Балийские рассказы

Сингкаванг

Сибирь. Октябрь. 2009 год.Голые деревья стояли как скелеты. Дождь бил по стеклу, серое небо давило сверху.

Его компания обанкротилась.Михаил сидел у окна опустевшего офиса. На столе – стопки папок, счета, уведомления, письма из банка.

Под бизнес он брал кредит на коммерческое помещение, лизинг автомобилей, кредитные линии для оборотки. Все было логично и правильно, пока рынок рос. А потом – кризис. Заказы исчезли, партнеры отвернулись, а банки остались.

Семнадцать лет вместе – и вот повестка из суда.В тот же месяц, когда фирма рухнула, жена подала на развод.

Развалился бизнес, ушла жена. Жизнь решила выбить почву из-под ног одним махом.Михаил смотрел на нее и не чувствовал злости. Только пустоту.

Вечером во вторник в дверь постучали. Сначала тихо, потом сильнее.Прошла неделя тишины. Михаил почти не выходил из квартиры.

– Миха, открывай! Я знаю, что ты дома. Давай, не ломайся.

– Да иду я…

На пороге стоял Леха – друг с института, шумный, прямой, с глазами, которые всегда смеялись.

– Ты чего даже не позвонил? – сказал он, шагая на кухню. – Потерял работу, стал холостяком – и молчишь? Ты что, совсем рехнулся?

– Неудобно. Да и… думать надо. Как долги отдавать.

Леха достал из кармана сложенные купюры.

– У меня тут триста баксов с прошлых времен. Бери. Не отдавай. И не спорь.

– Тихо! Это не милостыня. Это поддержка. Не чужие мы друг другу.– Лех… да я…

Эти деньги не решали проблему, но стали для него символом: он не один.Михаил впервые за неделю улыбнулся.

И он решил – будет бороться.

Просыпался в пять утра, ложился за полночь. Работал, договаривался, ехал на встречи.Следующие три года Михаил жил, как в холодной реке: все время греб против течения. Он пробовал новое – запускал сервисные услуги, торговлю стройматериалами, аренду техники.

Клиенты отменяли договоры, банки поднимали ставки, налоги давили, какНо все рушилось.

каменная плита.

Пока однажды не решился на риск.Он держался.

Он даже почувствовал вкус надежды.Занял крупную сумму в долларах у знакомых. План выглядел верным: закупить партию компьютерного оборудования за границей и перепродать с маржой. Рынок техники рос, спрос был огромный.

А потом пришел 2014 год.

Новости сообщали: «исторический максимум».Рубль посыпался, как карточный домик. Весной доллар стоил 33. Осенью – 50. В декабре – прыгал к 80.

его долг в рублях вырос в три раза.А для Михаила это означало:

То, что он мог бы отдать год назад, теперь стало недосягаемым.Он сидел ночью на кухне, уставившись в распечатку. Числа прыгали перед глазами, будто издеваясь.

– Лех, тут не держаться надо. Тут… уезжать. Здесь меня просто похоронят.Леха звонил, уговаривал: – Мишаня, держись.

Уехать. Работать. Закрыть долг. Жить.И тогда Михаил понял: если он хочет выжить и начать заново, нужно рвать связи с прошлым.

Вылет был ночью. В кармане – паспорт, билет и несколько сотен евро. За спиной – вся его прежняя жизнь, собранная в один рюкзак.

Хуже уже не будет. Значит, дальше только вверх.В самолете Михаил смотрел в иллюминатор. Под крылом мерцали огни России, таяли в темноте. В груди было пусто и страшно, но где-то глубоко внутри звучала мысль:

Испания встретила его жарким воздухом и запахом кофе на вокзале. Никого знакомого, никакой поддержки. Только телефон с номерами посредников и пара адресов.

– Ты русский? – спросил другой рабочий на ломаном английском у стройплощадки. – Здесь нужен человек. Пойдем.

Пять дней в неделю он работал на стройке. Два дня – подрабатывал разнорабочим: таскал мебель, разгружал ящики на складе.Так началась его новая жизнь: бетон, кирпич, леса.

Вечером возвращался в комнату, снятую у старика-испанца, и падал на кровать, не раздеваясь. Тело болело так, будто по нему прошелся каток.

Однажды он позвонил Лехе по скайпу.

– Отдых? – Михаил усмехнулся. – Лех, я отдыхаю, когда сплю. И то не всегда.– Ну как там? – спросил друг, щурясь в камеру. – Работаю. Семь дней в неделю. – Ну ты и псих. – Долг сам себя не отдаст. – Ты хотя бы отдыхаешь?

