Глава 1. Странный таксист
Угораздило же Димитрия родиться в семье, которая управляет духами через призыв. Причем в древней. Да той, что взяла свое начало в эпоху устаканивания нижнего пантеона на Руси. Однако некие предки Димитрия в свитках и письменах утверждали, что на момент появления их рода, еще и самой Древней Руси не существовало, а на месте успешно осело обычное племя, кое в дальнейшем возглавило Новгородское княжество. Оттого, как и подобало потомку древнего рода, что в целом и логично, Димитрия с детства обучали семейному делу, указывая на значимость и священность тренируемого им мастерства.
Впрочем, так повелось с забытых времен. Отсутствие урожая, невзгоды, случайные смерти, даже отвод в последний путь – делали профессию уважаемой, а впоследствии и высокооплачиваемой. Просто плать нарекалась иная – зерно, ткань и земля. С приходом христианства работы нисколько не убавилось, люди по-прежнему верили в банников, водяниц и леших, да и большая часть семей, как и род Димитрия, стали священнослужителями, поэтому гонения, как принято считать, не имелось. Да и отчего тому существовать? Нижний пантеон – не чета верхнему, а он просто не успел сформироваться, и справедливости ради в те года воспевался героизм, а не святость. После те, конечно, стали едины, но то было после.
Престижность профессии, ее востребованность и поддержка вождей породили ярое желание среди присного народа освоить данное ремесло. Обучиться тому мог любой, пусть только достойный силился именно «управлять», потому-то количество учеников, а тогда подмастерьев или послушников, зашкаливало. И так как последним надлежало тренироваться и проживать подле мастера, то появилась необходимость в дополнительном пространстве. Строили в те поры в три этажа, если не считать нижнего погреба, кой засыпало снегом, но норовили и надстройку сделать, а жили несколькими семьями в длинных домах, ан спрос по-прежнему превышал предложение. По сей причине князья пожаловали земли за пределами градов. И все, потому что, из-за защитных стен и плотности заселения те просто не могли даровать надобную площадь: требовалось или стену новую возводить, или кого-то выселять, однако на угодной дальности настояли и сами семьи, занимающиеся управлением духов. Инфраструктура градов разрасталась, а, соответственно, большинство бестелесных уходило в располагаемые рядом поля и леса, если не оставались в кустах и деревьях в граде, привыкая к новому жизненному укладу, и до массы становилось просто неудобно добираться, чтобы продолжать правильное, и главное, плодотворное, обучение. Не маловажным фактором в освоении ремесла также являлась тишина, а в граде той до сих пор, даже с добротными пластиковыми окнами, не искалось.
Именно по этой причине, выйдя из «Путилково», Димитрий битый час пытался договориться хоть с каким-нибудь таксистом, чтобы тот отвез его, по сути, в лес. В Долину реки Смородинки, заказник, что находился возле деревни Орехово, горы Кивисюрья. Домой.
Естественно, из водил никто неутолимой жажды полюбоваться красотами Ленинградской области не испытывал. И здесь даже не в деньгах проблема крылась, во всяком случае, так мыслил сам Димитрий, он же предлагал оплатить дорогу и до Петербурга, так как многие таксисты ссылались на отсутствие клиентов на обратном пути. Однако темнили. Дух наживы, что уже успел сложиться под гнетом рынка и личных желаний, отвечал Димитрию однозначно: «Даже если ездить туда-сюда, до Петербурга-в аэропорт, денег заработаешь больше в противовес потраченному времени. Да и через город на Новопризерское шоссе не шибко хочется. Здесь и дорога лучше. Далеко, к тому же. Еще и дождь, а то колея. Что с камерами непонятно, связь точно собьется».
Димитрий тщился и мобильным телефоном воспользоваться, если бы тот, конечно, у него имелся, а не попрекался им, как и все современное научное развитие, откинувшее духовное в прошлый век или породившее присное мошенничество. Однако и в этом случае герой прекрасно знал, что его потуги утонули бы в начинающемся дожде.
