Прогулка по осеннему саду

Первая часть

1.

Вечер окутывал рыжий закат. Небольшой город. Типичная суета совсем не обращала внимания на всхлипывания такого маленького мальчишки с раной в левом бедре. О нем волновался только один человек – чужак для этих краев. Молодой худой мужчина в бордовом пальто пытался остановить кровь, идущую из раны пострадавшего. Пот лился со лба его и падал каплями на истрескавшуюся брусчатку. Мужчина тем временем уже почти сделал все необходимое для спасения. Удостоверившись в безопасности бедолаги, мужчина успокоился, но что-то кольнуло в правом боку. Оттуда тоже хлестало красное нечто. «Надо быстрее решить это». Боль в правом боку под ребрами. Но времени на долгие раздумья нет.

Перемотав себя, мужчина поднял револьвер, лежавший на земле, взял на руки мальчика и собрался в больницу, которую только что проходя видел. Держать ребенка было невыносимо больно, но в то же время он сам был таким легким, что если бы мужчина был здоров, то с легкостью поднял бы его одной рукой над головой. Прорываясь через пустые улочки, единственными обитателями которых были пара пьяниц одна старушка с прогнувшейся спиной и компания людей, еле стоявших на ногах, худой человек в бардовом пальто боялся, как бы от жжения в боку не расслабить руки и не уронить мальчика. Сделав ещё один трудный шаг и повернув на другую улицу, мужчина в бордовом оказался перед больницей. Больница эта вообще не была похожа на место, где смогут вылечить, а скорее на заброшенное лет сто назад общежитие: все истрескавшееся, будто стоит не благодаря фундаменту, а вопреки.

Внутри больницы коридоры напоминали кишечник, в котором переваривалась масса, состоящая из лежавших на разломанных кушетках больны, долгий взгляд на которых мог вызвать скрежет на зубах, чувство страха. Женщины в почти белых халатах пробегали в своих делах туда-сюда. Мужчина остановил одну и как можно быстрее и решительнее сказал:

– Стойте! Тут человек ранен! Примите его скорее.

– Отнесите в кабинет 108, дальше по коридору. Там примут. – не останавливаясь и даже не смотря на него, ответила женщина.

Мужчина крикнул вслед «спасибо» и уже оказался в кабинете 108. Зайдя туда, он почувствовал глубокий укол в сердце, где все на мгновение сжалось. Это была большая палата с высокими грязными стенами, переполненная койками с людьми, которые на первый взгляд казались мертвыми, и лишь через секунду замечаешь, что тяжелое, прерывающееся дыхание всё ещё держит их души в телах. Мужчина решил, что лучше не стоит его тут оставлять и побежал в гостиницу, в которой не давно остановился.

Когда врач бежал по улице, приговаривая шепотом «держись», он заметил, что мальчик стал бледнеть, а вдохи становились реже. Это его заставило ускориться, и уже через пару кварталов он был номере гостиницы, в которой он остановился.

– Здравствуйте, господин Стампединский. Вам помочь? – обратился с вбегавшему в отель врачу хозяин гостиницы, а по совместительству уборщик, прачка, портье. Лицо было перекошено, а лоб напряжен и морщинист.

– Нет, нет, спасибо. – ответил мужчина в бордовом, не кинув даже свой взгляд на него. Стампединский дальше побежал в свой номер на второй этаж, где его уже ждали инструменты, лежащие в его саквояже оливкового цвета.

Войдя в номер 27, он тут же аккуратно уложил на кровать уже не просто беспризорного мальчика, а своего пациента и начал готовиться к операции. Из внутреннего кармана пальто вытянул очки с огромными по диаметру линзами и надел. Первым делом он достал бутылку водки. Промыл ей рану, руки и инструменты. Потом снял шину и стал залечивать рану…

2.

Прошел один день, и мальчик тяжело проснулся. Не шевелясь, он открыл глаза и посмотрел на потолок – Он был серо-желтым – затем на стены и свет, бивший из окна. Мальчик продолжал направлять свой мутный взгляд в разные стороны, пока не услышал тяжелое мужское дыхание под окном. Тревога заставила ребенка повернуть голову. Под окном сидел на стуле человек в черном пиджаке.

Мужчина очнулся от дремоты при движении мальчика, резко поднял голову, лежавшую на спинке стула, и надел очки, лежавшие в руках. Брови его сразу напряглись, а впалые щеки покрылись ямками.

