Квартира на 5 этаже

Редактор Владимир Кукушкин

© Катарина Ирхина, 2021

ISBN 978-5-0053-6270-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

Макс

Знаете, что такое беобахтен? В немецком языке это обозначает наблюдать или следить. Об этом слове меня рассказала одна знакомая. Ей показалось это слово интересным и необычным. Что примечательно, но в этом языке много необычных слов, как рассказывает она. Но именно это слово будет обозначать то, о чем я расскажу.

Я живу в пятиэтажном доме, где много интересных людей. В моем понимании все люди интересны, но именно здесь мне даётся возможность по-настоящему понаблюдать и послушать за людьми такими, какие они есть. У нас тонкие стены и все очень хорошо слышно. Иногда это напрягает мою сестру, она много работает, а мне наоборот это очень нравится и я порой чувствую себя не так одиноко как обычно. Дом как будто дышит какой-то странной и интересной жизнь, как и каждый человек на земле.

Мы живём на пятом этаже и периодически слышим, как через стену поёт маленькая ЛиЛи, ее мама бывшая оперная певица, а сейчас она домохозяйка. ЛиЛи поёт очень тихо, потому что, может быть, стесняется. Она старается и делает большие успехи. Они поют обычно утром перед тем, как я собираюсь в школу или куда мне обычно надо по утрам. Когда я вижу их на лестничной клетке, девочка всегда мне улыбается, а я улыбаюсь ей в ответ. ЛиЛи одета, обычно, в платьица и маленькие туфли, очень похожа на принцессу. Если честно, она как будто бы и есть принцесса. Нет манерности в детских движениях как у девочек, которые пытаются подражать королевам. Она всегда опрятна и самостоятельна, – маленькая леди. Бывшая оперная певица, конечно, не утратила своего величия и ведёт себя как настоящая королева – выглядит хорошо.

На лестничной клетке есть тоже много интересного. Очень часто по ней ходит мужчина с бородой и тростью. Он немного похож на крота, который ищет что-то важное, но видно, что возраст берет своё, и он пусть и пытается найти ненайденное, все равно уже поздно искать. Может быть он бывший следователь или полицейский или оператор, который ищет разные ракурсы. Меня привлекало в нем то, что он был живым по сравнению с другими людьми в этом возрасте, в его движениях была точность, не как у роботов, а что-то такое, что трогало внутри меня. Я не знал его имени и, как по мне, ему оно и не нужно, потому что оно бы не имело никакой роли в его образе. Нам на актерском мастерстве рассказывали, что порой имена не имеют никакого значения. Человека запоминают не за его именем, а по тому, какой он сам по себе. Человек может иметь такой набор качеств, что начинаешь думать не о том, как его зовут, а почему его жизнь сделала таким, какой он есть. Как по мне имена это всего лишь набор букв.

В этом подъезде есть женщина, внешность, которой отвечает на многие вопросы к ней. Ее волосы были чёрного как смоль цвета, но уже с седыми прядями. Они ей очень шли. Седые волосы у ней не были приметой старости, а как что-то приятное и светлое. У пожилых людей она чаще всего является свидетельством их тяжелой жизни и двоек их детей. А ее седина смотрелась хорошо и даже молодо. Я, к большому сожалению, видел ее всего несколько раз, но почему-то я хочу услышать ее голос. Я могу только предполагать какой он, может быть тихий, как говорят мыши, или звонкий как у детей. Она показалась мне очень красивой, хотя ее осунувшееся лицо и голубые глаза казались кукольными и грустными, и было видно, что она у неё была интересная и тяжелая жизнь. В них была какая-то странная красота.

В нашем доме есть так же и «неформалы», как называют их наши бабушки. Это пара. Они всегда очень шумные и чаще всего я слышу именно их. Неформальность в том, что у девушки и парня есть татуировки. У неё рукав с драконов, как у якудза. А у парня ноги и грудь покрыты растительным орнаментом. Не всегда понятно, что он хотел выразить этим, когда набивал, но это отвечает на многие вопросы о нем.

Он явно не определился со своей жизнью и что его единственный путь – это просто быть, как растение. А вот о девушке было понятно, что она знает своё место и ее татуировки на своём месте. Она властная и не любит, когда ее перебивают. Они часто ругались и громко мирились.

