерах ночевать под открытым небом, то вот я нет. Поэтому утром я был не отдохнувшим, а скорее вымотанным этой беспокойной ночью, когда я по десять раз просыпался от любого шороха, или крика ночных птиц и зверей.
По моим грубым прикидкам, за вчерашний день мы проехали миль шестьдесят-семьдесят, поэтому если я не хочу заночевать в поле еще раз, мне следовало поторопиться. Именно поэтому завтракал я на ходу, то есть в седле. В отличии от меня, конь мой выглядел свежим и даже не возражал против ускорения своей неторопливой рыси, которой я его баловал вчера.
До Умара нам предстояло преодолеть не менее ста пятидесяти миль, а за прошлый день из этого числа миль, мы проехали менее половины общего расстояния. Во второй половине дня, после того как я дал своему скакуну передохнуть и наконец напиться у встретившегося нам по пути небольшого ручья, нам стали попадаться следы жизнедеятельности. До города видимо было уже недалеко, а потому мы увидели несколько хуторов, которые вели хозяйство поодаль от дороги, вдоль той самой речушки, которая в данный момент скорее походила на мелкий ручей.
Мы приободрились и даже еще немного ускорились, что для моего видавшего виды и не молодого уже коня, было настоящим подвигом. Хомун говорил мне, что Умар является сейчас самым большим и населенным городом и потому я ожидал увидеть что-то более грандиозное, чем унылый и сонный городок Грохар.
Еще на подъезде, я убедился, что этот город скорее похож на крепость. В первую очередь я почувствовал запах моря. Пассат дул от большой воды и немного освежал пыльный, жаркий воздух, которым я дышал все последние дни своего путешествия. Затем я увидел старую, весьма обветшалую и местами осыпавшуюся крепостную стену, которая окаймляла город по всему периметру и утыкалась в побережье по обе его стороны.
Некогда, на ней были башенки, которые в настоящее время осыпались и представляли собой скорее небольшие и неровные бугорки на толстой крепостной стене, сложенной из песчаника. Спустя пару часов мы подъехали к городским воротам, которые судя по-своему весьма плачевному виду, уже давным-давно не закрывались из-за рассыпавшегося в ржавую труху механизма. Деревянные створки правда еще были весьма впечатляющие по своей массивности, но все железные части, благодаря которым они могли двигаться, давно превратились в ржавчину.
Внутри царило некоторое оживление, что меня порадовало. Я уже насмотрелся на вялое оцепенение Грохара и теперь с удовольствием наблюдал, как суетятся многочисленные посыльные, весело перекрикиваются торговцы, стараясь переманить покупателей, и снуют жители города, по своим никогда не прекращающимся, житейским делам. Внутри города, кроме запаха моря, витали запахи свежеиспеченных булочек, сырой и копченой рыбы и жарящихся на каждом углу мелких креветок, которые местные жители носили за пазухой в бумажных кулечках и щелкали, как семечки.
Я решил поселиться в небольшом прибрежном трактире, где была своя небольшая, пристроенная к нему сбоку конюшня. Сдав своего коня и заплатив за неделю проживания вперед, я избавился от всех своих пожитков и смог наконец-то налегке прогуляться по городу. Дойдя до пристани, я долго смотрел на водную гладь моря. До этого кроме как в небольших речушках, я большой воды не видел. Я знал, что где-то не слишком далеко от Грохара несла свои воды великая река Андун, но до нее было ехать не меньше, чем до Умара, а совершать много мильные пробеги, только ради того, чтобы поглядеть на реку, пусть и великую, мне казалось пустой тратой времени.
Здесь же у меня было несколько дел. Поэтому, вдоволь наглядевшись на море и напитав свои легкие соленым воздухом, я направился в торговый квартал, чтобы разыскать там лавку старого купца Хомуна. Начиная от пристани, вверх по улице, я шел мимо многочисленных рыбацких построек. У воды теснились деревянные ангары для лодок, мастерские, где смолили, сколачивали, ремонтировали и изготовляли различные части для этих посудин. Ни на пристани, ни на море, я не увидел ничего крупнее нескольких скромных по размеру баркасов, а в большинстве своем, в море тут выходили на четырех или шести весельных лодках, закрытых сверху тентом из многослойной парусины.
Дальше от побережья, тянулись одно и двухэтажные домики из того же песчаника, что в большинстве своем использовался для всех прочих городских построек. Торговый квартал окаймлял собой площадь, где разномастные лавки местных купцов и шатры приезжих, соревновались между собой товарами местного и привозного исполнения. Лавка Хомуна втиснулась между скобяной и продуктовой. Она была немного скромнее обоих соседей, как по ширине прилавка, так и по скромному набору товаров.
