Мозаика Великой Отечественной. От 22 июня до Курской дуги

Операция «Барбаросса» планировалась долго и скрупулезно – дольше, чем «Блау» или «Цитадель». Удары вермахта в июне 1941 года оказались быстрыми и оглушительными. Однако большой ошибкой было бы считать, что в первый день войны у немцев все шло гладко, – точно так же, как далеко не везде по катастрофическому сценарию прошли бои для Красной армии.

Обстоятельства вступления Красной армии в войну не способствовали эффективному сопротивлению. Главные силы большинства назначенных в планах прикрытия для обороны границы соединений находились в летних лагерях и казармах, хорошо если не в десятке-другом километров от пограничных столбов. Непосредственно на границе оставались отдельные стрелковые батальоны этих дивизий.

В результате и без того достаточно разреженное прикрытие западных рубежей превращалось в эфемерную завесу. Наличие близ границ строительных частей не улучшало, а ухудшало положение: ринувшиеся в тыл безоружные стройбаты, имевшие лишь по нескольку десятков винтовок и револьверов, оказывали деморализующее и дезорганизующее влияние на боевые части.

Все это известно. Однако всегда интересны отклонения от общего шаблона – как в одну, так и в другую сторону: как упорное сопротивление со стороны Красной армии, вплоть до срыва первоначальных планов противника, так и упущенные возможности организации устойчивой обороны. Такое тоже имело место: изначально благоприятные позиции и соотношение сил, возможности которых не были использованы. Ведь не везде на линии границы вермахт был одинаково силен: на вспомогательных направлениях условия вступления в бой для советских частей оказывались благоприятнее, нежели под ударом парового катка танковых групп.

Крепкие стены старой крепости

Первым и самым известным примером ситуации вида «что-то пошло не так» является штурм Брестской крепости. При этом мина замедленного действия оказалась заложена в самом плане наступления 45-й пехотной дивизии генерал-майора Фрица Шлипера (Fritz Schlieper). Прочность стен и перекрытий старой крепости недооценивалась, и для ее разрушения немцы не подготовили соответствующих артсистем. Реактивные минометы и орудия калибра 150 и 210 мм не могли сокрушить крепостные сооружения – они сметали все во дворах цитадели и фортов, но не пробивали казематов.

Следующим неверным ходом стал достаточно расслабленный штурм, когда два пехотных батальона немцев попали под обстрел из пулеметов с последующей гибелью командиров и потерей управления. В совокупности все это позволило выжить костяку гарнизона и организовать упорную оборону крепости.

С другой стороны, нельзя не признать: для достижения того же эффекта достаточно было меньших сил, чем запертые в Брестской крепости батальоны двух советских стрелковых дивизий и отдельных частей.

Нет сил обороняться? Наступай!

В случае с Брестской крепостью немцы сами допустили ошибки. Поэтому вопрос «Можно ли считать это полноценным примером успеха в обороне?» вполне уместен. Однако Красная армия добивалась результатов выше ожидаемых и при практически безошибочных действиях противника. Такой случай произошел южнее Бреста – в соседнем Киевском особом военном округе, под Владимиром-Волынским. Тут немцы с любой точки зрения действовали правильно. Именно здесь переодетые в советскую форму диверсанты «Бранденбурга» захватили важный мост у Выгоданки.

Переправа немецких пехотинцев через Буг в резиновых лодках.

Вопреки выраженным в словах известной песни пропагандистским заявлениям «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей клочка не отдадим» строительство укреплений перед войной здесь велось с учетом военной целесообразности. В связи с этим очертания переднего края участков обороны Владимир-Волынского укрепрайона не повторяли линию границы, проходившей по Бугу. Выступ границы в сторону Генерал-губернаторства (оккупированной Германией Польши), образованный изгибом русла Буга в районе Лудина, не оборудовался для длительной обороны. Позиции опорных пунктов укрепрайона «Янов» и «Поромов» находились в основании выступа.

Успешно форсировавшая с помощью «бранденбуржцев» Буг 44-я пехотная дивизия вермахта, углубившись на советскую территорию, столкнулась с узлом обороны «Янов» Владимир-Волынского УРа и застряла в боях за него. Соседняя 298-я пехотная дивизия встретилась с упорным сопротивлением в опорном пункте «Корчунев» того же укрепрайона. Тем временем ответственная за этот участок советская 87-я стрелковая дивизия была поднята по тревоге и начала марш к границе. На подступы к Владимиру-Волынскому части дивизии вышли около 09:00, ни о каком занятии позиций на границе по плану прикрытия уже не могло быть и речи.