С этого я начну свой рассказ.

[В нашем подъезде очень много людей, и я не хочу описывать каждого из них, не потому что они неинтересные, а потому что не вижу в этом необходимости.]

Однажды татуированная пара снова шумно ссорилась, и, как я думал они помирятся так же шумно, но я услышал только грохот железной двери и тишину. Мне показалось это странным, ведь обычно у них сразу все идет на позитивный лад.

С тех пор прошла неделя, ничего так и не изменилось, парня с растительностью я больше не видел, а вот девушку часто. И, что удивительно, снова появилась женщина с сединой. Она уже не казалась не такой уж и грустной, немного даже повеселела. Как оказалось ее голос был мягким и, я бы сказал, теплым, и теперь она не казалось такой таинственной. Женщина с сединой, судя по всему, была родственницей той девушки. Девушка называла ее по имени. Женщину звали Ольга. Я так и не смог понять, кто они друг другу. Они часто разговаривали на лестничной клетке. Говорили о каком-то Денисе (возможно, о том парне с растительность), о том какой он мудак (это слово часто произносилось), о том, что девушка с тату устала и ей стоит заканчивать с менеджментом и начать делать что-нибудь другое и все в таком духе. Девушку, как оказалось звали Юлия. Ольга, когда они говорили просто молчала и иногда говорила что-то, действительно, дельное. Например, что стоит быть тише или что стоит убраться в квартире. Потом это общение быстро прекратилось, (Ольга исчезла как-то неожиданно) и я видел только Юлю, она была уже не такой оживленной как прежде.

В один из солнечных дней марта в наш подъезд заселилась девушка, как раз в ту квартиру, где жила Ольга, на 3 этаже. Девушку звали Марго, я встретил ее у подъезда и решил ей помочь занести вещи в квартиру. У неё было два чемодана и несколько коробок с какой-то мелочью. В одном чемодан, как выяснилось, был со швейной машинкой – он был самым тяжелым, а второй – был полегче. Не понимаю, как бы она смогла это донести до квартиры, ведь они были очень тяжёлыми, а грузчиков она не вызывала. Сама Марго, когда мы закончили, сказала, что будет рада угостить меня кофе или чаем в любое время.

Когда я рассказал об этом сестре, та насторожилась и сказала, чтобы я был поаккуратнее. Она часто говорит мне, что моя доброта не всегда может принести мне пользу. Но я не чувствовал опасности со стороны нашей новой соседки. Обычно я это ощущаю и, но если мне интересно, то я забываю про опасность, но она была тем человеком, от которого веяло теплом. Я бы даже сказал, что рядом с ней трескалось стекло. Странная тайна вокруг неё не позволяла понять ее, и только в квартире мне стало понятно, кто она такая. Я узнал ее по вещам.

Квартира была обставлена старой мебелью бальзаковских женщин. Этот термин я употребляю не в том смысле, в котором принято употреблять. Возможно, вы меня поймете. Особенностью этой квартиры были шкафы с лакированной поверхностью, сервант со статуэтками оленей и другой живностью, все это явно принадлежало Ольге.

Серые старые люстры, что-то в них было от шестидесятых – мода была такая. Они светили тускло и можно сказать, что без этого света можно было жить, ведь окна очень огромными, пусть и на третьем этаже. Бордовые обои, явно советские и не менялись с тех времен, когда у всех появилась возможность делать евро-ремонт. Этот странный грязный цвет был во всей квартире. Что интересно, но Марго здесь не жила, а ее мама переехала сюда только год назад и из-за здоровья не могла приступить к ремонту, хотя бы косметическому. Отмечу, что полы здесь были новыми. Будущей хозяйкее явно все это не нравилось и все, что было в этой квартире, но кресла ей приглянулись и она сказала мне, что оставит.

Насчет личных вещей. Они как раз говорили о многом, например о том, кто она. Вообще я считаю, что вещи порой говорят больше, чем их обладатели. Швейная машинка, бежевого цвета, как оказалось, была средством ее заработка. Рядом с ней лежали разные ткани и всякого рода приблуды для шитья. Видно было, что они все разложено по какой-то системе, у неё не было в этом месте беспорядка. На одном из кресел лежали в безумном беспорядке книги, классическая литература, искусстве и биографиях. Все были заложены закладками, в одной даже лежал карандаш, видимо она что-то им отмечала. Ещё я заметил блокнот в чёрном переплете. Он был маленького размера с перетянутой резинкой. На его обложку было наклеено несколько милых стикеров с каким-то потайным смыслом, который, видимо, знала только она.