Старик Хомун, хмуро сидел за своими баночками, скляночками, пузырьками, почти невидимый из-за своего скромного роста и согбенной спины, которая заставляла его скрючится на табурете, уменьшая итак, его весьма невеликий рост. За прилавком со стеклотарой, заполненной всякими разноцветными жидкостями и порошками, располагались деревянные щиты с развешанными на них посохами, жезлами, тростями и кинжалами. С другой стороны, так же в ряд, висели плащи, мантии, рубахи и панталоны, за которыми виднелись вешалки с уже собранными сетами из кожи и из более плотной и добротной материи.
– Рад видеть тебя, Хомун! – Произнес я, слегка поклонившись торговцу. – Я выполнил все то, что ты мне сказал и теперь мой жезл стал единым целым с агатом его навершия!
Старик вздрогнул, словно я оторвал его от каких-то мыслей, и подслеповато проморгавши свои слезящиеся глаза, уставился на меня. Его взгляд сначала был недоуменным, а затем он, видимо, все же вспомнил меня, и произнес неуверенно, своим скрипучим голосом:
– Я помню, мы с тобой встречались, молодой некромант, но о чем ты говоришь – мне неведомо!
– Ну как же так-то? Ты же сам послал меня в долину Горгот, за горы, чтобы я на алтаре активировал камень в своем жезле. За это я отдал тебе другой такой же жезл, но уже без каменного навершия!
Я вытащил из-за пояса свое оружие и продемонстрировал торговцу. Он недоуменно воззрился на него, а затем засопел и закопался в своем барахле. Через пару минут он выудил оттуда родного брата моего жезла.
– Так вот откуда у меня это произведение гномьего искусства! – Пробормотал он. – А я все думаю, откуда он у меня взялся…
– Старый, неужели у тебя отшибло память насовсем? – Я раздраженно гаркнул на Хомуна, раздосадованный тем, что похоже, мои планы вызнать у старика что-то полезное для меня, накрываются тазом из чистой, незамутненной меди.
– Молодой человек, не надо на меня кричать, от этого память моя не улучшиться! Я не помню, чтобы что-то говорил тебе об этом жезле, хотя припоминаю, что мы с тобой действительно встречались в Грохаре.
– Может тогда ты мне расскажешь что-то новое об этой вещи? – Я протянул Хомуну свой жезл и тот, отложив в сторону свой, взял его в слегка подрагивающие руки, и начал вертеть, рассматривая и ощупывая граненый агат.
– Да, это полный жезл, с активированной связью между гномьим серебром и черным камнем. Сила его теперь велика и позволяет творить и усиливать заклинания самого высшего порядка. Такое оружие умели изготовлять только гномы. – Пробормотал седовласый купец.
– Это ты уже мне говорил, скажи что-то такое, чего я не знаю. – Поторопил его я.
– Я могу тебе сказать только одно – ты получил жезл поистине могучей силы. Но кроме оружия, нужны знания, чтобы использовать данный предмет на полную катушку.
– И где я могу получить такие знания? В местной магической гильдии?
– Кхе, Кхе! – Старик то ли закашлялся, то ли рассмеялся. – Тебя, некроманта, туда и на порог не пустят, да и гильдия уже далеко не та, что может действительно и по праву называться этим гордым словом. Ищи свои знания в могильниках и курганах, для тебя это должно быть привычнее и милее, как по опыту, так и по духу твоему.
– Так я и был в кургане, как ты меня и надоумил. Или ты хочешь сказать, что есть еще подобные места? – Я заинтересовано поглядел на старика.
– Экий ты бездарь! Ну конечно есть. Их полно в округе этого города. Ведь место это является одним сплошным захоронением, причем даже не прошедшей эпохи, а предыдущей, если верить летописям и преданиям. Этот город был основан в такую давнюю эру, что даже те, кто жил здесь после, мало что помнят о былых славных временах и эпических героях, что приплыли сюда из величайшего, но прочно забытого прошлого, этого нынче погибающего мира.
– Подскажешь куда идти? – Я подобрался, словно гончая, наконец, увидевшая достойную дичь.
– Подскажу, подскажу, молодой человек, но и ты меня не забудь, если раскопаешь что-то стоящее. Все что не пригодиться тебе, я выкуплю у тебя за честное серебро и золото. Договорились? – Старик вернул мне жезл и посмотрел выжидательно.