Собрав свое соединение в кулак, командир 87-й сд генерал-майор Ф. Ф. Алябушев принял решение контратаковать плацдарм немцев у Устилуга (западнее Владимира-Волынского) и тем самым предотвратить захват города и развитие наступления немцев вдоль шоссе на Луцк. Алябушев мог, конечно, растянуться в нитку в назначенной ему широкой полосе обороны и ждать, пока его раздавят. Приняв рискованное решение на контрудар, комдив обеспечил деблокирование части узлов обороны УРа и предотвратил развитие прорыва вдоль шоссе.

Погибший через считаные дни генерал Алябушев не знал и не мог знать планов противника, но его решение имело далеко идущие последствия. Контрудар 87-й стрелковой дивизии пришелся по важнейшему для противника участку. Ввод 22 июня в бой 14-й танковой дивизии немцев и ее прорыв в глубину советской территории не состоялся. Более того, со скандалом и спорами немецкое командование приняло решение поменять первоначальный план и перенаправить под Владимир-Волынский 13-ю танковую дивизию поперек тыловых колонн 6-й немецкой армии. Это было первое из отклонений от первоначального плана, которые в дальнейшем станут системой и приведут к краху «Барбароссы». На вопрос, где был сделан первый шаг к этому, можно уверенно ответить: под Владимиром-Волынским.

Двойной удар

В свое время большую известность получили действия под Рава-Русской 41-й стрелковой дивизии генерал-майора Г. Н. Микушева. Они обросли множеством легенд – начиная от проникновения на территорию противника и заканчивая занятием обороны до начала военных действий вопреки указаниям начальства. На самом деле 41-я сд так же, как и другие стрелковые дивизии особых округов, выдвигалась к границе уже после начала боевых действий. Микушев лишь несколько ускорил процесс указанием «не ждать полного построения частей… выдвигаться по мере готовности подразделений».

Бой, ставший легендой, состоялся во второй половине дня 22 июня. Наступавшие на этом участке 24-я и 262-я пехотные дивизии IV армейского корпуса немцев застряли на позициях Рава-Русского укрепрайона. Между двумя немецкими дивизиями имелся уступ, который Микушев использовал для контрудара во фланг 262-й дивизии. Успеху контрудара способствовало то, что соединению Микушева был придан корпусной артполк со 152-мм орудиями.

Атаковав во фланг 262-ю пд, части советской 41-й сд оттеснили противника к границе. В штабе группы армий «Юг» происходившее описали словами: «262-я пд оказалась подвержена боязни противника и отступила». Казалось бы, самое время почивать на лаврах, однако генерал Микушев принял нестандартное решение. Заставив отступить и встать в оборону с расстрелом снарядов в никуда одну немецкую дивизию, он… развернулся и ударил по второй! Причем, если судить по немецким донесениям, произошли эти события с минимальной паузой.

Левое крыло 24-й пд оказалось отброшено назад. В итоге 41-я сд не только обеспечила удержание вверенного участка обороны, но и оказала влияние на обстановку в масштабах фронта и группы армий. В случае успешного прорыва обороны немцы предполагали ввести в прорыв по проходившему здесь шоссе через Рава-Русскую XIV моторизованный корпус. Это имело бы поистине катастрофические последствия для Юго-Западного фронта и, скорее всего, не позволило бы организовать контрудары во фланг наступающим на Луцк и Дубно корпусам 1-й танковой группы.

Подводя черту под действиями генерала Микушева, следует ответить на вопрос: а было ли вторжение на территорию противника? Конечно, утверждения вроде «советские части пересекли границу и гнали врага 3 километра» для 22 июня 1941 года – не более чем фантазии. Однако пересечение Красной армией границы с востока на запад все же имело место. Это произошло вечером 22 июня в полосе упомянутой 87-й сд генерала Алябушева. По немецким документам фиксируется вторжение «двух русских рот с артиллерией» в 4 километрах севернее селения Маче на западном берегу Буга. Для отражения этой вылазки явно разведывательного характера уже глубокой ночью на 23 июня немцы задействовали батальон мотопехоты из ждавшей своей очереди на прорыв 14-й танковой дивизии. Советские документы на этот счет предсказуемо отсутствуют, и назвать имена тех, кто уже 22 июня 1941 года воевал на чужой территории, к большому сожалению, пока нельзя.

И.И. Федюнинский. На фото в звании генерал-майора.

