Глава 1
Ангелина:
– Нет, нет и нет! Работа должна быть выполнена к завтрашнему дню! Лина, ты все поняла? Наши клиенты платят нам за оперативность! А не за наши семейные проблемы! У меня тоже отвратительное самочувствие! Но я сижу здесь с документами! – разорялась уже несколько минут Анна Викторовна, моя непосредственная начальница, ее голос, хриплый от напряжения, резал уши.
Угу, отвратительное самочувствие у тебя. Как кричать на подчиненных, так ты здорова. Я сдержала готовые сорваться с языка не особо вежливые слова, чувствуя, как под жакетом выступает липкий пот. И лишь кивнула, уткнувшись взглядом в мерцающий экран. Мне действительно нужна была эта работа. И зарплата, которую здесь платили, пусть и скудная, тоже была нужна. Иначе я давно послала бы лесом и крикливую начальницу, и излишне наглого охранника на входе в здание. Но надо было выплачивать ипотеку, думать о своем здоровье, о внешнем виде, о желудке, в конце концов, который сейчас урчал от голода. А это место было удачным еще и потому, что находилось в десяти минутах ходьбы от моего дома. Так что да, придется посидеть, поработать, потрудиться сверхурочно, глотая ком в горле. Одно радовало: сегодня на проходной сидел не обнаглевший в край холостяк Артур, а его сменщик, пожилой семейный Виктор. Он точно в мою сторону не посмотрит оценивающе. И сальные шуточки отпускать не будет, как это делал его коллега. Так что хоть здесь никто настроение не испортит.
И потому я развернула очередное окно на рабочем компьютере, щелкнула мышкой с потрескавшимся корпусом, и начала набирать текст договора, который уже завтра утром следовало вручить клиенту, отстукивая клавиши с усилием.
Анна Викторовна продолжала метаться по кабинету, шурша папкой с документами, ее тень мелькала на стене. Ее каблуки цокали по линолеуму, оставляя мокрые следы от недавнего дождя. Я машинально заметила, что на плечах ее темно-синего жакета остались белые разводы от соли – видимо, снег с улицы уже успел подтаять на теплой ткани. В комнате стоял спертый запах: дешевого кофе из автомата в коридоре, влажной шерсти – начальница не снимала мокрое пальто уже полчаса, – и пыли от стопок бумаг.
Пока она бубнила что-то про клиентов и их нетерпение, я смотрела на мигающий курсор в документе, пытаясь сосредоточиться. Клавиатура слегка липла к пальцам – наверное, кто-то пролил сладкий кофе и не вытер как следует. Справа от мышки лежала смятая обертка от шоколадки – единственное, что успела проглотить за день, крошки ванильного вафельника прилипли к столу. Желудок ныл тупой, непрекращающейся болью, будто пытался переварить сам себя.
Анна Викторовна, убедившись, что я полностью погружена в работу и не поднимаю глаз, наконец понизила голос. И по-тихому исчезла с моего горизонта, растворившись за дверью кабинета с легким скрипом. Работайте, рабы, пока начальство будет добираться до дома в теплом авто.
Я закончила разбираться с текстом через час. Внесла в него необходимые правки, отредактировала некоторые абзацы, несколько раз перечитала, проговаривая сложные места про себя, и, довольная, хоть и смертельно усталая, выключила компьютер. Монитор погас, оставив на мгновение зеленоватое послесвечение. Часы на стене показывали пол-одиннадцатого. Вечера, конечно же. Пока выйду из здания, пока до дома доберусь пешком по скользким тротуарам – как раз будет одиннадцать. Разденусь, засуну в рот что-нибудь холодное и невкусное из холодильника, и спать. Завтра в начале восьмого следовало уже сидеть на рабочем месте, свежей и выспавшейся – мечта.
