Название книги:

Солнце и луна, или Легенды Чосона

Автор:
Хайнц Инсу Фенкл
Солнце и луна, или Легенды Чосона

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

© Сергеева В. С., перевод, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Вступление

Давным-давно…

…Давным-давно жил мальчик, который очень любил сказки. Он был ленив и не желал учиться, зато чужие рассказы мог слушать от темна до темна. Поутру он слушал болтовню соседей, днем докучал слугам.

«Духи сказок»

Я тоже любил слушать рассказы взрослых. Моя семья была не настолько богата, чтоб держать слуг, поэтому я приставал к родным. Некоторое время я жил в квартале под названием Самнын (Три Могилы), в доме тетки. Мне было всего пять лет, и по неведению я называл ее мужа «хёнбу» – так обращаются к супругу старшей сестры. В трезвом виде хёнбу почти каждый вечер рассказывал мне сказки. Он как будто обладал неисчерпаемым запасом баек и мог говорить часами, лишь бы я снабжал его растворимым кофе и американскими сигаретами. Хотя впоследствии я выяснил, что истории он черпал из самых разных источников, они навсегда остались со мной в том виде, как я услышал их впервые.

Моя мать – кореянка, а отец – судетский немец, который вступил в американскую армию после Второй мировой войны. В Корею его отправили в начале пятидесятых. Когда в 1972 году отца перевели обратно в Германию, я только что перешел в седьмой класс. Учитель по английскому языку в школе для детей военных был очень строг – каждую неделю он задавал нам сочинение на два полных листа. Мне это удавалось с трудом, потому что я плохо умел писать большими буквами на бумаге в широкую линейку. Я рос в послевоенной Корее, где чистая бумага была дорога. Отец снабжал меня блокнотами, которые ему выдавали на службе бесплатно, однако национальная бережливость мне передалась. Я не обращал внимания на поля и вписывал между линейками по две строки. Кроме того, я предпочитал блокноты, разлинованные у́же, чем обычные школьные тетради. Иными словами, мои сочинения оказывались в пять раз объемнее, чем у других учеников.

Однажды вечером, тягостно размышляя, чем в очередной раз заполнить два листа, я решил записать одну из сказок, услышанных от хёнбу. Я постарался по возможности передать его манеру. Так в двенадцатилетнем возрасте я, страшно скучая по Корее и по родным, сделался писателем, переводчиком и собирателем фольклора, сам того не сознавая.

Спустя лунный цикл, то есть в двадцать четыре года, я дописывал магистерскую работу по литературному творчеству. Я начал исследовать корейский фольклор, поскольку включил несколько рассказов хёнбу в свой диплом, который впоследствии превратился в роман «Воспоминания о моем брате-призраке». К тому времени я прочитал все рассказы, вошедшие в собрание Чон Инсопа, в большинстве своем я их тоже слышал от хёнбу. Однако, обнаружив их в скверно переведенном на английский «Указателе корейских народных сказок» Чхве Инхака, я удивился. Этот «Указатель» содержит краткое содержание всех типов сказок в разбивке по регионам. Я обнаружил, что 80 % из 766 историй мне знакомы, но в причудливой форме.

Хёнбу и старший мамин брат уверяли, что эти истории случились с нашими родственниками, предками, а то и с ними самими. Сказки в «Указателе» очень походили на те, что я слышал, однако всегда содержали отличия, природу которых я не мог понять. Отличаться мог один из персонажей, или место действия, или время, или концовка.

Читая «подлинные» варианты сказок, которые я знал с детства, я испытывал одновременно гнев и восторг. Сравнивая сказки между собой, я понял, что в отличающихся друг от друга эпизодах виден характер рассказчика. Хёнбу был склонен к преувеличениям, мамин брат обычно сочинял запутанные семейные истории и нагнетал тайну; еще один дядя, который прятался дома, чтобы избежать призыва на военную службу, как правило, заменял счастливые концовки трагическими. Тогда я и принялся за серьезное изучение корейского фольклора и историю его переводов на английский язык; я начал изучать теорию литературы, чтобы применять ее на практике. Хотя теперь я преподаю в университете литературное творчество, корейский фольклор остался моим многолетним увлечением – это, так сказать, у меня в крови.

