За фасадом профессионализма. Когда психолог становится врагом

- -
- 100%
- +
Я озадачилась, но ещё не сдалась.
– А если придёт семейная пара?
– Я попрошу представить их конфликт на стуле напротив…
Похоже, она готова кого угодно на стул посадить! Я не выдержала:
– А если ребёнок придёт? – это, конечно, уже провокация. Ребенка-то не усадишь напротив стула!
– Я с детьми не работаю.
«Удобненько», – грустно подумала я.
Я – человек с достаточно развитым воображением. В моей голове часто возникают объёмные красочные образы, помимо моего желания что-либо представлять. Вот и в этот раз я представила, как человек пришёл к ней на терапию, ходит уже целый год два раза в неделю и всё это время говорит со стулом. «Пришёл с неврозом, ушёл с шизофренией», – мрачно заключила я у себя в голове.
Я решила, что больше о клиентах с ней говорить не хочу, а времени мы провели мало. Человек ехал, морально готовился, надо хоть полчаса ей уделить.
– Почему решили идти в частную практику? – спросила я.
– Я сейчас работаю в государственном центре. Там очень мало платят, я чувствую, что мой час стоит дороже. Все-таки, у меня уже полгода опыта практики.
Я уставилась на неё как баран на новые ворота. Серьёзно? Полгода практики, и ты стала дорого стоить? Я первые три года практики вообще не чувствовала, что стою денег, работала себе тихонечко и о деньгах не думала. Я, как и она, начинала в государственном учреждении, в зарплату были включены три консультации в неделю, а остальные четырнадцать часов я работала тайком, по собственной инициативе, бесплатно, то есть даром. Я была рада, что у меня есть возможность «набить руку», разобраться в работе, освоить профессию. Я очень боялась сделать глупость и думала – если ошибусь, так хоть народ за это денег не платил, не так стыдно будет…
Впрочем, что-то я разошлась. Она не я, да и времена сейчас другие. Подведем итоги собеседования. В теории она что-то понимает, в практике – не особо. Кроме бесед со стульями, ничем не владеет. Я, в целом, не против разговора со стулом, метод крутой, но не единственный же!
«К сожалению, у вас пока недостаточно опыта для нашего центра. Вам нужно расширять набор методов и набираться опыта», – заключила я и отпустила её. Тридцать минут досидеть у меня не получилось.
Глядя, как она одевается и уходит, я слушала внутренний голос, который начал говорить в режиме детских страшилок: «В чёрном-пречёрном городе, по чёрным-пречёрным улицам, между чёрными-пречёрными домами ходит чёрный-пречёрный психолог и ищет себе клиентов. А в руках у неё черный-пречёрный… СТУЛ!!!»
Уф! Я потрясла головой, чтобы снять с себя смешанное ощущение страха за клиентов и сарказма в сторону психологов. Ещё одно. Осталось всего одно собеседование – и баста! Всё закончится сегодня!
Вторая девушка пришла пробоваться на должность детского психолога. Как она нас нашла, я не поняла, через какие-то личные знакомства. Она принесла своё портфолио, весьма внушительное. Диплом бакалавра, диплом магистра, множество курсов повышения квалификации, опыт работы 3 года, член ППЛ3, работает в гештальте. Я боялась радоваться, но радость поднималась. Неужели нормальные психологи существуют?
Девушка на собеседовании чувствовала себя достаточно комфортно: полностью уверена в себе, глаза не опускает, не краснеет, не ёрзает, говорит твёрдо и по делу. Мне это понравилось: такое спокойствие – признак уверенности в своём профессионализме. «Осталось прощупать, есть ли у неё профессионализм, в котором она уверена», – съязвила я мысленно и тут же сама себя приструнила – может, мне, наконец, повезло, а я тут иронизирую не по делу.
– Расскажите мне ваш успешный случай, – попросила я.
Она рассказала случай, состоящий из двух встреч, одна с мамой, вторая ребёнком. Рассказывала толково и понятно, но я напряглась. Зачем, презентуя свою работу на собеседовании, выбирать такой короткий случай? В такой короткой истории невозможно показать процесс, продемонстрировать свои сильные стороны как терапевта, «блеснуть чешуей», так сказать. Это же просто консультации, по большей части, сбор данных, за две встречи невозможно оказать реальную помощь семье. А семья, исходя из истории, очень нуждалась в помощи.