– Главное, брат, не забывай, что жизнь – это не только долги.Они помолчали. Леха посмотрел в камеру и сказал:

Михаил не ответил. Но слова застряли в голове.

А на счету появились первые накопления.Два года пролетели, как в тумане. Каждый день – одинаковый: стройка, еда на бегу, сон. Но долг был закрыт.

Однажды он сел вечером на скамейку в парке Мадрида. Легкий ветер, запах апельсинов, смех людей. И вдруг – тишина в сердце. Тяжесть, которую он носил все эти годы, чуть-чуть отпустила.

Может, пора думать о семье? – мелькнула мысль.

И через пару недель увидел ее.Он достал телефон, зарегистрировался на международном сайте знакомств. Сначала без веры, просто ради интереса.

Марию.

Большие, карие, теплые. На фотографии девушка смеялась, закидывая голову назад, а на фоне было море. Подпись: Maria. Indonesia.Он листал анкеты машинально. Улыбки, фотографии на фоне котов, детей, автомобилей. Все одинаковое. И вдруг – глаза.

Михаил нажал «написать».

– In Singkawang, Borneo. My hometown. And thank you :)– Hello. Beautiful photo. Where is it? Ответ пришел через два часа:

Мария писала о своей семье: родители держат маленькую лавку, у нее есть сестра, они вместе помогают матери. Любит бегать на рассвете,и обожает готовить рыбу на углях.Они начали с простого: где живут, чем занимаются. Постепенно сообщения становились длиннее.

– Да. В России и теперь в Испании. Но это только работа. А жить – я все еще учусь.– А ты? – спросила она однажды. – Я строю дороги. – Roads?

Она прислала смайлик с подмигиванием.

– You Russian, but funny. I understand.Иногда язык мешал: Михаил путал времена, писал с ошибками. Но Мария смеялась мягко:

Каждый вечер он ждал ее сообщений. но чем дальше шла переписка, тем отчетливее упирались в одно слово: расстояние- больше 12 000 километров.

– I want. But I need legal work there. Without it I cannot stay.– Why not visit Indonesia? – написала Мария.

Ответ был один и тот же: «Иностранцам нельзя работать без специальных разрешений; вакансия для граждан Индонезии».Михаил начал рассылать резюме по всей стране: Джакарта, Сурабая, Бали, даже маленькие турфирмы и девелоперы, выставил новое резюме на всех доступных ему порталах.

И вдруг – письмо-Китайская корпорация предлагала контракт руководителя строительного участка в Папуа–Новой Гвинее – высокая зарплата и , проживание за счет компании. Это не Индонезия, но в одном участке мира, в нескольких перелетах от Джакарты. Быть гораздо ближе к Марии, чем из Европы, и легально зарабатывать в валюте.

А что я теряю? – подумал он. – Если с Марией не получится, останется опыт и деньги. Если получится – я уже на краю ее мира.

Он выбрал билет с пересадкой в Джакарте на два дня, и Мария прилетела к нему на свидание. При встрече он волновался, как ребенок перед походом к стоматологу – сердце стучало где-то в горле, ладони липли, мысли скакали.

Она стояла в зале прибытия – легкое голубое платье, волосы собраны в пучок, глаза теплые, как утро на берегу. В руках – бумажный стаканчик с остывшим кофе. Увидев Михаила, Мария рассмеялась – легко, звонко, как будто в этот момент все тревожное растворилось в воздухе.

– Ни за что, – улыбнулся он. – Просто боялся, что не поверишь, если я все-таки приеду.– Ну наконец, – сказала она, – я уж думала, ты сбежал.

Они вышли из аэропорта. Джакарта шумела, жила, дышала горячим воздухом и запахом бензина. Улицы кипели – мотоциклы проносились, словно искры, торговцы кричали. Такси медленно пробиралось через поток, а за окнами мелькали вывески, мечети, красные фонари и уличные кафе.

Вечером они сидели на набережной, ели креветки с острым соусом и смотрели, как солнце опускается в мутно-золотое море. Мария рассказывала о своем городе, Михаил – о России и холоде, от которого хотелось сбежать навсегда. Они смеялись, перебивая друг друга, словно боялись упустить время.

– Кажется, она у меня уже есть, – ответил он тихо.Когда стемнело, Мария достала из сумочки тонкий браслет из белых бусин и надела ему на руку. – На удачу, – сказала она.

