Кототоро

– И что же ты ищешь? – Кототоро лениво опустилась на подушки, устраиваясь удобнее. В сапфировых глазах промелькнул хитрый огонёк. Она видела таких, как он, сотни раз. Но этот мальчишка отличался. Он пришёл просить о помощи не для себя.

– Истину, – голос дрожал, но он говорил уверенно. В этом дрожании не было трусости, скорее – смятение, болезненное осознание чего-то непреложного. – Или, по крайней мере, способ её увидеть.

Кототоро выгнула бровь, уголки её губ дрогнули в усмешке, оголяя безупречные белые клыки.

– Сложная затея, – она прищурилась, пристально разглядывая гостя. – Иногда истина бьет больнее, чем ложь.

– Я хочу понять, – поспешно добавил он, будто опасался, что его поймут неправильно. – Мой учитель… Он… Я думал, он обладает знаниями. Но теперь…

Он замолчал, стиснув пальцы на чётках так сильно, что костяшки побелели. Слова застряли у него в горле клубком боли, вины и преданности.

Кототоро прикрыла глаза, ощущая, как в воздухе дрожит нить новой судьбы. Она вплелась в её сущность, как и все до этого.

– Ладно, разберёмся, что там у вашего великого наставника, – вздохнула она, поднимаясь. Тёмная ткань её одежды шуршала, струилась, словно оживая в дрожащем свете свечей. Она протянула лапу и коснулась плеча юноши – он вздрогнул, но не отпрянул. Хороший знак.

– Но предупреждаю сразу: не всякий учитель достоин быть мудрецом.

– Он лучший из нас… – голос его дрогнул. Вера и сомнение боролись внутри, сталкиваясь, как штормовые волны. Но он всё ещё цеплялся за свою истину. – Он… должен быть лучшим.

Кототоро усмехнулась. Она уже слышала это раньше. И знала, чем всё это может закончится.

– Ну-ну, посмотрим, – её когти мягко сомкнулись на его рукаве. Ещё мгновение – и тени взвились вверх, поглотив их. Мир изменился, подчиняясь прихоти судьбы. Начиналось новое предсказание…

Воздух окутавший их, был наполнен ароматами древних свитков и таинственного благовония. Здесь пахло временем – старым пергаментом, копотью масляных ламп и чем-то ещё, едва уловимым, словно дыхание забытой мудрости.

Кототоро очутилась перед величественными воротами, высеченными из чёрного камня, на котором золотом выделялся знак, который она сразу узнала – символ Знаний. Переплетение линий складывалось в древний узор, напоминающий всевидящее око, которое давно закрылось, утомленное собственной предсказуемостью

Она шагнула вперёд. Двери скользнули в стороны, открывая перед ней чертог, уходящий в бесконечность. Здесь не было привычных стен, лишь сотканные из книг арки, изгибающиеся под тяжестью древних томов. Полки вздымались высоко, уходя в золотое сияние факелов, а потолок терялся во мраке, как будто этот храм не имел границ.

В центре зала, возвышаясь на мраморном подиуме, стоял он – величественный наставник. Окутанный белыми одеждами, он казался почти статуей, лишь длинные рукава его одеяния едва заметно шевелились от лёгкого сквозняка. Его лицо было скрыто капюшоном, но Кототоро знала: он незрячий. Ослеплённый светом знания, которое уже давно не мог постигнуть, он продолжал вещать, повторяя истины, что потеряли смысл.

Ученики сидели на полу, словно фигуры на древнем панно, и внимали каждому его слову, ловя фразы, будто жемчужины. Их глаза сияли восхищением, но Кототоро слышала лишь эхо пустых догм. Она шагнула ближе.

Скрипнул пол. Голоса смолкли.

Наставник медленно поднял голову, его скрытые пеленой тщеславия глаза словно впились в Кототоро сквозь тень капюшона. Ученики повернули головы, их взгляды напоминали настороженных птиц – смесь любопытства и страха.

