Александрийский код, или Веселая наука быть серьезным. Философия, приключения и юмор в одном флаконе

Глава 3. Аристарх среди энтузиастов сомнительных экспериментов и напрасных надежд, или Мастерская непревращаемых веществ

Чем проще средство, тем дороже результат.

Аристарх открыл дверь и тут же провалился в пространство просторной лаборатории, где колбы бешено булькали, пробирки весело сверкали, зловещие аппараты угрожающе щелкали, а воздух трещал от напряжения. Посередине красовался большой дубовый стол, за которым нередко совершались выдающиеся открытия и разнообразные конфузы. Вокруг стола скучились шкафы, до отказа забитые колбами, ретортами и прочими атрибутами старинного занятия. Полки жалобно скрипели под тяжестью толстенных манускриптов, подробно инструктирующих желающих, как изготовить золото и разные полезные штуки практически из ничего. Рядом выстроились пузатенькие бутылочки, наполненные порошками и минералами, мечтавшими стать философскими камнями. Стены были увешаны замысловатыми чертежами и таинственными формулами, уверенно ведущими кратчайшим путем к долголетию и свежести тела. В углу скромненько приютился колоссальных размеров котел, самолюбиво считая себя сердцем этого заведения. Уже вовсю бурлила работа: алхимики самозабвенно кипятили, растирали и перемешивали порошки, надеясь сварганить чудодейственный эликсир. Особенно старательно возились с золотом и серебром – старой доброй парой, чей союз обещал великую победу над старостью и хворями. Жрец искусно управлялся металлическим стержнем, нежно помешивая содержимое сосуда. Вероятность успеха была равна нулю без пяти минут. Второй жрец без малейших колебаний бухнул в горшок ртуть – проверенную основу всяческой трансмутации, и эфир – признанного посредника между землей и небом. Аристарх смекнул, что перед этими двоими стояла задача куда сложнее шахматной партии: соединить несоединимое, наглядно демонстрируя, что пределы человеческого ума простираются далеко за границы обычной глупости. Он придвинул нос поближе к пламени, стараясь ничего не упустить. Жидкость весело булькала и пенилась, явно собираясь превратиться в вожделенный философский камень – последнюю надежду алхимиков убедить человечество, что их труды не пустое занятие. Ученый впервые увидел собственными глазами то, о чем раньше только читал в книгах. «Бррр-дыщ!» – подумал Аристарх, осознав за секунду, что жизнь куда мудрее и запутанней, чем воображал профессор Кирпичев. Да и наука – вовсе не сборник готовых рецептов, а скорее русская рулетка, где большинство пуль оказываются пустышками самонадеянности! Он с любопытством оглядел зрителей, терпеливо ожидающих чуда. Все молча таращились на колбу, готовясь встретить финал эксперимента. Там булькал раствор грязноватого оттенка, подозрительно схожий с неудачным борщом. «Эх, какая все же мучительная работенка у этих энтузиастов: ищут истину на ощупь, делают открытие наобум и надеются поймать удачу на крючок!» – хмыкнул Аристарх, прекрасно понимая, чем закончится дело. Он нырнул в пучину воспоминаний так глубоко, что едва не проглядел решающий момент, но резкий запах серы резко вернул его обратно в реальность. Старец открыл глаза пошире – и вот она, голая проза бытия: на дне колбы тускло мерцал невзрачный кусок свинца, жалкий итог великого эксперимента. Ученые ахнули – вот так открытие! Подведя итоги, Аристарх невесело заключил: «И самое обидное – никто не виноват! Да, человек – это звучит гордо, но даже ему порой приходится склонять голову перед очевидностью…»

Алхимик шагнул вперед, вздохнул и признался:

– Спаять несколько кусочков железа – сможет любой кустарник-самоучка, – рассуждал жрец, – а вот обнаружить в себе золотую жилу – высшей пробы искусство! Тут нужны особые способности, острый глаз и счастливый случай!

Один из учеников, краснея и неловко переминаясь с ноги на ногу, решил-таки спросить:

– Мастер, почему опять попали пальцем в небо?

Алхимик почесал затылок и пояснил, насколько сумел доходчиво, стараясь вложить максимум мудрости в минимум слов:

– Золото, дорогой юноша, дорого не блеском, а содержанием – сотнями лет истории, застывшими в металле. Так и знания, пройдя огонь, воду и медные трубы – становятся чистым золотом!