Чертой Марго было то, что она носила очки. Чёрная оправа с закруглёнными стёклами придавала ее правильным чертам частичку детскости, небольшой наивности, которую она скрывала. Марго была поразительно похожа на мать, но не была грустной, а наоборот какой-то легкой на подъем и вообще излучала свою внутреннюю правду.

Мы сели за стол на маленькой кухне. Она спросила, что я буду – чай или кофе. Я сказал, что чай. Она поставила передо мной френч-пресс и маленькую чашку без ручек из толстого стекла и слоеный пирог из яблок. Себе же она налила кофе из гейзерной кофеварки и уселась на подоконник, сделанный под диван, судя по всему, сделала сама. Через Марго шёл конторой свет. Сам же я сел на достаточно удобный советский стул, и мы разговаривались.

– Знаешь, Макс, хочется очень многим с тобой поделиться… но я с тобой знакома только второй день.

– Я думаю, вы со временем сможете поделиться со мной чем-нибудь, потому что чай у вас очень вкусный.

– Спасибо. Пожалуйста, не называй меня на вы, но я не так стара, чтобы меня называли на вы.

– Хорошо. Почему вы… ты переехала сюда?

– Моя мама захотела переехать на дачу, там ей будет лучше, а мне не придётся снимать квартиру, поэтому я здесь.

– Ольга же жила одна, а квартира, достаточно, просторная, почему вы не жили с ней.

– У меня был молодой человек… а я его любила.

Марго немного смутилась и немного ушла в себя, видимо это была больная тема.

– Но я приезжала к ней, часто…

Я решил сменить тему и спросил у неё о том, что она читает. На этой почве у нас все пошло, как по маслу. Я даже не заметил, как наступил вечер.

– Твоя сестра не будет расстроена, что я тебя задержала.

– Откуда вы… ты знаешь, что у меня есть сестра?

– Видно.

И опустила взгляд в пол.

– Она спускалась сегодня утром, а ты на неё очень сильно похож, вот я и решала, что это твоя сестра.

В такие моменты я чувствую себя незащищенным, с одной стороны, в этом не было ничего такого. Мы действительно очень похожи, и она все равно бы узнала, что у меня есть сестра. Но с другой, а почему именно сестра, и почему именно она предположила, что она будет ждать меня и беспокоиться за мне. Мне казалось не убедительным, теперь она стала для меня подозрительной.

Вдруг в дверь позвонили, и квартира как будто задрожала от неприятного звона, что Марго даже поморщилась и вышла в предбанник. Все-таки это был именно предбанник, советский дом и советская квартира с антресолями.

Я услышал, что это была девушка, а именно Юлия. Разговор шел на повышенных тонах. Она интересовалась, где Ольга, Марго сухо ответила ей, что Ольга уехала. Юлия стала больше допытываться куда именно. В конце концом Марго пренебрежительно выдохнула и попросила подождать в дверях. Я решил повернуться и посмотреть, что она будет делать. Марго вошла в гостиную, взяла пластиковую большую коробку и отнесла её Юлие и, как подсказал мне щелчок, закрыла дверь. Коротко.

Вернулась она задумчивая и как будто злая. Марго сжимала руки и была сама себе на уме.

Я вдруг подумал, что мне стоит идти к себе на этаж и так и сделал. Попрощался с Марго и задумался. Давно таких людей я не встречал, чтобы так сильно переживать за такой, с виду, не интересный разговор.

В течение недели я начал замечать то, что в наш подъезд стали приходить люди с пакетами или кофрами для одежды. Они звонили в квартиру Марго, а она их с улыбкой впускала. Не знаю о чем они говорили, но наверняка она говорила о сроках своей работы или о том какая деталь будет подходить к тому или иному элементу одежды.

Вот так я познакомился с Марго.