В 1984 году я получил стипендию Фулбрайта и сразу отправился собирать сказки у деревенских рассказчиков. Я делал это ревностно, вооружившись маленьким кассетным магнитофоном и прочей техникой, которая, как мне казалось, должна была составлять снаряжение профессионального фольклориста. И я действительно записал множество сказок, начав с деревни Самбонни (ныне на окраине Сеула), откуда была родом моя мать. День за днем я ездил по деревням, прихватив подарки для рассказчиков. Основной валютой были виски и сигареты «Мальборо» – просто удивительно, в каком количестве эти старики потребляли и то, и другое. На выходных я перепечатывал записанное на портативной машинке.

Как-то раз я сидел за машинкой и вдруг услышал ту самую историю, которую печатал, по телевизору. Шла передача «Родина легенд», в которой каждую неделю рассказывали очередное местное предание. Сначала я подумал, что это чистое совпадение – знаете, как бывает: выучишь новое слово и тут же начинаешь слышать его со всех сторон. Но диалог по телевизору в точности повторял мою запись! До меня дошло, что я смотрю повтор и что даже в самых отдаленных деревушках есть телевизоры. Мой информант, вероятно, посмотрел передачу, когда она впервые вышла на экран, и запомнил то, что слышал. Когда я попросил рассказать мне какую-нибудь интересную местную легенду, он поступил как любой хороший повествователь – рассказал отличную историю, выдающиеся качества которой были удостоверены национальным телевидением.

Один мой коллега, работавший в КИРО (Корейский институт развития образования), раздобыл для меня несколько кассет с записями «Родины легенд». К моему разочарованию, некоторые записанные мной истории действительно оказались пересказами выпусков передачи. Моя наивная идея – собрать подлинный фольклор у местных рассказчиков – потерпела крах. Когда впоследствии я спросил своих информантов, зачем они пересказывают то, что слышали по телевизору, мне ответили: «Так ведь это интересно. Кому нужна дурацкая история о том, как Навозная гора получила свое название?»

Теперь я понимаю, что эти неожиданные трудности многому меня научили. Хотя поиски подлинного фольклора – сложная задача, проблемы, с которыми я столкнулся, лишь укрепили мое желание сохранить корейские сказания, пока они не забылись. Конечно, можно сказать, что я просто люблю сказки. Но не только. Когда я слушал их в детстве, они служили мне прибежищем. Они были входом в другой мир, который лежит параллельно нашему, а иногда с ним пересекается. Когда вокруг темно и мрачно, сказки предлагают невероятные перспективы, их устойчивые формулы даруют утешение во времена хаоса и непредсказуемости, в них есть вечные темы и незыблемый смысл, в то время как жизнь часто обрывается бессмысленно. В некоторых культурах мифы рассказывают особым языком, в котором нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Именно это для меня и воплощают собой сказки – освобождение от неизбежного и безжалостного течения времени.

У каждого рассказчика есть своя традиция. Я уже упоминал, что среди моей корейской родни было немало замечательных рассказчиков. Хёнбу, кстати, слушал еженедельную радиопрограмму, которая была популярна в шестидесятые, «Три тысячи ли по дороге легенд» – нечто вроде радиоспектаклей по мотивам местных сказаний. Когда я увидел сценарии, стало ясно, что хёнбу запоминал наизусть целые выпуски, вплоть до спецэффектов.

Бóльшая часть моих представлений о жанровых условностях и клише устного народного творчества почерпнута не только из сказок как таковых, но и из малобюджетной массовой культуры шестидесятых. В детстве я ходил в кино, когда только мог, иногда и по два раза в день, и пересмотрел все корейские фильмы ужасов, которые у нас показывали: «Красавица без шеи», «Откройте врата преисподней», «Король демонов», «Опухоль». Жалобный потусторонний голос молодой женщины, в бурную темную ночь зовущей своего возлюбленного, вероятно, уходит корнями в китайскую классику тысячелетней давности, но на экране этот образ обрел новую жизнь.