– Зачем ты пришла? – его голос был спокоен, но в нём слышалась настороженность, будто он заранее знал ответ. – Ты та, кто смеет сомневаться в Истине?

Кототоро сложила лапы на груди и чуть склонила голову, разглядывая его.

– Истина, которая не подвергается сомнению, перестаёт быть таковой, – её голос прозвучал мягко, но в нём слышалось лезвие клинка познания, скрытое в сыромятных ножнах. – Давай проверим, насколько ты силён в том, что проповедуешь.

В зале повисла тишина. Ученики замерли. А тени на стенах зашевелились, словно сама реальность замерла в ожидании.

Кототоро не двинулась с места, но воздух вокруг неё изменился. Тьма под её лапами дрогнула, растекаясь, словно пролитые чернила, впитываясь в каменный пол. Магия заструилась невидимыми нитями, словно тончайший шёлк, сплетая ткань иллюзии. Тени удлинились, поползли вверх по стенам, поглощая свет, но не гася его, а преломляя, искажая пространство.

Наставник вздрогнул, когда стены, ещё мгновение назад увенчанные бесконечными полками, стали расплываться, меняя форму. Книги исчезли, их место заняли гладкие зеркальные поверхности, уходящие ввысь, сливаясь с невидимым потолком. Свет ламп исказился, превращаясь в холодное свечение, лишённое источника.

Иллюзия сомкнулась, отрезая реальность.

Кототоро сделала шаг вперёд, и пространство откликнулось, растворяясь в бесконечной галерее зеркал. Они стояли стеной, отражая друг друга, создавая лабиринт отражений, в которых можно было заблудиться. Это был Зал Истин – место, где мироздание смотрит на тех, кто осмелился заглянуть в его глубины.

– Посмотри, – мягко сказала Кототоро, указывая на ближайшее зеркало.

Наставник промедлил, но шагнул вперёд. Его белые одежды казались бледным пятном в этом царстве безликих отражений. Он остановился перед гладкой поверхностью, ожидая увидеть своё отражение. Но оно не отозвалось. Зеркало оставалось пустым.

Учитель вздрогнул. Его рука дёрнулась, словно он хотел дотронуться до стекла, но не посмел. Его дыхание участилось.

– Это обман! – его голос дрогнул, но он всё же отступил назад. – Я вижу Истину! Я веду людей!

Кототоро спокойно склонила голову, её сапфировые глаза мерцали голубым огоньком в полумраке.

– Ты ведёшь их в ловушку, – её голос был тих, но в нем звучала непреложность.

Слепец отмахнулся от ее слов. Он был великим учителем. Его слова почитали, его слушали, его истины становились догмами. Он был тем, за кем следовали. Но сейчас, он стоял перед зеркалом, которое не отражало ничего. И эта пустота пугала его сильнее всего.

Наставник тяжело дышал, его пальцы сжались, костяшки побелели. Он снова шагнул к зеркалу, пытаясь выхватить из пустоты хоть намек на отражение, но гладкая поверхность оставалась немой. Ни всплеска света, ни искажённого силуэта, ни даже слабого мерцания – ничего.

Кототоро наблюдала. Она уже видела подобное раньше – этот страх, эту отчаянную борьбу разума с тем, что не укладывалось в привычные догмы. Но, в отличие от других, учитель не спешил отвергнуть увиденное. Он не кричал, не злился, не обвинял её в ереси. Он просто стоял, загнанный в угол безмолвной правдой.

– Вот твоя Истина, – мягко промурлыкала Кототоро.

Её голос был словно дуновение ветра, еле ощутимое, но проникающее в самую суть.

Наставник отвёл взгляд. В груди тягостно сдавило. Он был уверен, что его знания были абсолютны, что он прошёл все испытания, постиг высшее, но сейчас… сейчас он ощущал лишь зияющую пустоту.