Когда начальница наконец ушла, я потянулась, хрустнув шеей так, что аж в висках стукнуло, поднялась со своего места, ощущая, как затекли ноги. Соседний стол был завален бумагами и пустыми стаканчиками – коллеги сбежали пораньше, оставив после себя характерный бардак. Я пнула мусорное ведро с помятой стороной, случайно задев пустую банку из-под энергетика. Она звякнула, покатилась под стол, ударившись о ребристый радиатор отопления.
– Чтоб вас всех, с вашей работой, – проворчала я тихо, потягиваясь так, что кости хрустели. – И с зарплатой – тоже. Вот почему у меня нет мужа-миллионера, а? У кого-то есть. А у меня – нет.
На самом деле у меня и простого-то мужа не было. Не стремились как-то мужчины звать меня замуж. И хоть я была довольно привлекательной блондинкой с точеной фигурой, как мне твердили подруги, в личной жизни мне это не помогало. В постели покувыркаться – это звали, да, охотно. А вот как узаконить отношения, так прости-прощай, милая. Потому и куковала я в свои тридцать восемь в девках. Детей тоже не было, поэтому же. Родители давно умерли, один за другим, оставив в наследство небольшую «двушку» в панельной пятиэтажке. Вот в ней и жила, одна, в тишине.
Погруженная в свои не особо веселые мысли, я сняла с вешалки потертый плащ, укуталась в него, чувствуя прохладу подкладки, захватила потрепанную кожаную сумку и направилась к лифту. Он как раз на нашем этаже стоял, его двери отражали тусклый свет коридорных ламп. Несколько секунд тряски в кабине, пропахшей маслом и пылью, и я на первом этаже нашего офисного здания, давным-давно пустого и темного, лишь дежурные лампочки горели в холле. Все умные люди уже по домам сидят в тепле и на улицу носа не показывают. Та же Анна Викторовна, небось, у своих детей уроки проверяет да чай с зефиром пьет из красивой кружки. И только я, как призрак во плоти, шагаю к стеклянным дверям выхода. И непонятно, когда вообще до постели доберусь. А спать-то хочется уже сейчас, глаза слипаются…
– Опять ты, Линка, поздно, – добродушно прогудел охранник Виктор со своего места у входной двери, отрываясь от газеты. – Всех денег не заработаешь. Здоровье дороже.
– Так их хоть немного заработать бы, те деньги, Виктор Степаныч, – отшутилась я, пытаясь улыбнуться, но получилась лишь усталая гримаса. – Ипотека не ждет.
– Это да, – согласно вздохнул он, покачивая седой головой. – Ну, увидимся завтра. Иди осторожно, гололед.
– Обязательно. До свидания.
Сказала и толкнула тяжелую дверь. На улице резкий ветер сразу трепанул волосы, забираясь под воротник плаща ледяными пальцами. Влажный, промозглый воздух пах талым снегом, бензином и городской грязью. Фонари рисовали на асфальте желтые лужи света, между которыми клубился молочно-белый туман, заволакивая дальние дома.
Я спустилась по скользким, покрытым ледяной коркой ступеням, цепляясь за обледеневшие железные перила, которые больно холодили руку даже через перчатку. Где-то вдалеке гудел мусоровоз, а с переулка доносился развязный смех и возгласы компании – наверное, посиделки в баре через дорогу только набирали обороты.
Нога соскользнула неожиданно и резко – под тонким, почти незаметным слоем льда оказалась глубокая рытвина.
– А-а-а! – Рука инстинктивно рванулась к сумке, я попыталась удержать равновесие, но пакет с документами выскользнул, бумаги рассыпались по грязному тротуару, как белые птицы. Падение заняло лишь секунду, но мозг успел прокрутить глупую, обидную мысль: "Опять химчистка за свой счет, и сумку чистить". Спина больно, с глухим стуком ударилась об острый край бордюра, а коленка предательски заныла под тонкими колготками, наверняка порвав их.
Я нелепо взмахнула руками, заорала, сажая голос на холодном воздухе, и полетела непонятно куда, в самую тьму между фонарями, чувствуя, как холодная влага проникает под одежду.
