Великая сила молитвы
- -
- 100%
- +
О том, что служить ему придется в Афганистане, узнал на таджикской границе. Новобранцы-сибиряки вышли из самолета и увидели непривычный их глазу пейзаж – пустынные пески, людей в халатах, как им показалось, банных, и с полотенцами на голове, вдалеке пасущихся животных, похожих на оленей, позже узнали – ослы…
Привыкнуть к климату не успели, четыре дня им дано было на то, чтобы пройти спецподготовку, после чего их экипировали и направили в «горячую точку».
– Кандагар, – вспоминает он, – очень красивый город, основанный во времена Александра Македонского, там удивительные природа и климат, когда бродил по окрестностям, казалось, попал в библейские времена и одежда людей очень похожа на ту, которую описывают историки. Все время не покидало ощущение, что вот-вот встречу Иоанна Предтечу, и даже непривычно ежился от мысли, что не знаю языка и ничего не смогу ему сказать…
Но очарование дивным краем прошло после первого же боя.
– Когда мы устроились на привал после длительного перехода, на нас напала группа или, как их там, банда бородатых мужиков. Я даже не понял, кто они и откуда и почему им непременно надо нас убить. У одного был такой взгляд, как будто на меня смотрела сама преисподняя. В глазах – лютая ненависть, до сих пор в холод бросает, когда вспомню… В общем, потери мы понесли приличные, причем, что странно, погибли наиболее подготовленные ребята, те, кто занимался карате, борьбой, прыгали с парашютом, а «ботаники», как я, остались целыми и почти невредимыми. Меня после этого боя долго тошнило и хотелось помыться. Не так, как в армии – общий душ, а грезилась баня. Но Афганистан и баня понятия несовместимые.
Уже после, в процессе службы, я стал узнавать, что это за страна такая и люди. И от этих знаний стало мне, откровенно говоря, не по себе. По менталитету, развитию основное население застряло в Средневековье. Многие верят в черную магию, носят с собой амулеты вроде зубов кобры, как стихи, шепчут заклинания.
Считается, если придешь в гости к местным, то они обязаны тебя принять, накормить-напоить. Хотя какая там еда – чай да лепешки. Улыбаются, все хорошо, а как уйдешь, могут догнать и убить. Дома – ни-ни, а за порогом можно. Вот это «нож в спину», что так противно нашему человеку, у них считается едва ли не нормой. А может, и правилом, кто их там знает. И такая двойственность во всем. Помню, в каком-то городке был праздник и плов раздавали прямо на улице. Всем подряд. Ну пошли наши солдатики, я остался в части, брезглив я от природы, уж лучше буду голодным сидеть, чем питаться вот так, ну а есть ребята попроще. Люди как люди. Я их не осуждаю. Каждому свое. Пришли они на площадь, им в пиалы положили из другого котла, при этом раздающие так широко улыбались, ешьте, мол, праздник у нас. Они взяли, но не пришлось им по вкусу, хотя солдатские желудки, известное дело, даже гвозди перемалывают, а тут что-то не то. Один товарищ пересыпал плов в газетку и принес в часть, а мы как раз базировались в здании госпиталя, где много техники всякой, микроскопы, колбы, мензурки… стали рассматривать внимательно «плов», а это рис с мелко покрошенным кирпичом. Вот оно восточное гостеприимство.
На войне как войне. Мечта одна – вернуться домой живым. А тут меня назначили старшим разведгруппы после того, как предыдущая – вся – не вернулась с задания. Я не то чтобы трус, но просто мне впервые в жизни по-человечески захотелось жить. Причем жить у себя дома. Плен хуже смерти. И тут стал я думать о Боге, молитвы, конечно, никакой не знал. Все мои богословские познания ограничивались двумя словами на нательном крестике – спаси и сохрани. Это главное. И я стал от себя молиться, так честно, как просят дети. Накатила на меня какая-то волна, сначала стало все безразлично, но я снова вернулся к теме смерти, не хотелось родителей огорчать, а больше всего бабушку. Она у меня мировая! Заслуженный донор, между прочим. Это сколько жизней спасла, получается. Ну я так по-наглому, по-другому просто не умел тогда, думаю про себя: «Господи, уж прости, но хотелось бы, чтобы вся моя группа выжила». Конкретно так по именам прошелся. Просил я, чтобы Бог научил меня, как вести себя в тех условиях. Бывало и такое: разведчики все сделают, возвращаются обратно и на мине подорвутся или гюрза сразу двух угробит. Страшное дело – война, особенно когда не знаешь ничего о той местности, где воюешь.