И он понял, что это свидание не случайно. Что, возможно, где-то там, за облаками, судьба улыбнулась им обоим.Она посмотрела на него – и в ее взгляде было что-то такое, чего Михаил не видел уже много лет: чистое, простое человеческое тепло.

Утро в Джакарте начиналось с медленного дыхания города – и звуками молитвы. Сквозь сероватое небо пробивался первый свет, отражаясь в лужах и стеклах такси. Михаил и Мария шли рядом к терминалу, молча, словно не желая спугнуть последние минуты вместе.

– Да. Там меня уже ждут. – Он улыбнулся коротко, но взгляд его оставался серьезным.– Как быстро пролетело время – констатировала она, не поднимая глаз.

– На время, – мягко сказал Михаил. – Я поеду, встану на ноги, немного заработаю – и либо сам прилечу к тебе, либо куплю билеты, чтобы ты приехала.Мария остановилась, посмотрела на него – в ее лице не было ни упрека, ни страха. Только тихая печаль человека, который умеет принимать. – Значит, опять разлука.

– Я верю тебе, – ответила она. – И если не будет писем – все равно буду знать, что ты помнишь.Она улыбнулась – та, редкая, настоящая улыбка, от которой у него сжималось горло.

Мария развязала ленту и увидела внутри тонкую брошь из перламутра, в форме маленького цветка – Я купил ее еще в Испании, – сказал Михаил. – Просто не знал, как подарить. А потом понял, смущаясь добавил он.Он достал из внутреннего кармана маленький бархатный мешочек. – Это тебе.

– Не "кто-то", – сказал он. – Я.Она провела пальцем по гладкой поверхности, и глаза ее наполнились блеском. – Спасибо. Пусть она напомнит мне, что кто-то там, за горами, думает обо мне.

– Все будет хорошо, Мария. Я не исчезну. Просто сейчас – начало.Они стояли посреди людского потока, и время будто остановилось. Когда объявили посадку, он взял ее за руки, задержал взгляд – не как перед расставанием, а как перед обещанием.

Она кивнула. Без слов. Просто верила.

Когда Михаил шел к выходу, Мария все еще стояла, держа брошь на ладони. Солнце пробивалось сквозь стеклянную крышу аэропорта, играло бликами на металле, и казалось, что внутри цветка зажглось крошечное пламя.

А где-то в небе между Джакартой и Папуа он понял: впервые за долгое время он действительно не один.

Первые дни в Папуа–Новой Гвинее были как удар влажным жаром: воздух густой, зелень почти черная от плотности листьев, ночи – с криками птиц и гулом насекомых, будто вокруг работали тысячи маленьких моторов.

Местные смотрели настороженно: почти нагие тела, мачете в руках – не жест угрозы, а продолжение быта. Но чужаков здесь мерили тихо и долго, как взвешивают камень в ладони. Лагерь поставили в стороне от деревни: палатки, генератор, контейнер с инструментом. Они строили дорогу сквозь джунгли – тонкую, хрупкую нитку, призванную соединить разрозненные поселки с остальным миром.

– Не показывай пальцем. Не смотри пристально на женщин. Приветствуй старших. И помни: здесь мир держится не только на законах, но и на духах, – вполголоса объяснял переводчик, шагая рядом.

Для цивилизованного человека это казалось дикостью, абсурдом, но для них – естественным порядком мира.Для Михаила всё происходящее выглядело как путешествие во времени. XXI век, смартфоны, спутники – и вдруг здесь, в глубине Папуа, люди по-прежнему живут так, будто не знают ни электричества, ни государства. Их законы – табу и страх, их суд – совет старейшин у костра.

В стране до сих пор действовали нормы о «колдовстве», и в связке с суровой практикой правоприменения и древними обычаями за «черную магию» могли приговаривать к самой жесткой мере – казни. Для чужака это звучало как легенда, но здесь легенды иногда становились протоколами и приговорами.

На третьей неделе до него дошла весть, от которой по спине побежали мурашки.

Однажды на закате, когда свет уже гас над рекой, в лагерь почти бесшумно вошли семь коренастых, полуголых мужчин. В руках у них блеснули мачете, а на лицах застыло что-то темное, зловещее. Тишина мгновенно опустилась на лагерь – даже птицы будто стихли. Главный, с татуировками на груди и шрамом через щеку, что-то коротко сказал переводчику. Тот побледнел, глаза его метнулись к Михаилу.

– Здесь все серьезно, – тихо произнес он. – Когда кто-то умирает, община ищет причину. И порой – виновного.