Раймонд:
День не задался с самого начала. Солнце едва успело окрасить острые шпили башен моего черного мраморного дворца в кроваво-алые оттенки, как я уже сжимал кулаки так, что ногти впивались в ладони, от ярости. Впрочем, оно и не удивительно. Как еще может пройти день, когда во дворце появляются эльфы? Эти ушастые фанатики из Вечного Леса, чьи шелковые одежды нестерпимо пахли жасмином и высокомерием, всегда вели себя так, будто весь мир вращается вокруг их изящных, длинных пальцев. Я терпеть не мог их самовлюбленных, едва заметных улыбок, их манеры говорить размеренно и складно, будто стихи слагают, и их неизменных, как песок в пустыне, напоминаний о том, что проклятый договор о союзе подписали еще мои прадеды. Лайон, мой вечно невозмутимый заместитель, обычно брал на себя роль громоотвода для их изощренных словесных игр. Но вчера, оступившись на скользких ступенях книгохранилища, он сломал ногу, да так неудачно, что осколки кости пробили кожу и кольчугу. Лекари, обвешанные звенящими амулетами с рунами регенерации, клялись, брызгая слюной, что через три-четыре дня он будет как новенький. Но сегодня – сегодня я был обречен сидеть на холодном троне из отполированного обсидиана, впиваясь когтями в гладкие подлокотники, пока процессия эльфов шелестела струящимися шелками по залу, усыпанному лепестками черных роз. Они специально принесли эти увядающие лепестки – прекрасно знали, что я терпеть не могу их приторно-сладкого, удушливого запаха.
– Ваше темное величество, наш мудрый правитель, высокородный Рантариэль Прекрасноликий, считает необходимым напомнить вам о священных узах договора взаимопомощи, который наши великие империи заключили несколько сотен лет назад! – выдал на одном дыхании, не моргнув, эльфийский посол, одетый в настолько нарядный костюм с вышивкой серебряными нитями, что он напоминал скорее пышное платье придворной барышни. А сам эльф – ту самую барышню, разодетую в пух и прах для бала. Я считал, что одежда должна в первую очередь защищать от меча и непогоды, в том числе и от ледяных горных ветров, и только потом помогать выглядеть элегантно. Эльфы были свято уверены в обратном. – И потому, в качестве жеста доброй воли и вечной дружбы, наш милостивый правитель посылает вам щенка оранты, нашего священного животного!
Кого?! Боги и демоны, за что?! Что я вам, проклятые, сделал?! Да это мохнатое чудище объест меня за несколько недель! Он, хоть и мелкий сейчас, ест как десяток взрослых демонов после битвы!
Зал между тем замер в гробовой тишине. Даже мои бесшумные теневые стражи, чьи лица всегда скрывали безликие маски из черного стекла, слегка повернули острые шлемы в сторону трона. Я почувствовал, как по спине под плащом пробежал липкий холодный пот. Оранта. Даже щенок этого легендарного монстра мог сожрать целого вурдалака на завтрак, а к ужину – разнести полдворца в поисках лакомства. В древних легендах говорилось, что взрослые оранты пережевывали мифрильные доспехи врагов, словно это были хрупкие орехи. Но щенки… Боги, их прожорливость сравнивали с ненасытным аппетитом самой Бездны. А дрессировать их могли лишь эльфийские заклинатели, владеющие тайными напевами, чьи услуги стоили дороже, чем целая армия наемников на год.
Посол, словно прочитав мои мрачные мысли, коварно ухмыльнулся уголками тонких губ (ну, или же у меня просто расшалилось воображение от злости) и щелкнул длинными пальцами с ухоженными ногтями.