…

Июнь

Наступило лето, школа закончилась, а я все так же занимался своим, с одной стороны, неблагородным делом, наблюдал и строил догадки о людях, живущих в нашем подъезде. Мне все больше казалось, что соседи становятся приземлёнными и понятными. Маленькая ЛиЛи и ее мама, конечно, вызывали приятные чувства, но уже не такие как прежде. Они были какими-то подозрительными. Мужчина с бородой и тростью оставался таким же, что удивительно. Юлия все больше походила на нервную старуху. Она хамила всем, кто как-то доставлял дискомфорт, будь это просто разговор на лестничной клетке или просто резкие духи на одежде.

Я хотел найти себе подработку на первые месяцы лета, а в августе поехать в лагерь с ребятами по театральной группе. Искать я начал в мае. И мне мало что нравилось из того, что подворачивалось. И я решил поспрашивать у знакомых, но все было либо незаконным, либо неприятным.

Одним утром лил очень сильный дождь, что у меня отбило все желание куда-либо идти, и решил остаться дома и попробовать ещё раз поискать себе работу. Мои поиски ни к чему не привели. Но вдруг кто-то позвонил к нам в дверь, и моя сестра пошла открывать. Я услышал мягкий голос Марго. Она говорила обо мне, о том и есть ли у меня свободное время. Я выбежал в предбанник и сказал, что да, у меня есть время. Моя сестра сказала мне: «Ты ведь даже не знаешь, чем будешь заниматься, может это не то, что ты хочешь. На это Марго ответила: – работа не пыльная. Ассистент кутюрье, а именно меня. Тысяча в неделю и возможность пить вкусный кофе. (И непринужденно улыбнулась.) В твои обязанности будут входить помощь мне в выборе тканей, подборка фасонов для клиентов и всякая мелочь с тряпками. Это не сложно. Шить я тебя не заставлю и бухгалтерским делом заниматься тоже – просто помощь. Что думаешь?

Марго облокотилась на косяк двери.

– я думаю, что я справлюсь. -.

И посмотрел на сестру, а та была в недоумении и взглядом попросила меня уйти. Я и направился на кухню. Они же потом о чём-то тихо говорили. Сестра, выслушав все, что сказала ей Марго, согласилась с ней и попрощалась.

– ладно, она не такая уж и странная. Она передала это тебе.

Сестра протянула мне концерт, цвета светло-желтой горчицы, с необычным заклеивающимся клапаном. В нем я нашёл письмо и значок, на котором было написано «assistant». Сам значок был из железа чёрного цвета с белыми буквами. Держался он на магнитиках, примерив его, я понял, что он неплохо сочетается с моей одеждой. Из письма я вычитал следующее:

«Здравствуй, Макс. Я очень рада, что ты стал моим ассистентом. Как я, наверняка, и сказала, твоя работа будет заключаться в помощи мне с тканями и фасонами. Но, помимо этого, ты, если захочешь, будешь ходить со мной на мероприятия, а именно на выставки, в театры и, возможно, на разного рода фуршеты. Возможно, ты задашь мне вопрос, почему обычная швея ходит на подобного рода мероприятия. Я шью не только для обычных обывателей одежду.

У меня будет только два требования – ухоженный вид и пунктуальность. Насчёт заработка, все будет стабильно, в конце недели получаешь свою 1000 рублей и чаевые. О выходных и о том, когда тебе это будет необходимо, будем договариваться. Все зависит от тебя и твоих возможностей. Если ты завтра готов приступить к работе, то приходи завтра ко мне в 11 утра. Мои Контакты:…»

Почерк Марго был закругленным. Подписалась она размашистой росписью. А я подумал о стирке и о вещах, которые давно не носил.

…

Прошла целая неделя с того, как я начал работал у Марго. Она давала мне легкие задания, я записывал за ней мерки клиентов. Если я что-то не понимал, то она терпеливо объясняла значение всех терминов, что такое выточка, сметание или баска. И вскоре я начал понимать всё, что она мне говорила. Ей нравилось, что я задаю вопросы.

