Город потерянных имен. Рассказ А.

- -
- 100%
- +
Мне тоже пора было идти, ночь обещала быть длинной и полной тяжелых мыслей. Г.П. нашёл себе нового собеседника и увлеченно ему рассказывал про ядовитые самолёты, сеющие безумие на улицы города. А мне же казалось, что оно само зарождается из грязи, в тёмных переулках, канавах и канализации, из нечистот и остатков жизнедеятельности, проникая в наше сознание, склоняя чашу весов не в ту сторону.
* * *
Я жил в той же квартире, в которой прошли наши лучше годы с О. Центральный район, последний этаж, помню, как О. всё время боялась, что протечет ветхая крыша, ведь этому кирпичному дому было почти сто лет. Брать кредит в двадцать семь на всю оставшуюся жизнь было неприятно, хотелось точно сделать правильный выбор и, вообще, связать себя совместно выбранным жильём было немного страшно. Но жить на съёмной квартире мы оба больше не хотели, достаточно было и трёх лет, меня смущал контроль со стороны арендодателя, хотелось чувствовать себя свободнее, а О. раздражало то, что она не может сделать существенных перестановок. Она всегда мечтала о больших окнах в пол, чтобы свет наполнял комнату, питая раскинувшуюся импровизированную оранжерею. О. всё время ходила с пульверизатором и опрыскивала свои орхидеи, рододендроны и даже большой папоротник, которому она дала имя Цезарь. В жару и мне доставалось немного влаги из пульверизатора. Цезарь единственный остался при мне, остальные цветы я раздал Свете и бывшей девушке М. Вы знали, что папоротники живут до ста лет? Так что, и дом, и папоротник, вполне могут меня пережить.
Лифт время от времени не работал, мне пришлось подниматься пешком по широкой лестнице с кованными перилами. На пятом этаже я наткнулся на Свету, она сидела на ступеньках с почти пустой бутылкой красного вина.
– Привет, ты знал, что у вас в подъезде свет выключается автоматически, если не двигаться?
– Да, – сказал я, остановившись на несколько ступенек ниже.
– Прости, знаю, ты занят… – она замялась, – да и вообще, не уверена, хочешь ли меня видеть. Но мне очень нужно с тобой поговорить…
Она была достаточно сильно пьяна, кудрявые растрёпанные волосы, излишне ярко красная помада, чёрное платье, слишком короткое для этого времени года и для такой позы. Света быстро это поняла и поспешила сдвинуть ноги в бок и поправить подол.
– Давай я лучше вызову тебе такси, – я потянулся за телефоном.
– Подожди! – она поставила бутылку на ступеньку, и её лицо исказилось гримасой сожаления и чувства стыда. Через мгновение она зарыдала, обхватив лицо руками.
Я остался стоять на месте, хоть мне и было не по себе. Она вовсе не была мне противна, скорее наоборот. Но это было невозможно. В параллельной реальности, во сне, на Луне или Марсе, но не здесь, не сейчас, не после всего, что с нами было, не с моей жизнью и тем более не с её. Мне стало горько на душе, я всё-таки сделал эти пару шагов, нагнулся и поцеловал её в макушку, вдохнув приятную смесь кондиционера для волос и духов.
– Пойдём, сделаю тебе кофе, – я помог ей подняться. Света всё ещё хныкала и тут же уткнулась мне в грудь.
– В апреле труднее всего, – процедила она сквозь слезы.
– Мне тоже…
Придерживая её одной рукой, я достал ключи и повернул в замке. Через несколько минут мы сидели на кухне, а я неуклюже пытался заварить кофе, сам его не пил, но банка для гостей имелась, как правило, для клиентов, которых я принимал на дому – держать отдельный офис было не по карману.
– Как ты с этим справляешься? Прошло уже пять лет, а я до сих пор не могу привыкнуть, – сказала Света, вытирая слезы бумажной салфеткой.
