Посейдень

01. Проходите

Раньше я занимался поставками кирпича. Прихожу как-то на стройку. Там новый охранник. Меня обычно пропускали без вопросов. А он интересуется:

– Есть у вас документы?

– Нет.

– Что за компания?

– «Гиперион».

Он задумался на секунду и говорит:

– Хм… это вы занимаетесь спортивными…

– Кирпичами, – стараюсь ускорить процесс я. – Мы занимаемся кирпичами.

– Спортивными кирпичами? – изумляется охранник.

Поняв, что разговор не задался, отвечаю:

– Именно. Спортивными кирпичами. Здесь будет Дом Ветеранов Сцены. Оборудованный спортзалом нового поколения. Его стены не построишь из обычного кирпича. ГОСТ не позволяет. Только из спортивного.

– Ясно, – умно кивает сторож. – Ладно. Нужно занести в журнал. Имя, фамилия?

– Сергей Довлатов, – серьёзно говорю я.

– Проходите!

02. Собеседование

Я тут работу искал. Ходил по разным собеседованиям, соблюдал формальности, надевал белую рубашку, чтобы выглядеть учтиво, а сверху натягивал свитер, чтобы не казаться подхалимом. Работу искал в сфере копирайтинга, поэтому бывал на интервью в самых разных компаниях – ведь сегодня все хотят выглядеть хорошо хотя бы на словах. Были и энергетики, и сталелитейщики, и брендинговые агентства, и туристические фирмы, но больше всего мне запомнилось собеседование в холдинге «Голытьба МСР».

«Голытьба МСР» – это сеть одёжных магазинов, торгующих стоком из Европы. Сами магазины, естественно, называются иначе, но по документам компания значится именно под таким названием с подачи юморного гендиректора Степана. Впрочем, главный офис фирмы сразу же дал понять, по какую сторону прилавка находится голытьба. Собеседование проходило в бывшем доходном доме на берегу Фонтанки, со временем превратившемся в ещё более доходный дом – бизнес-центр. «Голытьба МСР» сегодня занимает весь его четвёртый этаж, отделанный позолотой, мрамором и лепниной ещё интенсивнее, чем первые три. Примечательно, что, подобно Эрмитажу, этот бизнес-центр оснащён несколькими породистыми котами, презрительно измеряющими взглядами всех прибывших на собеседование.

В приёмной компании милая секретарь Алёна в юбке с поясом до груди встретила меня со всеми подобающими церемониями, предложила чай, кофе и заполнение вороха анкет и тестов на профпригодность.

В анкетах всегда такие странные вопросы.

«Как Вы узнали о нашей компании?»

Видел вещий сон, русалка выкладывала имя вашей компании телами буревестников на скалах.

«Почему Вы хотите работать именно у нас?»

Потому что зарплаты, которую вы предлагаете, хватит, чтобы выкупить часы вместе с ломбардом.

«Какую задачу Вы бы отказались выполнять?»

Я готов воровать и убивать, если это необходимо, я готов похитить младенца из колыбели или спровоцировать государственный переворот в небольшой стране, но умоляю, не заставляйте меня что-либо продавать.

«По каким качествам, прежде всего, Вы оцениваете Ваших коллег?»

Пол, юбка с высоким поясом, способность понять шутку про электрика-буддиста.

«Как Вы справляетесь со стрессовыми ситуациями?»

Говорю, что мы оставим этого ребёнка, а следующим утром переезжаю в другой город.

«Что, по Вашему мнению, отличает Вас от других кандидатов?»

Доказано, что моя ДНК не имеет аналогов в мире и уж точно не повторяется в клетках других кандидатов.

Возможно, вам кажется, что я отвечаю в анкете слишком резко. Возможно, вы даже предположите, что именно поэтому я так долго ищу работу. Возможно, будете правы. Но важно другое: отвечая на вопросы подобным образом, я сам анкетирую своего потенциального работодателя. Долго ли я выдержу на творческой должности, если у моего начальника будет отсутствовать абстрактное чувство юмора? Недолго. Поэтому лучше такие вещи выяснять первым делом.

С профтестами всё ещё проще: там не нужно никакой смекалки, достаточно отвечать на близкие по смыслу вопросы совершенно противоречиво. Неважно, какие абсурдные профессиональные и психологические качества тесты выявят таким образом. Важно то, что это тестирование не сможет влезть вам в душу, а значит – не лишит парочки козырей в рукаве.