Мой день начинался с одиннадцати утра, а заканчивался в шесть вечера, и в два был перерыв. Она настояла на том, чтобы я оставался у неё на обедать. Готовила она очень хорошо и всегда разнообразно. Марго всегда спрашивала, что мне нравится из мяса из овощей. Она готовила, с одной стороны, очень простые блюда, но со своим видением. Например, блинчики из яблок и банана на овсяном молоке, или фаршированные перцы – не мясом, вместо них баклажанами или цукини. Я, к слову, не ел мясо, и Марго это учитывала. Мне очень нравилось находиться в ее обществе. Она много говорила о литературе, о людях, о разных взаимоотношения, ну, конечно же, об одежде. Она считала, что одежда – это зеркало человека. Я же с ней делился всем тем немногим, что знал, но видно она принимала это и готова была меня поддержать. Мне было интересно с ней.

Возможно, вам покажется, что я буду испытывать к ней некоторые большие чувства, но не в этой истории, потому-то она для меня не больше, чем друг. И я был уверен в том, что она воспринимает меня как ребёнка, и как я потом выяснил не одного меня.

Часть 2

Марго поднялась на третий этаж, в руках у ней были тяжелые пакеты с материей и едой. Открыв квартиру, она опустила на пол пакеты, и согнувшись в три погибели, зарыдала. У неё болели руки, голова и мысли. Ей было невыносимо одиноко в своём мире.

Она подняла голову наверх и с выдохом поднялась. Собрала все, что у неё было и начала распределять каждый предмет на своё место. Крупы, специи, масло, уксусы, заправки и мёд в верхние шкафчики. Хлеб в хлебницу. А все остальное в холодильник, оставила только помытые нектарины.

Из кармана спортивных горчичных штанов достала порт сигар. Он был чёрного цвета с серебренными вензелями. На подоконнике лежал длинный чёрный мундштук, который остался от бабушки. Взяв его в руки, она вставила в него самокрутку и подожгла спичкой. Тонкий дымок наполнил кухню знакомым запахом. Она вдыхала дым одновременно наслаждаясь и горько вздыхая. Марго явно не хотела плакать снова и поэтому сделала первую затяжку. Не получилось. Зарыдала и трясущейся рукой взяла нектарин и откусила от него внушительный кусок, что по ее руке потек сок. После она проглотила и сделала ещё одну затяжку. Снова выдохнула и потушила ненавистную ей вещь. Обглодав косточку, что осталось от нектарина, в телефоне нашла номер закладчика, удалила его и тихонечко положила голову на стол. Вслух она произнесла: – как необычно звучит стол, – и засмеялась – хорошо, что это не на долго осталось слышать гиперболизированные звуки.

В голове гудела тишина. Марго ее ненавидела всем сердцем. Почему-то именно после того, как она курила непринятые в обществе вещи, она становилась тише, как будто голову погружаешь в воду. В какой-то момент это все заканчивается, но тишина уже не такая пронзительная. Желание бросить ей пришло только в тот момент, когда в последний раз она выходила из съемной квартиры. Она вдохнула свежий воздух и поняла, что он пьянит, а равновесие приходится ловить.

Часть 3

Олег

Мы называли ее Марочкой, потому что когда она была еще очень маленькой, и ее мама отправляла письма в конвертах, то Марочка любила их облизывать и приклеивать к конверту. Так она и стала Марочкой. Она не любила, когда ее звали Ритой. Оно ей и не шло.

Как рассказывала мама, в тот день, когда я ее только увидел, на ней было зеленое платье. Мама говорила, что это в цвет глаз. Я обычно никогда не смотрел ей в глаза и поэтому верил маме. Мама говорила, что у нее глаза как изумруды. Камушки я такие не видел, но мама их сравнила их со слезами русалок. У Марго, возможно, глаза похожи слез русалок.

Марочка младше меня на два года, но мама всегда повторяла мне, что она очень умна и хорошо пишет. Как будто она уже взрослая, могла она писать красивые буквы на бумаге.

Как ее мама, она любила писать письма. Она часто посылала их мне. В них она рассказывала свои всякие фантазии и мысли, как она говорила «не о чем», но мне нравилось. На них всегда были марки, наши адреса наших домов, а внутри разные засушенные цветы.

Это были сказки или что-то вроде зарисовок или просто незамысловатая история о людях или не о людях. Она писала мне без повода, например о том, как она проснулась и увидела солнечный зайчик, который напомнил ей того настоящего живого зайца, которого мы видели в лесу на прошлой неделе или просто она представлялась ведьмой, которая пишет обычному мне о своей ведьменской жизни. Марочка писала эти письма каждый месяц и даже тогда, когда мы разъезжались по школам, я получал эти письма от нее еще чаще. Она писала их только мне и никому не рассказывала, о чем она пишет. И так продолжалось до того момента, пока я не повзрослел и не обидел ее.