Ответ мастера поднял шумиху, и десятки любопытных голов дружно повернулись к Аристарху, признанному глашатаю истины и непререкаемому авторитету Александрии. Тот слегка растерялся, но тут же, собравшись с духом, откашлялся и объявил:

– Признаться честно, братья мои, ошибка – строгий, но справедливый учитель, – объявил Аристарх, поправив складки тоги. – Нет ошибок – нет роста. Как дерево, лишенное бурь, остается слабым ростком, так и человеческое знание без оплошностей теряет силу и крепость.

Толпа подтянулась и стала слушать внимательнее: чего нового выдаст на этот раз знаменитый Аристарх? Увидев такую заинтересованность, ученый тут же расправил плечи и принял важную позу.

– Одни ошибки заставляют вернуться и засучить рукава. Другие же… – он криво улыбнулся, взглянув на тусклый кусок свинца, – вообще никуда не ведут!

После этих слов старец выдержал такую долгую паузу, что публика начала волноваться: дышит ли вообще почтенный исследователь? Но, к счастью, он ожил:

– Чего уж там, друзья мои, опыт вышел скверненький… – вздохнул он.

Алхимики осторожно переглянулись.

– Но! Скверный опыт – тоже опыт, – благодушно заметил ученый. – А удачно споткнуться – половина успеха, – подытожил Аристарх.

Повисло секундное молчание, а затем воздух сотряс одобрительный гул. Ученые послушно наклонили головы, признавая правоту Аристарха. Тут вдруг лаборатория осветилась яркой вспышкой, и непонятно откуда свалился сам Трисмегист. Стоял он как ни в чем не бывало, будто появление из воздуха – самое обыденное дело. Гермес шагнул, и земля легонько качнулась, как бы подтверждая подлинность явления. Трижды Величайший привел в порядок свою мантию и одарил алхимиков царственным взглядом. Ученые заметно занервничали, и Гермес широким жестом показал, что можно расслабиться и присесть. Когда народ утих и приготовился слушать, он начал:

– Начнем наконец! – радостно объявил Гермес, взмахнув рукой. – Представляется редкостный случай заняться вопросами, решение которых нигде не сыщешь!

Ученые заерзали, тревожно переглядываясь. Гермес потряс бородой, стараясь скрыть довольную ухмылку:

– Позволю себе высказаться прямо и без дипломатии: эликсир молодости до сих пор не найден, поскольку боги уверены, что человечество прекрасно развлекается и без него! Опасаются, понимаете ли, что, заполучив эликсир вечной жизни, люди тут же начнут клянчить средство от смертельной скуки.

Все застыли в изумлении. В наступившей тишине Аристарх отчетливо услышал, как поскрипывают песочные часы и негромко шипит капелька масла, случайно угодившая в огонь.

– Эликсир бессмертия – не варево какое—то, – заявил Гермес, – а полная свобода от страхов, алчности и тяги к излишествам!

Он резко взмахнул пальцем, отчего колбы дружно запрыгали на столе:

– Человек же – осколок Бога, а бессмертие доступно лишь тому, чья душа прозрачнее стекла, – сообщил Гермес с довольной миной знатока.

Зал ответил согласным гулом. Один ученик выкрикнул:

– Гермес, поговаривают, что люди мечтают о вечной жизни, чтобы успеть попросить прощения за грехи молодости!

Присутствующие изумленно вытаращились на выскочку, а Трижды Величайший снисходительно усмехнулся.

– Долгожительство людям абсолютно ни к чему! – пояснил Трисмегист. – Все, что им необходимо, – хорошее оправдание собственной праздности. Вера в эликсир вечности – дело очень удобное, ведь она позволяет отложить все срочные дела на неопределенное «завтра».

В зале поднялся негромкий ропот и редкие смешки.

Юный Хепи, слегка робея, тихонько подал голос:

– Учитель, выходит, эликсир бессмертия – это не волшебный напиток, а особое состояние души?

Трисмегист приподнял густую бровь.

– Да, юнец, – усмехнулся Гермес, – это состояние ума, которое позволяет видеть счастье во всем и возможность поправить дела в каждой случайной встрече. Только многие хватаются за это, думая, что продлят себе радость жизни. А волшебные напитки оставьте аптекарям!

