Сборник рассказов. Фантастика и фэнтези. Осколок памяти

© Юрий Иовлев, 2025

ISBN 978-5-0068-0268-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Осколок памяти

«Дела не всегда обстоят так,

как кажется…»

Путешествие домой

Ли Кэрролл

Кап, кап, кап…

Это – на улице идёт дождь. Тяжёлые капли, падающие с покрытого серыми клубящимися тучами неба, медленно и лениво стучат в плотно закрытое окно, и, вероятно, оставляя мокрые длинные дорожки, вязко сползают по мета-стеклу. Я нехотя – нехотя просыпаюсь, и, не открывая глаза, с большим трудом выдираю себя из какой-то липкой, тягучей паутины тяжёлого сна. С большой неохотой я вслушиваюсь в мерный, монотонный звук падающих дождевых капель. Вероятно, уже позднее утро и мне, конечно же, пора вставать. Сейчас, наверняка, войдёт в мою такую знакомую и уютную детскую комнату моя любимая мама, включится неяркий, приятный свет, и она скажет так, как только она это умеет:

– Вставай, милый мой, сынуля! Тебе уже пора на занятия!

А ещё, она улыбнётся своей мягкой и такой нежной улыбкой, подойдёт к моей небольшой красивой кроватке и легонько – легонько, ласково погладит меня по моим волосам. Мама у меня очень красивая, у неё такое родное лицо, с тонкими и изящными чертами, яркие мягкие губы, большие тёмно-зелёные глаза, в которых иногда, когда она смеётся или улыбается, проскакивают звёздочки. У неё великолепные светлые, волнистые, густые и длинные волосы, водопадом спадающие по плечам, и доходящие сзади до талии. А ещё я люблю её прекрасные, нежные руки, с тонкими изящными запястьями, и длинными безупречными пальцами. Я очень люблю свою маму, но вставать мне всё равно не хочется. Хочется ещё немного понежиться в своей такой тёплой и уютной постельке.

Кап, кап, кап…, не переставая мерно падают капли.

– Сколько же сейчас времени? Наверное, уже больше восьми утра, я всегда просыпаюсь, примерно, в это время. Постойте, если сейчас уже восемь часов, то почему за окном идёт дождь? Дождь, по расписанию бюро погоды, должен закончиться в шесть, я это точно знаю. Опять эти недотёпы, как их иногда называет моя мама, метеорологи что-то напутали. Так бывает. Редко, но бывает.

Кап, кап, кап…, как монотонно они капают.

– Почему же мама так долго не идёт? Неужели сейчас и правда так рано, ещё нет шести часов? В комнате очень темно и ничего не видно. Странно, пусть на улице ещё только раннее утро, но свет то из окна должен проникать в мою комнату и хоть немного освещать её. Ладно, если мамы нет, то я могу ещё немного поспать. Нет, не могу, не хочется, я, кажется, окончательно проснулся.

Почему-то начинает болеть голова. Боль появляется в затылке и расплывается, сначала к вискам, а, потом и по всей голове.

– Что это? Что со мной? – Нужно зажечь свет и позвать маму. Нет, лучше Кипо, он своей биофизической установкой поможет мне – снимет боль.

– Свет, – командую я негромко, но ничего не происходит, и темнота по-прежнему заполняет мою комнату.

– Свет! – повторяю я уже громче и настойчивее, но опять всё остаётся как было. Темнота никуда не уходит, и мне становится страшно.

– Кипо! – кричу я, – Кипо!! – пытаясь приподняться, но моё тело плохо слушается меня, отзываясь на мои попытки болью.

Кибернетический помощник не вкатывается, как обычно, в мою комнату. Мой голос звучит хрипло и глухо, теряясь в окружающей меня темноте. Я сам пугаюсь своего голоса, который кажется мне незнакомым.

– Мама!!! – отчаянно кричу я, порываясь встать.

Страшная боль, словно разряд тока, пронизывает моё тело, и я теряю сознание…

Кап, кап, кап… Каждый удар тяжёлой капли отдаётся тупой болью в моей несчастной голове.

Я медленно – медленно прихожу в себя, словно поднимаясь на далёкую поверхность из глубокой холодной бездны. Теперь я начинаю понимать, что это – совсем не дождь. Это – капает вода из крана. Что-то случилось, и домашняя автоматика не перекрыла до конца воду.

– Свет, – ещё раз несмело командую я, но вокруг по-прежнему темно и тихо.

