Отель «Нью-Гэмпшир»

Глава 4

Фрэнни проигрывает драку

В Хеллоуин городское управление полиции послало старого Говарда Така, как обычно, в Элиот-парк, полиция штата направила две машины патрулировать территорию школы Дейри, а служба безопасности была увеличена вдвое; что касается Хеллоуина, тут у школы Дейри была вполне определенная репутация, хотя традиция была и недавней.

Это как раз в Хеллоуин одна из священных коров была привязана к футбольным воротам в Томпсоновской семинарии для девиц. Это опять-таки в Хеллоуин еще одну корову затащили в спортивный зал школы Дейри, а потом – в бассейн, где животное отравилось хлоркой и утонуло.

Именно в Хеллоуин четверо маленьких ребят сделали глупость: пошли, по обычаю, выпрашивать подарки и забрели в одно из общежитий школы Дейри. Там их продержали всю ночь; ученик, одетый в костюм палача, побрил им головы – после этого один из ребят лишился речи на целую неделю.

– Ненавижу Хеллоуин, – сказала Фрэнни, когда мы заметили на улице несколько детишек, выпрашивающих подарки.

Малыши из школы Дейри боялись Хеллоуина. Мальчик с бумажным мешком и маской на голове опасливо сжался, когда мы с Фрэнни пробегали мимо, а группа маленьких ребят, один одетый ведьмой, другой – призраком, а двое – роботами из нового фильма о марсианском вторжении, бросилась наутек в безопасное укрытие (освещенный подъезд), когда мы направились в их сторону по тротуару.

Вдоль по улице то там, то тут были припаркованы машины с взволнованными родителями, наблюдающими, как их дети осторожно приближаются к двери, чтобы позвонить в звонок. Несомненно, в беспокойных родительских головах проскакивали обычные для этого дня мысли о бритвенных лезвиях в яблоках или мышьяке в шоколадных конфетах. Один из таких взволнованных отцов навел на нас включенные фары автомобиля и, выскочив из машины, пустился за нами в погоню.

– Эй, вы! – закричал он.

– У Говарда Така сердечный приступ! – крикнул я ему, и это, похоже, заставило его замереть.

Мы с Фрэнни пробежали сквозь открытые ворота, похожие на ворота кладбища и ведущие на спортивную площадку школы Дейри. Пробегая мимо металлической решетки, я задумался о том, как она будет выглядеть в эксетеровский уик-энд, когда здесь будут продавать эмблемы, флажки и колокольчики для увеселения болельщиков. Сейчас это было довольно безрадостное сооружение. Не успели мы миновать ворота, как нам навстречу попалась небольшая стайка ребятишек, которые бежали в противоположном направлении, наружу. Можно было подумать, за ними гонится сама Смерть с косой: на лицах у некоторых застыл ужас похлеще, чем на чудом сохранившихся у других хеллоуинских масках. Их пластиковые черно-белые и тыквенного цвета костюмы были разодраны в клочья, а завывали они, как целая палата детской больницы, – это был захлебывающийся вопль ужаса.

– Господи Исусе, – сказала Фрэнни.

Они рванули от нас, как будто это она была в страшном костюме, а на мне надета самая ужасная из всех масок.

Я схватил маленького мальчишку и спросил его:

– Что случилось?

Но он только орал, и извивался, и попробовал укусить мое запястье, он был мокрый и дрожал, от него как-то странно пахло, его костюм скелета расползался у меня в руках, как промокшая туалетная бумага или сгнившая губка.

– Гигантские пауки! – безумно заорал он.

Я отпустил его.

– Что случилось? – прокричала им вслед Фрэнни, но ребята исчезли так же мгновенно, как и появились.