Как-то раз Клевер, одноклассница Димитрия, напросилась с ним на летние каникулы, и когда они приземлились, она долго пыталась вызвать машину – заказ просто не брали. Потом, конечно, взяли, но приехал водитель и попросил их отказаться: «Я вас туда не повезу». Затем был второй, сказал что-то про разрешение на выезд в область. Клевер подумала, что он уголовник, и перепугалась до одури. В итоге пришлось добираться на электричке.
Ан сейчас у Димитрия такого желания среди не теплилось. И не из-за скопления народа на Финляндском вокзале, и даже не из-за самого здания, которое просило полюбоваться его видом и настаивало восхититься красотой и ровностью постройки, а из-за духов, что создавались людским сознанием, на платформах и подле электричек. На станциях те, ушлые, уговаривали пассажиров прыгнуть под приближающий поезд или просто заманивали спуском вниз с вопросом: «А что будет?» Некие, что посильнее, могли человеку и голову вскружить или заставить одного пассажира толкнуть мимо проходящего другого под поезд. Про дух зацеперства Димитрий вообще вспоминать не хотел.
«Весело!» – и то восклицали не души умерших подростков, тех благо отпели, хотя Димитрий все-таки приравнивал сей поступок к самоубийству, а радовался то дух азарта и авантюризма. Иногда тот еще трансформировался в героя дык девочку так поразишь или одноклассников. Займешь свое место под солнцем. То бишь, поганец давил на самые больные точки для подростков. Даже к Димитрию не раз привязывался, увлекая его за собой, используя притом разный арсенал манипулятивных техник. Раздражало.
Он, итак, после перелета, к тому же, боялся высоты, а чертов дух как нельзя кстати удобно расположился в салоне самолета и давил, одним своим присутствием, на чувства пассажиров. Конечно, герой того развеивал на протяжении шести часов кряду, пытаясь не смотреть в сам проем меж креслами, где бестелесный скалился. Однако тот после каждого разрыва появлялся снова, чем ужасно утомлял и изматывал. Сил из-за довлеющей внутренней оторопи Димитрий затрачивал практически столько же, сколько на поддержание высшего в телесной форме. Много, тем паче для того, кого и духом окрестить сложно.
Страх крушения самолета, страх высоты, страх падения, как и любая сущность, порожденная эмоциями человека, след, который убирался обычной уборкой. Ан если его постоянно напитывать ощущениями, да еще и в одном и том же месте, а также пренебрегать санитарными нормами, то он, всецело, мог обрести, пусть и не разум, но наполнение, перейдя в ранг нижних духов. Они, хоть, и зиждились тупыми, но чудно влияли на действия и решения людей через эмоции, как те же следы от зацеперства. И тут, видно, самолет давно не мыли, прям качественно, несмотря на то что в салоне было ощутимо чисто, вот гнилостный и сформировался.
Тем паче боязнь испытывал не только Димитрий, но и пассажиры до него, а во время полета дух еще и заставлял всякого сидящего ему поддаваться, чтобы напитаться самому и стать больше. Цель у низкоранговых одна – пожрать. А когда самолет разок тряхануло, дух заполнил собой все пространство, что даже натренированная воля Димитрия дала трещину. Не говоря о том, что девушка за ним постоянно ловила панические атаки, чем усугубляла не без того непростую ситуацию, и успешно помогала нижнему духу разрастаться. Ан с пассажиркой и проблема коренилась сложнее, она создала и держала подле себя другой след, пусть и равного происхождения. Благо в преддверии сцепки личного и самолетного, порождения неизвестного третьего, лишающего полного рассудка девушку, вмешался пилот. За то ему спасибо.
Разницу в нерушимости внутренней воли Димитрий ощущал и остро. И крылась та не в опыте или умении, количестве совершенных полетов или контролировании различных обстоятельств, а в банальном возрасте. Герою восемнадцать исполнялось в сентябре, через два с лишним месяца, может быть, и оттого дух зацеперства его преследовал и так на него влиял. По-прежнему.