Секретарь Алёна куда-то унеслась с результатами моих стараний, а через несколько минут вернулась и пригласила в переговорную. Там меня поджидало начальство «Голытьбы МСР»: Степан, сразу напомнивший типажом Дэнни Де Вито, и Бронислава, одним лишь взглядом облёкшая меня в такой холод, что мне показалось, будто я стою в карауле в Чите январской ночью, а собеседование – это всего лишь мой сон на посту. Очнувшись от виде́ния, я с ужасом заметил, что мои профтесты, анкета и, надо полагать, карьера в «Голытьбе МСР», находятся в длинных тонких белых пальцах Брониславы.

Поздоровавшись и соблюдя все необходимые «очень приятно», мы сели во вращающиеся кресла и приступили к собеседованию. Первые три минуты Степан, добро улыбаясь, задавал мне общие вопросы, а я честно на них отвечал. Бронислава же молча изучала мою анкету, и по мере прочтения её худое лицо приобретало всё более отсутствующее выражение. Наконец она не выдержала и, перебив Степана, произнесла:

– Сергей. У меня есть несколько вопросов по вашей анкете.

– Я здесь, чтобы ответить на них.

В общем-то я уже понял, что работа в «Голытьбе МСР» мне не светит, но если уж надел свитер на рубашку, то нужно играть до конца. Бронислава очень серьёзно сказала:

– На вопрос «Как Вы узнали о нашей компании?» вы ответили: «Видел вещий сон, русалка выкладывала имя вашей компании телами буревестников на скалах».

Степан оживился и хотел было засмеяться, но не успел, поскольку Бронислава продолжила:

– Вы действительно верите в вещие сны?

– Разумеется, – оскорбился я. – Русалка, выкладывающая морскими птицами «Голытьба МСР», не может быть просто совпадением. Проснувшись, я немедленно загуглил эти слова, и тут же обнаружил вашу вакансию. Кстати, согласно соннику майя, буревестник снится именно к собеседованию.

Степан что-то соизмерил в уме и с улыбкой посмотрел на Брониславу. Та холоднее прежнего сказала:

– Хорошо, Сергей. Далее… насколько я поняла, ваши часы сейчас в ломбарде. У вас финансовые проблемы?

И тут я начал понимать, что она не издевается. Чёрт возьми, она действительно приняла за чистую монету всю ересь, что я нёс в анкете, и теперь, согласно её стальным принципам, задавала дополнительные вопросы по каждому пункту. Степан посмеивался над репликами Брониславы, но она, очевидно, привыкла, что он смеётся всегда. Я радуюсь за людей вроде Степана. Хотел бы я постоянно быть таким же беззаботным.

– Тут дело в другом, – напуская серьёзность, сказал я. – Мои часы оказались в ломбарде по ошибке. Мой сосед по квартире принял их за свои в тот день, когда мы разъезжались. К счастью, позже в тот же день он понял, что совершил оплошность, и бросил мне в почтовый ящик квитанцию из ломбарда, чтобы я мог свои часы выкупить.

Степан засмеялся сильнее прежнего, а Бронислава бровью немного приподняла своё каштановое каре.

– Но… вы уверены, что сможете выкупить их вместе с ломбардом, если мы примем вас на работу? Ведь не факт, что этот ломбард продаётся и вообще…

– Ну по́лно, Бронислава, это уже не наше дело, – сказал Степан, подмигнув мне.

Ему явно не терпелось узнать, что будет дальше. Оставалось надеяться, что решение о приёме на работу будет в большей степени зависеть от него. Я даже начал думать, что у меня появился шанс. Бронислава поправила очки и продолжила:

– Далее, Сергей, вы написали: «Я готов воровать и убивать, если это необходимо, я готов похитить младенца из колыбели или спровоцировать государственный переворот в небольшой стране, но умоляю, не заставляйте меня что-либо продавать».

Степан от смеха потерял способность говорить. Бронислава сурово посмотрела на него, но промолчала и снова вопросительно выстрелила глазами в меня. Запахло хвоей, опять подступала Сибирь. Я понял, что с этим ответом и впрямь переборщил, но делать было нечего.

– Послушайте, – решительно сказал я. – Все мы не без греха и…

Я почувствовал, как мои ногти покрываются инеем. Степану едва удавалось дышать между приступами хохота.