Хепи вспыхнул румянцем и вежливо уточнил:

– А почему философский камень называют именно так?

Гермес дернул бороду, будто пытался вырвать оттуда гениальную идею.

– Как оказалось, философия – единственный доступный способ открывать горизонты, сидя на скамье раздумий, – ответил он, нахмурившись.

Молодой ученик, горя желанием познать все на свете, не унимался:

– Учитель, если магия такая могущественная, почему философский камень приходится варить годами, а не просто сказать «абракадабра»?

Трисмегист слегка покачал головой, будто убаюкивал мысль, прежде чем дать ей приобрести реальные формы.

– Сын мой, магия бушует вовне! – сказал Гермес, – а философский камень уютно поспевает в недрах души человека!

Он деликатно постучал себе указательным пальцем по округлому черепу и заметил:

– Ловить удачу за хвост – дело пустое, если философский камень спрятан не в химической посудине, а живет в вашем собственном сознании!

После сказанного воцарилось молчание. Трисмегист неторопливо открыл шкаф и бережно достал пузатый пузырек с жидкостью насыщенного янтарного цвета.

– Друзья мои! – громко объявил Гермес, выставляя пузатую бутылочку. – Кто рискнет выпить и проверить, что истины доступны каждому, кто способен испытывать жажду познания?

Послышался приглушенный гул: одни прибывали в сомнениях, другие – в панике. Аристарх потерял бдительность и уступил искушению. Маленькая капля чудесного напитка юркнула в рот, и вмиг случилось нечто невероятное. Мир изменился, мысли стали ясными и легкими. И тут его охватила страшная догадка: неужели вся его жизнь – всего лишь пара строк в чужой рукописи? Лихорадочно ухватившись за тонкую нить рассуждений, он бросился искать высший смысл. Аристарх потер лоб и подумал: «Видимо, объяснение моего появления здесь элементарно: случайности – это самые продуманные вещи на свете. Встречи с мифологическими персонажами происходят вовсе не случайно, а строго по расписанию Вселенской канцелярии. Приятно сознавать, что тобой руководит невидимая рука судьбы, но горько понимать, что ты всего лишь мелкая фигура на огромной доске истории». Шальная мысль пулей пронеслась в голове, вызвав дрожь. И Аристарх вдруг понял: добро и зло – сущие пустяки, а настоящая игра разворачивается высоко, где простые смертные даже носа не покажут. Цель великих мыслителей, как Трисмегист, предельно ясна: вывести человечество из пещеры глупости к светлым горизонтам познания. Подлость с экспериментом Кирпичева – не иначе как чья-то ловкая диверсия против прекрасного сценария жизни. Теперь приходится плясать под чужую музыку, пока некий лукавый сценарист усмехается в сторонке, любуясь удачным развитием фарса. Аристарх идеально попал прямо в яблочко, но и представить не мог, какую очаровательную мерзость заготовил ему хитрый Даргор. Философ блаженно кружил в облаках, опьяненный действием эликсира познания, когда над головой раздался властный баритон Трисмегиста:

– Друзья мои, пришла депеша от Высших Сил! Прошу немедленно отправляться в зал для собраний.

Заметив, что Аристарх глядит куда-то поверх голов, Гермес, наклонившись ближе, поинтересовался:

– Как самочувствие, мудрейший? Принесла ли эта чудотворная смесь долгожданное озарение? Или, быть может, появились свежие мысли?

Голос Трисмегиста вернул Аристарха из мечтательного забытья. Старец заметно просветлел лицом:

– Сердечно благодарю, Трижды Величайший, – отозвался старец. – Едва мой ум прояснился, мир предстал передо мной восхитительно прекрасным и поразительно сложным!

– Славно, пойдем, – коротко бросил Гермес, подгоняя старика. – Познание – вообще штука сложная, но хуже пустой болтовни только полное неведение.

Глава 4. Старая добрая традиция споров: Стоик убеждает, скептик сомневается, академик ищет золотую середину

Одна голова хорошо, а три – отличная компания для дебатов.

Аристарх вдохнул и, не сопротивляясь неизбежному, отправился вслед за всеми. Зал встретил торжественно, но без лишней помпезности: стены украшали скромные фрески, воздух благоухал еле уловимым ароматом ладана.

