000
ОтложитьЧитал
Живущая между мирами
Первые лучи солнца скользили по мраморным шпилям Верхнего города, превращая их в розовые иглы. Белый камень блистал холодным светом, как заточенный нож. Где-то за витражами дворцов аристократы в шелковых перчатках обсуждали её розы – те самые, живые, что цвели на балконе дома у Разломной улицы – в месте, где мраморная кладка уступает побитому рыжему кирпичу и где мир аристократов Мэрии и шумный Рынок пересекаются.
– Какая… вульгарная жизненность, – брезгливо морщился старый герцог, вспоминая про розы, который он заметил вчера на прогулке, пока его дочь, графиня Виолетта, украдкой прижимала сорванный лепесток к губам. Её пальцы дрожали – будто она впервые касалась чего-то настоящего. И, боясь потерять свое сокровище, она прятала лепесток между страницами книги, убирая её под подушку и проваливаясь в сон, пока позволяло время.
А внизу, на Рынке, где ещё висел сизый туман, толстый торговец рыбой тыкал грязным пальцем вверх:
– Ну и зачем тебе эта красота, учёная? – кричал он, щурясь. – Не продашь, не съешь. Хоть бы петрушку сажала! Эй, шпана, а ну отошли от лавки! – крикнул мужчина, отвлекаясь: на углу у мясной лавки дрались два мальчишки за кость с остатками мяса, а старуха-гадалка смеялась, предсказывая им скорую смерть.
Воздух пах жареным хлебом, гниющими фруктами и едкой гарью из кузницы. В переулке кричал ослик, запряжённый в телегу с водой – его хозяин торопился напоить аристократических коней до восхода. Над балконом с розами кружили вороны, их когти оставляли кровавые царапины на мраморе. Они дрались за опавшие лепестки, пока Лорелей сжимала в руке последний бутон – тот пульсировал, как живое сердце.
– Ну, да, – тихо говорила она с улыбкой, – не съесть, но можно и продать – в Мэрии ни у кого не найдешь живых цветов. Жаль, что их не енят, а лишь отвергают… Хм, может попробовать добавить лепестки в утренний чай?
И вдруг – розы начали истекать кровью. Пусть это было внезапно, но Лорелей не растерялась – она лишь крепче сжала бутон, пока тот не стек ручейками между её пальцев.
Алые капли падали на пол, образуя густую блестящую лужу. Это не было метафорой. Розы, выращенные из семян сокровищницы древнего храма, всегда знали больше, чем она. Они чувствовали письмо из Академии на столе. Чувствовали Тьму за её плечом.
В фонтане с лунным светом плавало что-то черное, и кто-то пустил слух, что это была мертвая птица – слуги подхватили слух и шептались, что это дурной знак.
Где-то в глубине белых улиц звенели серебряные колокольчики – будили Виолетту, которая закуталась в одеяло, не желая вставать. Ей ждет аристократическая рутина, которую девушка как могла откладывала, позволяя странствиям во снах пленить себя ещё на несколько минут… Хотя стойте. Какой сегодня день?
У не приём ли в Академию?..
Три резких стука в дверь. В чёрном зеркале тень с ножницами пошевелилась – её движение повторил силуэт за дверью. Лорелей вздохнула. Она давно поняла: в мире, где даже красота должна быть искусственной, правда всегда будет хрупкой…
…и всегда будет стоить крови.
Город просыпался, как всегда: Верхний – в молчании, Рынок – в грохоте, а Лорелей стояла на балконе, чувствуя, как новый день несёт с собой неотвратимые перемены.
– Иду, – ответила она, бросая взгляд на зеркало, – испугался гостя? Однажды так ко мне постучится сама госпожа Смерть… или я к ней, – проговорила девушка и, взяв рядом с умывальником влажное полотенца, вытерла им окровавленную руку. Не смотря на знаки, предостерегающие её об опасности, Лорелей смело прошла вперед и, протянув руку, открыла дверь…
– Эй, учёная! Тебе гонец принёс целую пачку бумажек с печатями, но я его прогнала. Решила, что тебе нужна помощь получше!
Айрин, её подруга с Рынка, ввалилась в комнату, размахивая свёртком с круассанами (украденными, конечно – иных она не воспринимала, если только не готовила их с Лорелей). Её рыжие волосы пахли дымом и корицей – как всегда, когда она проведа ночь в таверне «Последний глоток». Но сегодня в её ухмылке была тревога.
– Смотри-ка, твои розы опять чудеса творят, – Айрин присела на корточки, тыкая в кровавую лужу. – Напоминают гранатовый сок. Только… живее. Уфф!
Лорелей хотела засмеяться, но в окно донёсся крик торговца рыбой: – Эй, Айрин! Скажи своей учёной – пусть хоть горшки с землёй нам оставит! А то вдруг её цветы тут без неё помирать начнут?
На рынке засмеялись. Но смех был слишком громким – будто пытался заглушить что-то важное. Даже вороны замолчали, уставившись на дом.