Я не знал, что ответить, потому что, на самом деле, не справлялся, и достаточно было оглядеться вокруг, чтобы это понять. Просторная кухня выглядела безжизненно, от двух банок супа Энди Уорхола на стене осталась только одна, другая, с треснутым стеклом и сломанной рамкой после удара кулаком, покоилась в забитой доверху кладовке, пустые полки, пустой холодильник, плита в качестве продолжения столешницы для множащейся упаковки заказанной еды, сгребаемой в большой мусорный пакет только по праздникам – в день прихода клиентов. И это лучшая из трёх комнат, в спальню и бывшую гостиную, ставшую офисом для работы, посторонним лучше было не заглядывать. Единственным спасением был минимализм: я избавился от множества ненужной мебели, цветов и вещей О. Сделал я это примерно два года назад в попытке начать новую жизнь, которая, очевидно, не увенчалась успехом.
– Посмотри вокруг, посмотри на меня, похоже, что я справляюсь? – грустно улыбаясь, сказал я и передал Свете кружку.
– Тебе надо поработать над кофе, – отпив и немного поморщившись, сказала она.
Мы молчали некоторое время, затем она сказала:
– У меня появился мужчина… – она сделала паузу, ожидая моей реакции.
Я почувствовал некоторое облегчение, что данное признание не касалось меня, но промолчал, давая ей выговориться.
– Мы встретились на йоге, младше меня на три года, в разводе… – начала она перечислять факты, словно составляла анкету для сайта знакомств. – Состоятельный, любит путешествия и спорт, – я представил округлившегося Мишу на диване их квартиры, который за девять лет брака растерял свой ухажерский запал, включающий энергию к действию, нравящуюся практически всем женщинам без исключения. – Мы выпили как-то по чашке кофе после занятий, а потом начали переписываться, – продолжила рассказ Света, чеканив слова, словно монеты. – Я почувствовала себя такой живой, не знаю, как это передать… – её голос задрожал, она замолчала на мгновение, а затем сорвалась: – Ты думаешь, я сука?! Шлюха?! Ты, наверное, презираешь меня?! – её голова рухнула в ладони прямо над чашкой кофе, едва ли аромат кофейных зерен мог ей помочь.
Она больше не рыдала, лишь тяжело дышала и немного дрожала всем телом.
– Не мне об этом судить, но советую подумать о близких и не причинять им боль. Идти на это стоит только в случае, если остаться будет равно причинить ещё больше страданий, – сказал я.
– Я уже с ним спала! – Света подняла голову и устремила на меня свои красные глаза. – И это было лучшее, что со мной случалось за долгое время!
Я подумал, чтобы сказала О.? Она, в отличие от меня, была гораздо более понимающим и снисходительным человеком. Я же чувствовал разочарование, но не сильное, ибо поймал себя на мысли, что вся эта ситуация не слишком меня трогает. В этот момент флешка в кармане словно разогрелась, а из кабинета послышался далекий едва различимый зов. Кроме того, вся эта ситуация была логичным продолжением несоответствия тактов их с мужем жизней – маленькая трещина стала разломом.
– А ты знал, что Миша был влюблен в О.? – внезапно сказала Света со злостью.
Я почувствовал, как она хочет до конца прожить роль падшей женщины, в которую себя же и записала. В глазах появился характерный ведьмин блеск, голос изменился. В моём немногословном лице ей не хватало публики, нужно было больше осуждения. Она жаждала наказания.
– Дурак, думал, что я не замечаю, как он на неё смотрит, – цедила она сквозь зубы. – Но я его жалела, а вот её за это ненавидела! Жестоко, позволять кому-то себя любить, но не любить в ответ.
У меня вновь заболела голова. Её едкие слова-стрелы достигли цели.
– Знал, но это всё ерунда. Если ты хочешь быть наказана, то ты не по адресу, и грехи я тебе отпускать не собираюсь.
– Да пошёл ты на хер! – она запустила в мою сторону кружку с остатками кофе, та разлетелась вдребезги, оставив на стене характерную тёмную кляксу.
Затем Света быстрым шагом направилась к двери, распахнув её, замерла на пороге, обернулась и сказала:
– А я тебя любила… Ты думал, как бы могло всё сложиться, зайди мы дальше пьяных поцелуев?
– Ничего хорошего бы не вышло.
Она с грохотом захлопнула за собой дверь.
– Всё-таки плохой день, – пробормотал я, доставая бутылку виски из комода.