– …Я не это хотел сказать! Я просто хотел, чтобы вы поняли: я могу убить словом! Могу украсть словом или чего похуже – всё что угодно. Я, как это ни грустно произносить, копирайтер, слова – это моя профессия. Я должен уметь делать ими всё, что угодно, вы понимаете, о чём я говорю?

– Нет, Сергей, боюсь, что я вас не понимаю, – прошипела Бронислава. – Объяснитесь.

– Хорошо, – сказал я, напрягая воображение. – Приведу конкретный пример. Недавно заполнял сайт компании, которая занимается… вертолётными экскурсиями. На главную страницу поместил текст под названием «С НАМИ ВЫ УЛЕТИТЕ!»

Степан немного успокоился, ослабил галстук и, посмеиваясь, налил себе нарзану.

– Хорошо, – недоверчиво сказала Бронислава. – Что дальше?

– Дальше конверсия клиентов за месяц увеличилась на 216 %. Эти люди улетели, Бронислава, и не в последнюю очередь благодаря мне. Я отправил их в полёт словом! Поэтому если вы хотите, чтобы голытьба наконец была одета, вам не нужно акцентировать внимание на таких мелочах как убийство или киднеппинг. Вам нужен человек, который обращается со словом, как ниндзя с револьвером! Ваши клиенты улетят без вертолёта, когда почитают мои тексты. Они будут драться на кошельках за ваши джинсовые комбинезоны. Будут проникать в магазины вентиляционными шахтами после закрытия, чтобы получить чёртов пуловер. Они сдерут последние корпоративные рубашки с продавцов, когда кончится товар на складах…

Я понял, что меня понесло слишком сильно, поскольку теперь у Степана и Брониславы были уже одинаковые лица. Понял, но остановиться уже не мог. Плохо помню, что нёс дальше, помню лишь, что, когда закончил, Степан залпом ликвидировал стакан нарзана и выдохнул:

– Мы вам перезвоним.

А Бронислава ничего не сказала, просто покосилась одним глазом на дверь, не спуская второй с меня. Я вышел в приёмную, обнял секретаря Алёну на прощание и покинул здание.

На набережной Фонтанки по голень в грязном снегу фотографировались жених и невеста. В небе таял след самолёта, проводя недвусмысленную параллель с моими надеждами на работу в «Голытьбе МСР».

Что ж, подумал я, хорошо, что до шутки про электрика-буддиста не дошли.

03. В парикмахерских всегда смеюсь

Я стригусь рекордно редко, но как только сажусь в парикмахерское кресло, сразу что-то происходит. Любая парикмахерша знает, что если мужчина идёт стричься, то он уже сожалеет о потерянном времени. Если хотя бы не развлекать его во время стрижки, то он больше в жизни не придёт. Лучшую парикмахершу из всех, каких я знал, звали Виктория, и мне нравилось называть её полным именем. Минимум макияжа, джинсовые шорты, талия и бёдра в точности как у жены кролика Роджера. Мощные желваки, скулы в нужной диагонали, умеренно широкие зубы – всё в ней было подчёркнуто круто. Виктория работала в парикмахерской на Васильевском острове, недалеко от бистро «Алиса», над которым я снимал комнату в коммуналке.

Чтобы я всегда приходил только в её смену, Виктории было бы достаточно просто стричь меня. Впрочем, при определённых обстоятельствах можно было обойтись и без этого.

Когда я в один из первых раз сел в её кресло, и она взяла в руки опасную бритву, и посмотрела из-за моей спины через зеркало, и сверкнула лезвием у моего горла, и спросила на кого я работаю, у меня просто не мог не встать.

– Это ты работаешь, – сказал я. – Я плачу́.

Тогда она приступила к делу, попутно расспрашивая меня о вибрациях.

– Не правда ли интересно, – говорила Виктория, – что во всём, что любит человек, присутствуют вибрации.

– Вибрации?

– Да, вибрации. Мы любим всё ритмичное, размеренное. Музыка, океаны, секс, рёв мотора любимой машины. Вибрации.

– Это из-за биоритмов. Мы живём в очень ритмичной среде: сутки, месяцы, времена года, эпохи. Всё пульсирует.

– Кто-то меряет время годами, а кто-то – музыкальными альбомами, – сказала Виктория, включив радио, какую-то регги-радиостанцию.

– А кто-то – походами в парикмахерскую, – сказал я.

И вот Виктория берёт машинку для стрижки и вибрации наполняют мою черепную коробку. Когда машинка сменяется ножницами, я спрашиваю:

– Помнишь, что ты делала ровно год назад в этот же самый день?