– Ты очнулся. – Довольно произнес мужчина. – как себя чувствуешь?

Мальчик был ещё в шоке и плохо помнил произошедшее до этого. В ответ он лишь тяжело и прерывисто вздохнул, не сводя настороженных глаз с человека у окна.

– Не нужно бояться. – Мужчина встал, скинул с плеч висевший пиджак, под которым была жилетка и белая рубашка. Он прошел к графину с водой и набрал стакан. – Я поставлю его на тумбу, если хочешь пей. – потом он повернулся обратно к окну, а мальчик медленно протянул руку к стакану. – Меня зовут Михаил.

Михаил говорил, смотря в окно и кидая взгляд на лежавшего на кровати.

– Сейчас ты под моей заботой, хочешь-не-хочешь, но тебе придется ответить на пару вопросов. Я не могу быть спокоен, зная, что дети берут оружие, чтобы прокормиться. Где ты его достал?

– Нашел – сиплый голосок звучал чуть сухо. – у одного человека.

– я его забираю и, кстати, свою брошь тоже. В обмен на деньги и еду, устроит? – спокойно сказал Михаил

– Нет! Не… – Звонкость переменилась на шепот, Михаил увидел, как тот схватился за ногу.

– Что случилось?

– Ничего. – Лицо мальчика будто шипело болью, а затем постепенно упокоилось.

– Все в порядке, тебе не надо напрягаться. В любом случае, у тебя только один вариант – согласиться.

Мальчик смотрел на человека, как загнанный в угол, израненный зверь. Не смотря на рану, он весь напрягся перед прыжком.

– можешь успокоиться. Я не хочу тебе зла. Обещаю, что я не наврежу тебе. Тебе надо ещё хотя бы пару дней полежать, чтобы восстановиться. Я продлил этот номер ещё на пять дней. Но этим вечером я уже уйду, оставив тебя.

Человек в белой рубашке пару раз ещё менял бинты мальчику, приносил ему поесть и давал пить таблетки, немного постепенно разговорив его. Он спросил у мальчика сначала имя, потом про семью и про жизнь, а тот сначала не желая говорить, в один момент рассказал все. Мальчика звали Исаак. Ему было двенадцать с половиной лет. Родителей нет, есть старый заброшенный домик-сарай, а там старшая сестра. Она его растит и кормит, но еды было мало, поэтому Исаак стал воровать. Маше, его сестре, это очень не нравилось, но других путей в те времена не было. Сама девушка работала и днем, и ночью, получая очень мало.

Неделю назад Исаак в трактире встретил пьяного ветерана, таскавшего в кобуре пистолет. Его Исаак и взял. А набравшись смелости, вышел грабить, ему попался человек в красном. Пригрозив пистолетом, Исаак получил от него кошелек и еле заметную печальную улыбку. Затем мальчик заметил на пальто брошь и потребовал её. С лица исчезла улыбка, и на нем появилась угроза. Но он снял брошь в виде красного пятилистного цветка и протянул. Исаак схватил, быстро развернулся и стал бежать. Но он споткнулся, упал. Пистолет в руке его выстрелил. Михаил почувствовал, как закололо в боку. Пуля попала в камень и разлетелась на осколки, ранив обоих.

Мужчина дослушал историю мальчика, ничего не сказав, протянул сверток хлеба из рюкзака, и стал собираться.

– Уже вечереет. Мне пора. Не знаю, увидимся ли снова. Выздоравливай. И, не надо больше так делать. Будь сильнее.

– А как же тебя зовут? Я до сих пор не знаю имя.

– Меня зовут Стампединский Михаил. Я врач, иногда зовут фельдшер. Я пойду, прощай.

Мужчина негромко хлопнул дверью и исчез. Выйдя в коридор, он повесил брошь, которую он держал в кармане. Он достал кошелек, чтобы посмотреть, сколько у него осталось денег. Было мало для всего его пути, но достаточно, чтобы прожить ещё недели две.

3.

Михаил собирался покидать город. Уходя, он чувствовал тоску, хотя он провел слишком мало времени в здесь, чтобы привязаться. Улицы были узкими, густо населенными стариками, худыми женщинами, тихими маленькими детьми. Дома были невысокими серыми, сливались с постоянно серым небом, которое постоянно выглядело так, будто вот-вот пойдет дождь, но этого так и не происходило. Город явно жил, но не ярко и броско, как привычно представлять при произношении этой фразы.

