- -
- 100%
- +
– А что это вы, граф, без шпаги? – пошутил Красовский.
– Да и у вас ее нет, – заметил Виктор.
– Меня в самолет с ней не пустили, поэтому пришлось глотать, думаю, в ближайшее время я вам её покажу.
И на этой дружеской ноте они приветственно обнялись. Паскаль окинул взглядом главные воздушные ворота Российской Империи, пытаясь увидеть проход к скоростному поезду.
– Что, ты, все крутишь головой?
– Да вот ищу где аэроэкспресс, или у вас в России до такого еще не додумались?
– Не знаю, как у вас там с этим в Европе, но нас ждет «Роллс-ройс» около первого выхода.
– Как печально, что это не золотой «Майбах», а всего лишь «Роллс-ройс», – съязвил Паскаль.
– Просто на «Майбахе» ездит дворецкий за покупками. Традиции, друг, традиции: «Роллс-ройс» остается «Роллс-ройсом» на все времена. Запомни, Россия – страна традиций, – ответил Виктор.
Друзья двинулись к выходу, на стоянке машин было очень мало. Лаптев объяснил это тем, что покупка автомобиля для обычных граждан ограничена, и на них ездят в основном дворяне. В лучшем случае, что могли позволить себе обычные люди – отечественный автомобиль «Руссо-Балт», а в худшем «Ладу Калину». Красовский до последнего думал, что граф иронизирует по поводу «Роллс-ройса», но у входа их ждал новенький «Фантом». 13
И вот они чинно вкатились в город. Машина по Царскосельскому шоссе катилась без пробок по желтой полосе с литерой «А», хотя слева при въезде в город образовался затор из фур и «Руссо-балтов».
– А твой водитель случайно не нарушает правила? – поинтересовался Паскаль. – Ведь мы едем по полосе общественного транспорта.
– С чего ты взял? Это полоса для аристократов, потому и обозначена литерой «А». Раньше для дворян строили отдельные дороги, но теперь наше правительство стало более либеральным и выделяет одну или две полосы для нас, но я думаю, просто экономят деньги, а вернее всего списывают и пилят между собой.
Выехав на Садовую и чуть притормозив у Гостиного двора, они повернули на Невский проспект – самую красивую и дорогую улицу города. Паскаль попросил остановиться, чтобы пройтись пешком. Сколько раз он смотрел эти улицы через Google Maps, и вот теперь он наконец-то видит все это в живую. Виктор сначала возражал: ведь они спешат, родители ждут их к обеду, но, посмотрев на часы, решил, что еще есть 15 минут.
– Ок, давай пройдемся пешком, здесь все равно недалеко.
Князь видел много городов в Европе, но такой роскоши он еще не встречал. Вена со всеми ее дворцами была лишь блеклым подобием Петербурга. На Невском им встречались только богато одетые люди, а по проспекту ехали только иномарки.
– А где же обычные люди, где «Руссо-балты» и «Лады»? – спросил Паскаль.
– Обычным людям днем проход и выезд на Невский, дальше Фонтанки, мягко говоря, не рекомендуется. Существуют негласный запрет, для них есть Гороховая, Вознесенская и Итальянская, – Лаптев с этим был не согласен, но кто его спросит, таков закон этого города.
Вскоре они подошли к дому, прямо напротив, как бы раскрывая объятия, стоял Казанский кафедральный собор. Паскаль знал, что собор считается памятником русской воинской славы и там похоронен фельдмаршал М. И. Кутузов.
Вещи Красовского уже были занесены в дом, и Виктор пригласил его сразу пройти в столовую, где Паскаль был представлен семейству Лаптевых. За столом уже сидели мать и сестра Виктора, и буквально через несколько минут в столовую вошел Антон Павлович. В честь приезда гостя он нашел время приехать на обед, что нечасто бывало, ввиду его напряженного графика работы. Стол был изысканно сервирован, на пять персон. Напитки и холодные закуски уже стояли, и прислуга разливала в глубокие суповые тарелки ароматно-пахнущий грибной суп. Паскаль не произвольно сглотнул слюну и почувствовал, что ужасно голоден. Он готов был проглотить сейчас, наверно, слона, но Антон Павлович, усевшись поудобней, неспешно перемешивая горячее варево, завел дискуссию. Поинтересовался, каково сейчас настроение у молодежи в Европе, как Паскаль относится к Объединенной Германской Унии, и даже спросил, какое пиво любит князь.