Когда я поступил в Калифорнийский университет и стал изучать одновременно литературное творчество и антропологию, то встретился с прекрасными преподавателями, которые до сих пор продолжают на меня влиять. В курсе русской литературы у Дэниэла Ранкур-Лаферьера, увлеченного любителя психоанализа, я изучал ранние повести Николая Гоголя в сборнике «Вечера на хуторе близ Диканьки». Именно благодаря Лаферьеру я познакомился с методологией истолкования снов по Фрейду. Также я учился у Мариан Ури, автора «Рассказов о былых временах», которая познакомила меня с легендами о японских лисах, кицунэ, и помогла отойти от буквализма в переводах корейского фольклора. Многому, что мне известно о классическом английском научном стиле, я узнал от нее. Также я занимался у Дэниэла Кроули: прикованный к инвалидному креслу из-за полиомиелита, он, тем не менее, попал в Книгу рекордов Гиннесса как самый активный в мире путешественник-колясочник. Узнав, что я интересуюсь устным народным творчеством, он предложил мне написать введение к своему собственному курсу в изучение фольклора; я выдержал это испытание и стал его ассистентом, что принесло мне немалую пользу. Также Дэниэл Кроули отправил меня в Беркли к Алану Дандесу, и тот подарил мне «Указатель корейских сказок», которым я пользуюсь и по сей день. Кроме того, мне посчастливилось заполучить редкое пятитомное собрание «Народных сказаний старой Кореи», которое Фредерик Кэрьер великодушно одолжил мне двадцать пять лет назад, будучи главой фонда Фулбрайта в Корее.

Черновик своей первой книги, «Воспоминания о моем брате-призраке», я закончил в 1984 году, но издал ее только в 1996-м. К тому времени я бросил писать диссертацию по антропологии. Фольклор стал неотъемлемой частью моего творчества, и я решил, что охвачу больше читателей как писатель, чем как антрополог. Поэтому я отдаю дань уважения «Духам сказок» и предлагаю вам собрание переложений, над которыми потрудился как ученый, переводчик, редактор и писатель. Мальчик, который любил сказки, еще жив и не так уж сильно изменился.

 
Хайнц Инсу Фенкл

Духи сказок

Давным-давно жил мальчик, который очень любил сказки. Он был ленив и не желал учиться, зато чужие рассказы мог слушать от темна до темна. Поутру он слушал болтовню соседей, днем докучал слугам. Вечером его отец и старик-сосед усаживались и подолгу вспоминали былые времена, а мальчик записывал то, о чем они говорили, вместо того чтобы учить уроки. Он писал на полосках бумаги, сворачивал их и прятал в мешок, который висел на крючке у него в комнате. За три года он доверху набил сказками три мешка.

Минул еще год, и настало юноше время жениться. Будущая невеста жила за горой, и однажды он собрался к ней в гости. Отец отрядил с ним одного из слуг. Всю ночь накануне путешествия мело – зима была в разгаре, и слуга, которому предстояло вести лошадь под уздцы по горной тропе, поднялся пораньше, чтобы разгрести снег перед дверью у молодого господина. Поднявшись на крыльцо, он услышал в комнате голоса. «Как странно, – подумал слуга. – В это время молодой господин еще спит». Он подошел ближе и напряг слух: тогда голоса сделались отчетливей. Там замышлялось недоброе!

– Мальчишка держит нас в этих душных мешках, – сказал один голос. – Он заслуживает смерти!

– Он поедет через горы к своей невесте, – подхватил второй. – Давайте прикончим его по дороге.

– Как же мы с ним расправимся? – спросил третий.

Слуга понял, что это духи сказок замышляют убить его господина. Он стоял неподвижно, затаив дыхание, и внимательно слушал, а духи продолжали беседу.

– Вот как, – произнес первый голос. – На тропе, по которой он поедет, вырастет спелая клубника. Он увидит ее, сорвет и съест. Она застрянет у него в глотке, и он задохнется.

Второй голос сказал:

– Если твой замысел не удастся, я подложу докрасна раскаленную кочергу под мешок с рисом, на который он ступит, сходя с коня. Он коснется ее и умрет от ожога.

– А я подложу ядовитую змею в брачную постель, – сказал третий. – Когда новобрачные лягут спать, змея укусит его, и он умрет.

– Да будет так, – порешили духи сказок.

Только слуга и мог спасти молодого господина. Но если рассказать обо всем хозяину, его наверняка сочтут безумцем и оставят дома. Что же делать?

Когда все уже было готово к отъезду, хозяин позвал слугу и сказал:

– Я передумал. Тебе было велено сопровождать молодого господина, но теперь я хочу, чтобы ты остался и следил за порядком в доме.