Я стоял напротив пятна и смотрел на потёки, эти слова могли бы пробить меня насквозь и оставить подобный след на стене, но этого не случилось. Я сделал глоток, небрежно протер испачканные поверхности, пожалуй, это здесь надолго. Долив виски, направился в кабинет. Полночь, три стакана пива и сто грамм золотистого напитка – самое-то, чтобы пораскинуть мозгами. Три высоких окна в пол зияли чёрными дырами, с улицы доносился отдалённый гул автомобилей, не унимающихся круглые сутки, прогремел предпоследний трамвай. Но не улица интересовала, а два на один магнитная доска, заваленный папками стол и покрывшийся плотным слоем пыли компьютер.
Четыре мёртвых девушки смотрели на меня с улыбкой, мне вовсе не хотелось получить пятую фотографию на доску. Над расставленными в хронологическом порядке фото были указаны даты: «12.03.2024», «13.09.2024», «12.11.2024», «06.03.2025» – разные дни недели, с виду никакой магии чисел или хитрой закономерности. Но важным здесь являются интервалы: между первым и вторым убийством полгода, вероятно, это были полгода сомнений и борьбы с самим собой, а после сокрушительного поражения – дополнительное время на более тщательную подготовку. Перерыв на зиму подтверждает его чрезмерную осторожность – он не хотел оставлять следы на снегу, или это не соответствовало образам в его голове? Можно было б сделать расхожее предположение о осенне-весеннем обострении и выраженной психопатии убийцы, но я видел его иначе, вполне вменяемым: с работой, знакомыми, но, правда, без близких друзей. На счёт семьи я сомневался, мне он казался весьма одиноким человеком.
Я включил компьютер, и он недовольно затрещал вентилятором, не слишком сильная затрещина привела его в чувство, ритм нормализовался. Пока грузилась операционная система, я взял маркер и написал на доске: «Причины», а под ним: «Реализация сексуальных фантазий», «Импотенция?». Слишком очевидно, мало, что даёт. Добавил: «Сожаление и попытка вернуть утраченное?». Идём дальше. «Повод»: «Потеря?», «Работа или член семьи?». «Объект»: «Воспоминание молодости?». «Поэтому утрачено?», – подумал я. «Возможность»: «Тотальная продуманная слежка», «Одержимость», «Много свободного времени?».
«Орудие» – здесь нам помогут отчеты судмедэкспертов. У первой девушки так называемое механическое задушение скорее всего руками. Смерть наступила от гипоксии, присутствуют характерные кровоизлияния в глазах, ссадины по бокам шеи, некоторые весьма обширны, в том числе, образовались подкожные кровоподтёки, видимо, из-за оказываемого сопротивления и сильного возбуждения он с яростью сжимал пальцы так, что образовались переломы подъязычной кости и щитовидного хряща. Но отпечатков не было – использовались перчатки.
У оставшихся девушек отсутствуют обширные ссадины и кровоподтёки на поверхности шеи – преступник использовал какую-то прокладку, например, предметы одежды самих жертв. Но данная версия не может быть подтверждена анализом частиц, который выявил в области шеи и рук следы химикатов. Это были чистящие средства со стандартным составом, их можно купить в любом хозяйственном магазине. Девушки сопротивлялись и могли поцарапать его, но он тщательно почистил под ногтями. После убийства Х. приводил тела жертв в требуемый для его жуткого ритуала порядок.
Но у всех четырех имелись синяки на руках и локтях, возможно, полученные при падении и в процессе придавливания к земле. Убийца в хорошей физической форме, достаточно силен, чтобы справиться с молодой здоровой девушкой – никаких наркотических примесей или алкоголя в крови жертв не обнаружено.
Есть несколько нечётких отпечатков обуви сорок второго размера, но каждый раз с разным протектором. Он всё время был в разной обуви?
«Свидетельства» – здесь глухо, разве что записи видеокамер? Компьютер давно загрузился, а стакан почти опустел, благо бутылка была под рукой. Я сел за стол, вставил флешку, записи были заботливо распределены по папкам с номерами жертв и далее по каталогам: «Кофейня», «Вход в парк», «У дома жертвы» и так далее.
Я погасил свет, нацепил наушники, включил случайную подборку зарубежной рок музыки и уставился на экран, начав с конца. Последняя жертва, кофейня, день смерти. Я знал, что не увижу его здесь, в этот роковой час он уже ждал её в парке. По этой тёмной тропинке ходило достаточно много людей, все торопились сократить путь. Важнее попасть домой быстрее на три минуты, чем пройти в безопасности по центральной освещённой парковой аллее, так ведь? Кто мог спасти её, случайный прохожий, собачник со своим питомцем или любитель пробежек перед сном? Мог ли кто из них видеть странную тень в кустах за деревьями?