– Вероятнее всего, мчалась с горнолыжного склона в Швейцарских Альпах вблизи Монтрё.

– Серьёзно?

– Конечно, нет. Я парикмахер. Так что я либо работала здесь, либо подрабатывала по вызову.

– Парикмахером?

– Разумеется.

Кончик моего правого уха летит на пол.

– А я часто вспоминаю, что делал в этот же день год назад. Это очень важно.

– И что ты делал год назад?

– Год назад я пришёл к своему товарищу, знаменитому кручёными усами, и сказал, что в будущем ему стоит позаботиться о том, чтобы стать министром культуры.

– А он что?

– Сказал, что скорее трахнется со слоном, чем свяжет свою жизнь с политикой. Сказал, скорее переедет из центра в Автово, чем станет министром культуры.

– Вот сноб.

– Ужасный сноб. Недавно не поздоровался со мной. Потом сказал, что я в тот момент был не в тренде, поскольку ел шаверму, представляешь?

– Дичь, – улыбается Виктория.

– Он сейчас ведёт литературные вечера, где современные поэты читают Маяковского. Называются «iCloud в слаксах».

– Никогда не слышала. Поэзия мне нравилась только в юности, когда я была сатанисткой.

Я вслушиваюсь в щелчки ножниц.

– Забавно.

– Что?

– Мне послышалось, будто ты сказала, что была сатанисткой.

– Когда мне было шестнадцать, разумеется, была.

– Ты хочешь сказать, что ходила на кладбище с подружками, вы там чертили пентаграммы, пили вино, менялись трусиками, воскрешали мёртвых?

– Мы уже тогда знали, что пентаграммы – это ерунда. Всё остальное верно.

– Хорошо. А то я уж было решил, что мои волосы пойдут на ритуальные цели.

– Нет, отдам их таксидермисту, как обычно. Подправит ими какого-нибудь сурка или лося.

– Большая честь для меня. А ты в юности и в гороскопы верила?

– Конечно. Пока однажды не прочитала, что овнов ждёт открытие многообещающих финансовых перспектив.

– И как прошло открытие?

– Я задумалась об этом предсказании, сходя с эскалатора, и он зажевал мою подошву. Пришлось бежать до института босиком. А позже в тот же день я потеряла девственность. Этот случай научил меня не забивать голову всякой ерундой, тем более я даже не овен, а скорпион.

– Я недавно увидел вакансию редактора в журнал о зодиаке и эзотерике. Главным требованием было «верить в сверхъестественные явления и магию». Позвонил им, спросил, можно ли записаться на собеседование, а они ответили, что собеседования у них проводятся удалённо, в астрале.

– А ты что?

– Я попросил уточнить время связи и на какой частоте работает их хрустальный шар. В итоге они сказали, что свяжутся со мной во сне, до сих пор жду.

– Обидно, возможно, это была работа твоей мечты. А сейчас ты где работаешь?

– У меня игрушечная фабрика.

– Своя фабрика игрушек?

– Своя игрушечная фабрика. Бывшая жена забрала ещё не все вещи, осталась сынишкина игрушечная фабрика.

– Ты ведь не только что это выдумал?

– Нет, гораздо раньше.

– Ты из тех людей, которые никогда ничего не говорят серьёзно?

– Я из тех людей, для которых есть вещи серьёзнее реальности.

В зеркале отражается один из плакатов с жеманными самцами-моделями. Я спрашиваю:

– Что ты думаешь о запрете пропаганды гомосексуализма?

– Думаю, что мы испытываем слишком много ненависти к людям, отличающимся от нас, хотя порой её стоило бы поберечь для тех, кто на нас похож.

– Ты бы понравилась Буковски.

– Откуда тебе знать?

– Я прочитал все его книги.

– Даже стихи?

– Стихи – нет. Нельзя быть мастером прозы и при этом писать хорошие стихи. Он сам говорил, что стихи для него – пустой жанр.

– Зачем тогда он их писал?

– Ему нравились чтения. Он обкуривался, напивался, читал свои отвратные стихи, люди ему аплодировали, просили автографы, потом он получал деньги, и вот – новый рассказ готов. Ну и ещё он всегда охмурял пару слушательниц, чтобы рассказ был не без сальностей.

– Ты бы Буковскому не понравился.

– Буковски не склоняется.

– Ты бы Буковски не понравился.