– Не могу я остаться, – ответил слуга. – Я должен отправиться с женихом.

– Как ты смеешь спорить! – вскричал хозяин.

– Я пойду с молодым господином, даже если жизнью заплачу за это! – твердил слуга.

Юноша сильно удивился: этот слуга до сих пор был образцом верности и послушания и никогда раньше не возражал отцу.

– Да что такое стряслось? – спросил он.

– Не могу вам сказать, – ответил слуга. – Но поверьте, это очень важно!

Молодой господин обратился к отцу:

– Пожалуйста, позвольте ему сегодня вести моего коня. Он всю жизнь верно служил нашей семье. Пусть он отправится со мной!

– Нет! Я сказал, что он должен остаться дома!

Слуга догадался, что духи сказок, должно быть, овладели мыслями хозяина. Он снова принялся просить и молить и с помощью молодого господина наконец убедил старика.

Все вышло, как и сказали духи. Когда они поднялись на вершину заснеженной горы – слуга вел по тропе лошадь молодого господина, – юноша заметил на кусте прекрасную спелую ягоду клубники.

– Это благое предзнаменование, – заявил он. – Подведи-ка меня ближе, чтобы я мог ее сорвать.

Слуга исполнил приказ, но, едва юноша коснулся ягоды, он хлопнул коня по крупу, и тот от испуга взвился на дыбы. Молодой человек выронил клубничину, и конь ее растоптал.

– Зачем ты это сделал? – воскликнул юноша.

Слуга ответил:

– Я просто убил муху.

– Не делай так впредь, – велел молодой господин.

У дома невесты на земле были сложены мешки с рисом, чтобы гость мог сойти с коня. Но, едва юноша на них ступил, слуга бросился вперед и выдернул нижний мешок. Молодой господин покатился наземь.

– Зачем ты это сделал? – крикнул юноша.

– Простите, молодой господин, я всего лишь хотел его поправить, чтоб вам было удобнее.

– Сделаешь еще одну глупость – и я убью тебя своими руками, – пригрозил молодой человек.

Вечером после свадебной церемонии, когда новобрачные собирались лечь в постель, слуга вбежал в комнату, сорвал с кровати простыни и швырнул их в угол. Молодой господин решил, что с него довольно. Он велел крепко связать слугу и отправить домой.

Через три дня, когда молодой господин вернулся с женой, он приказал привести слугу. Его притащили, по-прежнему связанного, и швырнули к ногам господина.

– Отчего ты затаил на меня зло? – спросил юноша. – От ревности или из зависти? У тебя такая низкая душа, что ты не можешь вынести чужого счастья? Объяснись немедля! Ты ведь сам твердил, что любой ценой должен меня сопровождать!

– Господин, у моих поступков и впрямь есть причина. Я отправился с вами, чтобы спасти вас.

– Каким же это образом ты меня спас? Ну-ка отвечай!

И тогда слуга все рассказал:

– Когда я разметал снег перед вашей дверью, то услышал, как сговариваются духи сказок. Они гневались на вас за то, что вы держите их в мешках, и хотели с вами расправиться. Вот почему посреди зимы выросла клубника. А еще они подсунули раскаленную кочергу в мешок, на который вы должны были ступить, и подложили ядовитую змею в брачную постель. Вот мне и пришлось вмешаться!

Молодой господин послал слуг к родителям жены, чтобы во всем убедиться. Вернувшись, посланные рассказали, что среди мешков с рисом нашли железную кочергу, а среди одеял и простынь – мертвую ядовитую змею. Верный слуга был освобожден и получил щедрую награду.

Молодой господин отправился в свои покои. На столбе там висели три мешка, которые он до отказа набил сказками. Он снял их и опорожнил, выпустив все сказки на волю – ведь так и следует им жить, чтобы снова и снова можно было рассказывать их на радость людям.

Зеленый лягушонок[1]

Давным-давно жил в маленьком пруду со своей матерью-вдовой зеленый лягушонок. Никогда он матери не слушал: что бы она ему ни сказала, он все делал наоборот. Если мать велела ему играть на горке, он отправлялся к реке. Если она велела ему встать, он садился. Если велела идти направо, он шел налево. Мать говорила: сделай это, он делал другое.