Потому сказать, что полет Димитрия вымотал, не сказать ровным счетом ничего: он устал. Смертельно. Мечтал отдохнуть, а не рассеивать встречающиеся на пути низкоранговые духи, которые сразу же после его ухода образовались бы вновь. Да и человек с четками в поезде ниже произошедших терактов вызывал не особо приятные чувства, даже если он носил светлые волосы и имел славянскую внешность. Все равно люди смотрели на него с опаской. А образа того духа только в электричке ему не хватало.
Однако желаемое достигалось через труд и не сыпалось с неба, и зачастую шло вразрез с действительностью, и когда Димитрий уже мысленно смирился с Финляндским вокзалом, поездом, низшими духами и следами, один из приехавших таксистов условился доставить его на шестьдесят седьмой километр.
***
Малиновая Лада, мытая, с небольшой вмятиной на правом крыле. То ли Гранта, то ли Калина. Кожаный салон и обтянутое массажной обивкой водительское кресло. Номера белые, семьдесят восьмые, местные. И никакого упоминания, кроме брошенных: «Куда? Садись, отвезу» – о том, что автомобиль, к коему направился герой, это такси.
– «Бомбит», – подумал Димитрий.
Впрочем, его происходящее не удивляло. Часто, пока Клевер гостила у него и вызывала ту или машину через приложение, к ним приезжало не такси, а гражданский автомобиль и водитель, высовываясь из окна, говорил, что это он и приехал. По заказу. Даже номер такси называл. После оправдывался, что машина у него в ремонте, или повествовал, о том, как дядю подменяет: тому резко плохо стало, вот он и вышел. Отмазки, конечно, их школьного уровня. И так как в отличие от Москвы, в которой жила Клевер, в Петербурге выделенка, если и располагалась, а Димитрий ее припомнить с ходу не мог, то ни на что не влияла, в центре, да и вне того, в спальных районах, в любом случае бы встали, потому садились и не возмущались. Оттого-то герой и не поражался происходящему: сел, бросил рядом с собой рюкзак и поехал.
А дождь усиливался. Да так, что потемнело в вечер, переходящий в ночь, хотя прилетел Димитрий утром.
– «Дорогу до дома размоет», – сокрушался герой, понимая, что зря надел белые кроссовки.
Ему редко удавалось видеть асфальт, поэтому, радуясь сему событию, он сменил привычные берцы и наряд военного лесника, кой они носили в школе, на обычные джинсы с футболкой. Да… он больше туда не вернется. В Тайгу. Выпустился намедни, сдал единый государственный экзамен в местной школе подле Иркутска, о чем каждый год договаривался их директор закрытого интерната. В конце концов из какой родовитой ветви ты бы не происходил, законы Российской Федерации распространялись на всех одинаково. И один из основных заключался в образовании.
Вообще, развитие науки подкосило семьи, занимающиеся управлением духов, куда сильнее, чем рассказывают о гнете христианства над языческими племенами. В целом, и разумно, духа наука измерить не ладила. Во всяком случае, Димитрий всегда добавлял: «Пока» – так как высшего, если тот принимал по желанию шамана телесную форму, можно было не только увидеть, но и пощупать. Присутствие же низкоранговых духов выдавала грязь или черная плесень. Среди тех еще числились и элементарные: вода, земля, воздух; и иллюзорные, что порождались богатой человеческой фантазией, те же русалки, например, и, как ни странно, интернет. Он выступал чуть ли не гнездом, обителью иллюзорных духов. Оттого-то Димитрий и старался сторониться всей этой электроники. Любой сайт, любой чат, любое сообщество порождало исключительных духов, которые затем порабощали волю своих создателей. Средних же, люди вообще недооценивали, хотя и абсурдно, именно их они тщились встретить на улице каждый день. Представителей среднего мира – растений, животных; верхнего – птиц и нижнего – рыб.
Человек даже не подозревал, какая дедовщина могла царить в той же дубовой роще. Притом, когда отдельный лист дуба, если упал или его желудь кликался духом элементарным, а дерево – считалось уже средним. То, одинокое, силилось предстать и отдельным старцем, или всеми дубами сразу, а иногда явиться и целым лесом. Кедры часто пытались власть дубов оспорить, однако если кому рассказать, что хвойные жуткие матерщинники, а березы в ноты не попадают, когда поют, то ты быстро окажешься в белой робе в соответствующей клинике. Сегодня. А тогда на костре или в тюрьме, в лучшем случае забили бы камнями местные али окрестили юродивым, больше не подходя, в худшем – лечили.
