Любовь короля. Том 3

Будашир рывком вцепилась в дверь, прямо перед лицом поднявшегося вана.

– Даже после таких доказательств вы ничего не предпримете? Как можно обращаться подобным образом с принцессой из императорской семьи и первой королевой Корё, ваше величество! Мой отец – старший брат императора!

– А моя мать была тетей его величеству императору, – лукаво усмехнулся Вон и, выхватив бумагу у Будашир из рук, разорвал ее. – Доказательства? Даже если бы таких анонимных писем была целая сотня, а не одно-единственное, разве ж это доказательства? А если я напишу о том, как вы прогуливаетесь и смеетесь с посторонним мужчиной, это тоже доказательствами назовете?

– Да как вы…

Прежде спокойное лицо Будашир посинело и рассвирепело. Как на нее ни гляди, красавицей не назовешь, но лицо ее вызывало восхищение. Вон разозлился. Отвлекая его своим лицом, она пытается еще на шаг приблизиться к тому, чтобы господствовать над ним самим. А это ему совершенно не нравилось. Вон бесчувственно наблюдал, как излишне пухлые губы Будашир задрожали от гнева.

– Тогда как ваше величество объяснит, почему вы благоволите лишь госпоже Чо и каждый вечер посещаете ее дворец? Не супругу, которая родила вам двух сыновей, не первую свою жену, с кем были так близки в бытность наследного принца, и не жену, чья красота превосходит госпожу Чо, а именно ее! Где это видано, чтобы ван ни разу не возлег с супругой, чей дядя император! Если письмо врет, в чем тогда причина?

– Так, так… Я и подумать не мог, что вам так желанны мои объятия. Вы были так холодны и безразличны, но на самом деле ждали меня еженощно? Знай я об этом, проводил бы целые дни в Чунхвагуне. Но мне казалось, вам хорошо спится и без меня.

Будашир широко распахнула рот. Теперь она ясно видела истинную натуру своего супруга, который в кругах императорской семьи славился щедростью и мягкостью. Возмущенная его улыбкой – невинной и очаровательной, как и все его прекрасное лицо, – она едва сумела вернуть самообладание. Да как он смеет так с ней обходиться! Только она заплачет перед здравствующей матерью императора, молнии обрушатся на голову вана. Не подготовься Будашир заранее, она немедленно вцепилась бы в затылок своему омерзительному супругу. Однако, следуя совету первой жены его величества, она уже приступила к их плану: уязвить его гордость. Показать, кто из них на вершине! Будашир впилась в Вона острым, словно заточенный клинок, взглядом.

– Раз есть подозрения, нужно провести допрос, получить доказательства и установить, что истинно, а что – нет. Но я понимала, что вашему величеству не хватит духу на это. Поэтому я уже заключила в темницу Чо Ингю с супругой и велела своим людям отправить в заключение всех их сыновей, зятьев и дочерей. И послала весточку о произошедшем в Тэдо – здравствующей матери императора.

– А вы искуснее, чем кажется. Откуда только взялось анонимное письмо? Не подозрительно ли?

– Вы меня обвиняете? Говорят, его повесила экономка Юн Онджу, с нее и спрашивайте.

– Что ж, ладно. Устраивайте пытки, проводите допросы – все, что вашей душе угодно. Как могу я идти наперекор вашим желаниям?

– О Небо! – шумно выдохнула она своим плоским носом. – Вы относитесь к ней с такой любовью и заботой, но вам совершенно все равно, что станет с ее родителями, братьями и сестрами? И вы желаете, чтобы она и дальше ярко улыбалась в ваших объятиях, несмотря на это?

– Как бы не так! Я утру ее слезы. Что ж еще может сделать государь, которым помыкает племянница императора?

– Уж не знаю, хватит ли у вас на это времени. – Не в силах сдержать радостного удовлетворения, Будашир вздернула подбородок. – Госпожа Чо тоже может быть замешана в этом деле, поэтому исключением не стала и она. Ее не стали брать под стражу и заключать в темницу сразу, но, если у нее во дворце найдется хоть одна улика, наказание для нее будет строже, чем для любого другого человека. Поэтому я велела тщательно обыскать ее дворец и привести всех ее служанок. Без исключения. Сейчас ее дворец, должно быть, пуст.