– Нет… – тихо выдохнул он. – Это невозможно…

Кототоро не стала спорить. Она просто развернулась, и мир вновь начал меняться.

Тени исказились, зеркала исчезли, растворяясь в черноте. Пространство дрогнуло, словно водная гладь, задетая небрежным дуновением ветра, и разорвалось как ткань, обнажая новый путь.

Они вышли к мосту. Серебристая гладь воды текла под ними глубокой полосой, отделяя берег догм и постулатов от берега истины, поиска и веры. Мост между ними – тонкая черта, что требовала выбора. Либо идти вперёд, переступая через привычное, либо остаться в пределах своих же принципов.

Наставник стоял посередине перехода. За его спиной – его мир, прочный и устоявшийся, наполненный закономерностями, где ответы уже были даны, а сомнения считались слабостью. Впереди – другая реальность, где каждый шаг приносил новый вопрос, а Истина не принадлежала никому.

Он смотрел на противоположный берег. Там воздух был светлее, но основа зыбче. Здесь не было привычных стен, за которые можно спрятаться, не было учеников, смотрящих с восхищением. Здесь он был один.

– Ты привела меня сюда, чтобы я увидел… это? – голос его дрогнул.

– Чтобы ты сделал выбор, – ответила Кототоро.

Она стояла рядом, наблюдая за ним с лёгкой усмешкой, но в глазах её таилась усталость от безысходности бытия.

– Там, где ты жил, не было сомнений. Только порядок. Но правда ли это было знанием?

Наставник не ответил. Взгляд его скользил между двумя мирами. Там, позади, был его трон. Здесь, впереди, – пустота. Или свобода?

– Ты боялся пустых зеркал, – продолжала Кототоро. – Но это не они были пустыми. Это ты перестал видеть.

Он медленно перевёл взгляд на неё.

– Я… – он замолчал, сжав пальцы.

За спиной раздались голоса. Его ученики. Они ждали его ответа, его выбора. Ждали, куда он их поведёт. Но мог ли он повести их туда, куда сам боялся идти?

Он закрыл глаза. Молчание. Долгое, гулкое, сдавливающее грудь, как тяжёлый камень.

– Что… мне делать? – едва слышно прошептал он.

– Ты боишься, – Кототоро пристально смотрела на него, изучая, словно редкий артефакт, чья магия почти иссякла.

Слепец молчал. Да, он боялся. Боялся потерять себя в Истине так же, как боялся признать, что уже давно живёт ложью.

– Ты привела меня к выбору, но он не имеет смысла, – его голос был сух, словно старый пергамент. – Здесь нет пути, который я могу пройти.

– Всегда есть третий путь, – Кототоро лениво махнула лапой, и в воздухе заплясали тени. – Я могу подарить тебе то, что ты ищешь.

Она протянула ему карту. На гладкой поверхности вспыхнул символ Иерофанта. Грандиозные залы, тысячи склонённых голов, шёпот славы, что звучал в вечности. Всё, о чём мог мечтать тот, кто посвятил жизнь учительству.

Наставник погрузился в иллюзию. Знал, что это всего лишь искусная тень желания. Но стоя здесь, в разломе между истиной и догмой, он вдруг понял: бороться уже поздно. Он слишком стар, чтобы рушить созданный мир. Пальцы сомкнулись на карте.

Секунда – и его тело растворилось в воздухе, словно никогда не существовало. Лишь карта медленно опустилась на ладонь Кототоро, а на её лице промелькнула мимолётная усмешка.

– Добро пожаловать, – прошептала она.

За её спиной послушник, молча наблюдавший за происходящим, сделал шаг вперёд. Его взгляд задержался на карте, затем на Кототоро.

Она ожидала страха. Ожидала признания поражения. Но юноша вдруг склонился в поклоне.

– Я пойду искать Истину, – тихо сказал он. И ушёл, бросив четки на землю.