Но в кофейне всё ещё горел свет, несколько редких посетителей в четверг вечером. Хоть запись и не передаёт звук, но, вероятно, её последними услышанными словами были: «спасибо» и «до свидания». Говорил ли им что-то убийца? Перемотаем на середину дня, заглянул ли он убедиться, что она на работе или сидел в машине поодаль и наблюдал? Я взял блокнот и сделал запись: «Проверить одинаковые машины в ключевых местах минимум за неделю до убийств». Надеюсь, полиция позаботилась о такой очевидной возможности. Разношерстный народ сменял друг друга, камера была установлена верно: она захватывала входную дверь и прилавок, так что, можно было разглядеть лица посетителей. Мог ли он так рискнуть и попасть на запись?
Глоток, новые персонажи, сливающиеся в единую массу плохого разрешения видео, глоток, минуты, часы текли в обратном направлении, глоток, мир за окном стих…

Глава 2. Пятое апреля
Я очнулся прямо в кресле перед экраном, на котором продолжало идти видео, оно уже подкралось к финалу. За окном начало светать, голова пульсировала от боли, под ногами валялась почти пустая бутылка. Я попытался встать, но чуть не упал, выругавшись, опираясь на всё подряд, двинулся в сторону дивана и с размаха рухнул на него, добраться до спальни не представлялось возможным. В голове проносился поток пугающих, бредовых мыслей, словно видел сам себя на видео. Вот я зашёл в кофейню, на мне было зимнее пальто и почему-то широкополая шляпа, от части закрывающая обзор камере, на руках красовались кожаные перчатки, на шее был пашминовый шарфик. Мне было очень жарко и хотелось пить. Из этого ада меня вырвал особый сигнал телефона, установленный на сообщения от М. Благо я мог дотянуться до трубки рукой. Текст гласил: «Он опять это сделал. Лесопарк Озёрный. Девочке всего шестнадцать. Подробности вечером, работаем на месте».
Электрически разряд усадил меня на диван. «Сука! Сука! Сука!..», – проносилось в мыслях. Я сжал кулаки с такой силой, что ногти впились в ладонь, заставляя чувствовать боль. Я должен был себя наказать и уже сделал это. Встав с дивана, направился в туалет, где вставил два пальца в рот. Прочистившись, выпил сильное обезболивающее и залез в душ. Я не мог ждать вечера и довольствоваться фотографиями, мне нужно было увидеть всё своими глазами. Перед уходом бросил взгляд на кофейное пятно на стене и получил новую волну стыда и ощущения собственной беспомощности.
Такси несло меня по улицам пробуждающегося города, а я не мог оставить мысли о тех, кто не вернулся этой ночью домой, о тех, кто потерян, о тех, кто в отчаянии ищет, как это делал я. Всем нам нужно было простить себя, но как это было сделать, находясь по эту сторону.
Мы выехали на окраину: трущобные старые дома, полные наркоманов, проституток и мелких преступников – этот район пользовался плохой репутацией. Некогда красивые места были изуродованы уже заброшенной асбестовой фабрикой, отравившей не только озёра, ставшие выгребными ямами, но и местных жителей, подарив им раковые заболевания на несколько поколений. Место преступления отличалось от прочих, в прошлом это были городские парки в нормальных районах в пределах города. Почему он сменил тактику? Или полиция хочет повесить очередную загубленную местную душу на нашего убийцу? Но М. не мог так ошибиться, ему в этом вопросе я доверял. Лесопарк раскинулся на несколько километров, подъездов к нему было много, но мне повезло увидеть полицейскую машину. Уточнять место у брата было бесполезно, когда он писал сообщение, то явно не ожидал, что я выкину такой номер, ибо у нас были достаточно строгие договоренности, и посещение места убийства в первый же день было строжайшим табу.