– Почему?

– Потому что этому сукиному сыну нравились только бухло, бабы и Хемингуэй, – сказала парикмахерша, и у меня снова встал.

– Тебе нравится Хемингуэй? – спросил я.

– Мне нравится, как он пишет про войну, но не про мирное время. Как только у него над головой не свистят пули, как в «По ком звонит колокол», он сразу становится невыносимым занудой. Шляется по ресторанам, выкаблучивается при выборе вина и злоупотребляет формулировкой «любили друг друга всю ночь». – Виктория театрально закатила глаза. – Как, например, в «Празднике, который всегда с тобой».

– Точно. Начинал читать «Прощай, оружие!» с надеждой, что прощание состоится в финале. А tenente на первых двадцати страницах поймал коленями вражеский снаряд и лёг в госпиталь. Чуть поправился и начал выкаблучиваться при выборе вина, соблазнять медсестёр, хамить на ипподромах…

– Я всё равно считаю, что это хорошая книга.

– Спереди не убирай длину, просто подравняй.

Однажды я спросил у Виктории, почему она работает парикмахером.

– Коплю деньги, чтобы открыть школу танцев на пилоне, – было её ответом. – Не хочу брать кредит, лучше воспользуюсь правилом трёх пи: потерпи, накопи и купи.

«Выходи за меня» – должен был сказать я.

Вместо этого я рассказал ей, как южные корейцы пересылают северным флешки со статьями из Википедии на воздушных шарах. А она сказала, что раньше думала, будто фундаменталисты – это те, кто заливает бетон в котлован. А я сказал, что идиома «много будешь знать – скоро состаришься» – это не просто фигуральное выражение, а самый настоящий факт, и Виктория со мной согласилась, открывая горячую воду, чтобы вымыть мне волосы.

Я вышел из парикмахерской и понял, что голоден. Зашёл в KFC на Среднем проспекте, заказал боксмастер и чай. Кассирша была недурна собой, но к сравнению с парикмахершей допущена не была. Она извинилась передо мной, поскольку заказ готовили долго, а я сказал:

– Ничего страшного. Сократ говорил, что лучшая приправа к пище – это голод.

Она сказала:

– Что Сократ?

Я повторил. Она сказала:

– Что вы имеете в виду?

– Забудьте.

Когда сэндвич приготовили, чай уже остыл. А через пару недель помещение парикмахерской выкупили, сделали там ремонт и открыли филиал какого-то оранжевого банка. Больше я никогда не встречался с Викторией. Возможно, мне стоило бы стричься почаще.

04. Последние на Земле

После конца света в живых остались лишь двое: мужчина и женщина.

– Что ж, – сказала женщина, развязывая свой галстук. – Думаю, мы должны продолжить человеческий род немедленно. Слезай с байка и раздевайся. Хотя нет, просто раздевайся.

– К чёрту человеческий род, – спокойно ответил мужчина. – Без людей планета наконец вздохнёт спокойно.

– Что ты такое говоришь! – воскликнула женщина. – Это наш долг!

Мужчина с интересом прикурил сигарету зажигалкой Zippo и сказал:

– Расслабься, детка. Все, кому ты была должна, мертвы.

– Но рожать детей – это моя обязанность перед Богом, – сказала женщина, вскинув чёрные, как нефть, брови. – Особенно теперь!

– Если бы Бог хотел продолжения человеческого рода, он оставил бы вместо меня кого-нибудь другого, – усмехнулся в бороду мужчина.

– Да ты с ума сошёл! – возмутилась женщина, расстёгивая на себе китель. – Мы должны бороться! Скорее! Никто не знает, сколько мы с тобой протянем! Мы должны воспитать детей!

– И… приучить их к инцесту? – спросил мужчина, слезая с мотоцикла.

– Что?..

Она перестала раздеваться.

– Иначе ведь не получится продолжения рода, ты об этом подумала? Чтобы заново заселить Землю, нашим детям придётся заниматься сексом друг с другом и с нами. Это всё ещё кажется тебе разумным?

– Адам и Ева на это пошли, значит, и мы сможем! – оживилась она, потянувшись к его брючному ремню.

– Адам и Ева совершили величайшую глупость, – сказал мужчина, одёрнув её руки. – Семь миллиардов потомков инцеста – что может быть порочнее?

– Но что противопоставить пороку как не любовь? – сладко запела женщина. – Давай же заниматься ей до изнеможения, пока не кончатся силы!