Кототоро смотрела ему вслед, ощущая редкое, почти забытое чувство. Этот мальчишка ей понравился.

– Надеюсь, ты никогда не окажешься в моей колоде, – пробормотала она, убирая карту в рукав.

Мост растворился, оставив её одну. Но не надолго. Судьба всегда требует новых жертв.

Сказание 7. Сердце Зверя (Карта «Влюбленные»).

Кототоро лениво развернула пожелтевший от времени свиток, рассыпая пыль веков на ткань подушек. Её сапфировые глаза пробежались по знакомым строкам. Легенда о проклятой принцессе. Древняя история, тысячи раз рассказанная в разных уголках мира, но всё ещё обладающая силой тревожить сердца.

«Когда солнце скрывается за горизонтом, дворец, некогда сияющий золотом и мрамором, становится склепом. Принцесса – прекрасная, как лунный свет, с кожей, белой, как снежная шаль, и глазами, таящими ночное безмолвие – встречает гостей в своих покоях. Но её поцелуй несёт смерть, её взгляд – безумие. Никто не выжил после встречи с ней. Никто не сумел покинуть дворец после заката».

Кототоро щурилась, чувствуя, как дрожит воздух между строк. Предания не рождаются на пустом месте. Что, если проклятая принцесса всё ещё ждёт? Или… кто-то вновь разбудил древнее проклятие?

Шорох шагов за спиной прервал её размышления. Гость. Запах растерянности, настороженности и страха заполнил комнату. Молодой человек в царских одеждах, едва переступив порог, замер, не смея поднять взгляда.

– Ты знаешь, что это? – Кототоро подняла свиток, позволяя теням пробежать по ветхой бумаге.

– Прошу… – голос юноши дрожал. – Мне нужна помощь. Дворец снова открыл двери, и моя сестра… она внутри.

Тишина. Только шёпот старых слов, оставленных на страницах, и биение чужого сердца, ждущего приговора. Кототоро усмехнулась, чувствуя, как вспыхнула искра любопытства. Ну что ж. Время проверить, правдива ли легенда.

Охотник шел сквозь туманное предгорье, ступая по земле, где оседала вековая скорбь. Замок, чьё проклятие было частью множества сказаний, уже вырисовывался на горизонте. Но ветер, несущий запахи мха и увядших роз, нашёптывал нечто иное, будто за пределами легенды скрывалась более глубокая истина.

Незримая тень Кототоро, растворённая в потоках времени, наблюдала за ним. Она чувствовала в его сердце боль – тяжёлый камень утраты, что тянул его вперёд. Он искал не подвига, не славы, а ответа на вопрос, которого ещё не осознал.

Когда солнце стояло в зените, он пересёк старый мост. Под его шагами скрипнули доски, словно предупреждая: ещё есть время повернуть назад. Но он не остановился. Охотник вошёл в замок, ожидая увидеть руины, но стены дворца дышали античной роскошью. Свет лился сквозь витражи, раскрашивая пол узорами из былых времен.

И тогда он увидел её. Принцесса сидела на троне, одетая в золото и алую парчу. Её красота была безупречна, но в глазах отражалась пустота, а улыбка, красивая и мягкая, казалась отголоском несбывшегося. Она взглянула на него, и в этом взгляде он уловил что-то знакомое – печаль, столь глубокую, что она могла поглотить целые королевства.

– Ты пришёл за славой? – её голос был тих, словно ветер среди страниц забытой книги.

– Я пришёл познать, – ответил он, и его слова, будто волны на водной глади, дрогнули в воздухе. – Каково это быть монстром?

Сумрак опустился на замок, и с ним исчезли последние следы прежнего величия. Стены будто выцвели, иссохли, покрылись трещинами, сквозь которые сочилась тьма. Воздух стал тяжёлым, пропитанным древним, подавляющим присутствием. Кототоро наблюдала, спрятавшись в тенях. Она чувствовала это изменение – пробуждение проклятия, его безудержную жажду.