Стампединский      шел медленно, стараясь насладиться последним моментом наблюдения за этим городом. Каждый камень в основании дома, каждое тщательно вымытое окно, но с облупленной краской на некогда белой раме – всё оставляло свой след в памяти гостя этого мира.

Сам гость довольно сильно выделялся из подобного скромного антуража. Михаил Стампединский был высок, худ, на голове сидела черная шляпа-цилиндр, под которыми лежали волнистые тонкие черные длинные волосы, носил он бордовое пальто. Слева на воротнике висела брошь в виде красного цветка. Его шаги были тихими, но движения – раскованными. Очки обычно он не носил и держал их в кармане. Лицо было высушенное, губы тонкие, окруженные щетиной, янтарные глаза постоянно казались уставшими. Брови тонкие и длинные. Люди же вокруг были очень крепкими телом, невысокими. Одежда у местных делалась из гораздо более тонкой и мягкой ткани, цвета мягкие и не выделяющиеся среди их окружения.

Плотно отобедав в первом заведении, которое попалось по дороге, Михаил направился по главной дороге в поисках кареты. Постоянно ему попадались только городские извозчики, пока он не спросил у одного раздобревшего старика. Тот, покрутив свои моржовые усы и проведя рукой по лысине, окруженной седыми волосами вокруг, сказал молодецким голосом, что за поворотом. Там, дескать, постоянно ждут работы кучера.

Стампединский увидел одного человека у кареты, всего скрюченного от постоянной езды, и спросил, какой соседний город есть, и сколько будет до него добраться. Мужчина разложил карту из старой засаленной ткани, некогда нарисованную от руки карандашом, и объявил: «ближайший от Альбтутовки город есть трех днях езды, но есть перевалочный пункт у Окаики, речка такая. Довольно близко». Михаил согласился поехать к реке, чувствовал, что не вынесет долгой езды, да и денег может не хватить.

4.

Спустя довольно недолгую поездку, во время которой ничего особым образом не происходило, кроме легкого дождя, который длился чуть больше пары минут, кучер объявил:

– Вот Окаика. Мы уже недалеко.

Михаил посмотрел в окно и увидел небольшую реку, которая разрезала луг, местами пожелтевший, на десятки кусочков. Река бежала быстро, казалось, что в таком течении вообще невозможно какой-либо рыбе жить.

Под копытами лошадей и под колесами кареты землистая насыпь постоянно издавала булькающий и хлюпающий звук, который воспринялся Михаилом забавным.

Показался какой-то деревянный домик с желтыми стенами и большой табличкой рядом: «Окаика, русло». Из окон горел теплый тусклый свет, что было заметно в вечернее время. Кучер подъехал, и сказал выходить и ждать его у входа. Сам в это время отвязал лошадей и завел их под навес в стойло. Стампединский, высоко перебирая ноги и пытаясь не испачкать ботинки, подошел к крыльцу. Затем подошел кучер и они оба вошли в дверь.

Встретил первым запах горелой выпечки, затем Михаил огляделся, увидел слева будку, в которой должен быть смотритель, но там его не было. Затем напротив будки он увидел фигуру человека, лежавшего на диване и тихо сопевшего.

– Роман! Ты почему спишь на работе? – громко спросил кучер. От звона его голоса, смотритель резко проснулся и свалился с дивана.

– Тиша! Рад тебя видеть. Какими судьбами?

– Да вот, человека подвез, немного работаю. Ты-то как?

– Да помаленьку. Кстати, о маленьком. Как твои дети.

– Хорошо, младший в гимназию учиться пошел. Старшие уже год как все закончили.

Михаил наблюдал, как они обменивались фразами, попутно разглядывая окружение. Стены были из дерева, крашенного в белое, но по углам ползла черная плесень. На низком столике у дивана стояла керосиновая лампа, кофейник и лежали четыре пустые кружки разных размеров. У дивана лежали перевязанная жгутом толстая стопка пожелтевших газет и пара книг.

Михаилу предложили переночевать за совсем ничтожное количество денег, и он согласился. Перед тем как лечь спать, он расплатился с кучером, который продолжил допоздна говорить со своим приятелем.

Утром Стампединский спросил у снова дремавшего смотрителя дорогу до столицы. Тот сказал, что ему нужно просто идти дальше по дороге, там он встретит Анлакушку, что бы это ни значило, а дальше спросит. Спустя пару выпитых вместе с Романом кружек кофе, врач отправился в дорогу.

5.