– Ничего не выйдет, детка, – отстранив её, сказал мужчина.

– Почему? Ты что, импотент?

– Нет.

– Ты бесплоден?

– Вряд ли.

– Но разве ты не видишь, что от нас зависит судьба всего мира? Ты хоть понимаешь, какая это ответственность?

– О, да! – засмеялся мужчина. – И я не собираюсь её нести!

– Но мы должны восстановить баланс системы!

– Система сама восстановила баланс, уничтожив человечество!

Мужчина сел на капот разбитого автомобиля и прикурил сигарету от сигареты. Женщина распустила длинные светлые волосы и скинула китель. Она расстегнула верхние пуговицы блузки, опустилась на четвереньки и поползла к мужчине, царапая голые колени о камни.

– Ты не сможешь долго противиться, – нежно шептала она. – У тебя нет других вариантов, и ты уже начал понимать это. Ты не можешь противиться своей природе. Ты хочешь меня и ничего не можешь с этим поделать…

Мужчина достал из-за пояса револьвер.

– Не вынуждай меня, детка, – сказал он.

– Чёртов педик! – женщина поднялась с колен. – Педик! Знаешь… к чёрту это всё! Ты такой мудак, что я не хочу с тобой трахаться, даже несмотря на то, что ты – последний мужчина на Земле!

– А вот это уже интересно, – сказал мужчина. – Значит, чтобы отстоять свои принципы, ты готова пожертвовать даже продолжением рода?

– Лучше прекратить человеческий род, чем плодить и дальше таких как ты! Из-за вас, циничных и злых людей, и наступил конец света!

– Конец света наступил, потому что мировые лидеры не смогли поделить планету, – отвечал мужчина. – А я не признаю никакую власть, и такие, как я, к ней не стремятся. А теперь посмотрим на твой китель. Что это на нём, детка? Подполковничьи погоны? Скажи мне теперь, чьими руками велась Третья мировая? Чьи похотливые пальчики вызвали оргазм у ядерных боеголовок?

Мужчина сплюнул и сунул револьвер обратно за пояс.

– Ненормальный педик, – сказала последняя женщина на Земле. – Мне тебя искренне жаль. И мне не о чем больше с тобой разговаривать. Хочешь сдохнуть – сдохни! Без таких чёрных душой людей новое человечество будет только лучше. Я сама займусь им. Я найду уцелевший банк спермы и оплодотворю себя!

– Зачем?! Зачем, женщина, зачем тебе это нужно?! – закричал мужчина. – Ты пойдёшь на всё, чтобы сохранить жизнь, но зачем?!

– Я не знаю.

– Так подумай! Отбрось всё, чему тебя учили другие, и подумай хоть немного своей головой. Подумай, и тебе станет ясно, что человек – млекопитающее лишь внешне, а его разум – это вирус. Мы заполонили всю планету, загрязнили все водоёмы, начали плодиться в геометрической прогрессии, притесняя все остальные виды. Посмотри на себя. Ты родилась на закате человечества, в эпоху невероятной скорости жизни. Ты выполняла всё, что тебе приказывало начальство, верила всему, что вещали СМИ, иногда переодевалась из своего кителька в платье, которое выбирала в модном каталоге. У тебя не было ни своего мнения, ни времени обдумать что-либо, но главное – не было никакого выбора. А теперь он есть, а ты хочешь опять всё испортить! Ты ведь можешь избавить все последующие поколения от страданий, которые пережила сама.

Женщина вздохнула и произнесла:

– Я согласна, что всё было не очень гладко. Я даже понимаю, почему такие, как ты, считают смерть величайшим даром. Но я сделаю лучше! Я смогу! Я всегда знала, что я особенная!

– Тут ты снова очень ошибаешься, поэтому я не позволю тебе этого, извини.

– Но ведь я могу воспитать новый мир по-новому! – закричала женщина. – Он будет таким, как я захочу! Он будет в тысячу раз лучше прежнего! Он будет справедлив и прекрасен, все люди будут в нём равноправными и счастливыми! В нём не будет войн и голода! Он будет… прекрасен!..

С последними словами в её глазах заблестели слёзы. Мужчина вдруг посерьёзнел, выбросил сигарету и спросил:

– Почему ты плачешь?

Женщина не ответила. Слёзы катились по её щекам.

– Почему ты плачешь? – повторил он, осторожно приближаясь. – Разве это слёзы радости за новый мир?