И тут я пошел к костру, где «деды» курили, сам-то я некурящий и даже дыма не переношу, но… ноги сами привели к тем, кто послезавтра должен вернуться в Союз, домой. Разговорились. Они меня, как мальца непутевого, давай учить. Поскольку народ в Афгане в большинстве случаев неграмотный, а про телефоны в то время даже речи не могло быть, то используется у них язык огня и камней. Например, если посветил ночью огонь факела и резко погас – пришел нежданный гость, если два, то два, если больше семи – много. Идешь по дороге – смотри внимательно на камни, если три камня на дороге вдоль рядышком – опасность от людей, могут быть мины. Три камня поперек – дорога неожиданно может прерваться, обвал, камнепад. Весь вечер я как губка впитывал эти знания. Ребята рассказывали, как на опыте познали этот язык, по одной и той же дороге могут сновать местные тарантайки туда-сюда – и ничего, а как поедет грузовик с солдатами – взорвется. Целая наука.
На следующий день пошел я на задание и нашел камни и вдоль, и поперек. Сделал зарисовки, потом передал в штаб, когда вернулся.
И такая во мне буря поднялась. Вот это что получается – Господь услышал меня и показал, как выжить. Стал я мечтать хоть какую-нибудь молитву выучить, у меня же воспитание стопроцентно советское, даже дома, когда про себя мурлыкал что-нибудь в ванной, получалось: «Взвейтесь кострами синие ночи»…
В этот же вечер увидел на сослуживце какой-то странный пояс, он носил его под тельняшкой и старательно так прятал, я пошутил, никак, мол, пояс верности, а он, стесняясь, ответил, что специальная молитва на нем написана, которая от всех бед хранит. Попросил посмотреть, а это девяностый псалом. Я тут же его переписал и выучил, слова прямо про нас, золотые: «Наступиши и попериши льва и змия». Стал я читать псалом перед заданием, и все гладко, как говорится, ни льва, ни змия, хотя до этого какой только живности не встречалось, видели и трехногую гиену, и варана с выколотыми глазами – земля войны не умеет щадить людские чувства.
Ну вот вернулся живой. Вы меня сейчас спросите, в какую церковь я стал ходить, когда пришел из армии? Отвечу честно, ни в какую. Вернулся в университет, доучился, в аспирантуру не пошел. Мечтал деньги зарабатывать. Жизнь потрепала, одно время хотел карьеру сделать в областной администрации, и сначала все пошло как по маслу. А потом губернатор сменился, и меня как члена старой команды уволили. Причем быстренько так. Долго ходил безработным, всех виноватил в своих бедах. Постепенно жизнь наладилась, сейчас жена, две дочки, внучка скоро будет, работаю начальником снабжения в нефтяной компании…
Святитель Николай
Накануне Нового года у пенсионерки сгорел дом. Взрыв бытового газа не пощадил и надворные постройки. В считаные минуты они вспыхнули как спички. Пламя уничтожило все: документы, вещи, деньги, взятые в кредит на лечение.
В тот день она не плакала, нет. Не могла. Знакомые удивлялись: как хватило сил это пережить? Любой другой на ее месте давно бы с ума сошел от горя, а Галина закрылась у соседей в доме, куда те пустили на пару недель пожить, и попросила всех оставить ее. «Мне надо подумать», – сказала она. Дочери звонили по нескольку раз на дню: «Мам, может, надо чего?» «Нет, спасибо, мне нужно побыть одной», – был ответ.
А подумать было о чем. Меньше чем за пять лет столько несчастий. Муж из-за тромбофлебита потерял обе ноги и умер. Трагически погибла четырнадцатилетняя внучка Яночка. Родился внук со сросшимися пальчиками на руках. А у другой внучки вдруг резко ослабло зрение. Пожар стал последней каплей.