Но охотник не дрогнул. Он ждал. Не сжимал оружие в руках, не метался в поисках выхода. Просто стоял в том же зале, где ещё недавно говорил с принцессой, и смотрел в темноту, откуда доносилось приглушённое дыхание.

Из мрака выступил силуэт.

Оно вышло неспешно, величественно, будто до конца ещё не решило – убить или пощадить. Огромное тело двигалось плавно, но в каждом шаге чувствовалась затаённая сила. Массивные лапы бесшумно ступали по холодному мрамору. Мрак клубился вокруг фигуры, но в прорезях между густой шерстью отражался лунный свет.

Глаза. Они не были пустыми, как у принцессы. Они были полны боли. Слишком старой, чтобы её можно было излечить. Слишком глубокой, чтобы о ней можно было говорить.

Охотник не отвёл взгляда. Зверь зарычал, угрожающе, требовательно. Любой другой дрогнул бы, но человек стоял, невозмутимый, в молчаливом принятии.

– Ты не боишься меня, – рычащий голос зверя прозвучал оглушающе и разлетелся эхом, отбиваясь от колонн замка.

– Нет, – спокойно ответил охотник.

Между ними повисло молчание. Охотник не брался за оружие, потому что ощущал – это не монстр. И зверь не рвал его в клочья, потому что впервые за века перед ним стоял не враг, не жертва, а человек, который смотрел на него не с ужасом, а с пониманием. Впервые за века проклятие затаилось.

Так провели они всю ночь в безмолвии, глядя друг на друга с тяжелым сердцем и пониманием.

Рассвет медленно протягивал тонкие нити света, проникая сквозь узкие витражи зала. Зверь исчезал, растворяясь в предутреннем тумане, и на его месте снова стояла принцесса. Она смотрела на охотника долго, слишком долго, словно пыталась разгадать загадку, которой он, быть может, и не являлся.

– Ты всё ещё здесь, – голос её был мягким, но внутри него звучало нечто иное – растерянность, отголосок недоверия.

– Да, – просто ответил он.

Её пальцы дрогнули, будто от желания потянуться к нему, но она лишь отвела взгляд.

В тени, сливающейся с колоннами, сидела Кототоро. Она не вмешивалась. Лишь наблюдала, её глаза – мерцающие щёлочки в темноте – отражали нечто, похожее на грусть.

Днём охотник и принцесса говорили. Они бродили по залам, где стены запоминали каждое слово, каждую интонацию.

– И что ты ищешь? – спросила она однажды.

– Принятие, – ответил он.

– Это может разрушить тебя, – в её улыбке было что-то болезненно-правдивое.

– Возможно. Но, может, и тебя тоже.

Она замерла, не найдя, что возразить.

А ночью приходило чудовище. Поначалу оно рычало, оголяя клыки, но не трогало его. Потом начало изучать – его запах, его взгляд, сам факт его существования. В третью ночь оно приблизилось так близко, что дыхание обожгло его кожу. Оно помнило его.

И вот однажды, когда тьма вновь спустилась на проклятые стены, охотник шагнул вперёд.

– Ты боишься меня? – голос чудовища был хриплым, глухим, будто оно говорило впервые за века.

– Нет, – ответил он.

И протянул руку. Молчание повисло в воздухе. Зверь взвыл, его когти сжались, готовые разорвать дерзкого смертного. Но удара не последовало. Только пронзительный, полный боли рёв. Тьма содрогнулась, сотрясая само проклятие, заключённое в камне.

Где-то в отдалении едва слышно вздохнула Кототоро. Она смотрела на них так, как смотрят на что-то бесконечно прекрасное и безнадёжно обречённое.