Миг – и на дорогом ковре на полу появилось нечто, отбрасывающее тень. Щенок оранты оказался размером с крупного теленка, с квадратной мордой, напоминающей помесь бульдога и дракона. Его приплюснутый нос сопел громко, как кузнечные мехи, а огромные глаза – янтарные, с узкими вертикальными зрачками – уставились на меня с наивным детским любопытством. Мохнатый хвост, похожий на жесткую метлу, ударил со свистом по полу, подняв облако пыли с древней мозаики, изображающей кровавую битву при Долине Костей.
Я с трудом нацепил на губы искусственную, натянутую улыбку и заверил посла хрипловатым голосом, что буду просто безмерно счастлив обладать этим… маленьким проглотом.
Щенок фыркнул, немного покрутился вокруг своей оси, обнюхивая воздух, затем выделил из всей толпы мое темное величество, сразу понял, кто здесь главный хозяин, неуклюже подбежал к ступеням моего трона и требовательно загавкал, издавая звуки, похожие на лай, смешанный с рыком.
Оранты считались грозными и порой даже беспощадно жестокими животными. Они способны были в ярости боя расправиться с противником, обладавшим любым уровнем силы и защиты. За это, собственно, их и ценили все разумные расы. Но их щенки… Самые натуральные, непослушные дети, требовавшие горы, очень много еды! Ну и изнурительную дрессуру, конечно же. Но этим всем, конечно же, займутся специально обученные существа.
Когда я их найду и заплачу им целое состояние.
– Прекрасный… экземпляр, – я выдавил сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как трещит по швам мое напускное спокойствие. Щенок уткнулся холодным, мокрым носом в мою ладонь, оставив на ней блестящую, тягучую полосу слюны, и требовательно ткнул когтистой, размером с кинжал, лапой в подол моего плаща. Где-то в толпе придворных кто-то резко подавился смехом, превратив его в кашель.
Эльфийский посол, тем временем, улыбался так широко и сладко, будто только что выиграл главный турнир поэтов в столице эльфов. Его длинные уши – украшенные серебряными кольцами с бирюзой – дрогнули от нескрываемого удовольствия.
– О, он сразу признал в вас истинного хозяина! – воскликнул он, и в его мелодичном голосе отчетливо зазвенели нотки яда. – Наш великий Рантариэль лично выбрал его из королевского помета. Говорят, этот славный малыш уже на прошлой неделе сжевал добрую половину книгохранилища в Башне Утренней Зари… Но кто мы, смертные, такие, чтобы судить о вкусах священного зверя?
Я мысленно послал самое жгучее проклятие на весь род Рантариэля до седьмого колена и обратно. Орчанка-служанка, Гроха – двухметровая, широкоплечая громадина в кольчуге из грубых шкур, – шагнула вперед по моему резкому кивку. Ее зеленая кожа покрылась испариной, когда она, кряхтя, попыталась обхватить мясистое туловище щенка, который тут же лизнул ей все лицо своим шершавым, как терка, языком.
В конце концов, напрягшись, она подняла его, удерживая с трудом, на руки и потащила к дверям, по направлению к кухне. Щенок повис у нее на руках, виляя хвостом. Прощай, добрая часть зимних припасов! Здравствуй, опустошенная кладовая!
Подавив тяжкий вздох, готовый вырваться из груди, я заставил себя выпрямиться на троне и вернуться к прерванной торжественной встрече. В желудке тяжело заныло. Ну, и какую еще изысканную гадость мне приготовили эльфы?
Глава 2
Ангелина:
Летела я недолго, приземлилась мягко и даже, как ни странно, голос не сорвала, лишь глухо ахнула от неожиданности. Очутилась на невероятно мягкой, проваливающейся перине в незнакомой просторной комнате, в непонятном доме. Покрутила головой, осматриваясь, ощущая под спиной непривычную пышность постели. Все вокруг дышало роскошью: дорого-богато, как сказала бы моя давняя приятельница, соседка по лестничной клетке, Люська Агапова, облизываясь. Сразу видно: люди здесь живут не просто состоятельные, а очень богатые. Я провела ладонью по покрывалу – прохладная, шелковистая ткань с тонко вышитыми виноградными лозами холодила кончики пальцев. На стене напротив висело большое зеркало в тяжелой резной раме из темного, почти черного дерева, где вместо привычного стекла поблескивала гладкая, полированная до блеска металлическая пластина, напоминающая серебро. Свое отражение я разглядела смутно, расплывчато – будто смотрела сквозь густую дымку или запотевшее стекло.
