Пролог
Трущобы окутывал предвечерний сумрак. В воздухе витала смесь запахов тины, нечистот и подгоревшей еды. Узкие улочки петляли между покосившихся лачуг, чьи крыши давно сгнили, обнажив рёбра стропил. Где-то вдали за объедки дрались собаки, их хриплый лай сливался с руганью пьяного башмачника.
У края городской реки, чьи воды отливали маслянистой плёнкой, сидели две девочки – совсем ещё крошки. Таким не положено гулять одним, но всё же за ними никто не присматривал.
Темноволосая девочка швыряла плоские камушки в воду, целясь в торчащую ветку. Каждый бросок оставлял на поверхности круги, быстро поглощаемые течением. Платье девочки давно потеряло цвет и форму, стало серо-бурого оттенка. Щёки были испачканы угольком, бирюзовые глаза горели азартом.
Шлёп!
Снова камешек влетел в воду.
Рядом, поджав худые ноги в стоптанных башмаках, сидела вторая девочка – противоположность первой. Её золотистые пряди казались неуместно чистыми в этом царстве грязи, а нежное личико с голубыми глазами напоминало диковинный цветок, случайно выросший на свалке. Худенькие пальцы сжимали сморщенное яблоко – подарок старого лодочника, который пожалел «ангелочка». А голубые глаза, большие и прозрачные, будто озёрный лёд, были обращены к подруге.
– Вики, хочешь? – спросила она, протягивая плод.
– Лучше сама съешь! – фыркнула та, но в бирюзовых глазах мелькнул голодный блеск.
– Я… я не хочу. У меня болит живот, – солгала светловолосая девочка, чувствуя, как шевелятся за спиной тени.
– Ну хорошо, Эли. Если просишь… – и подружка взяла яблоко. Укусила. Замурлыкала от удовольствия, а Эли улыбнулась. Живот сводило спазмами, но радость подруги была слаще любого пирога. Ведь никого ближе Виктории у неё не было.
– А можешь… спеть ещё? – вдруг попросила подруга.
И Эли кивнула. Посмотрела на текучую реку. И её нежный, тихий голос, похожий на звон колокольчиков, поплыл над водой.
Мамочка меня любила,
Кровью с молоком поила,
Мамочка меня ждала,
С криком боли родила…
Мама имя мне дала:
“Плод из гнева и греха”.
Мама так меня любила,
Что любовью прокляла…
Эли чувствовала, как тень за её спиной обрела форму, как подошла ближе. Усевшись рядом, заглянула в лицо девочки пустыми чёрными глазницами. Но она продолжила петь, будто ничего не происходило.
Мама, как мне жить теперь
Без тепла и без людей.
Мама, в темноте так пусто
Забери меня скорей.
Мамочка, на что ты злишься,
Почему ты плачешь, мам?
Выпей крови как водицы.
Мама, всё тебе отдам…
Эли замолчала.
– А дальше знаешь? – спросила Виктория. Её глаза блестели в полумраке.
– Знаю… – кивнула она.
– Спой. Мне нравится, как ты поёшь.
Девочка помолчала, наблюдая, как последний камень, брошенный Викторией, исчезает в воде. Её голос дрогнул, но она продолжила:
Умерла душа родная,
Схоронили под землёй,
Мама бледно улыбалась
Над мёртвым проклятым дитём
Я теперь лежу во мраке
Неподвижна, холодна
Мама, если в этом счастье
…ты меня зачем ждала?
Тишина после песни была густой как смола. Даже собаки замолчали. Только вода продолжала журчать в русле реки. В животе у Элизы предательски засосало от голода, но она старалась не обращать внимания.
– А откуда ты знаешь эту песню? – полюбопытствовала Виктория.
Тень, которую видела только Эли, наклонилась к ней ближе. Шепнула, обдав холодом шею: “Я много песен знаю. И все они про тебя”.
– Это песни про меня, – вслух сказала она.
Виктория фыркнула:
– Неправда! – она сжала ладонь белокурой подруги.
– Но…
– Ну ведь это ерунда. Когда тебя найдёт мама – она точно окажется самой доброй. А если нет… то я тебя защищу. Не позволю ничему плохому случиться.
"…позволит", – послышался шёпот тени прямо в ухо Эли.
– Я тебя никогда не оставлю.
"…оставит," – ледяное дыхание тронуло светлые волосы.
– И не предам.
"…предаст," – уверенно произнесла тень.
Но Элиза знала – хоть тень часто права, сейчас она ошибается. Эти яркие глаза, эти тёплые пальцы, сжимающие её ладонь – всё говорило об обратном.
– Хочешь, на мизинце поклянусь! – Виктория торжественно протянула мизинец. Это было самое сильное детское обещание. И светловолосая девочка осторожно сомкнула вокруг него свой палец.
Тень неприятно захихикала, а потом протянула чёрные холодные руки к Эли, обняла её. И вслух сказала её губами:
– А чем клянёшься?
– Чем угодно! Только у меня ничего нет…
– Душа есть. Любовь.
– Тогда клянусь тогда душой и любовью.
– И мамой?
