Калибровка

– Мне не нужен новый дом! – всхлипнула женщина, бессильно падая на колени – в камеру уже начал поступать севоран. – Мне нужен мой сын! Его зовут Лео! Как вы не понимаете?

Лео.

Эрика застыла. Она вспомнила фотографии из архива – мальчика в безупречном костюме, идущего по красной дорожке рядом с отцом. Беннет Гейт тоже потерял сына. Или сын потерял его – после стирания это уже не имело значения. И теперь вот этот Лео потеряет мать. Мир состоял из разбитых семей, и она, Эрика, была тем, кто заливал бетонный фундамент новой жизни поверх трещин старой, делая вид, что тех трещин никогда и не было.

Раньше она видела в этом акт милосердия. Широкий жест системы, дарующей искупление через забвение. Теперь же, глядя на искаженное ужасом лицо женщины, она чувствовала лишь холодную, металлическую жестокость машины, перемалывающей человеческие судьбы в удобный для утилизации продукт.

Они все были разными до процедуры. Одни шли с вызовом, плюя в лицо охранникам. Другие – с обреченной покорностью, уже простившись со всем. Третьи, как эта женщина, цеплялись за свое прошлое с животной силой, словно могли удержать его силой одного лишь отчаяния.

Но после… После они всегда были одинаковы. Пустота. Чистый, незамутненный ужас новорожденного, выброшенного в незнакомый мир. И в этот миг первой, кого они видели, была она. Эрика. Проводник. Ангел-хранитель, ведущий их из небытия в новую жизнь. Она была тем фундаментом, на котором строилась их новая реальность. И этот фундамент все чаще казался ей зыбким песком.

– Пожалуйста… – последний раз прошептала женщина.

Эрика нажала кнопку.

Тело мгновенно обмякло. Автоматическая платформа подняла женщину и плавно въехала в цилиндрическую кабину. Щупы с датчиками бесшумно выдвинулись и зафиксировались у ее висков, на лбу, на затылке.

Эрика нажала кнопку подтверждения. Цилиндр заполнился мягким голубым свечением. Процесс пошел.

Она наблюдала, как на экране мозговая активность A-7311 – яркая, хаотичная, полная жизни – начинала угасать. Всплески уступали место ровным, искусственным линиям. Стирание не походило на взрыв. Это напоминало угасание. Тихий, методичный апокалипсис одного отдельно взятого мира.

Когда кабина открылась, там лежала не осужденная, не мать, не дочь. Лежала оболочка. Чистый лист. Первый, кого она увидит, открыв глаза, будет Эрика. Она станет краеугольным камнем ее новой реальности. Мысль была невыносимой.

–

Эрика Ланн поправила воротник форменного костюма и сверилась с данными на планшете. Новое имя переселенки мерцало голубым светом: Мира Оглы, 38 лет, адаптационный код A-7311. Никакой другой информации, как всегда.

Женщина стояла у окна приемной, держась за подоконник. Когда Эрика окликнула ее, она обернулась – лицо пустое, глаза широко раскрыты. Чистый лист.

– Здравствуйте, Мира. Меня зовут Эрика. Я ваш куратор. – Слова прозвучали привычно, отработанно. – Сейчас мы пойдем в ваш новый дом.

Мира кивнула послушно, доверчиво. Как ребенок.

Эрика взяла ее под локоть и повела к выходу. В груди что-то сжалось – острое, болезненное. Час назад у этой женщины было прошлое. Семья. Теперь не было ничего, кроме Эрики, ведущей ее по коридору.

Я – первое, что она запомнит. Я – ее новый мир.

Эрика сглотнула и ускорила шаг.

Стеклянные двери Адаптационного департамента бесшумно разъехались, выпуская их в серое утро. Эрика привычно взглянула на небо – сегодня не было ни единого облачка, день грозил стать жарким.

– Пойдемте, – произнесла Эрика, слегка коснувшись локтя женщины. – Ваш дом находится в Секторе G. Это недалеко.

***

К вечеру Эрика устала так, будто разгружала контейнеры вручную. Мира Оглы – A-7311 – получила ключи, документы, инструкции. Она слушала внимательно, кивала, улыбалась. Эрика видела в ее глазах абсолютное доверие, и от этого становилось тошно.

Но она продолжала. Потому что это была ее работа. Потому что система требовала. Потому что остановиться – значило бы признать, что все, что она делала последние годы, было чудовищной ошибкой.

К дому Иды Корелл она подошла, когда день уже клонился к вечеру. Все выглядело еще более обжитым, чем в прошлый раз. На крыльце стояли новые горшки с цветами – яркие герани, какие-то вьющиеся растения с мелкими белыми бутонами.

Дверь открылась, и на пороге появилась сама хозяйка – в фартуке, с мукой на щеке и улыбкой, которая казалась искренней.

– Госпожа Ланн! – произнесла она. – Проходите, пожалуйста! Я как раз достала пирог, пока горячий. Не откажетесь от чашки чая?