Соответственно, семьям пришлось адаптироваться под изменяющие условия, снова. Наука, аграрная промышленность, силовые структуры – и все, с чем соприкасался мир духов. То бишь со всем. Рода разошлись по разным направлениям, связанным непосредственно с их управлением, как дети из школы отправлялись в различные институты, выбирая специализацию, в основном навязанную родителями. Мол, мы – бухгалтеры, и ты будешь, а Димитрий обязался стать астроном или астрофизиком.
По его крови из поколения в поколение передавались ключи от звездный врат, первого пояса, кои всякий обыватель мог лицезреть в гороскопе. Высшие духи. Градация зависела исключительно от уровня развития и ума. Вторым критерием шла плотность носителя. По этой причине человеческий дух, что называли в простонародье душой, не входил в классификацию и стоял над остальными. Порабощая их.
Димитрий управлял Девой. Этого духа, как и полагалось, по старой традиции семьи, ему подарили на его трехлетие, чтобы он оберегал героя, а неокрепшее детское тело, вмещающееся в себя душу, привыкало к давлению со стороны бесплотного. Высшие, из-за своего рабского статуса, людей не жаловали, и раз за разом пытались вырваться из оков, поглотив при этом душу человека. Только так разрывался заключенный контракт между шаманом и духом. Хотя на самом деле существовало много и иных способов, но та же Дева считала, что убийство людской души – это всего лишь компенсация за столько лет гнета живыми и мелочными созданиями, кои возвысили себя, не имея на то никакого права.
По сей причине специализированные семьи, как и сам Димитрий, долго и усердно тренировали не только волю, но и тело, чтобы иметь возможность как управлять высшими духами, так и случаем не сгинуть под их натиском. Немного наличествовало и тех шаманов, которые развили стремя и плоть до выдающихся показателей, что норовили противостоять даже высшему духу в его первородной ипостаси. Таких называли – карателями.
Специализация профессии появилась, как раз в период адаптации шаманов к научному прогрессу. Применять духа для того, чтобы урожай наладить, когда те же заморозки вдарили не к сроку, казалось правительству не прагматичным, особливо в период появления удобрений и теплиц, к родам, ушедшим в аграрку, перестали просто прислушиваться, а вот в военном деле те прижились и успешно. Разведка, циклы, ландшафт и то, что помогало усиливать государство, а также защищать границы от возможных натисков. Сами духи, как оружие не использовали, или использовали, но редко, однако и без того в очагах боевых действий негативной энергии скапливалось вдоволь, отчего даже высший дух сподобился потерять контроль и убить шамана, а засим и целый взвод. Устроить экологическую катастрофу.
Негативная энергия вредила духу и лишала его рассудка, он становился неуправляемым, и тогда вызывали карателей. Однако те, обученные военные, не просто очищали или отправляли высшего во врата, обратно за грань, отдыхать и возвращать рассудок, они его уничтожали. Все, что представляло угрозу, выкорчевывалось. Таков закон. И Димитрия он не устраивал.
Оттого-то, когда им рассказывали в школе про различные специализации, герой решил стать карателем и показать на своем примере нынешним современникам, что духи, в отличие от людей, не обременены, при отсутствии негативной энергии, человеческими грехами и чувством наживы. И не то, чтобы Димитрий не желал стать астрофизиком или астрономом, искренне уважал эти профессии, но считал, что только он сможет сгладить недопонимание между духами и людьми. Супротив описывать какую-нибудь туманность, разрабатывать очередную модель создания Вселенной или на основании данных конструировать космолеты должен человек, который этого хотел, как его отец, а сам Димитрий хотел другого. Того, чтобы люди прекратили относиться неуважительно к средним духам, творить низших и освободили, наконец, верхних.