Перед нами расстилались футбольные и баскетбольные поля, темные и пустые; в самом их конце, как огромные корабли в окутанной туманом гавани, стояли здания общежитий и школы Дейри. Они светились редкими огоньками, как будто все рано улеглись спать и только несколько старательных учащихся жгли, как они выражались, полночную лампаду. Но мы с Фрэнни знали, что в школе Дейри есть только несколько «старательных» учащихся, и едва ли даже они в субботний вечер в Хеллоуин сидят за учебниками; и, уж конечно, темные окна вовсе не означали, что там кто-то спит. Возможно, они там, в темноте, пили, возможно, издевались друг над другом или над схваченными детьми. А может, там, во мраке, зародилась новая религия, которая свела всех с ума, и отправление ее ритуалов требовало непроглядно-темной ночи, а Хеллоуин был ее Судным днем.

Что-то было не так. Белые деревянные ворота на ближнем краю бейсбольного поля казались какими-то слишком белыми, хотя это была самая темная на моей памяти ночь за всю мою жизнь. Что-то было в этих воротах слишком очевидное, неприкрытое.

– Хотелось бы мне, чтобы с нами был Грустец, – сказала Фрэнни.

«Будет с нами Грустец, как же», – подумал я, зная то, чего еще не знала Фрэнни: отец сегодня отвел Грустеца в ветлечебницу на усыпление. В отсутствие Фрэнни состоялась печальная дискуссия о необходимости такого шага. Лилли и Эгга с нами тоже не было. Были отец, мать, Фрэнк, и я, и Айова Боб.

– Фрэнни этого не поймет, – сказал отец. – А Лилли и Эгг слишком малы. Спрашивать их мнения нет смысла: они еще не научились рационально мыслить.

Фрэнку было наплевать на Грустеца, но даже он, казалось, погрустнел, услышав смертельный приговор.

– Я знаю, что от него плохо пахнет, – сказал Фрэнк, – но это же не смертельная болезнь.

– Для отеля смертельная, – сказал отец. – Пес постоянно переполнен газами.

– И он уже старый, – сказала мать.

– Когда вы будете старыми, – сказал я матери с отцом, – мы не будем вас усыплять.

– А как насчет меня? – спросил Айова Боб. – Полагаю, я следующий на очереди. Надо следить за своими газами, а то еще закончу в доме для престарелых!

– Тут уж ничем не поможешь, – сказал отец тренеру Бобу. – Только Фрэнни по-настоящему любит собаку. Она единственная, кто действительно расстроится, а мы просто должны сделать все, что в наших силах, чтобы это не было так тяжело для нее.

Отец, несомненно, считал, что преждевременное уведомление только усилит страдания: не спрашивая мнения Фрэнни, он не то чтобы струсил, он, конечно, знал, каким оно будет, но от Грустеца надо было избавиться.

Мне было интересно, сколько мы проживем в отеле «Нью-Гэмпшир», прежде чем Фрэнни обнаружит отсутствие старой вонючки, прежде чем она начнет рыскать вокруг в поисках Грустеца, когда отцу наконец придется выложить карты на стол.

– Ну, Фрэнни, – представлял я себе, как отец начнет разговор. – Ты знаешь, что Грустец моложе не становился и все меньше мог себя контролировать.

Проходя мимо мертвенно-белых ворот под черным небом, я передернулся, подумав о том, как Фрэнни это воспримет.

– Убийцы! – назовет она всех нас, и мы все будем выглядеть виноватыми.

– Фрэнни, Фрэнни, – скажет отец, но та поднимет огромную бучу.

Я пожалел постояльцев отеля «Нью-Гэмпшир», которые будут разбужены тем разнообразием звуков, которое может создать Фрэнни.

Затем я понял, что́ не так с воротами: на них не было сетки. «Конец сезона?» – подумал я. Но нет, ведь осталась еще неделя футбола (и европейского футбола тоже). И я припомнил, что все эти годы сетки оставались на воротах до первого снега, как будто лишь первая пурга напоминала обслуживающей команде о том, что они забыли. На сетках в воротах лежал снег, как на плотной паутине оседает пыль.

– С ворот пропала сетка, – сказал я Фрэнни.

– Велика важность, – ответила она, и мы повернули к лесу.

Даже в темноте мы с Фрэнни могли найти ту тропинку, которой футболисты всегда срезают путь, а остальные из-за них держатся от нее подальше.