Краска отхлынула от лица Вона. Будашир не могла и представить, что ее супруг так побледнеет, и глубоко в душе удивилась. Когда его величество спешно покинул Чунхвагун не попрощавшись, она и вовсе потеряла дар речи. «Во что бы то ни стало я избавлюсь от госпожи Чо», – преисполнилась решимостью Будашир, не ожидавшая, что любовь его величества к другой супруге окажется столь велика. Сдержанно подняв с пола разлетевшиеся части анонимного письма, она аккуратно сложила их на столе, соединив в месте разрыва. Эта бумага была единственным доказательством, которым она располагала.

Преодолев врата, Вон ворвался в дворцовые угодья, теперь походившие на руины из-за воцарившегося беспорядка. Стоял холод, совершенно не подобающий началу лета. Вон бросился напрямик к тайной комнате. Ни в опустевшем коридоре, где не видно было даже его стражников, ни в накрепко закрытой комнате не было ни следа Сан.

– Сан, Сан! – стал звать он. Вон поднял каждое стеганое одеяло и каждую подушку, лежавшую у нее на кровати, распахнул каждый шкаф, хоть те и были слишком малы, чтобы внутри мог спрятаться человек, голос его сорвался на крик. Словно обезумевший, он бродил по комнате и вдруг обнаружил аккуратно лежавшие на столе ножны. Ножны для клинка, который он лично подарил ей когда-то и отобрал не так давно. Пустые, они аккуратно лежали на ярко-красной шелковой ткани, украшавшей стол, и казались прощальным приветом. – Нет, Сан! – сжав ножны, словно желая их раздавить, закричал Вон. – Ты не можешь уйти! Не туда, где я не сумею до тебя добраться!

Выбежав из тайной комнаты, он столкнулся взглядом с Чин Кваном, который направлялся к нему сквозь толпу снующих по двору стражников. Вон жестом велел ему подойти ближе, и тот, приблизившись, склонил голову.

– Мне жаль, ваше величество.

– Говори тише, остальные не должны этого слышать. Что произошло?

– Люди ее величества ворвались сюда, когда стражники сменяли друг друга на постах. Как раз в это время госпожа выходила из умывальни… Прежде чем я успел сбежать отсюда вместе с ней, нас окружили солдаты. Опомниться не успел, как она исчезла. По приказу ее величества всех слуг вывели из дворца, и я принялся искать госпожу, но вернулся, чтобы доложить обо всем вам.

– И где она?

– Пока не…

Голова Чин Квана дернулась вбок от сильного удара. Кулак Вона был сжат, на пальце блестело огромное острое кольцо.

– Идиот! Как лучший воин Корё упустил одну-единственную девушку?

Чин Кван, чья щека была распорота кольцом, распрямил шею и уронил голову. Остальные стражники не понимали, в чем дело, но, заметив настроение его величества, тоже склонили головы. Размышляя о том, как же быть, Вон переводил взгляд с одних стражников на других. Обойдя Чин Квана, он подошел к ближайшему воину и ткнул пальцем ему в грудь.

– Ты! Иди и разузнай о придворных служанках, которых увели отсюда: как зовут, чем занимаются во дворце. Проверь каждую. Если чьего-то имени не окажется в списках прислуги, немедленно сообщи мне.

Стражник, получивший приказ, тотчас умчался. Вон тоже покинул двор и направился к дворцовым воротам. Резко обернувшись, он посмотрел на Чин Квана, последовавшего за ним вместе с другими солдатами, и закричал:

– И видеть тебя не желаю! Иди домой и размышляй над этим, пока я тебя не позову.

Низко поклонившись в почтении, Чин Кван угрюмо исчез. Повременив немного, Вон подошел к одному из крепких солдат и низко прошептал:

– Следуй за Чин Кваном. Заметишь малейшую странность – доложишь мне.

Он крепче прежнего сжал ножны, которые до сих пор держал в руке, – последнее, что осталось от Сан. Прощание: оставив то, что он когда-то подарил, она навсегда покинула его. О чем она думала, когда аккуратно складывала ножны поверх шелка, пока вокруг звучали отчаянные вопли и нужно было ускользнуть и от солдат Будашир, и от Чин Квана? Вон насилу впился в губы белоснежными зубами.

Вон велел своим людям вызволить из тюрьмы стражников, которых заключили под охрану. А затем собрал их в женской половине Сунёнгуна и потребовал во всех подробностях рассказать о том, что произошло, когда люди Будашир ворвались во дворец госпожи Чо. Рассказ Чин Квана оказался недалек от правды. Стражники сообщили, что солдаты, неожиданно ворвавшиеся во дворец, хватали и уводили прочь всех девушек, походивших на дворцовых служанок. Умывальня находилась неподалеку от тайной комнаты и упиралась в тупик, и поскольку вся стража, кроме Чин Квана, стояла в противоположном конце коридора, если бы кто-то сбежал оттуда, они бы заметили. Но никто не видел убегавшую девушку.