– Спасибо, Ида, с удовольствием, – удивленно отозвалась Эрика – подопечная выглядела спокойной, почти умиротворенной, что резко контрастировало с ее настроением в прошлый визит.

Эрика шагнула внутрь, и уют дома окутал ее, как одеяло.

Внутри пахло еще сильнее. На кухонном столе дымился пирог – золотистый, с румяной корочкой. У окна, на подоконнике, стояли банки с вареньем, аккуратно подписанные: «Слива», «Яблоко с корицей». В углу, у стены, лежала стопка свежевыструганных досок и столярный ящик с инструментами.

Эрика невольно нахмурилась, глядя на доски.

– У вас гость? – спросила она, хотя уже знала ответ.

– Ах, да! – Ида всплеснула руками. – Джет зашел, помогает мне новую полку в спальне закрепить. Он мастер на все руки, правда. Сейчас позову!

Она скрылась в глубине дома, и Эрика осталась стоять посреди кухни, чувствуя, как напряжение наползает на плечи, сковывает затылок.

Он здесь.

Конечно, это не было совпадением. Надо же, он, получается, вычислил ее расписание?

– Госпожа Ланн, – его голос донесся из коридора.

Джет вышел, вытирая руки тряпкой. На нем были простые рабочие штаны и серая футболка, на спине – темное пятно пота. Волосы чуть растрепались. Он выглядел обыденно, почти безобидно – сосед, помогающий по хозяйству.

Но его глаза. Синие, острые, оценивающие. Они смотрели на Эрику с той же холодной внимательностью, что и в их прошлый разговор. И в них не было ни капли удивления.

– Мистер Грей, – ответила Эрика ровно, стараясь не выдать внутреннего напряжения. – Какой сюрприз.

– Рад вас видеть, – он слегка кивнул, складывая тряпку. – Уже второй раз сталкиваемся у Иды. Удачное совпадение – я как раз заканчиваю.

Совпадение. Конечно.

Эрика повернулась к Иде, которая разливала чай по чашкам.

– Ида, я просто с плановым визитом. Проверить, как ваши дела. Вижу, у вас все отлично.

– О, у Иды все просто прекрасно, – вступил Джет, подходя к столу. Он говорил легко, непринужденно, но Эрика слышала что-то еще под этой легкостью – еле уловимую насмешку. – В цеху ее хвалят, со всеми соседями контакт налажен. Настоящая хозяйка.

Он буквально цитировал те вещи, на которые обращают внимание кураторы при проверках.

Ида явно смутилась, поставила чашку перед Эрикой.

– Да ну, Джет, что ты. Я просто… стараюсь. Мне здесь нравится. Люди хорошие, работа несложная. Я… счастлива.

Она произнесла последнее слово с легкой запинкой, словно проверяя его на вкус. И Эрике вдруг стало не по себе. Потому что «счастлива» звучало правильно.

Прочные социальные связи. Позитивная самооценка. Интеграция в сообщество в заключительной фазе.

Эрика мысленно ставила галочки в будущем отчете, чувствуя себя предательницей..

– Это замечательно, Ида, – сказала она вслух, беря чашку. – Адаптация – это не только работа, но и интеграция в сообщество. Вы справляетесь великолепно.

– Сообщество… – задумчиво повторил Джет, наливая себе воды из графина. – Интересное слово. Оно подразумевает нечто цельное, единое. Общие ценности. Общие цели. – Он сделал глоток, посмотрел на Эрику поверх края стакана. – А здесь все такие… разные. У каждого свои заботы. Свои страхи.

Ида вздрогнула. Ее рука, тянувшаяся к чайнику, замерла в воздухе.

– Джет, – тихо сказала она. – Не надо.

Но он не остановился. Его взгляд не отрывался от Эрики.

– После того инцидента с учителем… как его… Дартом, многие немного нервничают. Непонятная ситуация. Человек живет, работает, улыбается – и вдруг раз, и нет его. Генетическая аномалия, говорят. – Он усмехнулся. – Удобный диагноз.

Эрика почувствовала, как холод растекается по спине. Зачем выводит разговор к Дарту?

Что бы ни было его целью, Эрика была обязана это пресечь ради его же безопасности: если ей, человеку с Основы и куратору в Колонии ясно дали понять, что лезть в это дело не следует, то с Греем явно обойдутся жестче.

– Следствие завершено, мистер Грей, – ответила она, стараясь, чтобы голос звучал твердо. – Трагический несчастный случай. Генетическая аномалия подтверждена медицинской экспертизой.

– Да, я слышал, – Джет кивнул, и в его тоне прозвучало что-то откровенно скептическое. – Удобно, когда у смерти есть такое… аккуратное объяснение. Ничего не нужно менять. Ничего не нужно расследовать дальше. Порядок восстановлен. Все спокойны.

Он поставил стакан на стол. Тихий стук прозвучал, как щелчок затвора.

– Но люди здесь не спокойны, госпожа Ланн. Они боятся. Боятся, что с ними может случиться то же самое. Что однажды утром они не проснутся.

Ида резко поднялась, едва не опрокинув чашку.

– Джет, хватит! – ее голос дрогнул. – Ты… ты пугаешь меня.