Я вылез из машины и вдохнул полной грудью, меня всё ещё немного тошнило, голова была пыльной, взгляд затуманен, но утренняя прохлада, солнечные лучи, пробивающиеся сквозь тучи, и смесь действующих веществ дротаверина, кофеина, непроксена, парацетомола и фенирамина10 дарила облегчение. Дорога соединяла микрорайон и лес, огибала его с двух сторон и уходила дальше, в пригород. Она не пользовалась большой популярностью, потому что в нескольких километрах отсюда были построены новые развязки. Асфальт потрескался, разделительные полосы стёрлись, поток денег в это место пересох, словно река, с тех пор как завод закрыли. Его серые бетонные массивы виднелись из-за деревьев, подходящие железнодорожные пути были разобраны, лишь остатки виднелись в зарослях кустарника. В сам лесопарк вела просёлочная дорога, там и остановилась патрульная машина, преградив путь зевакам.
Ничего не оставалось, я позвонил М., но он не взял трубку. Один из местных с собакой упёрся в кордон и о чём-то беседовал с полисменом. Я быстро накидал сообщение для М.: «Я в Озёрном, пропусти или придётся позориться, когда меня поймают в кустах при попытке вломиться на место преступления». Это сработало – раздался телефонный звонок:
– Ты совсем охренел?! – злобным полушепотом прохрипел М.
– Сделай это, ты мне должен.
– Должен?! – тяжелый вздох. – Хер с тобой. Ты по направлению из восьмого участка, гражданский консультант… – М. замялся, сочиняя на ходу, – по поведенческому анализу. Если кто-то спросит, зачем второй, скажешь, что дело сложное. Сейчас сообщу патрульному.
Я направился к полицейской машине, разговор стал различим:
– …и чё, прям весь парк? – сказал мужик в пуховике с расстёгнутой наполовину молнией, за которой виднелась белая засаленная футболка.
– Ещё раз повторяю, весь парк закрыт, и прошу Вас, уберите собаку, – косясь на дворнягу на поводке, но без намордника, сказал полицейский.
– Ну и хуйня, – сплюнул мужик и одёрнул пса.
Зашипела рация, полицейский принял сообщение, и я был тут как тут.
– Здравствуйте, А. – гражданский консультант по поведенческому анализу, – сказал я.
– Проходите, – мотнул головой патрульный. – Знаете куда?
– Нет, – пожал плечами я.
– Прямо, первая тропинка по правую руку, по ней, не сворачивая, в сторону завода, дальше разберетесь, – сонным голосом пробормотал сержант, вяло жестикулируя в сторону леса.
– Спасибо, – я двинулся по слегка размякшей аллее.
По бокам высились ели, напирающие друг на друга, трава ещё не вымахала после зимы, а кусты не успели загуститься пышной зеленью. На центральной широкой аллее были редкие полусгнившие скамейки и покосившиеся фонарные столбы без ламп, с обрезанными проводами. Кругом валялся мусор, бутылки, шприцы и презервативы, но большинство из этого богатства осталось ещё с прошлого года, свежие поступления ожидались с приходом тепла в мае. Где-то впереди должны были появиться озёра, вернее то, что от них осталось, но я свернул на едва заметную тропинку, уходящую в сторону предприятия по производству асбеста.
С каждым шагом нарастала тревога, ощущения были знакомы – поисковые группы, дни прочесывания полей, парков, лесов, пустырей и заброшенных зданий. Мне начало мерещиться, что там лежит О., словно она пропала несколько дней назад, ещё не тронутая увяданием, но безвозвратно потерянная. Это ужасное ощущение – состояние между пугающей неизвестностью и безжалостной определённостью в виде мёртвого тела.
Я вспомнил, как на седьмой день пропажи О. рано утром раздался звонок, я едва спал в те дни, всё было словно в тумане – сомнамбулическое действо, а не жизнь. Это был М., он сообщил, что нашли девушку без документов, по приметам похожую на О., её тело было доставлено в морг. Он предложил самостоятельно провести опознание, но я настоял, что сделаю это. Притупление усталости было развеяно адреналином сильного волнения. Каждая секунда того томительного утра длилась вечность. Особенно длительная процедура опроса со стороны следователя о приметах О., её одежде и внешнем виде. Хотя всеми этими данными полиция давно располагала. Только сильно позже я узнал, что это делается специально, чтобы воскресить в воспоминаниях образ близкого человека. Меня завели в одну из комнат, где посередине стояла каталка, накрытая белой простыней, и предупредили, что внешность после смерти сильно меняется, кроме того, у найденной девушки была открытая черепномозговая травма и гематомы на лице. Помню, как мне было холодно, я стиснул зубы, чтобы не застучать ими. Полицейский спросил, готов ли я. У меня хватило сил только кивнуть, в этот момент тошнота уже подступила к горлу. Но в первое же мгновение я понял – это не она, испытав сильную разрядку, замотал головой из стороны в сторону и пробормотал:
– Не она, это не О., нет…
– Вы уверены? – уточнил следователь. – Родственники часто не узнают своих близких после…
– Нет, – настоял я и поспешил отвернуться.