Старая лягушка уж и не знала, как быть с сыном. Много горя она с ним хлебнула. «Отчего он не такой, как другие лягушки? – думала она. – Отчего не уважает старших и не слушается?» Она беспокоилась о том, что с ним станется, когда она умрет. Знала мать, что надо отучить сына от дурных привычек.

Каждый день она бранила лягушонка и учила его, как следует себя вести, а он пропускал ее слова мимо ушей и делал что вздумается. Старая лягушка от тревоги совсем расхворалась. Но и тогда зеленый лягушонок не исправился.

Когда мать поняла, что смерть близка, она позвала сына. Ей хотелось, чтоб ее похоронили на горе, только понимала она, что сын непременно поступит наоборот.

– Жить мне осталось недолго, – сказала лягушка. – Когда я умру, похорони меня не на горе, а на берегу.

Зеленый лягушонок слушал ее печально, склонив голову.

– Поклянись, – потребовала мать.

И лягушонок поклялся.

Четыре дня спустя мать-лягушка умерла. Зеленый лягушонок страшно горевал. Он винил себя в ее смерти и жалел, что причинил ей столько страданий. Что ж! Былого не вернешь, однако лягушонок захотел хоть раз поступить, как подобает почтительному сыну. Он решил, что выполнит наконец просьбу матери.

– Когда она была жива, я все делал ей назло, – сказал он, – а теперь в точности исполню то, о чем она просила.

Хоть и знал зеленый лягушонок, что это неразумно, но все-таки похоронил мать у реки. Каждый раз, когда шел дождь, он молился, чтоб вода не поднялась. Но летом начались ливни, река разлилась и смыла могилу матери.

Лягушонок сидел на берегу под дождем и горько плакал. Вот почему и до нынешнего дня лягушки квакают, когда идет дождь.

Солнце и луна

Жила когда-то старуха, у которой было двое детей. Однажды оставила она сына и дочку одних дома, а сама пошла в деревню за гору, чтоб помочь наготовить еды к празднику. Возвращается она домой с рисовыми пирожками для детей, вдруг глядь – на дороге тигр.

– Что это ты несешь, бабушка? – спрашивает он.

– Рисовые пирожки для детей, – отвечает та.

Тигр и говорит:

– Ну-ка угости меня.

– А детей я чем же накормлю? – говорит старуха.

– Дай пирожок, не то я тебя съем!

Ничего не поделаешь, дала старуха тигру рисовый пирожок и пошла дальше. Присела она отдохнуть на следующем холме, а тигр снова тут как тут.

– Бабушка, бабушка, дай мне пирожок, не то я тебя съем!

Дала она ему еще один пирожок и пошла дальше. Тигр так ей и докучал, пока все пирожки не кончились. Поднялась она на следующий холм, а тигр выскочил и уселся прямо перед ней.

– Бабушка, бабушка, дай мне рисовый пирожок, не то я тебя съем!

– Нет у меня больше рисовых пирожков, все вышли, – сказала старуха.

– Тогда отсеки себе руку.

– Как же я жить буду без руки?

– Отдай мне свою руку, не то целиком тебя съем!

Делать нечего, отсекла старуха себе руку, бросила тигру и скорей пошла дальше.

И снова тигр ее нагнал.

– Бабушка, бабушка, отдай мне вторую руку!

– Как же я буду жить без рук?

– Дай вторую руку, не то целиком тебя съем!

Отсекла старуха себе вторую руку, бросила ее тигру и пошла дальше. Перевалила она через следующий холм, и снова тигр ее нагнал.

– Бабушка, а бабушка!

– Чего тебе?

– Дай мне ногу.

– Как же я доберусь до дому без ноги?!

– Дай мне ногу, не то целиком тебя проглочу!

Отрубила она себе ногу, бросила ее тигру и заковыляла дальше. Глядь – он опять ее подстерегает.

– Бабушка, бабушка, дай мне вторую ногу!

– Ну нет! Если я тебе отдам вторую ногу, не добраться мне до дома!

– Отдай ногу, не то съем!

Отдала ему старуха вторую ногу и покатилась дальше лежа. Миновала холм, а тигр тут как тут.

– Бабушка, бабушка, я тебя съем!