Перемышль: успех или замаскированный провал?

Начитанный любитель истории в этом месте скажет: «А теперь нам расскажут про Перемышль». Он будет прав, но с важной оговоркой. Собственно, на действиях 99-й стрелковой дивизии полковника Н. И. Дементьева под Перемышлем проходит водораздел между удачными действиями Красной армии и ее упущенными возможностями.

Город Перемышль находился на периферии задач немецкой 17-й армии, и для действий в городе выделялась всего одна усиленная рота. Справиться с ней Красная армия, конечно, справилась. Но одновременно был пропущен кризис, возникший на смежном участке Львовского выступа. Здесь форсировали реку Сан и наступали две немецкие пехотные дивизии – 257-я и 68-я.

Форсирование Сана подразделениями 257-й пд на рассвете 22 июня происходило в такой тишине, что самым громким звуком на этом участке было кваканье лягушек. Наступавшие даже слышали глухую канонаду под Равой-Русской. Без единого выстрела и без всяких «бранденбуржцев» немцы захватили железнодорожный мост в Радымно и одновременно переправились через Сан на резиновых лодках. Происходило все это на правом фланге советской 99-й стрелковой дивизии.

Точно так же, практически без противодействия, форсировала Сан у Ярослава 68-я пд. Немцев не удалось сдержать даже после их выхода к ДОТам Рава-Русского укрепрайона. Здесь так же, как и под Устилугом, цепочка ДОТов располагалась в основании выступа границы. Но ни УРовские части, ни пехота ответственной за выступ границы 97-й сд сравнимого результата в обороне не добились. Командир этого соединения полковник Н. М. Захаров не сумел спланировать и реализовать контрудары, схожие с действиями Микушева или Алябушева.

Генерал-полковник Герман Гот, командующий 3-й танковой группой.

Если неудачу атакованной сразу четырьмя дивизиями противника 97-й сд можно было оправдать превосходством врага и сковыванием соединения оборонительными боями, то командир 99-й сд проявил труднообъяснимую пассивность, не будучи скованным сколь-нибудь значимыми силами врага. При этом никакой паники на этом участке фронта не было. В журнале боевых действий 257-й пд по итогам первого дня отмечалось: «Русские являются упорными и храбрыми бойцами, часто действующими из засады и обладающими хорошими навыками стрельбы».

Позже танки советского 4-го мехкорпуса устроят избиение 68-й пд: командование 17-й армии вынуждено будет вывести ее из боя во второй эшелон. Но это случится позже, да и 4-й мехкорпус был самым ценным ресурсом всего Юго-Западного фронта. А вечером 22 июня 1941 года 68-я и 257-я пехотные дивизии вермахта прорвали советскую оборону и создали опасный разрыв между советскими 6-й и 26-й армиями на вспомогательном направлении. Возможность сдержать врага на рубеже Сана или хотя бы на позициях укрепрайона оказалась упущенной.

«Первый блин» полковника Федюнинского

Еще одним направлением, на котором Красная армия вполне могла достичь локального успеха, было ковельское. Крупный дорожный узел на подступах к Полесью, Ковель лежал в стороне от направления главного удара как 1-й, так и 2-й танковых групп вермахта. Отвечал за оборону на Ковельском направлении 15-й стрелковый корпус под командованием полковника И. И. Федюнинского. Немцы выделили для продвижения по оси Хелм – Ковель XVII армейский корпус генерала от инфантерии Вернера Киница (Werner Kienitz) в составе всего двух пехотных дивизий – 56-й и 62-й. Федюнинский мог противопоставить им свои 45-ю и 62-ю стрелковые дивизии. Подтянутая решением Военного совета округа от 11 июня на ковельское направление 62-я сд существенно улучшила соотношение сил для советских войск, и оно стало вовсе не таким разгромным, как на других участках границы с оккупированной немцами Польшей.

Несмотря на типичные для 22 июня проблемы, связанные с разбросанностью частей, 45-я и 62-я сд находились в хорошей форме. Их личный состав освоил самозарядные винтовки СВТ, дивизионная артиллерия обоих соединений к 22 июня вернулась из летних лагерей в Сарнах. Возглавлял 45-ю сд толковый командир, 50-летний генерал-майор Г. И. Шерстюк – бывший царский прапорщик, в Гражданскую успевший послужить и у деникинцев. На советские войска работали даже последствия боев сентября 1939 года – железнодорожный мост через Буг на линии Хелм – Ковель был взорван, и после установления демаркационной линии между СССР и Германией острой хозяйственной необходимости его восстанавливать не было. Коварным «бранденбуржцам» захватывать здесь было просто нечего! Части корпуса Киница были обречены на наведение переправ и форсирование реки с боем.