Фельдшер шел, не спеша, пинал камень, постоянно попадавшийся под ноги. Дорога зыбкая и болотистая здесь, у русла большой реки Окаику. По сравнению с другими местностями этой страны, эта земля в позднюю осень особенно светла. Ещё больше поражал пейзаж после серого и тусклого города. Единичные деревья потеряли листву, и те выглядели черно-белыми изгоями тут, среди зелени кустов, мхов, травы, крон королей природы, чья выдержка и характер оказался сильнее других.

Под каждым шагом водянистая почва чавкала. Ветер дул в лицо, то сметая шляпу с головы, то натягивая её на нос. Пальто теребилось и дрожало.

Птицы щебетали, и вдруг перестали. Ветер становился злей. Вороны, сидевшие на ветках деревьев, взмыли вверх и улетели по направлению ветра. Чавканье земли стало не в ритм шагам Михаила. Послышалось тяжелое громкое дыхание. Шедший обернулся и увидел, как белая бестия летела в его сторону. Он попятился назад от испуга. Та приближалась, и становилась явной. Большой бледный конь с тяжелыми копытами, гигантской мордой, на нем сидела синяя фигура.

Стампединский помахал рукой, а они пролетели мимо. И уже вдалеке стали разворачиваться. Солнце закрылось большим облаком. Рысью они подскакали к Михаилу. Из-за головы показался очень высокий, крепкий офицер лет сорока. Его фуражка была натянута на глаза, из- под неё виднелся большой нос и пышные светлые усы. На синей форме висел золотистый аксельбант, звенели ордена и медали, из-за спины торчала винтовка, на поясе обоюдоострый короткий меч. Высокие сапоги. Конь был просто гигантским. Даже по сравнению с довольно высоким фельдшером, он возвышался над ним минимум на полметра. Грива была очень жесткой, она стояла пиками и торчала во все стороны.

– Здоров. Что хотел? – Широкий баритон прозвучал из уст офицера.

– Можете немного повезти, хотя бы недалеко?

– Давай. Садись.

Фельдшер подошел слева от коня. Поднял голову вверх, и у него не было никакого понятия, как залезть на эту мясную махину. Офицер наклонился к голове коня, погладил по могучей шее и сказал:

– Пушка, опустись.

Конь ляг на живот и позволил Стампединскому залезть на него. Потом офицер двинул ногой, конь поднялся. Они двинули далее по дороге.

– Что делает человек в городском костюме так далеко?

– Иду в Мел-Каструм. А Вы куда?

– Убери, пожалуйста, эти формальности. Я скачу домой. Хочу видеть своих детей и жену.

– А это далеко?

– Неужели шпион передо мной?! Что же ты спрашиваешь вопросы, ответы на которые тебе ничего не дадут. Будешь слишком много спрашивать, скину в первую лужу.

Михаил весь сжался.

– Да ладно! Что ты так пугаешься. Я шучу. Но предупреждаю. Если не нравятся мои шутки, придется прыгать на ходу. Я не остановлюсь.

– Я тогда посижу… А как тебя зовут? Меня Михаил.

– Я Валентин. Женат на Валентине. Смешно, да?

– Ты в парадном, а почему?

– Еду с Нонского договора. Там был одним из многочисленных представителей. Там мне генерал подарил этого коня. Сказал, что имя дурацкое дал ему его сынок, а оно прижилось. А ты кто?

– Просто путешественник. – поджав губы, сказал Михаил

– Дурной выбор времени для путешествий. Не безопасно.

– Не соглашусь. Природа всегда одинакова и красива. Сам оглянись, в какой красоте вы живете. Вон великие сопки. Сосны, быстрая река с прозрачной водой. Всем этим трудно не наслаждаться.

Мир вокруг прекрасен. Без очков фельдшер видел немного, иногда только цветастые пятна. Но даже этого достаточно, чтобы колыхалось сердце.

Быстрые скачки длились долго. Пейзаж не менялся совершенно, но и изменений никто из скакавших не хотел. Но маленькое изменение появилось – дальше по реке виднелся деревянный мостик. Он казался по-детски не аккуратным.

Конь подскакал к нему, резко повернул, из-за чего Стампединский чуть не выронил свой саквояж на землю. А когда конь продолжил движение также неожиданно, брошь в виде красного цветка, подкинулась и стукнула по фельдшерскому лицу. На мосту копыта громко, даже оглушительно стучали.

6.