Я кивнул в ответ, забрал свое оружие и после того, как Хомун начертил на листке бумаги кривые каракули, которые можно было лишь с огромной натяжкой принять за карту, двинулся в трактир, чтобы хорошенько поужинать и залечь спать перед новой, интересной дорогой.
Глава 2. Мир Перна. 402 год. Деревня Винтори.
Я открыл глаза и понял, что лежу в постели, причем эта комната мне знакома, хотя я точно был уверен, что уже давно в ней не был. Я понятия не имел, как тут оказался и сколько времени прошло с того момента, как я поднялся в Черную башню. Последнее мое воспоминание было…
Я вдруг осознал, что моя память, которой я так гордился и которая была способна воспроизвести любой момент из моей жизни, начиная с того дня, как я обнаружил, что имею дар, вдруг дала сбой. Я нахмурился и попытался вспомнить, что произошло с того момента, как я запустил этой треклятый Ритуал. Воспоминания вызывали ощутимую боль, словно сознание сопротивлялось моим попыткам вспомнить этот день, но я давил всей своей ментальной силой, заставляя видение распахнуться мне навстречу и показать мне всё то, что видели мои глаза. Голова загудела, как разбуженный пчелиной рой, она попыталась разболеться, чтобы я оставил ее в покое, но я продолжал давить, усилием воли подавляя наведенную боль и прочие физические неудобства, которыми она пыталась защититься от вмешательства в нее, моего чистого разума. Последний барьер пал, и я наконец-то увидел:
«Я стою у Ведьминого сердца и качаю в него энергию. Потоки Истинного Огня проходят через сапфир, который я держу перед глазами, и преломляются в нем, делясь на два равноценных потока, один из которых питает шар перед моими ногами, а второй устремляется в сердце Башни, так же напитывая его моей силой. Два шара бушующего в них Огня, которые я хорошо вижу сквозь голубой камень перстня Владыки, постепенно разгораются, превращаясь в ослепительные источники света. Переполнившись, они начали отдавать часть своего сияния начертанному между ними узору из двух спиралей, вложенных друг в друга. Я чувствую, как силы мои подходят к концу, но продолжаю питать эти два артефакта. Спирали постепенно разгораются, устремляясь друг к другу, чтобы соединиться в самом центре завитка Трискелиона. В левом кармане лопнул, полностью иссякнув один из амулетов, до этого доверху заполненный манной. Следовательно, он уже пуст и выбран до конца, хотя я и не заметил, как закончились мои собственные запасы, и я начал пользоваться заемными. Я ощутил, как нагревается второй и последний из тех, что еще служили нам с Сэмом на Южном континенте и были вновь заполнены моим запасливым другом в царстве эльфов. Конечно, было еще и кольцо магистра, на моем пальце, но этот экстренный запас я старался никогда полностью не опустошать. Тем временем, огненные дорожки, наконец, соединились, и я даже сквозь сапфир увидел, как ярко теперь пылает Первозданным Огнем прямая и обратная спирали Луча Великого Знака. Энергия все еще текла из меня, но уже значительно медленнее, словно ненасытный зверь уже утолил свой голод и теперь лишь вяло покусывает свою жертву, полностью насытившись ее кровью и плотью. Это радовало меня, так как я едва стоял на ногах, полностью опустошенный, а в моем правом кармане безнадежно рассыпался осколками второй запасной амулет. Я хватанул немного манны из кольца с рубином и только так смог продолжать удерживать себя в вертикальном положении. Моя треть от Великого Знака Трискелион ровно и ярко горела, словно ожидая чьей-то команды, и эта команда последовала. Я снова чуть не упал, когда из моей головы, горя темным, багровым пламенем вылетел мой ненавистный Подселенец. В этот момент я почувствовал, как из моего разума вырывают солидный кусок, причем вырывают грубо и безжалостно, невзирая на отсутствие наркоза. Я попытался сравнить это с работой хирурга, оттяпывающего без колебаний загнивающий участок плоти, чтобы спасти пациента и это принесло мне облегчение. Я переключился на те плюсы, что мне сулил его уход, и что я сам себе перечислял совсем недавно в Великом Лесу, и только благодаря этому несказанному облегчению, что сейчас всплыли в моей памяти, смог вновь устоять на своих ощутимо дрожавших от слабости ногах. Пламень быстро пронесся над пылающим Знаком и ухнул в то место, где соединяются