И пришла ночь. Охотник знал, что этой ночью всё закончится. Что-то дрожало в воздухе, тонкой, неуловимой вибрацией, пронизывая стены замка. Проклятие ждало своей развязки. Он ждал в зале, усыпанном разбитыми зеркалами. Каждое из них хранило обрывки старой жизни, кусочки лика, которые больше не принадлежали ей.

Принцесса появилась, как всегда, за миг до заката. В её глазах уже начинали вспыхивать золотые искры, предвестники превращения. Она остановилась перед ним, молчаливая, будто в последний раз пыталась запомнить его облик.

– Ты не убьёшь меня, – прошептала она.

– Нет, – ответил он. – Никогда.

Она закрыла глаза. Он поднял руку, провёл пальцами по её щеке. Её кожа была холодной, она дрожала под его прикосновением. Он поцеловал её, словно заключая договор, зная, что это станет его выбором. В тот же миг мир вздрогнул, и её тело озарилось слабым светом. Проклятье покинуло ее. Принцесса вновь была человеком.

Но он исчез.

Она замерла, чувствуя, как пустота внутри заполняется холодом. А затем её руки обожгло болью – кожа покрывалась чёрной шерстью, когти прорезали воздух. Она содрогнулась, отступая к остаткам разбитого зеркала, но не увидела своего отражения. Вместо неё в стекле отразился зверь с его глазами. Охотник в облике зверя смотрел на нее любящими глазами.

– Нет… – её голос дрожал. – Нет!

– Выбор – это всегда жертва, – раздался голос Кототоро.

Она сидела в углу зала, её глаза мерцали, ловя отблески дрожащего пламени. В её лапах сверкала карта.

– Ты можешь остаться здесь. Навеки. Или… – она перевернула карту, показывая изображение.

На ней были двое – мужчина и женщина, их руки сплелись, их лица были исполнены покоя. Мир, в котором не было проклятия. В котором ничто не мешало их любви. Принцесса подняла взгляд. Впервые за годы её сердце билось не в страхе, а в решимости. Она бросилась к зверю сквозь глядь зеркала, обняв его, она отчаянно вжалась в его тёмную шерсть. Яркий свет окутал их тела.

Карта дрогнула в лапах Кототоро. Магическая печать запечатала души Влюбленных. Позже, когда она стояла перед принцем, тот смотрел на неё с недоумением.

– Где она? – спросил он.

– Больше она никому не причинит вреда, – ответила Кототоро. – Она обрела покой. Но для королевства её больше не существует.

Она протянула карту, позволив ему взглянуть на неё. Они смотрели на новую карту, застывшую между её пальцев, словно в ней ещё теплилось дыхание двух затерянных душ. Влюблённые. Принцесса и охотник, застывшие в вечном миге единства, там, где нет проклятия, нет боли, нет границ. Их мир теперь заключён в тонких линиях чернил, в сиянии арканов, в иллюзии, что стала их реальностью.

Кототоро взглянула на небо. В её глазах мелькнула тень печали.

– Иногда единственный способ спасти кого-то – позволить ему утонуть в сладком обмане… – прошептала она.

Ветер шевельнул полы её одеяния, и Кототоро убрала карту в свою колоду. В конце концов, не она решает, какая судьба истинна. Она лишь хранитель, лишь тень, проходящая между мирами, собиратель заблудших, которым не осталось места в этом мире.

Сказание 8. Оковы победителя (Карта «Колесница»).

Город застыл в ожидании. Каменные улицы, покрытые пылью войн, выстроились в торжественный коридор, ведущий к дворцу. Ветер, несущий запах крови и пепла, раскачивал знамена, но никто не осмеливался нарушить тишину. Они ждали его. Он вернулся.

Колесница неслась по главной площади, вздымая пыль под копытами лошадей. В золоте доспехов, с лавровым венком на голове, победитель проезжал мимо толпы. Но вместо ликования слышались только шёпоты. Он привык к громким приветствиям, к восторгу тех, кого спас, и страху тех, кого покорил. Но теперь, проезжая сквозь улицы, он видел лишь опущенные головы и глаза, полные пустоты.