Начало темнеть, закат розовел, месяц блестел. Прохладный запах ранней осени стал сильнее. На другой стороне реки они пробежали ещё пару километров, прежде чем Валентин остановил Пушку и сказал слезать с него Михаила. Тот чуть не подвернул ногу, когда падал с животного. Они сделали костер, на нее решетку, поставили походную кофеварку. Все сели и стали ждать, когда вскипятится напиток, а пока жевали вяленное говяжье мясо. Валентин без всяких сомнений угостил не только Михаила, но и Пушку.

Костер трескался и шумел, летели искры, лилась неумелая, но приятная музыка из губной гармошки. Усы Валентина смешно колыхались во время игры. На решетке шипело филе и бедра только пойманной дичи, оно источало запах до неприличия большого количества специй.

Валентин перестал играть и спросил:

– А ты умеешь играть? –он протянул губную гармошку.

– Нет, но просто в музыке разбираюсь, ты много ошибался. – дружественно иронизировал Михаил. В ответ услышал негромкий смех.

– «Ты много ошибался» – передразнил с едкостью собеседник – Как ты можешь судить, если не умеешь играть? Умеешь умничать… Еда готова. Едим!

Они сняли птицу с огня и поделили пополам. Михаил сполоснул руки, затем намылил, сполоснул, ещё намылил, сполоснул и только потом вытер. Мясо было жестким, но не это беспокоило Стампединского. Очень остро; казалось, дышать невозможно. Михаил тут же прильнул к своей фляге с водой.

– Не нравится? У иманцев принято есть пищу с достаточным количеством вкуса… Ты явно неместный. Быть может, ты эрканец. – Валентин не улыбался. – не волнуйся. Я это понял почти сразу.

– И ты ничего не сделаешь?

– А что я должен сделать? Если я много убивал на фронте, не значит, что захочу ещё. Но вас простить не смогу. – Впервые из-за фуражки выглянули черные, блестевшие от света костра глаза.

Михаил чувствовал, что опасности нет, но волнение было. Все, что он смог сделать в тот момент, это посмотреть в глаза в ответ. Валентин глядел секунду другую, затем снова спрятал свой взгляд на вечно под козырек.

– Не будем о горьком, лучше ешь острое. – он снова вернул жизнерадостную интонацию в речь. Когда Михаил в очередной раз потянулся за флягой, офицер смеялся. – ты мне напоминаешь мою дочь, она, когда впервые попробовала что-то острее, чем материнское молоко, тут же заверещала, маленьким трудно понять всё удовольствие этого вкуса. Однажды она стала вытирать рот плюшевого медведя после того, как, играясь, накормила его кашей. У него аж глаз-бусинка отвалился. Так долго плакала, пока я не пришил глаз обратно.

Они сидели и продолжили общаться, будто тех мучительных секунд вражды и не было. Офицер продолжал играть, постоянно шутил и кормил своих спутников. Позже он объявил:

– Так, спим три часа, и отправляемся в дорогу, успеем к завтраку. Дальше там пойдешь сам. А теперь спим.

Валентин постелил покрывало и лёг на него в одежде, сняв только китель и повесив его на дерево, долго поправляя. Он предложил фельдшеру лечь другой стороной, но тот отказался. Стампединский уперся о дерево, подложив под спину и голову сумки. Все легли спать, и только конь всё время то копытом стукнет, то громко фыркнет носом.

7.

Рассвета ещё не было, светало вскользь поверхности земли синим цветом. Пушка припрыгивал с ноги на ногу, в ожидании начала движения. Фельдшеру было трудно встать, он ворочался в надежде продлить свой сон. Но он упал боком с дерева на землю, и это его пробудило. Валентин уже давно стоял на ногах, всё собрал, и теперь умывался в речке, особенно внимательно он проходился по своим усам. Фельдшер встал, поправил одежду и пошел к речке тоже привести себя в порядок. Затем они окончательно собрались, сели на коня. В этот раз снова не без проблем: Пушка чуть не лягнул по животу не приятно дотронувшегося Стампединского.

Первый луч солнца ознаменовал начало движения. Прохлада била по коже. Река, шедшая параллельно дороге, скоро бежала, выбрасывая вверх переливающуюся разными цветами рыбу. Вода была прозрачной, с бирюзовым оттенком, дно было гладким камнем устлано.