спирали. Я видел, как его проносит по обратному завитку и он, разогнавшись в нем, устремляется к сердцу Башни, где спираль моего Луча Трискелиона, должна была соединяться с двумя другими. Центропункт, а точнее то место, что было в этом мире обозначено артефактом, вспыхнул еще сильнее, хотя вряд ли это было возможно, и Пламень пропал, уйдя куда-то в иномирье. Следом за ним устремился и тот поток силы, что я вкачивал в свой Луч Великого Трискелиона. Глаза мои заслезились и стали ловить «зайчики», настолько сильно сейчас раскалился артефакт, куда сливалась вся энергия моей части Знака. Я уже не мог бы сказать, что смотрю через сапфир, голубой цвет его сейчас был полностью вытеснен ослепительным сиянием артефакта, через который прокачивалась одномоментно чудовищная сила Первородного Огня. Но и отвести взгляд я уже не мог. Меня приковал этот Ритуал, и я слепнул, но даже не имел возможность сморгнуть застилающие мои обожжённые глаза, вскипевшие на роговице соленые слезы. Чудовищный по громкости и выхлопу остаточной энергии взрыв отбросил меня в сторону окна Черной башни, и я сильно пропечатался спиной об стену. Это хоть и дало мне некоторый шанс не остаться слепым, но зато что-то отчетливо хрустнуло в моем правом боку, которым я попытался испытать на прочность боковой откос окна. Наконец-то сморгнув, я сквозь пелену и боль смог увидеть остывающий узор на полу и понял, что Ритуал закончен. Был ли он успешен или нет – мне было сейчас совершенно все равно. Меня больше заботило то, что пол, стены и потолок ощутимо вибрировали, а сверху на меня начали падать мелкие камешки. Башня дрожала, словно зверь в предсмертных конвульсиях. Я попытался встать, но у меня ничего не вышло. Тогда я на четвереньках, скрипя суставами и зубами от боли, пополз к артефактам, чтобы попытаться их спасти, прежде чем эта конструкция сложится и погребет и меня и их под собой. Пелена перед глазами не давала мне четко видеть окружающее, но их то я хорошо различал, благо свечение в них еще не угасло, и они хоть уже и не пылали, но всё еще ощутимо светились изнутри, в обоих диапазонах моего зрения. Я сгреб их в мешок и даже бросил туда же сапфир, который по-прежнему сжимал в своем кулаке. А затем я вывалился из окна, смягчив себе падения левитацией, и медленно пополз по болоту, временами замирая от боли и поминутно оскальзываясь, но упрямо держа курс, в сторону своей родной деревни».
Борьба с собственной памятью обессилила меня, и я вновь провалился в забытье, но уже с чувством победителя над собой. Новый раунд осознанности пришелся на ночь. За окном было темно, а сквозь трепещущие легкие занавески, которые, как я помнил, мне когда-то давно подарила одна румянощекая девица, что страстно провожала меня в дальний путь, когда я покидал Винтори, я мог видеть звезды. Я мог видеть! Это событие придало мне сил, и я с кряхтением, словно старый дед, немного приподнялся из лежачего положения и даже попытался сесть. В боку противно заныло, а я почувствовал, что был крепко перевязан поперек груди бинтами, что говорило мне о том, что давеча, в правом боку хрустнуло мое собственное ребро, а возможно и не одно. Пораскинув мозгами, я решил не вставать.
«Где же мой Сэм, когда он так нужен?» – Подумалось мне, и я вновь погрузился в тяжелый, полуобморочный, но уже целительный сон.
Солнце светило на меня уже некоторое время, но я не открывал глаз. Я размышлял, приснилось мне или нет, что я видел звезды? Я теперь хорошо помнил, как слепнул, и как даже собственные слезы обжигали мне веки, кипящими дорожками скатываясь по щекам, которые от этого щипались и горели, словно я засунул лицо в костер. Но Первородный Огонь – это вам не костер, а кое-что гораздо страшнее. Он способен насквозь прожигать латы, а от его пламени не может защитить ни один из известных людям, даже гномий, самый тугоплавкий сплав. Я недавно стоял перед горящим таким огнем Узором, а в шаге от меня был один из эпицентров этого жара. Как я сам не сгорел? Вопросы роились во мне, а я отделял их друг от друга, раскладывая по полкам для дальнейшего осмысления. В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, сразу вошли.
– Я вижу, ты наконец-то пробудился? – Звонкий голос моего старого знакомого заставил меня все же открыть глаза и оторваться от тягостных дум.