И пойти с бедой некуда. Дочери и зятья тянут из последних сил: детям нужны дорогостоящие операции, и откладывать их нельзя. Других родственников в городе нет, они с мужем приехали из Украины в семидесятые по комсомольской путевке. До пенсии работала кассиром. Обратилась в родной профком, ей выделили деньги на одежду. Потому что в злополучную минуту выскочила из горящего дома в чем была.
Надо было что-то делать. Написала заявление в мэрию, но там его «потеряли». А потом и не принимали больше от нее бумаг, говорили: «Мэр находится под следствием, поймите». Но время шло, мэр сел в тюрьму, на его место пришел другой, а Галину все равно отфутболивали под другими предлогами.
Та же судьба постигла и ее просьбу о помощи, оставленную в штабе известной политической партии. Погорелице прилюдно обещали, что «в самое ближайшее время будут приняты меры». Однако помощи она не дождалась. По телефону ей отвечали сначала терпеливо, а потом стали бросать трубку на полуфразе.
И тогда несчастная снова закрылась в доме, печку решила не топить – незачем, взяла веревку покрепче – телосложения она немалого – и полезла на чердак. В голове пусто, решение давно созрело.
– А ну, куда? – появившийся невесть откуда старик быстро схватил веревку, а ее оттолкнул.
Она упала, но небольно, посмотрела на босые ноги. Подумалось, вроде неудобно так, надо бы носки надеть. Поднялась и пошла на кухню искать. Вернулась, а никого нет… дверь заперта изнутри. Посмотрела на чердачную лестницу, там паутина. Но что за старик? Откуда? Вернулась на кухню, случайно бросила взгляд на хозяйскую икону и застыла. Он! Не могло быть сомнений. Упала на колени и долго плакала. А потом сутки спала как убитая, не слышала даже, как зятья дверь выламывали, потому что на звонки не отвечала. Те посмотрели, жива, вроде здорова, и успокоились. Проснувшись, она еще раз покаялась перед иконой Николая Чудотворца и дала обещание не делать глупостей.
Вместе с дочерями взяли три новых кредита и начали строить дом. Нанятые рабочие залили фундамент, поставили сруб и даже покрыли крышу. В свободное время вяжет носки и продает. Она верит, что построит дом. Хотя надеяться ей, кроме Бога, не на кого. А Он нам прибежище и сила…
Бездна для девочки
Мы лежали с ней в больнице. Две Оли. Фамилии наши были схожи, в смысле – труднопроизносимые. Одинаковые прически и цвет волос, и даже детство оказалось во многом схожим, я рассказала ей о своей подруге, а она о своей, вот тут мы разошлись. Эта история настолько потрясла меня, что я решила ее записать.
– В детстве ее звали Снегурочкой. И не только за молочный цвет волос, к которым, понятное дело, подбиралась одежда нежнейших цветов, но и за ангельский характер. Юлька могла часами играть в песочнице, сохраняя при этом стерильный вид. Она никогда не ломала кукол, не любила страшных сказок, и еще Юля никогда не устраивала истерик.
Здесь моя собеседница делает паузу и, многозначительно посмотрев на меня, продолжает:
– Мои родители, глядя на нее, вздыхали: «Кому-то дети – в подарок, а кому-то – в наказание…» Дело в том, что мы с Юлькой были не только соседками, но и сверстницами. И это сравнение было не в мою пользу. Помню, как-то у мамы были срочные дела, и она попросила Юлькину бабушку за мной присмотреть. А на улице стояла моя любимая погода – последождевая. Я, надев резиновые сапоги, пошла измерять лужи. Первые три, как сейчас помню, были мне до колен, вровень с сапогами, а четвертая оказалась глубокой, и вода налилась в сапоги. Я в таком виде пришла домой. О, что творилось с Юлькиной бабушкой! Ее словно парализовало! Она стояла передо мной минуты две или три не в силах издать ни звука. А вечером маме за чаем рассказывала: «Я пятьдесят восемь лет живу. У меня две дочери и трое внуков. Всякое видела. Но такого мокрого и грязного ребенка, как пришла Оля с прогулки…»
Потом наши семьи разъехались, но моя мама с Юлькиной переписывалась. Юлькина мама жаловалась моей, что ее дочь растет замкнутой и стеснительной, что у нее только одна подружка, каждую ссору с которой она тяжело переживает. Моя же мама писала, что друзей у меня около двух десятков, что я редко бываю дома, а мои любимые игрушки – сабля и пистолет.