Его царство стало величайшим из всех, но стоило ли это стольких жизней? Завоеванные земли лежали в руинах, а старый город больше не пел песен о героях. Он чувствовал их взгляды, знал, что одни проклинают его, другие – боятся, но никто не радуется.

На площади стояла одинокая фигура. Под темным капюшоном сверкнули глаза, наполненные светом чужих миров. Кототоро наблюдала за ним с грустью, будто уже знала его судьбу. Её взгляд был мягким, но в нём не было почтения. Только понимание.

Король сидел на своём троне, сжимая золотую корону, словно она могла дать ему ответ. Гонцы принесли известие: его брат собрал войска и двинулся на столицу. Вероломство. Предательство. Или неизбежность? Разве не это было начертано в их судьбах с самого рождения?

– Если я не выступлю первым, он сожжёт мой город, – сказал он советникам, но видел в их глазах сомнение. Победа была неотвратима, но что останется после неё?

Глашатаи объявили мобилизацию, кузнецы ковали оружие, а слуги готовили колесницу – символ его власти. Ещё ребёнком он наблюдал, как отец отправлялся в поход на этой самой колеснице, возвышаясь над войском, словно сам Бог войны. Теперь настал его черёд.

Среди слуг мелькнула тень, и на миг ему показалось, что на него смотрят странные сапфировые глаза. Ветер донёс шёпот:

– Победитель не всегда тот, кто прав.

Но кому было дело до слов призраков, когда судьба требовала крови?

На рассвете войско двинулось в путь. Когда первые лучи солнца упали на поле, заглушая его алым заревом, армии сошлись. Грохот копыт, звон мечей, крики боли и ярости сплелись в единую симфонию войны. Полководец, словно бронзовый идол, возвышался над бойней, его доспехи сверкали, а голос пробирался сквозь хаос, ведя солдат вперёд.

С каждым ударом, каждым павшим врагом, он чувствовал, как колеса его колесницы крутяться еще более стремительно. Его армия теснила противника, земля покрывалась телами, а воздух наполнялся горьким запахом крови и железа. Победа была близка.

Но где-то в гуще сражения, в клубах пыли и дыма, на миг вспыхнули сапфировые глаза. Кототоро наблюдала. Она уже знала, чем это кончится. Полководец же не видел её. Он не видел, как судьба завела его в тупик. Он видел лишь славу, сияющую впереди, манящую, словно призрачный свет. Он рвался к ней, не замечая, как трещины прорезают щит его триумфа. И братский город пал.

Пламя факелов дрожало в ночном воздухе, разбрасывая длинные тени по мраморным стенам дворца. Император стоял у высокого окна, глядя вниз на город, который теперь принадлежал ему. Он одержал победу, знамёна его дома реяли на башнях. Армия врага была сломлена, но в груди разрасталась пустота, от которой не спасали ни золото, ни почести, ни ликование толпы.

– Победа, – прошептал он, словно пробуя слово на вкус. Но оно было безвкусным.

Стук шагов вывел его из раздумий. В тронный зал вошёл его военачальник, человек, который прошел с ним все битвы, делил с ним кровь, боль и славу.

– Народ ждёт речи, государь, – почтительно напомнил он.

Император медленно повернулся, но прежде чем ответить, заметил тень у колонн. Кототоро сидела там, её глаза сверкали в полумраке. Она наблюдала, не вмешиваясь, но её присутствие было весомее любых слов. Он знал, что она здесь не случайно.

– Объяви им, что они спасены, – сказал он военачальнику. – Пусть радуются, сегодня их праздник.

Военачальник поклонился и ушёл. Оставшись один, Император шагнул к Кототоро.

– Ты ждёшь, когда я пойму Истину? – спросил он.