– Антон! – прикрикнула на него мать Виктора. – Тебе не кажется, что ты обед превратил в допрос? Ты не на работе, и это крайне не прилично. Мальчик с дороги устал, и посмотри, он просто голоден.
– Монархия – единственно правильная форма управления государством, – не обращая внимания на жену, продолжил граф, – согласны вы со мной или нет?
Паскаль утвердительно закивал головой, так как рот был полон еды, и ответить он физически не мог.
– Ну, это уже слишком! – возмутилась Татьяна Сергеевна.– Ты бы еще наручниками потряс. Не обращайте внимание, князь, на нашего папа, – с каким-то французским прононсом произнесла она.
Вообще-то, со слов Виктора, мать во всем и всегда слушала отца и ни в чем ему не перечила. Она была светской дамой, попечительницей сиротского дома и просто доброй женщиной. Но управление домашним хозяйством, прислугой и уж тем более проведение обедов – было ее епархией, и то, что позволял себе сейчас Антон Павлович, никак не вписывалось в её правила.
– Хорошо, хорошо, дорогая, – сдался граф, – пусть молодые организмы накидают в себя калорий. – А что-то я смотрю, Полинушка моя не ест, а ковыряется в своей тарелке, – переключился он на сестру Виктора, – может, растолстеть боишься?
Полина – милое создание, выпускница гимназии, страдающая от постоянных нападок брата: его глупые розыгрыши и приколы часто доводили её до истерик. Полина была, наверное, единственным человеком, над которым Виктор, будучи скромнейшим человеком, мог позволить себе издеваться. А последняя его пакость окончательно рассорила их. Она принесла с улицы котенка и сделала так, чтоб никто этого не заметил, спрятав его под белым форменным фартуком. И все у неё уже почти получилось: поднялась на свой этаж и была готова юркнуть к себе в комнату, как вдруг на неё с верхней площадки выскочил Виктор с криками: «Кто здесь так тихонечко крадется, наверно, полный дневник двоек притащила!» Котенок напугался, выскочил из-под передника и бросился наутек, оставляя грязные следы на белой мраморной лестнице, перепачкав весь фартук Полины. Увидев сестру в таком виде, Виктор начал дразнить её Грязнушкой-Поли. Это было так обидно, мало того, что сбежала эта бездомная кроха, которую Поля даже не успела накормить, так еще эта глупая кличка, которую брат вставлял теперь, где надо и не надо. Но теперь, когда к Виктору приехал такой красавец друг, она искала примирения с братом, чтоб как любая девушка в ее возврате, пококетничать перед князем.
А тут отец со своими дурацкими замечаниями, как все неловко получилось. Полина густо покраснела, положив приборы на стол, и сказала:
– Нет, папенька, просто нет аппетита. Можно я пойду к себе?
– Доешь суп и иди, а мы еще пообщаемся с молодыми людьми. Я вижу, вы, подкрепились уже. Так, что европейский князь думает о Российской Империи? – начал опять задавать провокационные вопросы Антон Павлович.
– Ну, если бы я что худое думал, – отвечал Паскаль, – то поехал бы в Кембридж учиться, а не в Петербург. Оттуда мне тоже приглашение пришло, говорят, сама Елизавета II читала мою дипломную работу, но я выбрал Россию, и думаю, не пожалею об этом. Вот только у меня один вопрос: «Почему, вы, со всей своей имперской военной и политической мощью, не можете урегулировать вопрос с Северной Кореей? Я читал, что это фактически карликовое государство грозится произвести ядерную ракетную атаку на Владивосток».