Только слышится звук мерно и тяжело падающих капель. Мне очень – очень страшно, я не понимаю, что происходит. Но я беру себя в руки.

– Спокойно, – говорю я сам себе. – Ты уже большой мальчик, вчера тебе исполнилось целых шесть лет.

Это воспоминание на несколько минут отвлекает меня от назойливых мыслей. Вчера у меня был День рождения, и моя мама пригласила на него моих самых лучших друзей. Мы много и весело играли. Моя мама сделала в моей комнате настоящие африканские джунгли, и мы ловили в них огромных разноцветных, сверкающих невероятными узорами на изящных крыльях, бабочек, гонялись за различными зверями и птицами, которые так смешно удирали от нас. Конечно же, джунгли были не настоящие, а мета-голографические, но мама создала их так здорово, что мы этого совсем не замечали. За очень короткое время, в моей комнате выросли огромные деревья, увитые лианами. Пол устилала сочная зелёная трава, в которой виднелись яркие, разнообразные, полыхающие тысячами красок, очень красивые цветы. Множество разноцветных птиц порхало с ветки на ветку, огромные разукрашенные потрясающими узорами бабочки вились вокруг нас, а в чаще скрывались дикие звери. А какие были запахи…, прямо как в настоящих джунглях. Жаль только, что деревья оказались недостаточно плотными, и на них невозможно было вскарабкаться. Мощности нашей установки не хватает, чтобы настолько сгущать мета-поля. Мы весело играли так до самого вечера, а потом сидели за большим овальным столом, со слабо фосфоресцирующей и плавно меняющей цвета поверхностью, и несколько биороботов-андроидов, в праздничных нарядах, подавали нам всякие вкусности: спелые фрукты, разнообразные соки и умопомрачительные коктейли, сказочно украшенные торты, мороженное…

– Ну, вот, от всех этих приятных воспоминаний очень захотелось есть, да и фруктового сока я бы выпил с удовольствием. Где же моя мама? Почему она не идёт? Что же такого могло произойти этой ночью? Может быть ужасное землетрясение? Да, нет, глупости! Даже я, в свои шесть лет, знаю, что сейсмоцентр предсказывает любое из них за несколько месяцев вперёд, а наш дом способен легко выдержать самый сильный катаклизм. Но всё же, где мама? Куда она делась? Почему она не идёт? Наверное, она, просто, ещё спит, а автоматика… Ну конечно-же, она испортилась! Всё-таки очень странно и не понятно. Но, почему у меня так болит голова и мне больно пошевелиться? Придумал! Нужно тихонечко и осторожно слезть с кроватки, и, не делая лишних движений, добраться до двери.

Я судорожно пытаюсь рукой нащупать край кроватки и нахожу вместо него странный, совершенно здесь неуместный, высокий бортик. Верхняя часть этого бортика вздрагивает, словно живая, слышится невнятное жужжание, и она поднимается вверх, исчезая из-под моей руки.

– Это ещё что такое?

Тут только до меня доходит, что я лежу не в своей детской кроватке, а в чём-то похожим на странную ванну с низким краем, покрытую изнутри какой-то мягкой подстилкой. Причём, ванна эта была, вероятно, закрыта сверху, какой-то крышкой. Превозмогая боль, откуда-то взявшуюся в моём теле, я, делая неимоверное усилие, сажусь, цепляюсь за этот странный бортик и медленно – медленно переваливаюсь через него. Пол холодный и немного шершавый, словно покрытый каким-то нескользящим материалом. Осторожно, чтобы не причинить себе излишнюю боль, переворачиваюсь на живот и тихонько ползу вперёд в абсолютной темноте. Руки нащупывают какие-то странные твёрдые осколки разной формы, они в беспорядке разбросаны по всему полу. Я разгребаю эти непонятные осколки и очень-очень медленно продвигаюсь дальше. Тишина, нарушаемая только мерным звуком непонятно откуда падающих капель, пугает меня.

– Не бойся, – стараюсь успокоить я сам себя, – ты уже совсем большой мальчик. Тебе вчера исполнилось целых шесть лет!

Но это почти не действует на мой страх. Левая рука нащупывает что-то мягкое и знакомое, но мозг отказывается в это верить. Решив ничему уже не удивляться, я упорно перемещаюсь вперёд, попутно не переставая шарить вокруг себя руками.