«Хеллоуинская выходка? – подумал я. – Стащить сетку с ворот…» – и тут, конечно, мы с Фрэнни как раз на нее и наткнулись. Внезапно сетка оказалась вокруг нас и под нами, и вдобавок в сетке были еще двое – новичок из Дейри по имени Файерстоун, с лицом круглым, как шина, и мягким, как сыр, и маленький ряженый из города. На ряженом был костюм гориллы, но по размерам он больше напоминал паукообразную обезьянку. Его маска гориллы сбилась на затылок, так что сзади ты видел обезьяну, а спереди – до смерти перепуганного, отчаянно голосящего мальчика.

Это была ловушка, как в джунглях, и обезьянки бешено в ней трепыхались. Файерстоун пытался лечь, но сетка все время не давала ему этого сделать. Он столкнулся со мной и сказал:

– Извините.

Потом он столкнулся с Фрэнни и сказал:

– Извините, ради бога.

Каждый раз, как только я пытался встать на ноги, сетка колыхалась и не давала мне этого сделать, и я снова падал. Фрэнни, стоя на четвереньках, пыталась сохранить равновесие. В сети вместе с нами был большой коричневый бумажный пакет, который изрыгал хеллоуинские гостинцы, добытые мальчиком в костюме гориллы: сахарная воздушная кукуруза, липкие шарики прессованной кукурузы, леденцы в хрустящих целлофановых обертках – все это рассыпалось под нами в труху. Мальчик в костюме гориллы кричал, истерично захлебываясь, словно вот-вот задохнется, Фрэнни обняла его и попробовала успокоить.

– Все нормально, – сказала она ему. – Это просто чья-то грязная выходка. Нас выпустят.

– Гигантские пауки! – кричал мальчишка, хлопая себя по всем местам и выворачиваясь из рук Фрэнни.

– Нет-нет, – сказала Фрэнни. – Никакие не пауки. Это просто люди.

«Но я знаю, что это за люди, – подумал я, – и я бы предпочел пауков».

– Заберите всех четверых, – сказал знакомый по раздевалке голос. – Вытащите сейчас же всю эту сраную четверку!

– Попались малыш и трое большеньких, – сказал знакомый голос, но не вспомнить чей – то ли блокирующего бека, то ли одного из линейных игроков.

Нас окружили карманные фонари, похожие на слепящие глаза каких-то механических пауков.

– Ба, кого мы видим, – сказал командный голос; это был квотербек по имени Чиппер Доув.

– Попались хорошенькие маленькие ножки, – сказал Гарольд Своллоу.

– Попалась нежная кожа, – сказал Честер Пуласки.

– И улыбка у нее хорошенькая тоже, – сказал Ленни Метц.

– И самая лучшая задница во всей школе, – сказал Чиппер Доув.

Фрэнни стояла на коленях.

– У Говарда Така сердечный приступ! – сказал я. – Нам надо срочно вызвать «скорую»!

– Отпустите эту долбаную обезьяну, – сказал Чип Доув.

Сетка зашевелилась. Тонкая черная рука Гарольда Своллоу извлекла мальчишку в костюме гориллы из паучьей сети и выпустила его в ночь.

– Хеллоуин! – крикнул Гарольд, и маленькая горилла исчезла.

– Это ты, что ли, Файерстоун? – спросил Доув, и луч карманного фонаря осветил блондина по имени Файерстоун, который выглядел так, будто собирался уснуть на дне сетки: колени, как у зародыша, плотно поджаты к груди, глаза закрыты, руки зажимают рот.

– Салага Файерстоун, – сказал Ленни Метц. – А ты что тут делаешь?

– Сосет свой палец, – сказал Гарольд Своллоу.

– Отпустите его, – сказал квотербек, и Честер Пуласки на какой-то миг сверкнул в свете фонаря своими угрями.

Он вытащил Файерстоуна из сети. Послышался слабый звук удара, хлопок плоти о плоть, и мы услышали, как Файерстоун засеменил по тропинке.