Я потянулась, потрогала прикроватную тумбочку – поверхность отполированного до зеркального блеска дерева оказалась идеально гладкой, без единой царапины или пятнышка, как будто ее только что вынесли из мастерской.
В общем, остановочка просто чудо, не хуже пятизвездочного отеля. Понять бы еще, куда меня занесло. Ну и что это за розыгрыш такой, не слишком ли дорогой?
– Эй! – позвала я громко, проверяя голос. Звук получился чистым, без хрипоты после падения. Надо же, сработало! – Есть тут кто живой? Хозяева!
Пространство таинственно молчало. Тишина стояла густая, почти осязаемая.
– Я ж сама вас шутников найду и ноги повыдергиваю, – буркнула я себе под нос, уже раздражаясь, шаря ногой по полу в поисках тапочек.
Вместо них босой ступней я наткнулась на холодный, гладкий как лед паркет из темных пород дерева.
И снова – ни звука. Только собственное дыхание.
Ладно, я осторожно слезла с высокой кровати, попробовала размяться, потянуться, повертеть головой. Ни одна кость вроде не сломана, ничего не щелкнуло подозрительно. Судя по ощущениям, даже синяков нет, хотя удар о бордюр был чувствительным. Как будто и не падала вовсе.
И вещи все со мной, начиная с надоевшего плаща и заканчивая потрепанной сумкой, которая валялась тут же, на полу. Ну, как говорится, кто не спрятался, я не виновата. Поиграли – и хватит.
Я вдохнула воздуха побольше – он был прохладным, чистым, без пыли – резко выдохнула и решительно отправилась к открытой настежь дубовой двери, ведущей из спальни.
Я вышла в длинный, широкий, хорошо освещенный мягким светом коридор, огляделась. Пол – тот же темный паркет, стены – обтянутые тканью теплого оттенка, какие-то картины в золоченых рамах. Пусто. Ни души.
– Люди! Эй! Есть тут кто живой? Отзовись кто-нибудь! – крикнула я громче, и мой голос глухо отозвался где-то вдалеке.
Молчание в ответ было таким плотным, что начинало давить на уши.
– Я ж все равно найду, куда вы там попрятались, – воинственно пригрозила я пространству, чувствуя, как нарастает досада.
Странно, но страха не было. Вообще никакого. Да и других чувств тоже – ни паники, ни удивления даже. Только знакомое раздражение, как в офисе. Возможно, сказался пережитый стресс и дикая усталость. Или я просто не до конца поверила в реальность происходившего, решив, что сплю. Но шагала я по тому роскошному, пустынному коридору уверенно, почти размашисто, как командир по плацу после смотра.
Увидела широкую лестницу с резными перилами – спустилась по ней, придерживаясь за гладкую древесину. Внизу – просторный холл с высоким потолком, несколько дверей, в том числе и массивная, похожая на входную.
Создавалось стойкое впечатление, что народ здесь массово вымер, в одночасье, так сказать. Все было идеально чисто, ухоженно, уютно даже. Но… не было ощущения жизни. Души не имелось в этом доме, если так можно выразиться. Он был красивый, но нежилой. Как декорация.