– Ты шутишь? – выдохнул Михаил. – XXI век же.

– Они считают, что это ты принес зло. Хотят казни.Переводчик отвел взгляд.

В соседней деревне за один день умерли двое – болезнь, несчастный случай, никто не знал. И теперь эти мужчины стояли у костра, сжимая мачете, решая судьбу чужака.

И вдруг – мысль, не из учебников, а из инстинкта.У Михаила зазвенел воздух в ушах. Все произошло быстрой замедленностью: лица, лезвия, тени костров.

– Скажи им, – ровно произнес он, – что если они отрубят мне голову, я заберу их души с собой. Они ошибаются – и будут отвечать перед своими духами.

Старший опустил взгляд. Мачете медленно ушли вниз. Люди растворились в темноте.Тишина. Перевод. Переглядывания. Секунда, две, десять.

Он сел на землю и впервые за долгое время позволил себе дрожать.

Он был почти рядом с ней, и это давало силы.Через три месяца лагерь перенесли ближе к цивилизации: генераторы стабильно шумели, лавка продавала рис, фрукты и немыслимо острый перец. По вечерам, открывая чат с Марией, он думал: если бы не эта безумная фраза – меня бы уже не было.

Михаил встретил Марию в жарком прибрежном городке, где воздух пах морской солью и папайей. Они гуляли вдоль кораллового пляжа, ступая босиком по песку, шептавшему под ногами, словно помнившему древние времена. Михаил учил ее плавать – осторожно, будто держал в ладонях само доверие. Она смеялась, брызгала в него водой, и страх уходил, растворяясь в океане вместе с волнами.Прошло полгода, прежде чем они снова увиделись – на этот раз в Папуа.

Никаких признаний не требовалось – все было ясно без слов. Они понимали: дальше – только вместе. Михаил покупал ей билеты всякий раз, когда удавалось выкроить время между экспедициями, и каждая их встреча становилась отдельной вселенной, где не существовало ни расстояний, ни часов.

Они говорили о будущем – не строили планов, а будто писали его дыханием. Радовались каждой минуте, как последней, и каждой – как первой.

Контракт в Папуа–Новой Гвинее закончился. Михаил собрал чемодан и впервые за долгое время почувствовал легкость: он выжил, накопил деньги, и теперь мог позволить себе то, ради чего терпел все эти два года.

– I miss you. Come to my home, – написала Мария.

Не Джакарта, не мегаполис, а маленький город Сингкаванг на западном Калимантане. О нем Михаил почти ничего не знал, только что там живет ее большая семья. Он купил билет, и сердце билось так, словно это был прыжок в пропасть.

Сингкаванг встретил его влажным воздухом, запахом пряностей и, голосами уличных торговцев и разноцветными фонарями, развешанными вдоль дорог. Михаил сразу понял – это совсем не Европа. Здесь другие ритмы, другая энергия. И он был единственным белым во всем городе. Люди оборачивались, улыбались, здоровались, иногда дети тянулись дотронуться до руки – как будто проверяли, настоящий ли он.

Но самое главное – семья Марии. Они приняли его так, словно он был давно потерянным родственником.

– Selamat datang. Добро пожаловать. – Мама Марии надела на него цветочную гирлянду.

Отец хлопнул по плечу, как будто Михаил был его сыном. А братья и сестры Марии смеялись, помогали тащить чемодан, засыпали вопросами: откуда он, что любит есть, холодно ли в его стране.

– Ты привыкнешь. Здесь еда горячая, как жизнь.На длинном деревянном столе стояли блюда: жареная рыба, рис с пряностями, острые соусы, свежие манго. Михаил ел осторожно, но все оказалось вкусным, а Мария только смеялась:

И в тот вечер, сидя среди шумной семьи, Михаил вдруг понял: он не чужой. Он впервые за много лет почувствовал, что находится дома.

– Здесь все знают друг друга. Здесь важно не то, сколько у тебя денег, а какой ты человек.Позднее, когда все уже разошлись по комнатам, они вышли на улицу. Небо было черное, густое, как бархат, и над ним рассыпались тысячи звезд. – Ну и как тебе мой город? – спросила Мария. – Я… будто попал в другой мир. И он мне нравится.

– Тогда я хочу стать частью этого мира.Михаил посмотрел на нее и улыбнулся:

И впервые он подумал, что все годы страха и лишений были нужны, чтобы привести его сюда, к этой девушке, в этот маленький город, где он – единственный белый, но не чувствует себя чужим.