…

Мне неприятно об этом вспоминать и хочется вернуться туда и все предотвратить, но у меня было высокое мнение о себе и желание показать себя лучшим перед моими друзьями. Их было много у нас в поселке. Потом они вообще перестали со мной общаться, потому что я стал для них «слишком умным».

В общем, я прочел их вслух перед мальчишками. Они подбили меня на это, потому что увидели одно из писем у меня на столе. Тогда они рассмеялись и начали приставать к Марочке, что она меня любит, как они выражались тогда, и все эти ее фантазии и мысли просто ничего не значат. Тогда Марго не заплакала. Ей было несвойственно это. Она просто приняла смех невоспитанных мальчишек и больше мне ничего не присылала.

В тот момент мы и реже начали общаться, а если и виделись, то она делала вид, что все хорошо. Она была всегда вежлива со мной, а мне становилось невыносимо одиноко. Она уже не писала мне письма, не делилась со мной своими мыслями, а я корил себя за то, что не вступился за нее, а ведь ей это было важно.

Я тогда, когда осознал это, а я осознал не сразу, прошло четыре года после этого случая. Мама Марго как-то вскользь обмолвилась этим с моей мамой: « Марго не знает кому писать письма.» Тогда я окончательно убедился, что мне не кажется. Я почему-то тогда не извинился. Как будто это ничего не стоило. Я знал, что она меня простит. Она всегда прощала меня, но тогда я был очень гордым и решил, что это само собой разумеющееся.

…

Мне тогда было восемнадцать, за эти четыре года мне приходилось худо от всего, что мне пришлось пережить. Отец ушел из жизни, поступление в университет в шестнадцать лет, мамины нервные срывы, работа в корпорации отца, я впервые влюбился, и это все я один. Марго во многом могла бы меня понять, но я пренебрёг ей. С одной стороны, это произошло так давно, когда мне было 15, а ей 13. Мы еще были детьми, но она так и не стала со мной дальше общаться, и, конечно же, она больше мне ничего не писала, не делилась со мной ничем, и я с ней тоже.

Я был так одинок в своих мыслях. Я знал, что она понимает мои проблемы. Она одна из самых первых посодействовала в похоронах и, мне кажется, помогала моей маме. Она не помогала мне напрямую, но я знаю, что она всегда была рядом.

Я думаю, что тем поступком ничего не смог исправить, но тогда я хотел показать ей, что я прошу прошение.

Я тогда отправил ей оригинале книги Джоан Роулинг – всего Гарри Поттера. Красивое издание – подарочное. И подписал на первой книге форзаца: «Я знаю, что ты не читала, и я прошу у тебя прощения за прочтенные письма. Мне, действительно, до сих пор стыдно.»

Тогда мне пришел маленький конверт с ответом: «Спасибо за книги. Обязательно их прочту. Я прощаю тебя и надеюсь, на то, что ты в добром здравии и не чувствуешь себя несчастным.»

Тогда я ответил ей: «Я хочу, что ты поговорила со мной.»

Мне последовал ответ: «Мне нечего тебе рассказать.»

Эта переписка была такой короткой и по-настоящему наполненной. Я тогда, мне кажется, хотел многое ей рассказать, но я замолчал все в себе и даже не попытался с ней продолжить эту переписку. Во мне было столько всего, что я просто не знал о чем писать. У Марго это получалось легко, и она во всем, что писала, знала смысл и каждого слово как ручей переходило из одного в другое. Я читал все, что она писала. Все, что выходило в публикацию, и даже когда выходил фильм непутевых режиссеров, читал ее сценарии.

А когда я узнал, что она перестала писать вообще, то во мне проснулась злость на тех, кто, возможно, повлияли на нее. Я не хотел мириться с этим и при этом винил себя.

Часть 4

Она вышла из ванной комнаты с полотенцем на голове и в чёрном кружевном белье. Из больших окон лился солнечный свет, что даже занавески цвета желтой пыли, не могли им противостоять. Марго с пренебреженьем отодвинла их и свет стал ещё сильнее.