– Тут решается судьба наук, – важно заявил Гермес. – Однако довольно рассуждений, пора браться за дело!

В зале собраний регулярно обсуждали туманные вопросы философии и мистицизма. В такие минуты мудрецы делали серьезные лица и погружались в глубокие размышления, соответствующие статусу настоящего философского клуба. Наконец настал долгожданный момент: жрецы громко прочли священные тексты, комната наполнилась ароматами, хор загремел победными гимнами. Дым полетел к потолку, жрецы быстро заняли места и приняли важный вид. Они склонились перед статуей Сераписа и быстро проделали ритуал, изображая смирение. Когда последние слова стихли, началась следующая часть церемонии, и собравшихся охватила торжественная скука. Наконец обряд завершился, комната погрузилась в полную тишину. Верховный жрец чинно проследовал к алтарю, но публика глазела не на него, а на Гермеса Трисмегиста, самозабвенно изучавшего складки собственной ладони. Заметив эту нелепость, жрец стремглав бросился к Трисмегисту и торопливо прошептал: «Быстрей приступайте, все ждут!» Трижды Величайший лениво оторвал взгляд от ладони и заговорил низким приятным голосом:

– Мудрые мужи! – сказал Гермес, поглаживая бороду. – Начинаем обсуждение серьезных вопросов, так что просьба отнестись ответственно и не валять дурака!

Присутствующие восприняли появление Трисмегиста совершенно буднично – мыслитель вообще частенько заглядывал на подобные сборища. Он немного помедлил и, высоко подняв палец, произнес:

– Позволю напомнить, что наше собрание не для праздных болтунов, жаждущих похмельных споров, а для настоящих философов, способных постичь самую глубокую суть вещей. Надеюсь, разъяснил ясно и доходчиво?

Собравшиеся одобрительно закивали. Гермес сладко потянулся, лениво откинул край своего просторного хитона и скучающе указал пальцем вверх:

– Итак, любители размышлений! Будьте добры принять к сведению одну очень важную вещь: человек – всего-навсего уменьшенная копия вселенной, удобно помещающаяся в тунике и сандалиях.

Тут он сделал небольшую паузу, внимательно разглядывая саранчу, уютно примостившуюся на его левой ноге.

– Да-а, почтеннейшая аудитория! – продолжил Гермес с довольным видом. – Я вижу здесь подтверждение моих слов прямо перед глазами. Взгляните на мою сандалию: эта маленькая саранча демонстрирует нам образец той же великой вселенной, но в масштабе один к миллиону миллионов. Вот оно, единство микро- и макрокосмоса, друзья мои! И если у человека покой в душе, то и жизнь вокруг – сплошное удовольствие!

Вдруг ни с того ни с сего насекомое хладнокровно впилось в большой палец оратора, заставив его скорчить недовольную мину. Однако Трижды Величайший быстро взял себя в руки и закончил мысль:

– Да-а, – пробормотал он, морщась. – Едва исчезает внутренний свет, мир становится серым и унылым, а путь человека – запутанным и неясным! Только гляньте-ка на падающую звезду! – махнул он рукой куда-то на потолок. – Сверкнула раз, и поминай как звали. Ведь точно так же и человек: миг торжества и века поиска смысла!

В этот самый момент Гермес неожиданно замер, наткнувшись взглядом на Леонида – человека идеально круглого, румяного, отполированного солнцем до блеска зрелого персика. Трижды Величайший невольно поморщился, будто съел что-то несвежее, и демонстративно отвел взгляд. Немедленно вслед за этим, не теряя достоинства, он расправил плечи, вновь обретя благородный вид мудрого учителя, чья обязанность – открывать народу доступ к вселенским секретам.

– Я дам вам маленький совет, друзья: много знаешь – плохо спишь, а мало – жить скучно! Поэтому знаниями обогащайтесь умеренно, ровно настолько, чтобы не попадаться на удочку собственной учености.

Гермес оглядел собрание и, убедившись, что внимание зала приковано к нему, продолжил говорить о важности умеренности:

– И будьте скромнее в своих стремлениях к всезнайству: чересчур усердствовать вредно для душевного равновесия. Но речь сейчас пойдет вовсе не об этом…

Тут Трижды Величайший замолчал, задумчиво уставившись на пламя свечи. Стоящий за спиной главный жрец тихонько подтолкнул оратора в бок. Трисмегист опомнился и продолжил:

– Все дело в том, что в каждом сидит искра божественного огня! Но есть одна трудность – вытащить ее оттуда да заставить сиять на общее благо – ох как сложно!