– Ой! – я резко отдёргиваю правую руку, и от этого всё моё многострадальное тело опять пронзает сильная ветвящаяся боль.

С минуту лежу не в силах пошевелиться. От навалившегося страха меня начинает бить мелкая противная дрожь. Сейчас моя рука наткнулась на чьё-то тело, оно холодное и неподвижное. А то мягкое, во что я не хотел верить, это – волосы на голове неизвестного.

– Кто это? Откуда? Это никак не может быть моя мама, у неё волосы длинные, волнистые и мягкие, а эти – короткие и жёсткие. Но у нас дома, кроме меня и мамы никого не было, я это совершенно точно знаю.

С опаской огибаю жуткое, вероятно мёртвое, неизвестное тело и двигаюсь дальше. Перемещаясь таким образом, неожиданно натыкаюсь на кресло странной формы. Я не помню, чтобы у нас дома было такое кресло. С большим трудом взбираюсь на него и громко вскрикиваю от боли, сделав неосторожное движение. Минут пять сижу в этом кресле, откинувшись на мягкую, удобную, высокую спинку с подголовником и отдыхаю. Судя по всему, это – детское кресло, раз оно пришлось мне как раз впору. Потом, осторожно протягиваю вперёд обе руки, шаря ими в темноте, и под ладонями что-то ярко вспыхивает разноцветным светом. Я начинаю различать какие-то небольшие панельки с надписями и светящимися значками. Я двигаю руками, и, словно по волшебству, одни панельки гаснут, а другие – загораются. Передо мной, судя по всему, какая-то доска с разноцветными светящимися панельками, которые зажигаются, стоит моим рукам приблизиться к ним. Доска похожа на стол, только немного наклонённый ко мне. Вспыхивает панелька с надписью «Аварийное освещение», и я, не думая, на автомате, опускаю на неё свою левую ладонь. На стенах этого странного помещения загораются тонкие длинные полоски молочного цвета, свет неяркий, но я всё равно зажмуриваю глаза, после абсолютной темноты он слепит меня. Затем, я потихоньку поднимаю веки. Глаза начинают привыкать к освещению, которое не принесло разгадки, а только ещё больше всё запутало. Передо мной на стене раскинулся не очень большой, молочного цвета, странный экран. В этом экране, как в зеркале, не очень чётко отражался силуэт сидящего в кресле с высокой спинкой незнакомого мне взрослого человека, с длинными светлыми волосами, в каком-то тёмно-синем, с белой полосой на груди, странном комбинезоне. На лице у этого незнакомца с левой стороны запеклась кровь. Я инстинктивно поднял руку, заслоняясь от этого видения, и изображение в экране тоже подняло руку. Я опустил руку, изображение синхронно сделало то же самое.

– Неужели это я? Но как я – шестилетний мальчик, только вчера улёгшийся в свою детскую постельку, мог за одну ночь превратиться во взрослого? И откуда, вдруг, я уверен, что нахожусь в помещении космического звездолёта? – Эта мысль посетила меня совершенно внезапно. – Почему я совершенно ничего не помню, и, в то же время, я смутно узнаю назначение светящихся панелек на небольшом пульте?

Взгляд мой скользнул по помещению. Странное и, в то же время откуда-то знакомое помещение. У меня создаётся впечатление, что я уже бывал здесь когда-то давным-давно, но не помню когда. На полу разбросаны какие-то прозрачные осколки стекла и части каких-то приборов. На двух, ещё обнаруженных мной в этой комнате небольших экранах, вмонтированных в стены, змеятся чёрные извилистые трещины. Кое-где на стене проступают слабо мерцающие красные пятна – сигналы о повреждениях или неисправности оборудования. Это я тоже откуда-то знаю, или, может быть, сейчас вспомнил. Невдалеке от меня на полу на спине, подогнув под себя левую ногу, и откинув в сторону правую руку, лежит какой-то человек. На нём надет точно такой же комбинезон, как и у меня. На левой груди какая-то нашивка с красивым, но непонятным значком. Осмотрев себя, я тоже обнаружил с левой стороны нашивку, но значок на ней был немного другой. Лицо лежащего незнакомца – белое, как мел, его окаймляют чёрные как смоль короткие волосы, остекленевшие светло-серые глаза смотрят в потолок, нос большой, с горбинкой, а рот, наоборот, маленький с побелевшими губами. На квадратном подбородке и на щеках синева небритой щетины, обтянутые серой кожей скулы, выступают вперёд. Судя по всему, он – мёртв. Я не знаю, или не помню этого человека. Самым страшным для меня было то, что я, вроде как, узнавал и, в то же самое время, не узнавал окружающие меня предметы. Я не знал, как управлять этим звездолётом, если это, действительно был звездолёт. Более того, я не имел ни малейшего представления в какой точке пространства, в настоящее время, этот космический корабль находится, и куда он летит, если он вообще куда-то движется.

– Спокойно, – сказал я сам себе. – Первым делом нужно найти биофизическую установку, снять головную боль и привести своё тело в порядок.

Я осторожно, чтобы не причинять себе лишних болевых ощущений встал с кресла, и, пошатываясь, держась одной рукой за стену, начал двигаться к выходу из этой комнаты. Выход оказался открыт, но моя ладонь самопроизвольно скользнула вперёд, приложенная к небольшой овальной, подсвеченной желтоватым светом панельке, когда я прикоснулся к панельке – дверь закрылась. Я снова коснулся панельки, и она бесшумно скользнула вверх. Шагнув в проём двери, с овальными краями, я оказался в, как мне поначалу показалось, длинном коридоре, слабо подсвеченном всё теми же узкими длинными полосками молочного цвета. Всё пространство коридора оказалось пронизанным странными, очень тонкими словно паутинки, переливающимися разноцветными, слабо светящимися и мерцающими нитями. Я, по наитию, двинулся влево вдоль коридора, всё так же придерживаясь правой рукой за стену, и только теперь сообразил, что я знаю, куда мне нужно идти. По мере моего продвижения, нити с тихим коротким и тонким звоном лопались, но сразу же, волшебным образом, восстанавливались за моей спиной. Это было странное ощущение, с одной стороны я ничего не помнил, а с другой – моё тело знало, что мне следовало делать. Тонкие странные нити неизвестного происхождения, заполнявшие весь коридор, совершенно не мешали движению, и почти не освещали его внутреннее пространство. Они просто висели в воздухе, касаясь концами стенок, но не прикрепляясь к ним. Через некоторое время, так никого и не встретив, я добрался до двери со светящейся надписью «Медицинский отсек». Приложив ладонь к такой же, как и до этого, слабо светящейся желтоватым светом панельке, я открыл дверь и, качнувшись, шагнул в этот отсек. Нити там отсутствовали. Посреди, вытянутого немного вдоль одной из осей, овального помещения, на небольшом, опоясанном малюсенькими красными точками огоньков возвышении, стоял медицинский саркофаг, напоминающий ванну с ребристыми стенками, накрытую прозрачным колпаком.

– Странно, откуда я это знаю?

Я медленно, борясь с головной болью, подошёл к саркофагу, крышка которого с тихим жужжанием открылась. Пошатнувшись, и потеряв равновесие, я, буквально перевалившись через его край, плюхнулся на мягкое, чуть тёплое, ложе. Не смотря на мягкую подстилку и все мои предосторожности, тело отозвалось вспышками боли в разных частях. Прозрачный колпак, с тихим жужжанием опустился вниз и закрылся, отгородив меня от остального мира.

– Запустить биофизическую установку, – негромко командую я, немного пугаясь своего такого незнакомого голоса.

Я почувствовал, как тёплая волна начала распространяться по моему телу, погружая меня в спасительный сон. Стало легко и очень приятно, мне показалось, что меня качает на морских волнах, которые нежно поднимают меня и тихо опускают. Через несколько приятных мгновений я провалился в тёмную бездну…

Не знаю, сколько времени я спал, но, проснувшись, ощутил себя полным сил и энергии. Головная боль прошла, тело больше не болело, ум был свежим и ясным. Колпак саркофага самостоятельно откинулся, и я выбрался наружу. Ещё раз, на ясную голову, попытавшись понять, что же со мной произошло, и, не вспомнив ничего, кроме вчерашнего детского дня рождения, я решил обследовать звездолёт, если, конечно, моя догадка о том, что я нахожусь внутри космического корабля – верна. Покинув медотсек, я вышел обратно в коридор. Загадочные нити никуда не делись, они всё так же неподвижно висели в воздухе, переливаясь всеми цветами радуги. Иногда, по нитям прокатывалась волна какого-либо одного цвета, и тогда они вспыхивали по ярче, создавая иллюзию волнообразного движения. Пройдя дальше по коридору десяток шагов, я обнаружил огромную лужу, в которую из небольшой трещины в потолке монотонно падали капли. Наверное, там находился какой-то резервуар с водой, либо вода поступала из повреждённого трубопровода. Капли воды неярко вспыхивали разноцветными огоньками, касаясь нитей, и громко шлёпались в воду, не повреждая их. В том, что в этом загадочном сооружении произошла авария, я почти не сомневался. А, вот, что это была за авария? Я терялся в догадках. Несколько долгих минут я брёл по воде, ступая по её поверхности своими ботинками, но, вот, наконец, лужа закончилась. Под моими ногами оказалась серая матовая, немного шершавая поверхность сухого пола. По коридору за мной потянулась цепочка мокрых следов.