На самом деле они даже не знали, кого охраняет Чин Кван, лишь догадывались. И всех их схватили солдаты Будашир, когда они попытались оказать сопротивление, поэтому ни у кого из стражников не было времени оглядеться. Они видели лишь, как Чин Кван сопротивлялся солдатам, которые окружили его и пытались уволочь.

– Должно быть, под стражу заключили всех, кроме ее величества госпожи Чо. Спаслись лишь служанки, которые покинули дворец прямо перед тем, как солдаты ее величества прорвались к нашим постам. Даже солдат караула, охранявших дворцовые врата, заперли в темнице.

– То есть кому-то из служанок удалось сбежать? – подрагивая, спросил прищурившийся ван.

– Личным служанкам ее величества госпожи Чо – нет. Лишь служанкам и торговцу с манускриптами, которых ваше величество велело пропустить во дворец. Люди ее величества удостоверились в этом и выдворили их.

– Сколько там было человек?

– Две служанки и мужчина, который волок сундук.

– Эти же трое входили во дворец?

– Это нам не известно – мы не видели, как они вошли. Должно быть, их впустил глава караула. Мы сейчас же все разузнаем.

– Нет, довольно! – вскинув руку, прервал его Вон. Задумавшись на мгновение, он постучал пальцем по лбу, а затем по очереди посмотрел каждому из трех стражей в глаза и отдал приказ. Веский и серьезный голос дал понять: дело не из легких, но государь им доверяет, поэтому воины насторожились. – Ты отправляйся тайно наблюдать за Чин Кваном. Одного стража я уже послал следить за ним, разузнайте и в подробностях доложите мне, куда он ходит и с кем встречается. Не спускай с него глаз и ни за что не попадайся ему. А вы двое отправляйтесь в Пённандо и осмотрите торговые суда, отбывающие сегодня. Вместе с местными чиновниками проверьте каждую девушку от двадцати до двадцати пяти лет. Всех, кого не удастся опознать, снимайте с кораблей и берите под стражу. Так несколько дней, пока я не прикажу обратного.

Когда стражи, поклонившись, двинулись выполнять приказ, Вон вдруг почувствовал изнеможение, в глазах потемнело. Его нервы, натянутые до предела, словно тетива лука, вдруг расслабились. Нет, пока рано. Спиной чувствуя небольшой клинок, лежавший за пазухой, он покачал головой: «Пока не отыщу ее, душе не будет покоя».

На тыльной стороне ладони, куда его полоснуло клинком, до сих пор виднелся пока не заживший рубец. Получить такой – дело удивительное для вана, и лишь ему одному было известно, откуда взялся этот рубец.

«Я ведь говорил, Сан: если поймаю за попыткой побега, собственными руками убью!» – припомнил он и медленно покинул Сунёнгун. Жарко светило полуденное солнце, и оттого у него вновь закружилась голова. Когда подоспевший евнух посоветовал ему отдохнуть, Вон легонько кивнул.

– Я иду к своей первой супруге. Ступай вперед и передай, что я буду признателен, если она приготовит мне чаю.

– Ее величество сегодня в доме Игян-ху. Несколько дней назад ваше величество позволило ей уехать.

– Это сегодня? Тогда я пойду к матери моих сыновей.

По дороге ко дворцу Есыджин Вон раздумывал, отчего первым делом подумал отправиться к Тан. Пусть он и навещал Сан ежедневно, но каждые три дня заходил к Тан, чтобы выпить чаю. Других жен, даже Будашир, он не удостаивал вниманием, и лишь она была исключением. Быть может, все дело в устоявшейся привычке. Не сказать, что разговоры их были особенно теплы и нежны, он приходил скорее из желания увидеть ее лицо, чем из-за того, что заботился о ней. Разве ж ноги понесли его к Тан не потому, что ее чистое и изящное личико напоминало Вону о другой? При мысли об этом он поджал губы.

Когда он вошел в покои Есыджин, та поприветствовала его весьма спокойно.

– Ты раньше, чем я ожидала.

– Налей мне выпить, – с таким же безразличием ответил он и опустился на стул. Устало откинул голову и расправил плечи, а затем вдруг усмехнулся. – Хах, раньше, чем ты ожидала? Так, значит, догадывалась, что я приду?