Да, когда он произнес это в седьмом классе в кабинете директора, тот длинно гоготал, а с ним смеялись и шкаф, и стол, что-то брыкнуло про подростковый максимализм здание. И не удивляло, всему расположенному на острове «Святой Нос» исчислялось веками, а директор некогда служил карателем в комитете, последним прошел Афган, и нынче был уволен в запас, и руководил школой на Байкале. У Ефимыча даже не имелось ни одного духа в подчинении, но все его боялись так, словно тех около двухсот и высших за его спиной возвышалось. Глух, сед, хромал, ан взбирался на любую гору быстрее натренированного взрослого или прыткого подростка.
В общем, в их школе хватало противоречивых персонажей. Математика вообще из психушки вытащили. Он управлял цифрами, писал научные работы, преподавал в вузе, потом углубился в какое-то доказательство по Нобелевке, ушел в псевдонауку, описал характеры цифр и стал тех выставлять чуть ли не идеальным духом, сотворенным с помощью человека. В восьмидесятые умудрился, разъезжая по необъятной, даже секту организовать. Говорят, что до сих пор некие мошенники используют его схему в той или иной области, поэтому закрытие математика смотрелось логичным. Духов передали семье, Архимеду, так его кликали в школе, восстановили ум, и теперь он спокойно преподавал. Ну как спокойно. По-прежнему терял голову, если сказать: «Это только цифры» – а духи по единому его воплю появлялись из неоткуда и доказывали, что они «не только». И как подобное происходило без ключей, без открытия врат, до сих пор никто не понимал, ан духи к старику приходили и часто. Русичка, в противовес, глаголом жгла. В прямом смысле. У Димитрия даже татуировка на руке покрывала шрам от неправильно написанного слова «держаться». Угораздило же его тогда начать с ней пререкаться. Да, учили их такие же шаманы, которые по каким-то причинам не прижились в современном мире, поэтому на странных личностей герой насмотрелся вдосталь. Ан этот таксист напрягал.
Мужичок. Так бы описали в народе его внешность. Средних лет, без седин или залысин. Он виделся несуразным пельменем и казался ниже любого рядового мужчины, хотя водительское кресло практически наезжало на пассажирское заднее, а сам таксист был крепок. Димитрий даже не ладил вычленить у водителя ни одной выдающейся особенности, кою норовил зацепить его глаз. Сей таксист словно нарочно выглядел обычно. Светлое поло, джинсовка, что встречались у каждого второго мужчины его года, джинсы, чей срок службы явно превышал допустимый и возраст героя совместно, но без единого пятна или небольшой затертости, кожаные мокасины. С перфорацией. Летом тоже часто наблюдались на том же Финляндском вокзале. Притом не присутствовало ни часов, ни навигатора. Телефон и тот взгляд не радовал. Может, конечно, Димитрий привык к Москве, где каждый первый обращался к телефону, однако и в Иркутске таких хватало. И если они не смотрели дорогу до Ольхона первично и вовремя, то хотя бы переписывались с кем-то по пути. А этот – нет, даже радио игнорировал.
Внешний вид – обычный, но привычки… Таксист ко всему прочему еще и молчал. Герой, конечно, равно излишнее словоблудие не чествовал, но говорить умел и хорошо, что создавалось обратное впечатление. Клевер не раз удивлялась такой перемене в такси или кафе, впрочем, как и в любом другом месте, где наличествовали люди. Оттого-то Димитрий и насторожился. Знал ведь, что привычно, таксисты, которые отважились довести его хотя бы до Финляндского вокзала или до деревни Орехово, мол, смена заканчивается, а ему оттуда до дома быстрее, любопытствовали: «откуда он» или «куда», и «что он там забыл». Один аж умудрился вопросить про закрытый объект.
«Дык я частенько по тому направлению, правда, не в заказник, а на гору Кивисюрью возил молодых людей прямо из Путилкова. А то, как бы странно. Понятно, конечно, что достопримечательность, но разве не стоит сначала в отель вещи бросить, поесть, помыться там… А вещей у них с собой, скажу так, прилично набиралось. То по три, то по два чемодана. Тяжелые еще. Вот и подумал, а вдруг… Хотя на военного ты совсем не похож».