– …и мамой, – неуверенно добавила Виктория, но потом улыбнулась шире. – Мы всегда будем друзьями, Эли.
Белокурая девочка чувствовала, как тепло этой клятвы растекается по её телу, заглушая холодный смех тени. Где-то вдалеке раздался особенно истошный собачий вой, а следом – женский крик. Виктория вскочила и протянула руку подруге:
– Пойдём! Моя мама сегодня делает блинчики. И тебя угостит.
– Правда? – Эли широко счастливо улыбнулась. Она очень хотела блинчиков.
– Конечно! – Виктория потянула её за собой.
***
Полгода спустя Эли сидела на том же месте у реки, сжимая в руках яблоко – единственную еду за последние два дня.
Её голубые глаза были опухшими от слёз.
…они приехали за Викторией на роскошной карете, которую тащили два белоснежных коня. Элиза плакала и цеплялась за подругу, но взрослые были непреклонны.
"Ты моя дочь. И больше не должна общаться с этими… созданиями из трущоб," – высокомерно заявил отец Виктории, который оказался из аристократов.
Сначала Вики украдкой выбегала к месту их встреч – в переулок за воротами её шикарного нового дома. Приносила еду и рассказывала о новой жизни, даже дарила книжки и показывала, как читать буквы. Она обещала, что уговорит отца, и Элизу обязательно возьмут в дом – да хоть бы и служанкой!
Но вот… Вики начала приходить всё реже. И однажды… вовсе не пришла.
Потом не пришла снова. И снова. И снова… А потом на месте встречи появился светловолосый мальчик с жёстким взглядом.
«Хватит здесь шнырять! Моя сестра не желает общаться с грязной безродной девкой, – сказал он. – Ещё раз покажешь нос, и тебя погонят плетьми!»
На следующий день, когда Эли вновь пришла, он исполнил угрозу.
А Виктория так никогда и не появилась.
«Не смогла…» – подумала девочка, сидя у реки.
«Не хотела, – исправила её тень. – Возможность всегда можно сыскать. Ты бы на её месте обязательно нашла способ. Разве не так?».
Тень была права.
Девочка свесила голову на грудь.
А потом крепче стиснула яблоко, впиваясь ногтями в кожицу. И вдруг швырнула его в воду. Зло стёрла слёзы.
Клятвы. Обещания! Они ничего не стоят! Все предатели! Все!
Обида душила. Рвала на части.
Тень обняла малышку за плечи.
«Верь только мне, Элиза. Только я не предам. Только я всегда буду рядом… Я позабочусь о тебе. О нас. Всё изменю. Заставлю их пожалеть… Ты получишь всё, чего достойна… Просто прими меня в своё сердце», – нашёптывала она, приживаясь ледяной щекой к плечу Эли.
Слова ядом проникали в кровь маленькой девочки…
Ей было так больно от предательства подруги, что она ничему не сопротивлялась. И сама не заметила, как холод тени полностью переместился внутрь её тела. Окутал разум плотной дымкой обиды и гнева. Вонзился в сердце ледяным осколком. Заговорил её ртом.
– Я достойна… – сказали губы маленькой девочки.
И растянулись в улыбке-оскале.
В речной воде мелькнуло отражение…
То было светлое лицо белокурой девочки, которая билась о водную гладь. Билось и кричало.
***
Дорогие читатели!
Этот пролог – кусочек из той жизни, где Элиза стала той самой злодейкой. Прочитать об этом можно в книге «Я стала злодейкой любовного романа», где Элиза – второстепенный персонаж.
Ваша Кира Иствуд
Глава 1.1
Дейвар
Волки притащили меня в свою темницу. Защёлкнули кандалы, прибили ладони к стене. И оставили одного.
Так прошёл день… два… три… год. Вечность. Я потерял счёт.
Тьма сжимала виски.
Холод проникал в кости.
Мышцы ныли так, словно в них впивались тысячи игл.
Пронзённые ладони онемели до бесчувствия.
Казалось, если согну конечности, раздастся хруст крови, заледеневшей в жилах. И крошево разойдётся по сосудам, порвёт вены, в клочья растерзает сердце.
Тяжело было даже поднять голову. Каждое движение отзывалось тупой болью.
Боль-боль-боль…
Но я не бежал от неё. А принимал как друга. Держал её за протянутую руку, балансируя на краю тьмы. Желал наполниться болью до краёв, чтобы кроме неё ничего не осталось. Ведь она перегнивает в ненависть, а та кристаллизуется до ледяной беспощадной решимости… вырезать всех в этой ведьминой дыре. Остановить каждое сердце. Оборвать каждую жизнь. А потом сжечь это место дотла. Так стоило поступить с самого начала.
Я предвидел, что случится, когда вступал в переговоры с бездновыми волками. Но, как велит кодекс бури, дал им выбор. И волки выбрали смерть.
Угол моего рта дёрнулся, приподнялся. Я оскалился в сумраке камеры. Зверь внутри раздражённо ударил хвостом, зарычал. Цепи хищно лязгнули в глухом безмолвии темницы.