Я методично исследовала его вдоль и поперек. Зашла на огромную кухню, выложенную светлым камнем, проинспектировала здоровенный холодильник, набитый доверху свежими продуктами: овощами, фруктами, какими-то сырами, мясом в бумаге. Вышла через боковую дверь на улицу, держа ее открытой на всякий случай (мало ли чего). Увидела обычный, но очень большой сельский или дачный дом, стоящий посреди ухоженного сада. Чистый, без единой соринки или пылинки снаружи. Но по-прежнему нежилой. Спрашивается, где все? И для кого, черт возьми, оставлена вся эта еда в холодильнике? Причем, надо заметить, холодильнике странном: не современном, а таком, древнем на вид, из полированного металла с закругленными углами и массивной ручкой, необычной формы. Но он гудел тихо, и внутри было холодно – так что это точно холодильник.
Да тут многие вещи казались древними, старинными, ну или мало похожими на те, к которым я привыкла в своем мире. Вместо люстр висели шарообразные матовые светильники, излучавшие ровный теплый свет. Вместо нормальной газовой или электроплиты стояла чудо-печь наших предков – большая, изразцовая, с железными заслонками.
В общем, попробуй угадай, где ты оказалась и в каком веке. Не угадаешь? Твои проблемы, Лина.
На тщательное исследование дома у меня ушло чуть больше часа. Убедившись окончательно, что ни души, ни звука, ни признаков недавнего присутствия людей здесь нет, я вернулась в ту самую первую роскошную комнату, в которой очутилась после своего нелепого появления здесь.
Встала посредине, руки в боки. И? Кто виноват и что делать теперь? Вопросы висели в тихом, прохладном воздухе комнаты.
Раймонд:
– Да я в полном порядке, – отмахнулся от меня Лайон, когда мы с ним увиделись тем же вечером в его просторных покоях, пропахших лечебными травами и воском. – Лекарь повесил мне на шею этот сияющий исцеляющий амулет и уверил, что всего несколько дней, и я буду бегать как горный козел.
Ну, на бегающего мой заместитель, а заодно и старый друг, походил мало. Прямо сейчас он лежал, откинувшись на груду пуховых подушек в синих наволочках, на широкой кровати с резными дубовыми спинками, изображающими грифонов. Его правая нога, неестественно прямая и туго забинтованная грубыми полотняными бинтами от бедра до колена, покоилась на специальной деревянной подставке, обитой мягкой кожей. Выглядел, правда, бодрым и даже веселым: щеки порозовели от хорошего напитка или лекарств, в серых глазах блестел обычный для него озорной огонек. Но вставать все равно пока не мог, о чем красноречиво говорила трость, прислоненная к стене в пределах досягаемости. А значит, снова все переговоры и приемы в ближайшие дни должны был вести я. То еще счастье.
Я тяжело опустился в глубокое кожаное кресло у его постели, сдвинув тяжелый черный плащ, чтобы не помять складки.
– Лучше скажи, что там с эльфами? – спросил Лайон, отложив в сторону толстый фолиант в кожаном переплете, который он лениво листал. – Служанки шепчутся, что к тебе после утренней аудиенции лучше было не подходить ближе чем на десять шагов. Ты, говорят, едва ли не дымом дышал, а по коридорам шел так, что факелы гаснут. – Он прищурился, изучая мое нахмуренное лицо с привычной проницательностью.
– Да что там могло быть, на той проклятой аудиенции, – раздраженно передернул я плечами, чувствуя, как заново закипает знакомая злость. – Наглые они слишком, как всегда. И торговые пошлины на эльфийские вина им понизь, и законы о лесных угодьях в их пользу перепиши. Как еще на династическом браке между моим троюродным племянником и их принцессой не настояли. – Я с силой провел ладонью по лицу, будто стирая с него остатки натянутой вежливости и усталость.
– Ты их, конечно же, послал куда подальше? – ухмыльнулся Лайон, явно представляя себе эту картину с удовольствием. – По всем пунктам? С присущим тебе дипломатичным красноречием?
– Естественно, – недовольно фыркнул я, скрипя когтями по ручке кресла. – Но они все же сумели впихнуть свою гадость. У нас теперь живет, представь себе, щенок оранты. Всучили под видом "жеста доброй воли", сволочи шелковые.