На следующем перекрестке тропинок девушка полицейская замахала руками и прокричала:
– Извините, мужчина, сюда нельзя, полицейская операция!
– Я консультант, у меня допуск, вас разве не предупредили? Можете уточнить у старшего следователя М., я прибыл по направлению из восьмого участка.
Девушка растерялась от такого количества высыпавшихся на неё неизвестных фактов. Видно было, что она только недавно поступила на службу.
– Тогда Вам туда, – она указала в сторону, где между деревьями виднелись жёлтые ленты и фигуры людей.
Шишки и еловые ветки устилали землю, тропинка практически скрылась в сильно примятой траве. «Они успели всё здесь проверить и сфотографировать или просто затоптали?», – подумал я, внимательно глядя под ноги, словно пытался отыскать знакомый след сорок второго размера. Большие покрытые мхом валуны стали молчаливыми свидетелями убийства, я надеялся, что в этот раз не единственными. Здесь было слишком много народа, они в броуновском движении бродили между деревьями в поисках улик, расширяя зону по приказу М. Бледный, позеленевший стажёр не мог справиться с лентой, но был рад, что ему не приходится работать рядом с трупом. Позади, в прорехах между деревьями, виднелась другая подъездная дорога, где припарковались все машины, и был развёрнут оперативный штаб. В центре всего действа спиной ко мне стоял М., по правую руку от него был фотограф-судмедэксперт, а по левую невысокая женщина в сером плаще с тёмными волосами, завязанными в косичку. Возле них, в полуметре лежала девушка, издалека мне показалось, что она во всём белом, словно в саване.
М., будто почувствовав моё приближение, как только я подлез за ленту, развернулся на сто восемьдесят градусов и поспешил навстречу.
– Давай-ка отойдём в сторонку, – в пол голоса обратился он ко мне, прихватив под локоть. Мы прошли буквально пару шагов, М. остановился и немного прищурив глаза сказал:
– Ты запомнил легенду? Если шеф узнает, что мой братец – частный детектив ошивается на месте преступления, тем более такого, – он помотал головой из стороны в сторону, – будет полный… ну понял. Ты ведь в курсе, что как минимум половина участка тебя знает в лицо? Чудом, их здесь нет.
Пока М. говорил, я обратил внимания на его внешний вид: та же самая кожанка и серая рубашка, давно требующая хорошей стирки и глажки, красные глаза, грубая щетина – ну в этом мы были похожи.
– Я тебя прекрасно понял, – сухо ответил я.
– И ещё, позже обязательно разберемся кто кому чего должен. А теперь идём, и прошу, ничего не трогай и лучше помалкивай.
Мы подошли к телу. Судмед сразу обратился к М.:
– Я закончил, забираем?
– Дай нам пять минут, – ответил брат и продолжил, обращаясь к девушке в плаще: – Это ещё один наш консультант по поведенческому анализу – А.С. А это Алиса Ян, так же наш консультант по этой теме, – М. развёл руками в стороны, неловко улыбаясь.
– Здравствуйте, – протянула мне руку в белых резиновых перчатках настоящий консультант полиции.
– Очень приятно, – кивнул я и слега пожал руку в ответ, но тут же поймал себя на мысли об ужасных обстоятельствах встречи, но не стал отпускать неуместные комментарии на этот счёт.
Девушка была с виду слишком молода, но, возможно, её азиатские корни не давали мне правильно распознать возраст. Карие глаза и прозрачные очки в чёрной оправе, мелкие аккуратные черты лица, волосы короткие, но не слишком, достаточно, чтобы завязать маленький хвостик на затылке. Её руки и всё тело, насколько это можно было понять сквозь верхнюю одежду, были тонкими и хрупкими.
Всё это время я не разглядывал жертву, мне было страшно акцентированно посмотреть в её сторону. Наконец-то я взял себя в руки и опустил взгляд.