Перед школой, когда мне уже купили форму и портфель, пришло сообщение: Юлька ослепла.
По правде говоря, трудно было представить, что глаза цвета майского неба, обрамленные пушистыми ресницами, ничего не видят. «Мам, – спросила как-то я. – А Юлька солнце видит?» В ответ мама категорично покачала головой. Время шло, а вместе с ним безвозвратно уходило детство. Первые дискотеки. «Любит – не любит»… Временами я думала о Юльке, и мне было ее нестерпимо жаль…
Конечно, я знала из письма, что Юля очень хорошо читает по Брайлю, что она прекрасно играет на рояле. И даже на каком-то большом концерте выступала. Но ведь музыка, пусть даже написанная самыми великими композиторами мира, не может заменить того, что дает нам зрение!
Как-то ее мама послала нам фотографию. На ней повзрослевшая Юля (еще красивей, чем в детстве) сидит за роялем и смотрит куда-то вдаль… Помню, я долго плакала, глядя на нее. Конечно, мама Юли обращалась к медицинским светилам, гадалкам, знахаркам, прорицателям, даже к шаману в надежде вернуть зрение дочери, но каждый такой порыв обходился дорого в финансовом плане и очень тяжело – в моральном, потому что становилось хуже. Никто из них не смог помочь.
Вконец отчаявшись, Юлькина мама решила пожить с дочерью в Свято-Троицком Серафимо-Дивеевском женском монастыре, известном многими чудесными исцелениями. С тех пор переписка прекратилась, и о том, как сложилась судьба подруги детства, я сведений не имела. Прошло ни много ни мало семь лет!
…Накануне Дня Победы город убирали особенно тщательно. Как-никак круглая дата. Я иду по улице и вдруг… Мамочка дорогая! Юлька собственной персоной. Без тросточки, как я ее представляла, и даже без очков. А может, это не она? «Юля!» – кричу на всю улицу. Девушка поворачивается. Сомнений быть не может. Она самая. И вот мы стоим вдвоем, обнявшись, среди потока вечно спешащих людей. Для нас время остановилось. В этот миг были только мы и Солнце, что в самом-самом зените. Прямо над нами!
В кафе мы пришли, взявшись за руки, как маленькие первоклашки, и там я услышала удивительную историю. Прожив два года в монастыре, Юля не только вернула стопроцентное зрение, но и нашла много друзей, научилась читать на церковнославянском. Полноценно жить…
Колесо
Читать «Отче наш» перед каждым занятием, каждой строчкой, в которой сомневаешься, говорил мне человек, который буквально за руку привел меня на филологический факультет – Константин Яковлевич Лагунов, сибирский писатель-легенда. Он посмотрел мои заметки – а я в то время получала другое образование и в газете пока подрабатывала, – сказал, вот это твое. Так редко в наши дни человек находит свое дело. «Оля, поздравляю, ты нашла себя». Это было, как мне тогда казалось, неуместно, у меня хорошо шла высшая математика, я «дружила» с формулами химии и физики. Но по его совету я все же сходила в Знаменский кафедральный собор и у иконы «Знамение» попросила, если это моя судьба, пусть Богородица мне поможет поступить, куда советует умудренный жизнью писатель. По сути, я не рисковала ничем, документы с предыдущего вуза забирать не собиралась, у меня к тому времени было еще и среднее специальное образование, эти-то «корочки» я и отнесла в приемную комиссию за день до окончания приема документов. Готовиться к вступительным экзаменам у меня попросту не было времени, а в назначенный день еще и не выспалась, под окном загорелся гараж, и его почти всю ночь тушили. Но – о диво дивное – мне выпал билет по Замятину, считавшийся провальным для всех, но не для меня – любимый писатель! Плюс там были задания по русскому языку, которые за давностью уж и не припомню. Вижу даже сейчас через призму лет лица женщин-экзаменаторов, они обещали, что если хоть что-нибудь по теме скажу, «троечку» мне «натянут». Я сердечно поблагодарила. В итоге моя «пятерка» в том году по русскому языку и литературе устно была единственной в абитуриентском потоке…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.