– Нет уж, – сказала старуха. – Я почти до дома добралась. Если ты меня съешь, кто позаботится о моих детях?

– Я, – ответил тигр и, не тратя больше слов, съел старуху.

Натянул он на себя ее платье, подошел к дому, постучал в дверь и говорит:

– Детки, детки, я с праздника вернулась, впустите меня!

– Ты не наша матушка, – сказали дети. – У нее голос другой!

– Я ведь на празднике была, целый день пела, вот и охрипла, – ответил тигр. – Я ваша мать. Впустите меня!

Выглянули дети в щелочку и видят: это не их мать.

– Покажи руку, – попросили они.

Тигр сунул лапу в щель.

– Ты не наша матушка! – сказала девочка. – У нее рука мягкая, а у тебя грубая и колючая!

– Да ведь я целый день трудилась!

– У матушки руки мягкие и нежные, потому что она их смазывает маслом и пудрит, – сказал мальчик.

Тигр побежал на мельницу, намазал лапы маслом, присыпал мукой, вернулся к дому и заговорил тонким голосом:

– Детки, детки, вот и я. Впустите меня!

– Покажи нам свою руку!

Тигр сунул в щель лапу. Дети увидали, что она белая и мягкая, сказали: «Это, верно, наша матушка» – и открыли дверь.

 

Тигр поскорей уложил их в постель, чтоб съесть спящими, да только заснул первым. Мальчик с девочкой тем временем выбежали из дома и взобрались на высокое дерево, которое росло над колодцем на заднем дворе. Тигр проснулся, пошел их искать и увидел в колодце отражение.

– Вот вы где! – вскричал он и хотел уже прыгнуть в колодец, как вдруг мальчик засмеялся.

Тигр поднял голову, увидел их и спросил:

– Как это вы влезли на дерево так быстро?

– А мы намазали руки кунжутным маслом, – ответила девочка.

Тигр намазал себе лапы кунжутным маслом, а влезть не смог: такие они стали скользкие.

– Детки, как вы влезли на дерево? – спросил он.

Мальчик сказал:

– Мы взяли топор и вырубили в стволе ступеньки.

Тигр взял топор и стал подниматься на дерево. Видя, что смерть близка, дети взмолились:

– Хананим! Хананим! Если не хочешь, чтобы мы умерли, пошли нам крепкую новую веревку, а если желаешь нашей смерти, пошли старую и гнилую!

Появилась новая прочная веревка, и по ней брат и сестра влезли на небо.

Тигр добрался до верхушки дерева и тоже взмолился:

– Хананим! Хананим! Если хочешь, чтобы я остался жив, пошли мне старую гнилую веревку, а если желаешь моей смерти, пошли новую и крепкую!

И послали ему Небеса старую гнилую веревку. Тигр полез вслед за детьми. Но не успел он подняться высоко, как веревка оборвалась, и тигр полетел вниз. Упал он на поле сорго и умер, пронзенный стеблями.

А брат и сестра на небе стали солнцем и луной. Поначалу мальчик выходил погулять днем, а девочка ночью. Но была она стыдлива и застенчива и однажды сказала брату, что ей совестно, когда на нее смотрят.

– Позволь мне стать солнцем, – попросила она. – Я буду светить так ярко, что никто не сможет на меня смотреть.

И сестра стала солнцем, а брат луной. И до сих пор колосья сорго красны от крови, а у всех тигров алые полоски на боках в память о сородиче, который умер от ран.

1В корейском языке слово «чхон» означает и зеленый, и синий (как в китайском слово «цин»). Иногда эту сказку по ошибке называют «Синий лягушонок», полагая, видимо, что упрямый лягушонок должен быть необычного цвета. Но корейцы вовсе не путают синий и зеленый, даже если обозначают то и другое одним иероглифом. «Чхон кэгури» – это обыкновенная маленькая зеленая лягушка. Игра слов здесь заключается в другом. Еще один китайский иероглиф, который тоже произносится «чхон», означает просьбу, ходатайство. Корейское название лягушки – «кэгури»; также это и кваканье – «кэгуль, кэгуль». Когда лягушонок возносит мольбу («чхон») Небесам, он выкликает собственное имя. Таким образом, «чхон кэгури» – и «зеленый лягушонок», и «лягушонок, который обращается с просьбой».