Примерно, час спустя, побродив по не очень длинным, пересекающимся коридорам, заполненными всё той же загадочной разноцветной паутиной, открыв несколько каких-то дверей, ведущих в небольшие помещения непонятного назначения, я, наконец, оказался в чём-то, очень похожем на рубку управления этим звездолётом. Память, какими-то урывками, медленно, очень медленно, словно скупая торговка на рынке, возвращалась ко мне. Всё-таки это – звездолёт, теперь я в этом был твёрдо уверен. Рубка управления этим космическим объектом, была относительно большой. Сверкающие и переливающиеся тонкие разноцветные нити были и здесь, заполняя собой всё помещение рубки. В передней части рубки, напротив входной двери, располагался большой работающий экран, на котором, на тёмном, чуть подсвеченном серебристым светом небе, виднелась россыпь крупных и красивых звёздных жемчужин, горящих разноцветными огоньками. Поверхность экрана, пересекали несколько безобразных, расползающихся в разные стороны трещин. Поскольку изображение на экране было объёмным, казалось, что космическое пространство, сквозь эти трещины, просачивается в рубку управления. Внизу экрана был немного вогнутый большой пульт управления, перед которым располагались три пустые кресла с мягкими и высокими спинками. Ещё шесть кресел, по три с каждой стороны, виднелись у экранов поменьше, перед которыми в стену были вмонтированы какие-то непонятные приборы и небольшие пульты управления. Во многих местах на стенах проступали и пульсировали красные пятна, сигнализирующие о неисправности оборудования, или коммуникационных линий. Рубка была пустой. Рассекая странные нити, я добрался до центрального кресла, стоящего перед основным экраном, и опустился в него. Вглядываясь в причудливые звёздные узоры, я пытался найти знакомые созвездия и определить своё местоположение в пространстве, но у меня ничего не получалось. Больше всего меня занимали разноцветные звёзды, почему-то я был твёрдо уверен, что таких звёзд в космическом пространстве существовать не должно.

Тогда я стал всматриваться в подсвеченные разными цветами клавиши пульта управления с различными значками, некоторые из которых показались мне смутно знакомыми. Наконец, взгляд мой упал на крупную красную клавишу, вызвавшую ассоциацию с тревожной кнопкой, которая предназначена для оповещения о тревоге и, одновременно, о срочном сборе экипажа в рубке управления.

– Надо же, моя память в последний момент милостиво сообщила мне об этом!

Я осторожно приблизил ладонь к этой клавише, и тут же взвыла сирена, светящиеся нити слабо завибрировали. Я представил себе, как громкий сигнал сирены, сдублированный спрятанными в стенах коридоров динамиками, разносится по кораблю, отражаясь от стен, и стал ждать выживших членов экипажа звездолёта. Я терпеливо сидел и ждал, прошло десять минут, двадцать, но никто так и не появился.

– Неужели я единственный выживший на этом корабле? – с ужасом подумал я. – Где все?

Я до боли в глазах вглядывался в главный экран, пытаясь заметить хоть малейшее изменение в раскинувшемся передо мной невозможном звёздном узоре, но так и не заметил никакого движения.

– Может быть звездолёт висит на месте в бесконечной чёрной бездне, полной бездушных звёзд и не двигается? А, может быть, звёзды так далеко, что я этого движения не могу обнаружить? А, кстати, почему молчит ИРП? Возможно потому, что я к нему не обращаюсь. Искусственный разумный помощник, по идее, должен знать всё о том, что произошло на звездолёте.

– ИРП, – позвал я, – сообщи мне, пожалуйста, что здесь произошло?

Ответом мне была тишина.