– Когда дворец госпожи Чо разгромили, я поняла, что рано или поздно ты явишься ко мне. Но и подумать не могла, что это произойдет так быстро. Не так уж приятно быть заменой для замены.

Велев дворцовой служанке принести им выпивку и закуски, Есыджин села рядом с ним. Пока их не принесли, ван молча смотрел в стол. А когда служанка вышла, оставив их вдвоем, Есыджин наполнила пиалу Вона, и тот заговорил, словно сдерживался все это время:

– Нет замены для замены. И замены нет. Мне нужна настоящая.

– Но проблема в том, что настоящая ускользнула у тебя из рук.

Она была совершенно права, хоть и не знала о том, что прежде Сан находилась взаперти во дворце госпожи Чо. Вон все быстрее наполнял и осушал пиалы. И Есыджин это не радовало: прежде она не раз сталкивалась с безумствами своего супруга. А разжигал это безумие и тягу к насилию алкоголь.

– Помнишь прошлый раз, когда ты приходил ко мне? Тогда ты долго плакал у меня на руках, кусая губы в кровь. Это был первый раз, когда я видела твои слезы.

– И последний. Так что перестань вспоминать об этом!

– А ты знаешь… я очень хотела увидеть, как ты плачешь. Думала, если ты, безжалостный, жестокий, ужасный, бездушный и беспощадный, станешь плакать и страдать, как обыкновенный человек, мне станет легко на душе, как ни от чего другого. Ты поймешь мои чувства, если вспомнишь, как обошелся со мной.

– Лучше б мне плакать при мысли о тебе? Кричать во весь голос, словно дитя малое, и извиваться на полу, а, Есыджин?

– Но это не принесло мне облегчения. Смотреть на твое покрытое слезами лицо было так тяжело. Среди всех ночей, что я провела с тобой, та была самой болезненной. Вынести твои слезы было тяжелее, чем моменты, когда ты увлеченно истязал мое тело. Тогда стоны срывались с губ, хоть я и сжимала их, силясь сдержать плач.

– Хватит! Чтоб тебя, я даже вкуса алкоголя не чувствую.

– Наутро ты был в порядке, как и всегда. Когда я услышала, что Ван Лин и та девушка, Сан, пропали, я поняла, отчего были те слезы: ты отослал их. А значит, тебе предстояло жить без них.

– Что ты хочешь этим сказать? Перестань ходить вокруг да около, Есыджин, скажи прямо, как есть!

– Я говорю, что пора тебе перестать жить в их тени, Иджил-Буха! Лишь оттого, что Ван Лин и та девушка больше не рядом, ты не одинок в этом мире. Вокруг столько людей, готовых помочь! Относись с уважением к тем, кто жертвует собой ради тебя, будь готов и сам прийти помощь, будь благодарным и не относись к ним как к заменам!

Опустив пиалу на стол, Вон резко схватил ее за подбородок. Провел пальцем по пухлым красным губам, бесстрашно роптавшим на него, и насмешливо сказал:

– Так я, значит, должен обнимать тебя как настоящую жену? Больше не думать о Сан, не вспоминать ее и с искренним чувством прижать тебя к себе?

– Я не об этом говорила! Вот же подлый…

– Твои опасения напрасны, Есыджин. Даю слово: я не стану обнимать тебя как замену ей. Но и со всей искренностью не обниму. Я ведь уже говорил, разве нет? Мне нужна настоящая. Познав истинный аромат и прикоснувшись к ней настоящей, я больше не желаю ни одной замены.

– Что… это значит? – подозрительно спросила она. Белки ее глаз отливали синевой.

Вон отпустил ее подбородок и пожал плечами. Только он собрался заговорить, снаружи послышался шум. Вернулся один из его стражников. Тот, кого он отправил следить за Чин Кваном.

– Глава дворцовой стражи покинул западную окраину и направился по пути к Санедо[20], где встретился с девушкой, ожидавшей его в паланкине у обочины. Он усадил ее на своего коня и держит путь на запад.

– Так и знал, – поднявшись, ударил по столу Вон.

Есыджин широко распахнула глаза и обеспокоенно встала вслед за ним:

– Что случилось, ваше величество?

– Я ищу то, что потерял.

Он поспешно направился к двери. Его походка, быстрая и подвижная, никак не указывала на то, что он за короткое время осушил несколько пиал. Уже собравшись выйти из комнаты, он вдруг обернулся к безучастно стоявшей Есыджин.