– Да, Паскаль, задели за живое, так задели. Эта КНДР, как бы поделикатней сказать, как заноза в одном месте. Вы садитесь есть, вы ложитесь спать, и она вас тут же начинает беспокоить, только когда вы стоите, вы о ней забываете. Так и с этой Кореей. Наши противоракетные и противовоздушные комплексы всегда стоят в боевой готовности. С государством, которым управляет фанатик со своим коммунистическим чучхе, да еще поддерживаемым американцами, невозможно сесть за стол переговоров. Мы им десять вагонов пшеницы посылаем в виде гуманитарной помощи, а они у нас спрашивают, почему не двадцать вагонов. И в обратную нам посылают ракету «Корейский Патриот», аналог штатовского «Першинга». Мы её сбили над территорией той же Кореи, но оно нам надо такое счастье? Да, вы правы, мы можем их подавить своей военной мощью, но США делает вид, что поддерживает нейтралитет, а на самом деле активно снабжает вооружением этого упыря. Стоит нам начать вооруженные действия, как мы сразу получим конфликт с Северной Америкой, поверьте старому разведчику, это достоверные сведения. Ну, а с США нашему императору не с руки сейчас ссорится, мы ведем переговоры о выкупе своих исторических территорий Аляски и Калифорнии, а это более полутора миллионов квадратных километров, что сравнимо со всей Объединенной Германской Унией. Японцы тоже бесятся из-за Курил и Сахалина. Помогают Киму с электроникой всякой. Сложная там ситуация, князь, вот только попробуй, тронь эту корейскую собаку, вони не оберешься. 14
– Антон, опять твои солдафонские словечки! – оборвала его Татьяна Сергеевна. – Мы за обеденным столом, а не в казарме.
– Ладно, я умолкаю, – остановил её причитания Антон Павлович, – и больше слова не скажу, потому как опаздываю на важное заседание. А вам, Паскаль Кириллович, хорошо провести время в Петербурге и понять душу России, находясь в ее сердце.
На этой пафосной фразе он вышел из-за стола. Дал дворецкому распоряжение, чтоб машину подавали к подъезду, и уже на выходе из столовой, обернувшись, сказал:
– Вы, князь, пока не обустроились, поживите у нас, может как-нибудь вечерком, составите партию на бильярде. Да и собеседник вы интересный.
После ухода Антона Павловича тематика беседы повернула в другое русло.
– А у вас есть девушка? – поинтересовалась Татьяна Сергеевна.– Витенька наш вот никак не познакомится с хорошей девочкой. Все-то ему не так: то не настолько умна, то не хороша собой, то бездушная кривляка. Вы, может как-нибудь на него повлияете?
Если еще недавно Полина краснела за столом от слов отца, то теперь, видно, настало время брата. Он нахохлился и буквально сверлил мать своим взглядом, потом выпалил:
– Вот уж, вы, наговариваете на меня, мама, просто дочки ваших подруг на самом деле фиглярки и дурнушки. Да, наверно, я не встретил еще такого человека, с которым мне было бы комфортно. 15
Этот разговор мог бы продолжаться бесконечно хоть в семье Лаптевых, хоть Красовских, Ивановых или Поповых, короче везде, где были повзрослевшие дети. Их матери пеклись о семейном счастье своего чада, подыскивали ему достойную пару, а эти чада приводили в дом абсолютно недостойную половину и убеждали родителей, что это и есть их любовь. Поэтому Паскаль встал на защиту друга, сославшись на то, что девочки у него нет, потому как нет сейчас уже таких благородных девиц, как Елена Ивановна и Татьяна Сергеевна. Чем также заставил покраснеть уже графиню, которой польстили слова этого юноши:
– Да вы правы, Паскаль Кириллович, сейчас у девушек другие нравы.
– Мама, а можно я гостю покажу его комнату? – собеседники, повернув головы, увидели Полину. Она стояла в проеме, прижавшись щекой к дверному косяку, и видно давно уже слушала их разговор.
– Фи, Полина, как не стыдно прерывать чужие разговоры, – возмутилась Татьяна Сергеевна. – Ты же ушла к себе. Ну и зачем ты сейчас здесь? Подслушивать разговоры взрослых – это не комильфо, милочка.
– A давайте её в угол поставим или Митрича попросим, он её розог всыплет! – издевательским тоном произнес Виктор.
– Не болтай ерунды! – остановила его мать. – А то Паскаль еще подумает, что в России до сих пор детей розгами секут. Но вы правы, князь, приличных девиц теперь трудно сыскать! – графиня гневно посмотрела на дочь.
За последний час Полина второй раз покрылась пунцовыми пятнами и невнятно пролепетала:
– Я просто чаю захотела попить, а тревожить вас не стала. А еще подумала, что гость устал, и хотела его проводить, ведь его апартаменты находятся на моем этаже.
– Да, конечно, – решив разрядить обстановку, сказал Паскаль, – я немного утомился с дороги, проводите меня, Полина, будьте добры.