– ИРП, – позвал я громче, – откликнись!

И снова ни звука.

– Да что же тут случилось? Судя по тому, что после сигнала «Тревоги – Вызова» в рубке управления так никто и не появился, я, действительно, – единственный выживший на этом корабле, хотя, возможно, есть кто-то раненый, который не может двигаться, или находится без сознания. Нужно осмотреть внутренние помещения звездолёта, управлять им я всё равно не умею. Впрочем, может быть, и умею, но не помню, как это делается. Я чувствую, что память возвращается ко мне, но как-то уж очень медленно и обрывочно. Вот что я помню очень хорошо, так это себя шестилетнего, справляющего свой день рождения с друзьями.

– Фантасмагория какая-то!

Я заставил себя встать и поплёлся из рубки обследовать звездолёт. И снова полутёмные коридоры, подсвеченные аварийным освещением из длинных полосок молочного цвета, и нити, нити разноцветной паутины везде. Нити с тихим звоном лопаются при их пересечении, гладкие стены отражают мой нечёткий силуэт, в тишине негромко звучат мои шаги. Мне немного страшно, кажется, что из-за очередного поворота выглянет какое-то неземное чудище, или, того хуже, выйдет зомби одного из членов экипажа. Мрак стелется впереди и позади меня, аварийное освещение даёт совсем немного света. Побродив по коридорам, которых оказалось не так уж много, я сумел обнаружить шесть отдельных жилых отсеков для членов экипажа, считая вместе с тем, в котором я очнулся. От прикосновения моей ладони к подсвеченной жёлтым светом панельке, отворяющей дверь каюты, я сумел открыть только три из пяти. Два отсека мне не поддались, сколько я не жал на эти панельки. Но три открытых каюты, вопреки моим надеждам, оказались пустыми, а две оставшиеся ответили на мои призывы молчанием. Я тщательно обследовал открытые мной каюты, они, несомненно, жилые.

Побродив по коридорам ещё, наверное, не менее получаса, я набрёл на оранжерею, о наличии которой неожиданно вспомнил, в ней я, обнаружил трёх членов экипажа. Полисиликреновые стенки оранжереи были разбиты в нескольких местах, пол устилали их прозрачные обломки. Все три члена экипажа – двое мужчин и девушка неподвижно, в немного неестественных позах, лежали недалеко друг от друга, причём, видимых повреждений на них я не обнаружил. Они одеты в такие-же комбинезоны, как и у меня, ткань комбинезонов выглядела целой без единой дырочки. У всех изо рта вытекали тоненькие струйки крови, остекленевшие глаза смотрели в потолок, при этом у девушки был, как мне показалось, немного удивлённый взгляд, её длинные шелковистые волосы тёмно-коричневого цвета, разметались по полу, но, может быть, мне это только показалось. Я заставил себя к ним присматриваться, пытаясь узнать кого-либо из них, хотя всё моё существо отчаянно хотело поскорее убраться отсюда. Девушка явно была молодой, лет двадцати трёх – двадцати пяти, не больше. Красивые тонкие черты немного кукольного личика, глаза бирюзового оттенка, длинные густые ресницы, аккуратный чуть вздёрнутый носик. Губы, покрытые слоем транспарентной помады, выглядят, словно живые, из приоткрытого небольшого ротика выглядывают безупречные жемчужно-белые зубки. Всю эту красоту немного нарушает тёмная тоненькая струйка крови, вытекшая из рта на идеальный небольшой подбородок. Мужчины, наверное, лет на десять постарше неё, лежат ближе к разрушенной стенке галереи. У обоих короткие каштановые волосы, карие глаза и более грубые черты лица. Левая рука одного мёртвой хваткой вцепилась в одну из стоек оранжереи, словно он хотел удержаться на ногах, но не смог. Рука, вероятно, соскользнула вниз, но кулак так и не разжался. Второй лежит на животе, ноги его подогнуты, словно он пытался ползти на четвереньках, но так и упал, подогнув колени.

– Странно, что разрушены внутренние стенки оранжереи, а внешние – целы. Впрочем, внешние стенки сделаны из борозона, который намного прочнее полисиликрена. В то же время, если удар был снаружи…, но так можно гадать до бесконечности. Итак, по моим подсчётам, экипаж звездолёта, вероятно, состоял из шести человек. Одного я обнаружил в своём отсеке, троих в оранжерее – вместе со мной пятеро. Где же шестой?