– Не одинок, говоришь? Столько людей готовы помочь? Но вот тебе доказательство: я совершенно одинок. Все, кому я доверял, задумали бросить меня. Говоришь, люди, не жалея тел, станут жертвовать собой ради меня. И все по-своему станут мне помогать. Ни слова больше! Мне нужны люди, которые станут помогать мне по-моему. Надеюсь, и ты такой человек, Есыджин.

Оставив позади так и не понявшую его девушку, Вон ускорил шаг и покинул ее дворец. Сменив монаршие одежды на обыкновенные и надев шляпу панкат, он вскочил на коня и, яростно подгоняя его кнутом, пустился к реке Йесонган в сопровождении лишь двух воинов. Казалось, сердце его вот-вот разорвется от гнева. Не зря он ожидал, что Чин Кван его предаст, – прав был. Но эта правота расстраивала его даже больше, чем злила.

«Когда Лин уехал, меня ослушался Чан Ый, а теперь и Чин Кван увез Сан!» – думал он. Двое друзей и двое доверенных соратников. Его самые близкие люди предали его любовь и доверие и попытались сбежать. И не один, а все четверо! На тыльных сторонах его ладоней, вцепившихся в поводья, вздулись вены.

Хотя Чин Кван отправился в путь намного раньше, конь, что вез сразу двоих, и конь, которого наездник подгонял словно безумный, в скорости друг другу были не чета. Еще до наступления темноты Вон заметил коня Чин Квана, скакавшего далеко впереди. А за спиной у него точно сидела она, хоть лицо ее и было покрыто тканью, струившейся со шляпы. Чтобы Чин Кван и Сан остались незамеченными, Вон оставил своих стражников позади. Всю дорогу до Пённандо он скакал за ними, а добравшись до порта, спешился и пошел следом. Торговые корабли, отплывающие за границу, не увезут ее за море, как им того хотелось, и даже если она попытается подняться на борт, этого не позволят стражи и чиновники, которых он сюда послал. Вон попытался вернуть себе самообладание, успокоить горящие яростью глаза и сердце. Как бы то ни было, она у него в руках.

Ночь стояла темная, но благодаря раскинутым тут и там огням в порту было достаточно светло. Вон наблюдал, как Сан с Чин Кваном даже в такое время укрываются средь оживленных трактиров и лавок торговцев, и тотчас затаил дыхание, когда, вопреки его ожиданиям, они свернули в темный переулок, а не отправились прямиком на корабль. Прятаться в таких местах было удобнее, а вот наблюдать – нет. Трудно было сказать, с кем Сан с Чин Кваном столкнулись в потемках. Когда глаза Вона привыкли к мраку, а с постоялых дворов стал пробиваться тусклый свет, он разглядел этих людей: нищие с осунувшимися лицами. Среди них были и мужчины, и женщины, и стар, и млад, но все они выглядели одинаково – одежда и лица их были перепачканы. Низкорослые и вполне высокие и окрепшие – все они казались одной семьей, даже коренастая девушка с малышом. Сан протянула им что-то, видно, сжалилась над их печальным видом и захотела помочь. Вон не понимал ее тяги помогать другим, но и в такие моменты находил ее прекрасной.

Нищие разбежались, и Сан с Чин Кваном, постояв недолго на месте, двинулись обратно к реке вместе с конем. Пестрые оживленные улицы наводнили торговцы, зазывавшие их со всех сторон. Были там и те, кто прикарманивал вещи, которые нужно было доставить в Кэгён. Такие прятали часть товара еще до проверки в порту, а потом продавали его ради прибыли. Контрабанда становилась все популярнее, и торговцы, сговорившись с местными чиновниками, стали открыто ввозить запрещенные товары и зазывать народ прикупить себе что-нибудь. Сан медленно шла по улице, наблюдая за происходящим так, словно находила это любопытным. Следивший за ними Вон опешил. Они изо всех сил старались поскорее попасть на корабль, и денег явно недоставало, но она все равно разглядывала товары уличных торговцев.

«Ты и подумать не могла, что я нагоню вас так быстро, но твое спокойствие, Сан, в конце концов и схватит тебя за горло!» – думал он.

Хотя Сан с Чин Кваном лишь шли плечом к плечу, неторопливо прогуливаясь по разным уголкам порта, со спины это выглядело так нежно, что Вон нахмурился. Он жаждал увидеть, как она попытается подняться на корабль. Хотел, чтобы она испытала разочарование и отчаяние, когда попытки бежать из страны провалятся с треском. Вон планировал проследовать за ней прямо на борт корабля и, заломав ей руку, спустить ее на землю, но теперь, наблюдая, как она прогуливается по ослепительным улочкам Пённандо вместе с Чин Кваном, не выказывая и намека на желание выбраться из Корё, он чувствовал желание немедленно схватить их за шиворот и уволочь прочь.