Он тут же переключился на нее – мягко, почти ласково взял ее за руку.

– Прости, Ида. Прости. Я не хотел. – Он посмотрел ей в глаза, и его лицо стало открытым, теплым. – Я просто беспокоюсь о безопасности. О нашей безопасности. Мы же друзья, правда?

Ида медленно кивнула, но ее рука дрожала в его ладони.

– Правда, – прошептала она.

Эрика смотрела на эту сцену и чувствовала, как что-то сжимается в груди. Это была игра. Искусная, выверенная игра. Для нее. Между Греем и Идой шел безмолвный диалог.

Он не адаптирован, это лишь притворство. Эта мысль, ясна и острая, пронзила сознание.

Эрика не могла больше оставаться здесь. Каждая секунда в его присутствии была риском. Риском и для нее, и для него.

Но прежде… прежде она должна была попробовать последний ключ.

Она сделала глоток чая, нарочито расслабила плечи, взглянула на планшет.

– Кстати, мистер Грей, раз уж мы встретились, – произнесла она небрежно, словно это было случайное продолжение мысли. – Вы как человек с технической жилкой… не сталкивались ли случайно с аббревиатурой GCR? Мне на глаза попался старый отчет в архиве, и я никак не могу вспомнить точную расшифровку. Что-то связанное с логистикой, кажется?

Она подняла на него взгляд. Джет замер.

Это длилось долю секунды, но Эрика видела. Видела, как его зрачки сузились, как на миг дрогнуло дыхание, как пальцы, лежавшие на столе, едва заметно сжались.

Вся его напускная легкость испарилась. Он смотрел на нее так, будто она только что достала из кармана оружие и направила ему в грудь.

Пауза затянулась. Ида беспокойно переводила взгляд с Джета на Эрику и обратно, чувствуя напряжение, но не понимая его причины.

– GCR? – наконец произнес он.

Голос снова стал ровным, почти безразличным. Но Эрика уже все поняла. Эта первая, молниеносная реакция сказала больше, чем любые слова.

– Нет, не сталкивался, – он медленно поднял стакан, сделал глоток. – Должно быть, что-то узкопрофильное. В моей работе я имею дело с деревом и чертежами. – Легкая усмешка, но глаза – холодные, изучающие. – А вы спросите в логистическом отделе. Уверен, они вам быстро все растолкуют.

Он лгал. Это было видно невооруженным глазом – даже по реакции Иды было ясно: она тоже видит его ложь.

Он знал, что такое GCR. И этот вопрос его не просто удивил – он его напугал. Или разозлил. Или и то, и другое.

– Вероятно, вы правы, – кивнула Эрика, закрывая планшет. Ее сердце колотилось, но она заставила себя двигаться медленно, спокойно. – Ида, спасибо за чай. Рада вашим успехам. Продолжайте в том же духе.

Она поднялась. Джет тоже встал – вежливо, как и полагается. Но его взгляд не отпускал ее ни на секунду.

– Мистер Грей, – кивнула она ему.

– Госпожа Ланн, – он слегка наклонил голову.

Они вдвоем проводили ее к двери. Грей напоследок протянул руку, и Эрика, слишком растерянная, ответила на рукопожатие. И только когда дверь за ней захлопнулась, она ощутила это: записку, зажатую в ее кулаке.

***

Эрика почти бегом прошла по коридору Департамента Перемещения на Кеплер-97, не глядя по сторонам. Ее пальцы судорожно сжимали крошечный комок бумаги, впившийся в ладонь. Она нашла ближайшую служебную уборную, щелкнула замком и, прислонившись к двери, наконец разжала руку.

Клочок был маленьким, оторванным, вероятно, от какого-то черновика. Сложенный в несколько раз. Дрожащими пальцами она развернула его.

Почерк был быстрым, угловатым, но четким.

«Я присмотрю за ней».

Эрика соскользнула по двери на холодный кафельный пол. Она сжала записку в кулаке и прижала его ко лбу, пытаясь заглушить гул в ушах.

Странная эмоция – почти физически ощутимое облегчение, смешанное со страхом, – волной накатила на нее. Он поверил. Он поверил в ее легенду о том, что она приходила к нему из-за беспокойства о подопечной. И его ответ был… обещанием. «Я присмотрю за ней». Он брал на себя ответственность. Он давал ей понять, что Ида под защитой.

И это же пугало больше всего. Если он считал, что Иде нужна защита, значит, он видел для нее реальную угрозу. Угрозу, о которой Эрика даже не подозревала.

Значит, в Колонии действительно происходит что-то опасное. Что-то, что стоило жизни Валентайну Дарту. И она, Эрика Ланн, уже стояла на краю этой трясины, чувствуя, как холодная грязь затягивает ее все глубже.

Она поднялась, подошла к раковине и включила воду. Ледяные струи омыли ее запястья, но не смогли смыть страх, пропитавший ее до костей. Она разжала пальцы, и крошечный клочок бумаги, унесенный водой, бесшумно исчез в сливе.

Следов не осталось. Только знание. И страх.