Молодая графиня с благодарностью посмотрела на него, краска сошла с её лица, и она защебетала:
– Знаете, из вашего окна такой прекрасный вид открывается. А еще в вашей комнате настоящий камин есть. Мы на Новый Год все время там елку ставим. А вам нравится наш солист группы «Петроград»? Я его просто обожаю. А его синглы «Экспонат» и «В Питере – петь»? Это же просто шедевры, у меня все его записи и альбомы есть. Хотите послушать…
– Стоп, стоп, стоп! – замахал руками Виктор. – Ты уже меня достала этой попсой, теперь хочешь моему другу голову просверлить. Но комната действительно знаковая. Я, когда был маленький, забегал туда, прятался за комод и ждал приведений из камина.
Они втроем вышли из столовой, раскланявшись с Татьяной Сергеевной, и поднялись в гостевые апартаменты. Правда Виктор очень быстро спровадил Полину с её предложениями послушать, как она играет на фортепиано и посмотреть её картины, когда узнала, что Паскаль окончил Пражскую художественную академию.
– Все завтра, Полюня, все завтра, а сейчас князю надо принять душ и разложить свои вещи, – выталкивая сестру за дверь, ворчал Лаптев.
Избавившись от сестры, Виктор продолжил разговор, начатый матерью о девушках: было бы совсем неплохо познакомиться с какими-нибудь девицами, а с таким компаньоном, как Красовский, шансы у Виктора вырастали в разы. Он вспомнил, как неделю назад встретил свою давнюю любовь Варвару Волчинскую в ночном клубе. Танцуя в толпе, он почувствовал, как она грудью прижалась к его спине. Ему хотелось проводить Варю до дома, но она была в компании своих подруг и курсантов Морской академии. Это обстоятельство сильно смутило графа, и он больше не решился подойти. Хотя, как ему казалось, она постоянно поглядывала в его сторону.
– Не переживай, граф, найдем мы тебе волчицу, сейчас вот обживусь немного, походим по клубам и вечеринкам, и я брошу к твоим ногам всех первых красавиц этого города, – балагурил Паскаль, хотя и сам был далеко не Казанова.
За этими беседами про девиц, они просидели до вечера и, когда уже Питер включил свою ночную иллюминацию, отправились теорию претворять в жизнь. Ночных клубов в столице было несчитанное множество, но, как объяснял Лаптев, для каждого сословия – свои. На входе необходимо было предъявлять «титульную карточку». Пластиковая карта, с вшитым чипом, прикладывалась к считывающему экрану с надписью «фейс-контроль», и тебя либо впускали в это заведение, либо культурно предлагали пройти в ближайший клуб, соответствующий твоему статусу. Карта Лаптева была «Платиновая», что давала ему право проходить в любой клуб, да еще и проводить с собой до трех человек. Поэтому Паскаля вместе с Виктором пускали везде. Только обладателю карты предоставлялись бесплатные напитки, а гость должен был при входе за деньги приобрести специальный жетон, с нанесенными на него пиктограммами бутылочек, и от количества этих пиктограмм зависело, сколько напитков он может получить в данном заведении. Так как граф был почти не пьющим человеком, то они покупали жетон с одной бутылочкой, а халявными шотами и коктейлями Паскаль накидывался за счет друга. 16
– Ничего, – успокаивал Лаптев друга. – Завтра поедем в Дворянское собрание, и тебе выдадут точно такую же карту.
Они вернулись домой под утро уставшие, но довольные, чуть во хмелю. Красовский обратил внимание, как много симпатичных девушек вокруг, в отличие от Чехии или Германии, да и вообще от всей Европы.
– У нас там надо раза в три больше выпить, чтоб разглядеть такую красоту, а у вас лайтово – после второго коктейля все Василисы Прекрасные, – заметил он, перед тем как они разошлись по своим комнатам. – Кстати, пару телефонов у меня уже есть, так что завтра, хотя уже сегодня, можем созвониться. Ты как, граф, готов?
– Ну, посмотрим, – затянул Виктор. – У нас еще столько дел. Надо в университет заехать, в Петербургское Дворянское собрание, и я еще обещал тебя в свой аэроклуб «Имперские соколы» свозить.