Прошло несколько месяцев , Михаил все больше привязывался к этому городу: шумные улицы, где пахло лапшой и сладким чаем; старые храмы с драконами на крышах; рынок, где можно купить все – от сушеной рыбы до красочных тканей. И, конечно, Мария.

Сингкаванг встретил утро, как встречают праздники – мягко и торжественно. Над крышами домов, увенчанных резными орнаментами, поднимался дым от ароматных благовоний. Соседи с самого рассвета украшали двор Марии: развешивали ткани золотистого и зеленого цветов, вплетали в гирлянды свежие цветы жасмина и кананги. Из дома доносился запах риса, приготовленного на кокосовом молоке, и тихий говор женских голосов.

Она – дочь Сингкаванга, мягкая, как утро после дождя, с глазами, в которых отражался океан.Сегодня был их день – день, когда Мария и Михаил соединяли свои судьбы. Он – русский, седой от солнца и дорог, человек, прошедший полмира.

За день до церемонии состоялся malam berinai – вечер благословений, когда руки невесты украшали красным узором из хны. Это был символ очищения и женской силы. Мария сидела на низкой подушке, скромно опустив глаза, а вокруг нее подруги пели старинные песни. Михаил присутствовал лишь в соседней комнате, почтительно наблюдая. Для него все это было новым, но в этой строгости и красоте он чувствовал особую гармонию.В доме Марии, как и заведено у малайцев Самбаса, всё происходило по традиции.

Рядом стояли серебряные чаши с водой и лепестками, зеркало, расческа, благовония и свечи – всё, что должно сопровождать переход пары в новый мир.В день свадьбы, еще до полудня, гостей начали встречать у ворот. Мужчины в саронгах и батиках, женщины – в ярких кабая, усыпанных вышивкой. Перед входом стояли два стула, покрытые белыми тканями, на которых потом посадят жениха и невесту. На столе лежали подносы с яйцами, украшенными цветами – символами зарождения новой жизни.

Мария вышла из комнаты медленно, под звуки традиционного пения – zapin melayu. На ней было платье глубокого золотого цвета, расшитое бисером и нитью, а на голове – легкий платок с тонкой вышивкой. Михаил ждал её у стульев, одетый в малайскую рубаху baju melayu и чёрный головной убор songkok.

Затем начался обряд умывания – “mencuci kaki dan tangan”. Старая женщина, хранительница семейных традиций, окропила их руки водой с цветами, произнося молитвы о чистоте сердца и долголетии союза.Когда они сели рядом, старейшина произнес слова благословения.

– Пусть, как это яйцо, ваш союз будет целостным и полным жизни, – сказал он.После этого старейшина взял одно из украшенных яиц и аккуратно коснулся им ладоней жениха и невесты.

Мария чуть улыбнулась, а Михаил кивнул, стараясь уловить смысл слов. Он не понимал языка, но чувствовал все сердцем.

– Теперь это не просто память, – сказал он тихо. – Это знак, что я нашел дом.Затем наступил момент обмена дарами – “balas-balas hadiah”. Мария подала ему шелковый платок, а Михаил достал из кармана маленькую бархатную коробочку и открыл ее. Внутри лежала та самая перламутровая брошь, что он когда-то подарил ей в Джакарте.

Толпа замерла, а потом раздались аплодисменты и радостные возгласы.

После церемонии начался пир – kenduri pernikahan. Во дворе стояли длинные столы, уставленные блюдами: ароматный рис nasi minyak, острые креветки в соусе чили, тушёная рыба, курица с пряностями и сладкие десерты из рисовой муки и кокоса. Дети бегали между гостями, а старшие мужчины сидели в тени, обсуждая удачу жениха, которому судьба подарила дочь Сингкаванга.

– Привыкай, теперь ты один из нас, – сказала она.Михаил пытался пробовать всё, но острое жгло нёбо. Мария смеялась и подливала ему сладкий чай, чтобы снять жар.

– Сегодня не просто свадьба. Это встреча двух миров, двух рек, что слились в одно течение. Пусть ваш путь будет долгим, и пусть Древо жизни помнит ваши имена.Когда солнце клонилось к закату, зажглись фонари. Женщины танцевали tari zapin, а старейшина снова поднялся и сказал:

– У нас говорят: когда любовь приходит с океана – ее уже не остановить.

Позже, когда гости разошлись, Михаил и Мария остались вдвоем во дворе. В небе горели звезды, цикады заполняли тишину, а издалека доносился запах ладана. Михаил взял ее за руку и сказал: – Я не думал, что человек может быть таким счастливым.