С другой стороны, может же быть так, что этот случай просто первым пришёл на ум. Я решила не спешить с выводами и попросила рассказать ещё случай. Она рассказала – одна встреча. Я попросила ещё один – снова случай из двух встреч. Это, конечно, странно, но в её интонации начало проявляться то, что меня напрягло куда сильнее её коротких случаев. Пока девушка говорила, всё больше расслабляясь, я начала слышать в её речах нотки осуждения в сторону родителей.
Это уже не шутка. Оценочное мышление недопустимо для психолога. Предъявить психологу, что он не выдерживает нейтральность, не проявляет эмпатию, что он скатывается в осуждение – серьёзное обвинение. Так недолго и психолога обидеть, и самой заглянуть в бездну под названием «нарушение профессиональной этики» (ведь беспочвенное осуждение коллеги тоже неэтично).
Надеясь, что ошибаюсь, с самой милой улыбкой, почти раздавая извинительные поклоны, я произнесла:
– Вы знаете, мне показалось, что у вас есть некоторое внутреннее мимолётное осуждение родителей. Как думаете?
Девушка припечатала:
– Да, конечно. Так они и виноваты.
Я захлебнулась. Всё ещё не веря своим ушам, сделала вторую попытку:
– Но ведь они пришли с бедой, привели ребёнка, переживают за него. Они тоже страдают, им самим, вероятно, в детстве было несладко.
Девушка отрезала:
– Нужно было сначала с собой разобраться, а потом рожать.
И тут меня захлестнула ярость. Люди пришли, потому что им больно, просят помощи, а получают осуждение. И от кого – от человека помогающей профессии! Вот оно – реальное основание её уверенности в себе: бетонная голова и пустая душа. В голове крутилась только одно: «Ира, главное помни: ты директор центра, серьёзный и умный человек! Пожалуйста, не хами! Умоляю, будь вежлива, несмотря ни на что!». Я смогла – удержала фальшивую улыбку. Не могу же я сказать чужому человеку: «Иди со своими детскими обидами разберись, а потом уже топай в профессию. И вообще, лучше бы тебя не рожали, пока с проблемами не разобрались».
Я стиснула зубы и перевела тему:
– Почему вы решили рассказать такие короткие случаи?
– Потому что я – психолог-консультант.
– И что это значит?
– Это значит, что я не работаю, как терапевт. Я консультирую, а если людям нужна терапия, я отправляю их к коллегам.
Эта волшебная фраза стала последней каплей, переполнившей чашу моего терпения: «К тебе приходят люди за помощью, а ты берёшь деньги и просто выписываешь обвинительный приговор! Увы, не уберегу и тебя от оценочного суждения: да ты вообще не психолог, солнце моё, ты – низкопробный судья!».
Мы, психологи, постоянно имеем дело со страданием. Мы обязаны находить место в сердце для каждого участника истории. Даже о самых жестоких родителях мы однажды говорим клиенту: «ты имеешь право скучать по ним, ты имеешь право любить их». А уж если люди сами пришли спасать себя и свою семью – в чём их можно упрекнуть?..
Больше притворяться хорошей я не могла. Я резко перестала улыбаться, встала и отчеканила: «Я не могу вас взять, мы не сработаемся». Нисколько не расстроившись, она ответила: «Я тоже так думаю».
Она ушла, а я вспомнила, какой приятной она выглядела вначале. Фантазия нарисовала картинку: её кто-то спрашивает, знает ли она центр «Ирис»? А она, молодой, умный, приятный психолог, отвечает: «Да, знаю. Общалась с директором, совершенно неадекватная тётка».
Что ж, если такое случится, то всё по заслугам. Я действительно повела себя не слишком вежливо и не очень адекватно. Даже несправедливо, что тётенька, работающая через прошлые жизни, не получила от меня негативной реакции, а эта девушка – получила. Когда я думаю, почему именно на ней я сорвалась, я вижу две основные причины. Первая – она была крайняя в списке. Нервы были на исходе, а она была моей последней надеждой, а значит, самым сильным разочарованием. Вторая причина – она казалась такой нормальной, что я на секунду поверила, что мы профессионально близки. Странно, но я ощутила чувство, схожее с тем, которое испытываешь от предательства близкого человека. Такая специфическая боль…
Впрочем, за этот небольшой срыв я себя довольно быстро простила. У меня была более важная проблема: я не справилась с набором специалистов. Более того, я больше ни за какие коврижки не хотела браться за эту задачу. Что же делать? Центру нужно расти, специалисты должны появляться. Где их брать?
Я видела только один выход: нужно выращивать специалистов самим. Выращивание специалиста занимает около 3—5 лет, это я понимала по своей истории становления. Другими словами, растить специалистов долго и трудозатратно, поэтому большого энтузиазма эта идея у меня не вызывала. Воодушевляло лишь то, что это избавит меня от необходимости проводить ненавистные собеседования, а также я точно не буду краснеть за свой центр, ведь пока растишь человека, прекрасно видишь, как он идёт, что делает и что из себя представляет как специалист на каждом этапе.
Таким образом, решение самостоятельно растить психологов было принято из очень странных и субъективных оснований – отчаяние после собеседований и страх стыда за результаты трудов моих будущих сотрудников. И с чего, интересно, люди начинают такое дело?
Глава 4. Умные, красивые и с совестью
Собственно, с вопроса о том, что нужно делать, чтобы в моём центре были психологи, за которых мне не было бы стыдно (а ещё лучше, чтобы я могла ими гордиться), и начался процесс создания условий для их роста.
Как выращивать своих специалистов – очень сложный вопрос, требующий понимания как внутреннего содержания этого процесса, так и его внешней организации.
К слову, меня довольно слабо интересовала внешняя организация дела. Я понимала: как только оформится внутреннее содержание, упаковать идею я смогу достаточно быстро. Мне нужно детально разобраться, кого я к себе зову и что именно я предлагаю людям, а форма – это лишь вопрос передачи послания, донесения информации. Обычно у меня не бывает проблем с коммуникацией, так что здесь я за себя спокойна, идею донесу.
Вопрос, который казался мне неподъёмным – содержание. Оно должно максимально точно соответствовать тому, что я хочу видеть в специалисте своего центра.
Самый простой (и, к сожалению, нисколько не приближавший меня к окончанию размышлений) ответ – я хочу видеть у психологов своего центра высокий профессионализм.
Звучит красиво и внушительно, но что конкретно это означает? Что входит в понятие «профессиональный психолог»? Как только мы задаём этот вопрос, мы сразу тонем в массе статей, исследований и мнений. Умнейшие люди страны и мира бьются над этим вопросом, делая акцент на тех или иных качествах профессионала. Одни говорят об интеллектуальных качествах человека (логическое, творческое, критическое, аналитическое и интуитивное мышление); другие сосредотачиваются на волевых качествах личности (выдержка, настойчивость, целеустремлённость, самостоятельность терпеливость); третьи концентрируются на высокой мотивации специалиста (желание приносить пользу людям, интерес к профессии, стремление понять себя и другого); четвёртые считают самым важным личные качества психолога (наблюдательность, тактичность, ответственность, стрессоустойчивость, умение успокаивать, сопереживать и хранить секреты), пятые настаивают на конкретных знаниях, умениях, навыках и компетенциях профессионала.
Я не назвала даже малую часть того, что рассматривают учёные, руководители психологических центров и супервизоры со стажем, но ясно одно: было бы просто отлично, если бы существовали психологи, у которых имеются все необходимые качества. Представьте: в одном психологическом центре целый набор идеальных психологов: в высшей мере обладающие всеми видами интеллекта, волевые, высокоморальные или даже высокодуховные личности, ориентированные исключительно на помощь людям, тонкие, тактичные, ответственные, стрессоустойчивые, эмоционально стабильные, эмпатичные, всё знающие и умеющие.
Уверена, такой центр разорился бы в первые полгода работы. Клиенты просто не смогли бы выбрать, к кому им идти, потому что все эти идеальные психологи были бы одинаково невзрачными. Честно говоря, дрожь пробирает от этой фантазии.
Клиенты выбирают себе психологов согласно своим бессознательным установкам (так же неслучайно мы выбираем друзей или партнёров). Разглядывая фотографии психологов на сайте, они выбирают того, кто их «цепляет» – и это начало пути. Психологи просто обязаны быть разными – несколько прохладными или очень тёплыми, стремительными или размеренными, спокойными или весёлыми, с развитой интуицией и железной логикой. Идеальный психолог – это беспечная фантазия инфантильного клиента и кошмарный сон зрелого руководителя центра.
Правда заключается в том, что у каждого человека (а психологи тоже люди) есть свои слабые места, над которыми он некоторое время (а иногда и всю свою жизнь) работает. Такие особенности мы охраняем и прячем, всячески опасаясь, что кто-то их увидит и обидно укажет на нашу слабость.
С другой стороны, у каждого человека (повторюсь, и у психолога тоже), есть сильные качества, которые он всячески демонстрирует и жизнерадостно эксплуатирует, иногда пытаясь применить даже там, где они не применимы.
Например, есть два психолога, Серёжа и Валера. У Серёжи сильно развита воля, он спокойно держат сеттинг4, без проблем начинает и заканчивает сессию вовремя. А Валера имеет слабую волевую регуляцию, ему тяжело удерживать временные рамки, поэтому он всё время норовит пораньше начать и попозже закончить, объясняя это своей сильной эмпатией и печальным состоянием клиента.
Сережа не думает о своей воле, просто применяет её, а Валера вынужден концентрироваться на сеттинге, держать в сознании, что сессия не бесконечна, совершая волевое усилие. Серёжа пользуется своим сильным качеством, не задумываясь, а Валера работает над своей проблемой со временем, тем самым прокачивая свою волевую мышцу.
С другой стороны, Серёжа, который обладает сильным интеллектом и логикой, очень эффективен в психотерапевтической работе, пока дело не доходит до проживания психотравм. Сейчас, когда нужно просто закрыть рот и разделить с клиентом его боль, Серёжа теряется, потому что не может найти нужных слов и «правильно» завершить эту работу. Логика прекрасна, но нужна не всегда и не везде, впрочем, как и эмпатия.
Вывод прост: психологи должны быть разными, со своими особенностями, историями, жизненным опытом, стилем работы, способные понять и принять разных клиентов. Но что-то у них должно быть общее, собственно, то, из-за чего мне не стыдно было бы ими хвастаться. Те самые очень разные Серёжа и Валера должны обладать некими общими признаками, благодаря которым я могла бы сказать: «Славные психологи эти парни, хотя и очень разные!»
Так начался долгий и мучительный поиск такой комбинации профессиональных качеств, которая меня устроила бы. Я читала и думала, писала бесконечные списки, вычёркивала и дописывала разные пункты. Любая комбинация профессиональных и личностных качеств будущего психолога моего центра меня не устраивала: одни комбинации казались мне недостаточными, другие бессмысленными, третьи излишними.
К тому же, во время поисков я пришла к очень печальному выводу: большинство качеств, важных для работы психологом, можно и нужно развивать только находясь в профессии, в процессе работы. Например, получил Серёжа от супевизора пару раз неприятный выговор за то, что мало сочувствовал – начал эмпатию свою призывать из глубин психики. А Валера выслушал, какой он не молодец, что не заканчивает вовремя, перегружает клиента и триггерит его психотравмы – сразу как-то свою волю взбодрил. Идут потом вместе до метро после супервизии, думают каждый о своём, но вывод у них рождается одинаковый – «надо это всё учесть, а то огребать больше не хочется». Как можно было заставить Серёжу думать об эмпатии, а Валеру о воле, пока на кону не стояло благополучие клиента? Я думаю, что никак. А во время профессиональной деятельности вариантов нет – то, что слабо развито, мешает работать.
Получается, у психолога в начале профессиональной деятельности должны быть не все возможные качества, а несколько самых важных, своеобразные «базовые настройки», позволяющие развить другие способности и обрести собственный почерк. И эти качества должны быть конкретны, чтобы их можно было «пощупать».
Мы, как психологи, можем «пощупать» многое: у нас есть профессиональные инструменты, позволяющие выявить большинство качеств личности благодаря хорошим тестам. В этой области мне вполне хватает знаний, я смогу подобрать нужные тесты, как только определюсь с набором качеств. Но! Фантазия о том, как я тестирую народ при приёме на работу или на курс подготовки, пахла тоской и болотной тиной по нескольким причинам.
Во-первых, обработка тестов занимает приличное количество времени, которого вечно не хватает, и которое жалко тратить на это механическое, не требующее включения мозга, занятие.
Во-вторых, по закону, человек проходит тесты только в добровольном порядке. Поэтому, заставлять никого нельзя, а делать прохождение тестов условием приёма к себе в центр – прямое нарушение законодательства.
А в-третьих, я помнила, как в юности, во время обучения, пройдя множество тестов, я довольно быстро начала понимать по вопросам теста, что конкретно он измеряет и как нужно отвечать, чтобы выглядеть посимпатичнее по результатам обработки. Помню, я так увлеклась обманом тестов, что потом мне приходилось делать усилие, чтобы отвечать «как есть», а не «как надо». Где доказательства, что другие психологи не делают то же самое? Они ведь тоже прошли за время обучения сотни тестов, и тоже могли научиться «обходить систему». Но даже если человек честен при заполнении опросника, само по себе это действие слишком сильно зависит от целей человека, наличия у него желания отвечать, состояния здоровья и прочих факторов. Поэтому давать тест профессиональному психологу, который пришёл на собеседование, несколько стрессует, но хочет проявить себя замечательным специалистом – максимально странная история.
Таким образом, «пощупать» нужные качества у психолога можно, но очень трудозатратно, малоэффективно и не слишком законно. А значит, искомые качества должны быть такими, чтобы их можно было бы пронаблюдать в обычной жизни, без применения тестов и прочих методик.
Промучившись несколько месяцев в попытке найти нужные мне показатели профессионализма в статьях и исследованиях, я официально призналась себе, что пора сдаваться. Я отчётливо ощутила, что поиск объективных и «правильных» показателей профессионализма психологов сведут меня в могилу раньше, чем я туда собиралась. Если я собираюсь жить дальше, я должна решительно послать объективность к черту! Вопрос нужно решать субъективно, без претензии на «правильность» и даже околонаучный подход. В конце концов, я обыкновенный человек, у меня свой субъективный взгляд на профессию, я подбираю в центр команду, которая должна будет мириться со мной как руководителем, соответственно – как смогу, так и решу. Что может случиться? Например, я действительно странненькая, но не вижу этого. Значит, подберу такую же странненькую команду; будет в Новосибирске странненький центр. Что ж поделать, не мы первые, не мы последние. Найдём таких же странненьких клиентов и будем жить дальше.
Осталось сформулировать тот самый субъективный взгляд. Это тоже была не самая простая задача – слишком много варилось в голове прочитанного и изученного. Но настал момент, о котором я долгое время никому не говорила, потому что было стыдно признаться, как именно я пришла к ответу. Однажды я просто села, настроилась на волну «максимальная_честность_с_самой_собой.FM» и спросила себя: «Ира, какими должны быть твои психологи?». Изнутри пришёл ответ: «умными и красивыми». Потом была секунда тишины и дополнение: «и с совестью».
В ответ на этот странный «инсайт» мгновенно включился внутренний критик, который долго, подробно и вкрадчиво объяснял мне: что я мыслю штампами; что слова, которые я употребляю, не имеют отношения к профессионализму и даже к психологии; что у меня психологический центр, а не модельное агентство, и красота тут ни при чем; что слово «ум» невозможно конкретизировать; что понятие «совесть», вероятно, существует только в рамках религиозных учений… Но я себя знаю: поднялась волна самокритики – я на верном пути. Такова уж моя структура психики.
С некоторым усилием я заставила ворчливый голос в моей голове замолчать, выписала на листочек три слова («ум», «красота», «совесть») и начала думать, как это должно выглядеть в контексте подбора профессиональных психологов. Расшифровка этих трёх слов для меня оказалась следующей:
– «умный» – любопытный, стремящийся на глубину, рефлексирующий, адекватный, психологически зрелый (умеет «любить и работать»5);
– «красивый» – соответствует требованиям этики; работает на терапевтическую цель клиента; имеет понятную мотивацию к профессии; обладает самоконтролем; включён в отношения с клиентом; имеет безоценочное мышление;
– «имеет совесть» – чувствует, какой поступок будет «человеческим», даже если по конкретному решению нет чётких указаний в профессиональной этике.
Зрелое любопытство
Когда я представляю себе умного человека, это вовсе не всезнайка. Человек – «ходячая энциклопедия», вставляющий в каждое предложение доказательство своей развитой эрудиции, совершенно не кажется мне умным.
Я скорее посчитаю умным любопытного и находчивого человека, того, о котором говорят «у него живой ум». Это человек, который не столько знает, сколько хочет понять. Он копает и вникает, пока не разберётся; он крутится и исследует все возможные варианты, пока не найдёт решение. Он везде суёт свой нос: слушает о древних людях, читает о муравьях, застревает на видео про строение музыки, пробует лепить из глины и танцевать танго. Возможно, всё это ему не пригодится ни в жизни, ни в профессии, но его любопытство руководит им сильнее, чем рациональность. Когда любопытный человек выбирает профессию, его любопытство перерастает в глубокий интерес, граничащий с влюблённостью.
Психология безгранична, как океан. Как и в океане, в психологии можно плескаться у берега, идти по поверхности за горизонт или погружаться в глубины.
Плескаться у берега – это заниматься простой психологией, например, из года в год тестировать мотивацию к учёбе у пятиклашек или проводить адаптационные тренинги по шаблону. Нужна ли эта работа? Конечно. Она позволяет держать руку на пульсе современности – понимать, как работает школа, каково влияние современных тенденций на детей, как меняются возрастные нормы и стили родительского воспитания. Однако для выполнения такой работы нужен конкретный характер – желание активно присутствовать в социуме, иметь простые и понятные дела, стремление чувствовать себя причастным к чему-то большому, но без перегруза мозга и прочей психики. Я думаю, что психологи в учреждениях, где нужна только такая работа, либо молодые и только начинают вход в профессию, либо «легкие» люди, не стремящиеся заглянуть вглубь себя и другого. Ещё вариант – у них другие ценности (например, семья и дети), поэтому идти на глубину им некогда.
Идти по поверхности – это осваивать массу методов, пробовать множество школ, не погружаясь ни в одну из них. Этих психологов видно по их чудесному резюме: в нём масса пройденных курсов, тренингов и мастер-классов. Это, конечно, любопытные люди, но их любопытство мимолётно. Их я тоже обычно подозреваю в молодости, незрелости или лёгкости характера.
Любопытных зрелых людей глубина манит и притягивает. Глубина – это классический психоанализ и всё прекрасное, что из него выросло – аналитическая психология К. Г. Юнга, экзистенциальный психоанализ, гештальт-психология, гуманистическая психология и т. д.
Я люблю психоанализ. Он неоднозначен и сложен, он создан интеллектуалами для интеллектуалов. Быть психоаналитиком – значит, погружаться на подводной лодке до самых затонувших пиратских кораблей и глубоководных рыб. Конечно, практикующий психоаналитик остаётся способным «плескаться у берега», но это становится невыразимо скучным, когда он уже знает, что таит в себе глубина, как она завораживает и зовёт. Тот, кто исследовал затонувшие корабли, кормил акул и нырял за жемчугом, уже не хочет меньшего. А начинающий психолог, чтобы добраться до глубины, должен быть очень любопытен и смел. Мне в центре нужен именно такой – готовый погружаться и понимающий, что это погружение не имеет конца.
Рефлексия.
Следующее, что приходит мне в голову, когда я представляю умного человека, это рефлексия. Психолог должен понимать не только то, что делает другой человек, но и то, что делает он сам. Хороший психолог способен фиксировать и анализировать свои мысли и чувства, вычленять паттерны поведения, оценивать своё самочувствие, видеть особенности своего характера, направлять в нужное русло свои склонности, принимать свои личностные черты, понимать свои ценности, желания и мотивы. Без этого в нашей профессии невозможно развиваться, потому что мы развиваемся через обнаружение самих себя.