– Все, не продолжай, я уже удаляю эти телефоны, конечно, у нас столько дел и вообще… – перебил его Паскаль, а потом затянул: «Первым делом, первым делом самолеты / Ну, а девушки, а девушки потом».
– Adieu, мой друг, adieu. Я ужасно хочу спать, так что спокойной ночи.
Так закончился первый день князя Паскаля Красовского в Санкт-Петербурге.
– Глава 3 —
Неделя пролетела в бюрократических бумажных хлопотах, каждый день они носились на лаптевском «Роллс-ройсе» по Питеру. Заверяя у нотариуса рекомендации и европейский диплом, делали запрос в Петербургское дворянское собрание и получали «титульную карту». Оформлялись в университете и в студенческом городке, делали столичную прописку, а по вечерам Виктор знакомил князя с ночной жизнью. Клубы, караоке, пабы, бабы и прочие радости столичной тусовки.
Но вот наступило 1 сентября. В России начинается учебный год. Ребятишки бегут в школы, лицеи, и гимназии. Молодежь спешит в профучилища, институты и университеты. Российская империя выделяла достаточно средств на образование. Для всех сословий было обязательно среднее образование. Разночинцы, купцы и прочая интеллигенция могли определять своих детей в институты: торговые, технологические, технические, медицинские и педагогические. Рабочие шли в профессионально-технические училища, где получали квалифицированные знания, хорошую практику и обеспеченное трудоустройство. Крестьяне шли учиться в аграрные техникумы, либо в аграрные училища. И только дети дворян имели право поступать в университеты и военные училища. Если в военных училищах все были на равных правах: бесплатное обучение, обмундирование и месячное довольствие, то в университете были свои правила, только княжеский и графский титулы давали право бесплатно учиться, остальные должны были вносить ежегодную плату и сдавать вступительные экзамены. Конечно, были исключения и для невысокого дворянского сословия, это касалось детей погибших за интересы России родителей, а также, если студент проявлял рвение в учебе. В случае окончания курса на «отлично», ему возвращалась плата за обучение, и даже выплачивалась стипендия.
Так как Паскаль был князем, что подтверждала его «титульная карта», то он прошел автоматическое зачисление. В деканате он получил студенческий билет и банковскую карту, на которую будет перечисляться стипендия. Также было выписано требование к коменданту студенческого городка на размещение в корпусе «люкс». Лаптев поторапливал Паскаля, который с европейской щепетильностью проверял выданные ему документы и неспешно расписывался за них.
– Красовский, у нас пятнадцать минут осталось до посвящения в студенты. Приедет император и премьер-министр, так что минут через десять полиция и личная императорская охрана перекроет все проходы в зал торжеств, и мы будем час, а то и больше, торчать в этом деканате, – ворчал Виктор.
Но его упреки были напрасны, князь аккуратно сложил все выданные документы в портфель, и через пять минут они уже вошли в огромный университетский зал. От такого количества бриллиантов, алмазных подвесок, жемчужных ожерелий, платиновых «Ролексов» и золотых телефонов Паскаль чуть не ослеп. 17
– К чему такая роскошь? – спросил он.
– Вот ты странный. Для большинства присутствующих, только здесь и на императорских балах есть возможность целовать руку царю, и лично записаться на прием к премьеру. Вот они и распускают свои павлиньи перья, я так думаю, чтобы лучше запомниться премьеру перед аудиенцией. Глупые, не понимают, что своим видом подталкивают его, как следует ободрать одного из этих барончиков или маркизов. Ты, не обращай внимание, такое здесь каждый год, давай проходи быстрее, наши места вон в той правой ложе. Скоро уже все начнется, а мы всё толкаемся в этой бриллиантовой мишуре.
Ударили литавры, оркестр заиграл гимн России, и в зал вошли император Константин I, премьер-министр Александр, ректор университета Гримм и почему-то отец Лаптева. Зал приветственно встал, заглушая звуки оркестра перезвоном своих драгоценностей. 18
– А что здесь делает Антон Павлович? – поинтересовался Паскаль, когда закончили петь гимн.
– Ну, вроде как, сам император попросил его, шефа Тайной полиции, выступить с поздравительной речью и обратить внимание на политическую обстановку в Российской Империи. Ведь за последнее время именно в студенческих кругах зреет оппозиционное настроение против семьи Романовых, создаются противоправные кружки и сообщества. И необходимо, чтобы родители контролировали своих детей, ведь это главный университет России, и нельзя допустить здесь реакционных настроев.