Да. Волки облегчили мне задачу. Так даже лучше. Семя зла сгинет вместе с глупцами, что его пригрели! У ведьмы не будет шанса сбежать… Возможно, она ещё не вошла в полную силу, но скверна, с которой я когда-то смешал свою кровь, горела, подсказывая – плод той женщины близко.
Совсем рядом…
Совсем…
Мысль ускользнула.
Тьма обступила.
Череп словно превратился в ледяную глыбу, которую кто-то медленно сжимал в тисках. Зверь внутри зарычал. И начал биться в клетке из человеческой плоти и костей, требуя свободы. Но тело не слушалось. Отказывалось оборачиваться.
Никаких когтей, никакой шерсти – только человеческая кожа, липкая от пота и крови. Стальные кандалы. Тёмная камера.
Сколько я здесь? Я не мог понять.
Воспалённый разум плыл.
И вместе с ним размывались сырые стены темницы.
Узкое окно под потолком внезапно озарилось бледным светом. Снежинки, кружась, падали, таяли на камнях, и в этом мимолётном сиянии явилось видение прошлого…
…узкие улочки вдоль низких каменных домов, диск жёлтого солнца… и моя старшая сестра Каиса, которая растила нас с братом после смерти родителей. Её коса, похожая на чёрную реку, струилась между лопаток.
Сестра была высокой, гордой, красивой, переполненной искрящейся жизнью. Я смотрел на неё снизу вверх, словно вновь был ребёнком восьми лет.
С другой стороны вприпрыжку шёл Айсвар, которому было и того меньше, он едва доставал мне до плеча. Румяное лицо брата покрывали пятнышки, как у барса, за его спиной качался такой же пятнистый хвост, потому что Айсвар ещё плохо управлял оборотом в зверя.
Каиса вечно по-доброму над ним потешалась.
Она вообще часто смеялась с тех пор, как мы год назад перебрались в это селение. Тут было куда спокойнее, чем у границ.
– Айсвар, будешь? – Каиса протянула ему белую ягоду.
– Нет, – по-детски звонко отказался брат, махнув хвостом. – Я хищник и ем только мясо. Ягоды для кроликов.
Каиса прыснула. Её смех зазвенел, как весенний ручей.
– А ты, Дейв? – смеясь, она протянула ягоду уже мне. Только почему-то она увиделась мне красной, как капля крови…
– Не хочу.
– Не упрямься. Просто прими её, она тебе поможет. И ты тоже не дашь ей пропасть… Пожалуйста, Дейв.
Я вздохнул. Ну раз сестре это важно…
Потянулся, но тут воспоминание обернулось кошмаром. Перед глазами заплясали вспышки образов: пламя, пляшущее на площади, крики, запах дыма и гнили. Ведьма. Столб, к которому её привязали. Паника…
И тут сестра внезапно оскалилась, её глаза вспыхнули алым, и она начала обращаться в барса. Только шерсть у её зверя почему-то была чёрная, словно слипшаяся от грязи.
Обезумевшая Каиса бросилась на Айсвара… но я успел раньше. Прикрыл его. И зубы сестры впились в моё плечо – хруст, визг, боль…
Я дёрнулся – уже в реальности – звякнули цепи, боль хлестнула по нервам, вырвав сознание из жуткого видения. Я втянул стылый воздух… И вновь провалился в воспоминание.
На этот раз я оказался в снегах Северных Хребтов.
Здесь я старше. Мне пятнадцать. И последние пять лет состоят из бесконечных битв.
Осквернённые. Так назвали тех, кто подхватил проклятие ведьмы. Чёрные, словно обугленные, звери с горящими алым глазами.
И та грязевая лавина, что катилась по снежному склону… была стаей таких зверей. В тёмной мути мерцали красные точки глаз, оскаленные пасти с чёрными глотками. Сотни, тысячи заражённых – барсы, волки, медведи. Волна пришла с запада, где она уже смела несколько поселений куда крупнее нашего…
Возможно, среди этих осквернённых моя сестра… Или она давно мертва. Или, может, я убью её сегодня, защищаясь? Её и десяток других оборотней, которые потеряли всё человеческое из-за проклятия ведьмы.
Руки мои крепки. Душа закована в лёд. Меч заточен.
Выбора нет. Я должен защитить тех, кто жив.
Волна была всё ближе.
И вот, не чувствуя ничего, я опустил лезвие на первого же зверя. Второго откинул магией. Третьего пронзил ледяным шипом…
Кошмар длился и длился… осквернённым не было конца.
И вдруг меня дёрнуло в реальность. Видение распалось на лоскуты. И я вновь обнаружил себя в каменном мешке темницы.
Обострённый слух различил шаги…
Сначала – эхо где-то в коридорах.
Потом ближе.
Лёгкие, почти неслышные. Не солдат. Не тюремщик. Не оборотень… потому что оборотни движутся куда тише. Это человек. Судя по тому, как ступает – девушка… или даже девочка. И она всё ближе.
***
***
Дорогие читатели,
не пугайтесь, я не буду всё рассказывать заново от Дейвара. Только покажу первую встречу, и сразу перепрыгнем на момент "сейчас".
Мур.
Ваша Кира Иствуд!