Первый раунд немцы ожидаемо выиграли: форсирование Буга на рассвете произошло без серьезных столкновений. Однако движение по наведенным переправам застопорилось. В журнале боевых действий XVII корпуса указывалось:

«На ведущих к мосту дорогах скапливаются войска и колонны всех видов оружия, которые хотят переправиться. На другом берегу не хватает артиллерии для поддержки дальнейшего наступления».

Хаос на переправах вынудил самого командира корпуса генерала Киница отправиться к переправе и наводить там порядок. Немецкий генерал счел нужным лично разобраться с проблемным участком, а вот полковник Федюнинский весь день просидел в Ковеле, вдали от фронта.

После подтягивания к границе главных сил двух советских дивизий последовал контрудар. 61-й стрелковый полк 45-й стрелковой дивизии под командованием полковника Г. С. Антонова заставил отступить 192-й полк немцев. Командир 56-й пехотной дивизии генерал-майор Карл фон Офен (Karl von Oven) определил положение в полосе 192-го полка своей дивизии как «нехорошее». В 20:45 штабом XVII корпуса был отдан приказ, который требовал отвести продвинувшуюся дальше всех на Заполье группу дивизии – 171-й пехотный полк. Отвод был произведен в ночь на 23 июня. Таким образом, приказ на отход, отданный генералом Шлипером частям 45-й пд в Брестской крепости, стал первым, но не единственным за 22 июня немецким приказом на отход на Восточном фронте.

Увы, достигнутый 15-м стрелковым корпусом успех не был развит. Вместо решительного удара по главной группировке XVII армейского корпуса с возможным привлечением 41-й танковой дивизии и перегруппированных с пассивных участков фронта частей Федюнинский ограничился усилением 45-й стрелковой дивизии и локальными задачами. Пассивность и отказ от дальнейших наступательных действий привели к закономерному итогу: следующий день принес 15-му корпусу неудачи. Действия Федюнинского, который позже станет генерал-полковником, в первый день войны назвать удачными никак нельзя.

Алитус: лучше бы приказ не дошел

Был на советско-германском фронте и участок, где ухудшения обстановки можно было избежать… простым бездействием. Это Алитус, город на юге Литвы. В нем до войны дислоцировалась 5-я танковая дивизия полковника Ф. Ф. Федорова, располагавшая пятью десятками новых Т-34. Утром 22 июня она была выведена из города с целью занять оборону на широком фронте по Неману.

Это привело к захвату Алитуса буквально с марша передовыми частями немецкой 7-й танковой дивизии, и танкистам Федорова пришлось город отбивать. Если бы 5-я танковая осталась в Алитусе, его штурм обернулся бы для немцев куда большими проблемами; налицо обидный промах, недооценка важности контроля над коммуникациями. Лучше бы приказ на выход из города до штаба соединения утром 22 июня не дошел.

Пусть враг заплатит по максимуму!

Приведенные примеры показывают, что постройка УРов на новой границе давала Красной армии несомненное преимущество. Неудачи в Прибалтике в немалой степени объясняются низкой готовностью укрепрайонов на этом направлении. Существовал порог полевого заполнения укрепрайонов высокой степени готовности, делающий их непробиваемыми за часы и даже дни, и своевременное выдвижение войск к границе даже до своего полного завершения позволило бы избежать катастрофического развития событий. «Было бы только хуже» – неверное утверждение!

Второй вывод – положительный эффект активных действий. Активность Алябушева и Микушева позволила сдержать немцев даже в неблагоприятных условиях, а пассивность Дементьева и Федюнинского, напротив, способствовала углублению кризиса. Активная стратегия Красной армии в последующие месяцы стала одной из главных причин краха плана «Барбаросса». Однако выбор, где и как «активничать» с пользой для дела, разумеется, был очень непростым. Военное дело – искусство едва ли не в большей степени, чем наука.

Третий вывод, который можно сделать, – это необходимость внимания к крупным магистралям. Акцент на борьбу по оси шоссе на Луцк принес значимый эффект от действий генерала Алябушева, попытка же распылить силы по рубежу Немана в ущерб защите узла дорог привела к негативным последствиям в борьбе полковника Федорова за Алитус. Акцент на магистралях, конечно, не гарантировал успеха, но противник в любом случае лишался легкой победы.