– Родерик, это ты? – Я с усилием сфокусировал зрение и увидал его довольную, пышащую здоровьем физиономию.
– Ну слава Восьмерым, очнулся, наконец! – Родерик растянул губы в оскале, и хотел было хлопнуть меня по плечу, как в старые и добрые времена, но в последний момент удержался от столь опрометчивого, для моего здоровья действия.
– Еще ночью, но подумав немного, решил еще поспать! – Ответил я, старательно откашливаясь на пол чем-то не совсем прозрачным.
– Напугал ты нас изрядно, надо признаться. Мы с мужиками ходили на уток, помнишь еще наших чернушек? – Он не дал мне ответить и тут же продолжил. – Не успели мы набить и пару корзин, как видим, как из болот, в нашу сторону кто-то ползет. Я сперва подумал, что это болотник, один из тех недобитков, что еще встречаются время от времени в наших краях, даже прицелился в него из лука, но затем увидел, что это ты! Хотя признать тебя мне удалось далеко не сразу, уж больно сильно ты перемазался в болотной грязи. Мы дотащили тебя до деревни на твоем же плаще, потому что один из наших разглядел, что ты сильно изранен и не рискнул брать тебя себе на загривок, чтобы не повредить тебе еще чего-нибудь. Как потом оказалось: у тебя два ребра сломано, ожоги на руках и лице, да и что-то там еще, доктор тебе точнее расскажет.
Родерик всё болтал, а я понемногу ощупывал себя, силясь определить то, о чем говорил сын старосты и мой соратник по битве, что я много лет назад с ним провел, будучи еще штатным магом этой деревни, после распределения Школы. Лицо мое, судя по ощупыванию, было все в ожогах, а веки и вовсе пузырились, лишившись волос. На тыльной стороне рук и запястьях я тоже увидел свежие запекшиеся корки, намазанные чем-то поверх. Одновременно я вспоминал те дни, что всколыхнул в моей памяти Родерик. Как давно это всё было, и как мелки сейчас казались мне все эти давние совместные с ним дела, которыми я когда-то даже гордился.
Чувствовал я себя сегодня гораздо лучше и даже потихонечку сумел сесть, подперев под спину одну из подушек. Я оказался полностью гол, если не считать бинтов и простыни, которой был укрыт. Я уже понял, что нахожусь в том домике, что был у нашей деревни отряжен для штатного мага, и где я сам провел некогда немало времени, обустраивая его на свой вкус. В комнате, где я лежал, почти все оставалось по-старому, хотя некоторые изменения я все-таки отметил.
Мое внимание привлекла одна из фраз, что все еще продолжал выплескивать на меня из ушата своего словоблудия Родерик, и я тут же встрепенулся, отвлекаясь от обзорного исследования своего нового, старого жилища.
– Что ты только что сказал? – Попросил я повторить его последнюю фразу.
– Я сказал, что твоего пробуждения ожидает один очень важный господин, что сейчас с моим отцом ждет, пока я посмотрю, очнулся ли ты или еще нет.
– И ты вместо того, чтобы выполнить поручение, льешь мне в уши всякую лабуду уже с десяток минут? Что это за господин? Ответь мне и беги, зови его сюда.
– Я не знаю, он представился моему отцу, а тот уже позвал меня и велел посмотреть очнулся ты или еще нет.
– Понятно…
Родерик вылетел из комнаты, и его сапоги тяжело застучали каблуками сначала по дощатому настилу крыльца, а затем и по его ступенькам. Он сильно возмужал с тех пор, как я заметил краем, своего еще не до конца пришедшего в себя сознания. В окне мелькнула его вихрастая макушка и он, выбегая из дворика, сильно хлопнул калиткой, а затем, не сбавляя темпа, рысью понесся в сторону дома, где жил он сам и его отец – староста нашей деревни. Я тем временем уселся на кровати поудобнее, прикрыв срам и ноги простыней, приготовился встречать этого непонятного, «важного господина».
Прошло, наверное, минут пять, и дверь в мою комнату, словно по чьему-то мановению, плавно приоткрылась. В ней застыла высокая, худощавая фигура человека в алой с золотом мантии, и очень знакомым прищуром пылающих огнем глаз, что из-под седых бровей глядели на меня изучающе. Словно и не прошли все те годы после моего выпускного экзамена, когда я, еще будучи подростком, гонял по тренировочной зале башни Огня, одну памятную мне огненную птичку, сотворенную им из моего собственного экзаменационного папируса.