Торжественная часть, после всех поздравлений и напутственных речей главными присутствующими в зале, затянулась продолжительным коленоприложением к царской особе и подачей прошений в золотых футлярах премьер-министру. Последним выступил ректор, он объявил о начале учебного года, пожелал трудолюбия и стремления к знаниям. Отметил работы некоторых студентов присуждением персональной Романовской стипендией и, закрывая торжественную часть, пригласил всех студентов на вечерний университетский бал. После чего весь зал встал и пропел: «Боже, царя храни».
Студенты разошлись по аудиториям и корпусам, согласно образовательным программам их факультетов. Факультет Государственного Управления был самым привилегированным в Санкт-Петербургском университете и располагался в здании Двенадцати коллегий на Васильевском острове. Обучение по программе магистратуры укладывалось в двухлетний период, но с дозволения можно было неуспевающим студентам обучаться третий год, дабы досдать необходимый минимум и защитить диплом, получив научную степень. После окончания этого факультета выпускники шли на государственную службу в чине Коллежского асессора. Что было невозможно для других высших учебных заведений, где выпускник мог рассчитывать максимум на Титулярного советника, а, как правило, после окончания становился простым Коллежским секретарем.
В главной поточной аудитории первокурсников поздравил уже декан факультета, и объявил правила и порядок обучения на курсе, назначив при этом старшего смотрящего по курсу. Им каким-то образом оказался барон немецкого происхождения Пьюндблиф Герман Теодорович. Это обстоятельство сильно расстроило Виктора. На вопрос Паскаля, что это за барон Пьюндблиф, Лаптев ответил достаточно резко и категорично:
– Козел, фискал и редкостный подлец. Он четыре года на бакалавриате собирал на всех доносы, стравливал между собой сокурсников. Мне он не мог навредить в силу того, что знает кто мой отец, да и титул у меня покруче.
Это все было правдой. Поэтому Герман гадил Виктору по мелочам: то приводил девиц сомнительного поведения, которые к концу вечеринки пытались скомпрометировать или оконфузить его, то распускал слухи, что Виктор стучит своему отцу, чем занимаются студенты, и о чем они говорят. И хотя Лаптев не раз доказывал лживость этих утверждений своим товарищам, многие все равно сторонились графа. Он чувствовал этот бойкотирующий настрой сокурсников, и это сильно его печалило. А теперь этого негодяя делают старшим смотрящим. Еще вчера бы Виктор протестовал всеми силами против этого назначения. Даже, наверно, обратился бы к ректору за поддержкой, но сегодня у него был Паскаль, которому он полностью доверял. Он знал, что это доверие взаимно, а уж вместе им был не страшен не то, что Пьюндблиф с его подленькой натурой, а и все германские наймиты вместе взятые.
После всех торжественных мероприятий Виктор провел небольшую экскурсию по факультативному корпусу, показал, где находится столовая, библиотека, тренажерный зал и выход к парковке.
– Зачем мне парковка? – удивился Паскаль.
– Ну как зачем, не на трамвае же ты будешь ездить из студгородка на занятия? Сейчас, кстати, туда поедем, комендант выдаст тебе ключи от автомобиля. Тебе по статусу положена или «БМВ-7» или «Ауди-ТТ». Если любишь погонять, то бери «авдотью», но я бы посоветовал «бэху»: солидная тачка, кожаный салон, полный пакет. Поэтому парковка тебе очень пригодится, мой друг, такую тачку у бордюра Университетской Набережной не оставишь. Ладно, давай сейчас еще к ректору зайдем, я вас познакомлю.
Они поднялись на третий этаж. Главное здание университета, построенное еще при Петре I, было, по-своему, уникально. Все сооружение разделено на 12 однотипных частей, выделенных выступающими вперед ризалитами. Каждая часть имела собственную высокую крышу (отсюда и название – Двенадцать коллегий). Строительство велось двадцать лет. Во внешнем облике здания ярко выражены черты архитектуры Петровского барокко. Ректорат находился в его центральной части и занимал весь третий этаж. Виктор, как показалось Паскалю, как-то по-хозяйски зашел в кабинет ректора. Тот, радостно улыбаясь, вышел из-за стола навстречу друзьям и по-отечески обнял Лаптева. 19