Валентин остановился, шелохнувшись всем телом, посмотрел вдаль. Он произнес:

– Смотри, тут две реки объединяются в одну. Очень странно, уже не время, чтобы Окаика выходила с берегов и текла по всем дорогам… Боюсь, что с домом что-то случилось. Надо спешить.

А затем, сильно размахнувшись поводьями, погнал Пушку. Сердца троих стучало в такт галопу. Мимо пролетали деревья и поля, река то расширялась, то сужалась до небольшого ручья в семь метров шириной.

Вдруг из реки что-то показалось, и фельдшер надел очки, чтобы увидеть. При такой тряске он чуть не уронил их. Он посмотрел: из реки торчали какие-то небольшие столбы серого цвета, их было не много. Михаил дернул за плечо офицера, указав туда рукой.

– Валентин, смотри!

– Да… Я уже понял.

Они подскакали до столбов и слезли с коня на берегу.

– Что это и что тут произошло?

– Не знаю, что случилось. Но это мой милый дом. Вот тут я жил. – печально произнес Валентин. – Вот тут была наша с супругой комната, а вот тут двор. – он показал рукой на три столба, вероятно, на них держался дом. Затем он стал медленно спускаться в реку, глубина ему было повыше колена.

В реке было много рыб, которая в этой прозрачной воде, бесцельно гуляла у дна. При появлении Валентина, рыбки засуетились, размахивая хвостами, и отплыли от него.

– Ты не слишком спокоен, а как же твоя семья?

– Вода обычно так не поднималась, и сейчас уже слишком поздно для времени, когда Окаика выходит из берегов. Но это не впервые здесь, просто обычно поменьше. Валя и дети, наверное, у отца. Его дом находится выше по течению. Я уверен, что с ними всё в порядке. Жалко дом, а так всё нормально.

Фельдшер захотел тоже посмотреть на дома и, закатав штаны, полез в воду. Какая всё-таки холодная река! По всему телу прошелся шок. Вокруг ног вились рыбы, вовсе не страшась пришельца. Он подошел к разрушенному дому и оглянулся. Над голубой водой возвышались брёвна, одна стена упорно преграждала путь течению, а на одном столбе разместилось гнездо для маленьких птиц. Оно пустовало, так как уже осень, пора на юг. Фельдшер посмотрел на дно. Там под тяжелым камнем торчало что-то серое, похожее на хвост белки, оно болталось от течения. Михаил подошел и отодвинул камень ногой, и оттуда потоком унесло какие-то лохмотья из ткани и последние клочки пуха, всплыли две пуговицы разного цвета.

– Поехали. Надо спешить. – Валентин отвлек от раздумий Стампединского.

8.

Они погнались за ветром к вершине горы-источника реки. Пушка, отличавшийся своей силой и выносливостью, всё равно тяжело переносил такие нагрузки. Подниматься в гору с двумя на спине и ещё груз. Он пыхтел и кряхтел, но офицер решительно отказывался останавливаться. Лишь пару раз на полчаса он просил слезть Михаила и слезал сам, чтобы дать отдышаться коню, но даже тогда он не тормозил, а быстрым шагом вел Пушку.

За спиной открывался живописный вид, который только мельком удавалось увидеть, ведь все торопились. Луга и поля, изрезанные реками и ручьями, заходили за горизонт, а Окаика из тоненьких ниточек сводилась в одну, проходящую сквозь эти земли.

Начался еле заметный дождик и тут же закончился. Остался только запах сырой свежести. После выглянуло солнце, но исчезло почти сразу.

Они подошли к плато, сели на коня и продолжили движение верхом. Вскоре, оказавшись в маленьком пролеске у вершины посреди больших камней, некогда отколовшихся от горы.

– Мы близко. В этом лесу живет отец. – сказал офицер

Тропа оказалась заброшенной, роща глухой. За деревом виднелся охотничий домик.

Он был разрушен. Валун с вершины, падая, попал прямо в бревно, на котором, все стояло. Рядом в речке лежали на дне такие же валуны. Вероятно, это повлияло на течение реки и наводнение в той деревне. Если это произошло так быстро, то вполне вероятно, что никто в той не смог даже понять, что происходит.

На вершине виднелась небольшая дыра, покрытая копотью и чернотой. Здесь кто-то был, и кто-то всё это сотворил.

Оба пребывали в шоке. Молчание прервал наивный вопрос от Михаила:

– Что же тут произошло?

– Не важно уже. – сказал Валентин – Слезь, пожалуйста.

Михаил послушался. «Уходи». Он пошел прочь.