– А теперь посмотрим, кто у нас остался, – сказал Чиппер Доув.

– У человека сердечный приступ, – сказала Фрэнни. – Мы в самом деле шли вызывать «скорую».

– Ну а теперь не идете, – сказал Доув. – Эй, мальчик, – сказал он мне, держа фонарь перед моим лицом. – Знаешь, что я хочу, чтоб ты для меня сделал?

– Нет, – сказал я, и кто-то пнул меня через сетку.

– Чего я хочу, – сказал Чиппер Доув, – так это чтобы ты остался вот здесь, в нашей гигантской паутине, пока кто-нибудь из пауков не разрешит тебе уйти. Понятно?

– Нет, – сказал я, и кто-то снова пнул меня, на этот раз уже сильнее.

– Будь умницей, – сказала мне Фрэнни.

– Вот именно, – сказал Ленни Метц. – Будь умницей.

– А ты знаешь, что я хочу, чтобы сделала ты, Фрэнни? – сказал Чиппер Доув, но Фрэнни ничего не ответила. – Я хочу, чтобы ты снова показала мне то место, – сказал он, – то место, где мы можем побыть одни. Помнишь?

Я попробовал подобраться поближе к Фрэнни, но кто-то натянул сетку.

– Она останется со мной! – заголосил я. – Фрэнни останется со мной!

Я упал на четвереньки, и кто-то уперся мне в спину коленями.

– Оставьте его, – сказала Фрэнни. – Я покажу место.

– Просто оставайся здесь и не двигайся, Фрэнни, – сказал я, но она уже позволила Ленни Метцу вытащить себя из сети. – Вспомни, что ты сама говорила, Фрэнни! – крикнул я ей. – Помнишь… про первый раз?

– Может, это и не так, – грустно сказала она. – Это, может быть, ничего и не значит.

Затем я услышал звуки возни, она, должно быть, попыталась убежать, и Ленни Метц воскликнул:

– Уф! Мать твою, ну и сука!

И опять послышался знакомый звук удара, хлопок плоти о плоть, и я услышал, как Фрэнни сказала:

– Хорошо! Хорошо! Сволочь!

– Ленни и Честер пойдут с нами, чтобы помочь тебе показать мне то место, Фрэнни, – сказал Чиппер Доув. – Договорились?

– Да обосрись, ты, – сказала Фрэнни. – Крысиная жопа, – сказала она, а я опять услышал хлопок плоти о плоть, и Фрэнни сказала: – Ладно! Ладно!

На моей спине сидел Гарольд Своллоу. Если бы меня всего не опутывала сеть, я бы мог потягаться с ним, но я был скован в движениях.

– Мы вернемся за тобой, Гарольд, – сказал Чиппер Доув.

– Подожди здесь, – сказал Честер Пуласки.

– Твоя очередь от тебя не уйдет, Гарольд, – сказал Ленни Метц, и они все рассмеялись.

– Мне не нужна очередь, – сказал Гарольд Своллоу. – Мне неприятности ни к чему, – сказал он.

Но они уже ушли, Фрэнни время от времени ругалась, но все дальше и дальше от меня.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Имеется в виду американский футбол. Лайнмены (linemen, «линейные игроки») выстраиваются в центре поля. Различаются лайнмены защиты и лайнмены нападения. Их цель соответственно – блокировать игроков противоположной команды в обороне и расчищать дорогу своей команде в нападении.

2

Добрый вечер? Дама и господин. Что случилось? (нем.)

3

Indian (англ.) – индеец.

4

Одна из позиций в американском футболе.

5

Dairy по-английски означает молочное хозяйство, производство молочных продуктов.

6

Одна из позиций в американском футболе, полузащитник.

7

Главная фигура в команде американских футболистов; определяет сценарий игры и дает задание другим игрокам.

8

Игроки, участвующие в заданной квотербеком комбинации; цель – захватить как можно бо́льшую часть поля.

9

«Принимающий» – игрок, который занимает позицию на краю поля.