Главной задачей для Красной армии в первые дни и недели войны, последовавшие за 22 июня 1941 года, стало принуждение противника платить за вполне предсказуемые и предопределенные успехи максимально высокую цену.

Весной и летом 1941 г. нарушения границы совсем не были из ряда вон выходящим происшествием в Генерал-губернаторстве. Однако обычно заблудившиеся красноармейцы стремились как можно быстрее покинуть территорию чужого государства. Этот же солдат со знаками различия Красной армии, напротив, сразу же бросился навстречу немецкому патрулю. Он повторял только одно слово:

«Ангриф! Ангриф!» (наступление – нем.). Солдат промок до нитки: было понятно, что он вплавь преодолел Буг. Перебежчика доставили в штаб. Добровольный помощник вермахта с белой повязкой на руке, сбиваясь, торопливо переводил офицеру слова нежданного гостя из СССР. Однако при всех недостатках перевода основная мысль была понятна: Красная армия скоро перейдет границу и ударит по Германии. Перебежчик был призван в недавно присоединенных к СССР западных областях Украины и отнюдь не горел желанием принимать участие в войне в рядах Рабоче-Крестьянской Красной армии. Еще до окончания допроса последовал звонок в вышестоящий штаб. Нельзя сказать, что там эти сведения вызвали удивление: донесения разведки в последние дни были все тревожнее. Однако в готовившихся к операции «Барбаросса» штабах эти доклады воспринимали лишь как вполне ожидаемые контрмеры Красной армии перед лицом возможного нападения. Теперь же события принимали неожиданный оборот. Вскоре сотни тысяч людей пришли в движение. Солдаты и офицеры пехотных частей вермахта занимали позиции в приграничных укреплениях. Томительное ожидание длилось недолго: буквально на следующее утро загрохотала артиллерийская подготовка. Война началась…

Танки PzKpfw38(t) 7-й танковой дивизии на марше.

Я буду описывать такими вставками курсивом эпизоды войны, которой никогда не было: первого удара Красной армии в 1941 г. Прошу не забывать, что реальные события были куда страшнее и трагичнее. Однако прошу отнестись к этому снисходительно: анализ альтернативных вариантов развития событий является одним из инструментов изучения истории. Это своего рода мысленный эксперимент, позволяющий нам понять узловые точки и оценить наиболее значимые факторы реальных событий. Лирические отступления с моделированием событий лишь призваны иллюстрировать анализ ситуации и вариантов развития боевых действий. Представьте, что это строки из книги по истории, которую написали бы по итогам альтернативного развития событий.

Большая политика

Удар по Гитлеру первыми традиционно негативно оценивается в отечественной литературе. Впрочем, нельзя сказать, что эта точка зрения является доминирующей. Тем не менее иногда даже звучат слова о том, что Сталин правильно сделал, что дождался нападения Гитлера и не стал нападать сам. Это якобы дало неоспоримые моральные преимущества. Однако это представляется попыткой сделать хорошую мину при плохой игре. Никакого перевешивающего все и вся морального преимущества этот факт не давал.

Германия себя уже вполне дискредитировала и в достаточной мере сама проявила себя как агрессор. Поэтому вступление в войну против нее с большим трудом можно было бы интерпретировать как агрессию. Ситуация с Финляндией в 1939 г. была все же принципиально другой. Сомнения относительно адекватной оценки вступления СССР в войну ударом по Германии проистекают не в последнюю очередь ввиду демонизации Запада.

Однако демонизированный Запад имеет примерно такое же отношение к действительности, как и голливудский советский генерал, пьющий водку из samovar в промежутках между играми с дрессированным медведем. У Запада были свои интересы – и изничтожение как «первого в мире государства рабочих и крестьян», так и России в том или ином виде никогда не было idee fixe западных стран. Я веду здесь речь не об отдельных политиках, а об общих тенденциях европейской и англо-американской политики. Более жесткое разделение на два противоборствующих лагеря произошло только с началом холодной войны.

Политические и военные реалии 1941 г. все же принципиально отличались от реалий 1947 г. или 1950–1960 гг. На внешнеполитическом фронте вступление СССР в войну с Гитлером в любом случае было бы воспринято как возвращение в клуб Сил Добра, из которого он оказался исключен сначала ввиду пакта Молотова – Риббентропа (но это еще было полбеды), а затем ввиду нападения на Финляндию и силового присоединения прибалтийских государств.