Он замолчал, зал тоже притих. Воспользовавшись моментом, верховный жрец пригнулся к уху Гермеса и горячо зашептал:

– Наставник, вы всегда умеете блеснуть умственной акробатикой. Воистину, величие вашего ума граничит с чудом!

Трисмегист аккуратно отодвинул жреца и знаками показал отойти в сторонку.

– Так вот, о чем это я? Мыслители, послушайте-ка внимательно! Есть одна штука, которая держит весь мир на плаву. Без нее вообще ничего бы не было, именно она определяет всю нашу природу и судьбу. Сейчас расскажу вам, что это за штука и откуда она взялась.

Он потер переносицу, явно припоминая какую-то полузабытую истину:

– Человек – это не просто руки-ноги-голова. К телу и душе прилагается еще кое-что нужное – дух. Без него никакая комбинация первого и второго смысла не имеет!

Между тем жрец выбрал удобный уголок, вытянул ноги и продемонстрировал искусство храпа, прекрасно дополнив практическую часть лекции наглядным примером.

Трисмегист молниеносно отреагировал, махнув рукой в сторону верховного жреца:

– Взгляните на этого почтеннейшего храпуна! Однако удивляться тут нечему, ведь не всякому телу дано вместить душу и благородный дух! Некоторые тела созданы исключительно для наслаждения радостями мира!

После этих слов храпун перевернулся на бок и, зарывшись носом в собственный рукав, издал новый мощный аккорд. Трижды Величайший повысил голос, стараясь перекрыть храп жреца:

– Видимо, одни живут, чтобы отдыхать, другие – чтобы ломать голову и мучиться сомнениями! Выходит, так решили боги…

Тут он наконец взял курс на основную мысль:

– Ну вот как у нас устроено… – усмехнулся Гермес, глядя на опавшую челюсть служителя. – Тело наше бесчинствует и грешит, душа покаянную песню поет, а дух мечется в поисках счастья.

В зале прокатился шепот, быстро превратившийся в общий гомон. Присутствующие заговорили сразу, отчего вскоре стало совершенно невозможно разобрать ни одного слова. Жрец-храпун тут же открыл глаза и торопливо закивал. Но тут оратор поднял руку, положив конец общему гаму. Мгновенно восстановилась тишина, и Гермес неторопливо продолжил свою речь:

– Само собой разумеется, тело создано для радостей земных, душа обязана взрослеть и крепнуть, а дух призван вознести нас к настоящему блаженству! – пояснил Трижды Величайший, подняв брови. – Однако настоящее счастье придет лишь тогда, – тут он покровительственно поглядел на собрание, – когда тело, душа и дух заключат прочный союз и начнут действовать сообща!

Когда эхо последних слов окончательно заглохло под сводами храма, верховный жрец подал сигнал следующему оратору – Антипатру. Лучший ученик Диогена вскочил со скамьи и занял позицию трибуна. Антипатр, типичный стоик, всегда привлекал слушателей ясностью рассуждений и дерзостью выводов. Проще говоря, гвозди забивал мыслями точно и крепко. Философ без конца и края твердил одно: счастье заключается в крепких нервах и ясной голове. Даже если большая часть времени проходила в родном городке, публичный деятель порой норовил смотаться в Александрию, где в храме Сераписа так лихо бросались доводами, что пыль стояла столбом. Иначе говоря, Антипатр был философом такой закалки, что ему палец в рот не клади, да и вообще ничего не клади, потому что рот его был занят разговорами о вечных вопросах бытия. Голова же блестела от глубоких мыслей, и глаза смотрели поверх голов, потому что где-то там высоко витала искомая им истина. Одевался скромно в соответствии с последними достижениями моды времен Платона и Аристотеля. Обувь игнорировал принципиально, считая, что истинный философ должен уметь переносить невзгоды легко и весело, тренируя волю и укрепляя дух. Одним словом, типичный древнегреческий мудрец, готовый сутками напролет обсуждать вопрос «Что делать, когда нечего делать?». Антипатр вышел вперед и затянул речь с видом бывалого агитатора, знающего толк в убеждении публики: