Мой рай и ад: я работала в школе

Как-то я спросила Алю: как вас хватает на них на всех? Представить не могу, чтобы вы повысили голос. Есть мнение: у спокойной мамы – спокойные дети… Она улыбнулась и сказала: «Да, не могу сказать, что они доставляют мне много хлопот… но один случай все же был. Старший тогда учился у вас в первом классе. Читал он, как вы помните, уже тогда хорошо, ему ничего это не стоило. И вот он все уроки сделал минут за тридцать, подобрался к чтению и вдруг говорит: не буду делать, не хочу. Я ему: «Да у тебя выхода нет, что значит «не буду»? Понять не могла, что это с ним. Тогда он закатил истерику – лег на пол и стал биться головой, не хочу, мол, и все. Уже позже я поняла, что мой спокойный ребенок в какой-то момент решил проверить, надолго ли меня хватит. Если он откажется делать то, что нужно – что будет? Насколько можно меня продавить? Я молчала, молчала, вышла из комнаты, вернулась – упрямится. Снова вышла. Молчала. Прошло минут двадцать. Тогда я принесла ремень и просто его отхлестала. Ничего не сказав. Он вытер слезы, сел за стол, и через пятнадцать минут литературное чтение было сделано. Больше такого не повторялось. Никогда. Он все понял».

Макаренко в своей «Педагогической поэме» описывает ситуации, когда применял подобные методы. Когда иначе нельзя было никак. Дети вырастали, помнили это и благодарили: что не дали вырасти плохим человеком, что вовремя остановили от плохих поступков, надавали по рукам. Давайте будем честны: нет родителя, который хоть раз не наказал бы своего ребенка, ни разу не шлепнул. Как быть, если дети в какой-то момент начинают проверять, насколько далеко им позволено зайти? Если не обозначать границы, на выходе мы получим человека, который будет считать, что ему все можно. И в результате первый удар получат от своего чада именно родители. В одном известном и всеми любимом фильме герой на избитую реплику «Ударить можно и словом, это иногда больнее» отвечает: «Против силы всегда есть и другая сила». И дети должны это знать. Ребенок, который не знает границ, начинает считать, что все должны ему подчиняться, держит в страхе весь двор, класс… И понимает только силу. Как верно поступать и где эта грань, я не знаю. Но я уверена, что дети должны расти в строгости.

Мы знаем массу историй, когда съехавшие с катушек школьники надевали учителям на голову мусорные корзины, разбивали очки, кидали в лицо недописанные работы, обслюнявленные бумажки, поднимали на своих педагогов руку. Учитель не имеет права им ответить. Действительно, что будет, если ответит? Он будет уволен. И современные дети это знают. Поэтому у них нет тормозов. И создается иллюзия, что все учителя – «терпилы». А учитель должен иметь право дать ответ – достойно, в рамках закона, но адекватно ситуации и решительно. Лишь тогда прекратится этот безнаказанный произвол.

За подобные случаи надо штрафовать родителей, и на большие суммы. Пары таких дел, решенных в пользу педагогов, будет достаточно, чтобы подобное прекратилось. В этой книге я расскажу несколько историй, которые случались со мной и моими коллегами. И подробно опишу, как действовали учителя: в одном случае – как «терпила», в другом человек боролся за свои права и выиграл суд. Но итог один: ни тот, ни другой больше не работают в школе. Вот и делайте выводы!

Старший сын Маквеевых явно обладал способностями к языкам. Попал ко мне на «дошколку» не читающим, но быстро освоил чтение. К чести мамы нужно добавить, что эта удивительная женщина, имевшая на руках еще двух малышей, ни разу не пропустила со старшим мои занятия, и он ни разу не пришел неподготовленным.

Я увидела в этой семье огромное уважение и доверие к учителю, готовность выполнять все требования. Школа номер 32.. была языковая, туда совершенно официально велся отбор. Я освоила программу «2100», которую создали выдающиеся педагоги (Бунеевы, Петерсон и другие). Вообще так получалось, совершено случайно, что, меняя место работы, я сталкивалась с необходимостью осваивать новые учебные методики и в итоге владею всеми.

Меня часто спрашивают, какая программа лучше – в том числе и на собеседованиях, коих в моей жизни было множество. Я всегда откровенна и прямолинейна до тошноты, это мне мешает в жизни, зато людям, мне кажется, со мной проще в этом плане. Поэтому я каждый раз честно говорю: да никакая не лучше. В каждой есть плюсы и минусы. Важно, какой ты даешь урок здесь и сейчас, какую ставишь генеральную задачу.

Учителя, которые борются за результат своего класса по математике, всегда держат под столом учебник Гейдмана. Я тоже обожаю его, знаю наизусть. Когда нельзя собирать деньги на пособия с родителей, как только ни выкручиваются учителя, чтобы этот учебник закупить на весь класс и заниматься по нему (что пишем в журнале – это отдельный разговор). Но пока ничего лучше для детей начальной школы не придумано. Знаю, у самого Гейдмана при жизни были проблемы с чиновниками, грозящими «не дать гриф» за его скверный характер (кому-то где-то он сказал веское словцо). Талантливый автор учебника отвечал: «Плевать, не давайте, все равно вся Россия по моим книжкам учится». Он не унижался. Он знал себе цену. Он непревзойденный мастер и незаменим в своем деле. Профессионал. Я очень уважаю его.

В регламентированные комплекты учебник Гейдмана так и не вошел, но относится к традиционной начальной школе. Редко где его закупали официально. Но родители приобретают эти учебники по просьбе своих смелых учителей и репетиторов, и они прекрасно продаются. Стоят недешево, подержаные на «Авито» разбирают влет. Это самое большое признание таланта автора. При выпуске класса и после городских итоговых работ учителя составляют отчет, в котором есть строка: по какому учебнику работали. Конечно, мы всегда пишем тот, который официально заявлен школой. Я тоже делала так, как все, но мне было противно. Сейчас скажу: где стопроцентный результат, там не Моро, не Александрова, не Петерсон (при всем уважении). Там прячется Гейдман.

Учебники по русскому в советское время были лучше. Они были построены на огромном количестве литературных примеров и выверены до мелочей. Учили набивать руку, что самое главное в грамотном письме. Не было еще такого неведомого зверя, как «перегруз» детей. Я считаю, что это понятие создано искусственно. «Втирают» его как инновацию, как полезные изменения сами чинуши от образования, считающие себя пионерами в продвижении чего-то. И вряд ли понимают, что стали марионетками, которыми руководят те, кто давно уже все просчитал. И внедряют постепенно идеи, направленные на разрушение, расхолаживание. Ведь у проверяющих школы есть законные, вдумайтесь, законные пути урезать и урезать объем заданий для усвоения якобы перегруженными детьми. При этом программа действительно перегружена – ненужными темами. Ведь очевидно для практикующих учителей: чтобы дать детям хорошее образование, надо заниматься русским и литературой – пять раз в неделю, математикой – тоже пять раз в неделю. И каждый день давать задание и проверять их, работать над ошибками, скрупулезно отрабатывая каждую тему.

Кто вообще сказал родителям, что они могут считать себя экспертами в обучении детей, что они лучше учителей разбираются в приемах и методиках? Кто и когда впервые решил учесть их дилетантское мнение? Я не учу их, как достигать результата в их работе, почему же они лезут в мою сферу? Их дело – проконтролировать, как чадо выполняет домашние задания. Потому что я дома у них вечером не присутствую. Вот и все!

Когда я только начинала работать, я была репетитором у девочки, которая собиралась поступать в школу Фридмана. Мы учились читать, считать, потом начали готовиться к видам заданий, которые там могут дать, к тому, как произвести впечатление на собеседовании и не растеряться. Я просила сделать карточки для запоминания состава числа и развесить по квартире. Мама подошла творчески: из каждой карточки сделала цветную картинку: 8 – это 4 и 4, и все это на апельсине, разделенном на части. Они выполняли все, что я советовала, и даже больше. Девочка поступила. Прощаясь, ее мама сказала: «Ирина, я скажу честно — когда мы начали заниматься, я не понимала вообще, зачем мы делаем то или другое, зачем вы даете именно такие задания. И я просто тупо все выполняла, не стала ничего выяснять. Я сказала себе: я в этом не понимаю, просто буду делать, и все. И теперь вижу, к какому потрясающему результату мы пришли. Спасибо вам большое!» Я была счастлива. Нет ничего приятнее, чем услышать это.

Я не использую какой-то конкретный учебник. Я беру то, что работает. Если русский – то это Нефедова и Узорова. Есть пособие с разноуровневыми заданиями, тренажеры с примерами, которые развивают навыки вычисления – дети, которые добросовестно по ним занимаются, не допускают ошибок в примерах. По чтению есть хорошие пособия Мисаренко, если над ними потрудиться (именно потрудиться, а не как как в басне «Мартышка и очки»), можно научить безошибочному чтению со скоростью, в два раза превышающей норматив. Пособия Матвеевой из программы Эльконина – Давыдова хорошо работают на понимание текста. И лучше всего готовят к тесту по межпредметным навыкам и функциональной грамотности. А кто позволил нам с классом купить все это? Кто дал часы? Вот и договариваешься полюбовно с родителями, подписываешь на собраниях заявления, что они не против приобретения пособий. Вдумайтесь: чтобы иметь возможность учить и дать детям лучшее, ты действуешь, как преступник.

Старший мальчик Маквеевых уже взрослый, он окончил Институт стран Азии и Африки МГУ, свободно говорит по-английски, по-арабски, готовится защищать диссертацию. Я учила его только до седьмого класса, но все равно им горжусь. Его сестра Лина тоже поступила в МГУ. С ней я занималась английским, пару раз помогла с русским, не более того, а вот третий ребенок Маквеевых тоже учился в моем классе в начальной школе. Дети разные. Самым талантливым в учебе был старший. Лина явно проигрывала брату, часто плакала, многое у нее не получалось. Мама помогала ей во всем (на Бога надейся, а сам не плошай!), но и молилась за нее. Если честно, считаю, что результата достичь можно только трудом, потому я к этому отнеслась скептически. Но вдруг произошло невероятное. Лина подтянулась и стала обгонять старшего брата. Я посадила их вместе заниматься английским и заметила важную вещь: брат с ходу отвечал на любые вопросы, грамматику делал влет, но часто «звездился», не контролировал себя и делал ошибки. И медлительная Лина говорила ему: «Не кричи, не торопи меня, мне надо понять, почему так, разобраться! Я с тобой не согласна!» Объясняла свою версию и чаще, чем брат, оказывалась права. Бывало, какая-то тема или пересказ никак не шли. Не ложились. Потом, конечно, успехи перекрыли весь негатив, и когда подрос третий ребенок и стал иногда обращаться к старшим за помощью, тут уж они «включали педагогов» (впрочем, почти всегда беззлобно): «Иванушка, миленький, ну что тут можно не знать?!» Иванушка понимал, что за него ничего не сделают, и сражался с заданиями сам.