Когда Вон наконец исчерпал все терпение и вознамерился схватить их, Сан наконец направилась к пришвартованным у причала торговым судам. Один из них медленно покачивался, готовый ускользнуть в море. Почти всегда корабли отбывали на рассвете, а не темными ночами, но и такое случалось – на все были свои обстоятельства. На нем, значит, решила уплыть? Но Сан лишь безучастно смотрела на судно. Замерев, она наблюдала за кораблем, уходившим в ночную тьму. Вон заметил, как наблюдавший за ней Чин Кван что-то сказал Сан.

«Наверное, предлагает взойти на вот-вот отбывающий корабль», – подумал Вон, но Сан с Чин Кваном, напротив, отошли от торговых судов и направились обратно к оживленным улочкам Пённандо. – «Решили переждать ночь на постоялом дворе, а наутро взойти на корабль», – догадался он, пока преследовал их, пробираясь сквозь заполнявших порт людей. Они прошли мимо постоялых дворов, над которыми развивались стяги. «Они в бегах, поэтому не во всякое место могут зайти», – снова догадался Вон. Однако, когда Сан с Чин Кваном миновали почти все места, где можно было заночевать, и вышли на дорогу, что вела в Кэгён, его величество вдруг стал терзаться дурными предчувствиями. Нельзя колебаться и дальше. Подоспев к ним, Вон помешал Чин Квану подсадить девушку на коня, и тот, встав перед ней, обнажил меч и приготовился сразиться.

Странно подрагивающими руками ван снял с головы панкат. Дорога была достаточно темной, но не настолько, чтобы не узнать знакомое лицо в тусклом свете. Чин Кван и Сан, чье лицо было покрыто, ахнули.

– Сними шляпу, – дрожал его голос, как дрожали и руки. Когда она, подчинившись, послушно обнажила лицо, сердце Вона на мгновение замерло. – Тан!

Его супруга, чье лицо было белым словно нефрит, умиротворенно смотрела на него, выглядывая из-за Чин Квана. Тот поспешно отступил ей за спину. Нетвердой походкой Вон приближался к ней, шаг за шагом.

– Почему ты здесь? Несколько дней назад ты просила позволения поехать домой к Игян-ху, чтобы отправиться сюда?

– Я не знала, что ваше величество прискачет сюда.

– Отвечай на вопрос! Почему ты здесь, Тан?

– По той же причине, почему здесь ваше величество.

Даже взглянув в его пылающие глаза своими темными очами, она не дрогнула. Кто на самом деле дрожал, так это Вон.

– Сан… где она?

– Уже уехала далеко отсюда.

– Куда? Как?

Он затих. И без ответа на свои вопросы он знал: дурное предчувствие его не обмануло. Сан ускользнула у него из рук, как напоказ. И в этом ей помогла его супруга. Один, и впрямь совершенно один! Вон ощутил это кожей. Что ж, он хотя бы был прав в том, что его предадут. Полными одиночества глазами он взглянул на свою супругу.

– Это ты подготовила для Сан корабль, Тан?

– Да, ваше величество.

– Если вы не искали корабль сегодня, как тебе удалось подготовить его именно в тому дню, когда Будашир перевернула вверх дном дворец госпожи Чо? Спишешь на простое везение?

– Я помогла ей советом.

– Чтобы вызволить Сан?

– Да, ваше величество.

– Так тебе известно, как я к ней отношусь?

– Известно, ваше величество. Потому я и поступила так. Потому что это известно мне куда лучше, чем вы думаете.

Те же глаза, тот же голос – все как обычно. Ее спокойствие навевало на Вона больший страх, чем его когда-либо заставляла испытать Будашир. Не станет извиняться? Простить прощения и молить о пощаде? Вон с любопытством глядел на Тан, словно та была ему совсем незнакома. Откуда в ней столько уверенности и откровенности? Его вновь глубоко ранил близкий человек.

– Как ты могла так поступить со мной, Тан? Как ты могла… – Голос его был полон скорее грусти, нежели гнева. Когда она поняла это, глаза ее покраснели. – Я ведь делал для тебя самое лучшее. Спас от замужества с монголом, сделал своей супругой, никогда не обращался с тобой плохо и всегда ценил точно сестру. Так почему?