Я почти услышал довольное повизгивание и громкое чавканье этого «подарка», доносившееся, вероятно, из глубины замка, с кухни, где Гроха пыталась его накормить.
Лайон весело расхохотался, откинув голову назад на подушки и чуть не задев больную ногу. Его смех, гулкий и заразительный, отозвался низким эхом в каменных стенах высокой комнаты.
– Что-то подобное я и подозревал, – сообщил он, отсмеявшись и вытирая платком уголок слезящегося глаза. – Уж слишком настойчиво и сладкоречиво эльфийский щеголь-посол добивался срочной аудиенции именно сегодня. И что ты теперь планируешь делать с этим… сокровищем? Он же тут все, вплоть до каменной кладки, сожрет. – В его голосе сквозило, скорее, искреннее любопытство и доля злорадства, чем настоящее сочувствие.
– Да если б я знал! – я вскочил с кресла, словно его укусили, и сделал несколько резких шагов по ковру, стараясь сбросить накопившееся напряжение. – Была б моя воля, я б его назад отправил немедленно, причем специально голодного! Прямо в опочивальню самого Рантариэля Прекрасноликого переслал бы черным порталом! Но это же чистейшей воды дипломатический скандал! – Я остановился у высокого стрельчатого окна, глядя в темный замковый двор, подсвеченный трепещущим светом факелов в железных кольцах.
– Не только скандал, – Лайон покачал головой, его улыбка стала чуть более серьезной, но глаза все еще смеялись. – Эти остроухие фанатики могут и священную войну объявить, коли что. Как же, ты не уважил их дар, не захотел накормить несчастного голодного щеночка, их священного зверя. Нет, Раймонд, от этого мохнатого проглота просто так не избавиться. Это ловушка в шелковой обертке.
Я поморщился, будто почувствовал запах тухлятины, и скрестил руки на груди. Да и так все предельно ясно. Придется терпеть эту живую катастрофу, пока возможно. Мысль о стремительно пустеющих кладовых и опустошенных погребах вызывала почти тошнотворное чувство.
– Послезавтра гномы ожидаются, – ловко поменял тему Лайон, его тон стал деловым и ровным, но в уголках губ все еще играла предательская усмешка. Наверное, решил добить меня последними новостями. – И их тоже надо принять со всеми подобающими почестями и угощением. Тебе, мой друг Раймонд, тебе. – Он поднял руку в умиротворяющем жесте, видя, как мое лицо исказила новая гримаса чистой ярости. – И не надо так громко ругаться, стены имеют уши. Гномы все равно не оценят твоего красноречия, им подавай факты да золото.
– Ты, я уверен, специально эту ногу сломал, – буркнул я сквозь зубы, подавив сильное желание разнести его комнату на молекулы и чувствуя, как горячая кровь приливает к лицу. – Я еще от этих ушастых притворщиков не отошел! Какие, к чертям, гномы?! – Мой голос прозвучал резче и громче, чем я планировал, заставив дребезжать стекла в окне.
– Обыкновенные, маленькие, густобородые, в кольчугах и с молотами, – Лайон невозмутимо поправил складки одеяла на своей здоровой ноге, его глаза светились чистым весельем. Да, он однозначно, нагло и с удовольствием надо мной издевался! – И не нужно пытаться прожигать меня этим взглядом, как дракон овчарню. Наше княжество не сможет существовать без их магических кристаллов для щитов и печей. Ты прекрасно это понимаешь, как никто другой.
– Даррахаш шорган наррахаш! – выдал я старое, сочное троллье ругательство, означавшее нечто очень неприятное про пищеварение и предков, и с силой пнул ногой тяжелую резную дубовую ножку своего кресла. Острая боль в затекших пальцах хоть ненадолго отвлекла от всепоглощающей ярости.
Гномы! Чтоб их бороды в узлы завязались!