Серая пыль. Лунная вахта

Он встал и приложил ухо к холодной металлической поверхности. Писк прекратился. Возможно, ему все это померещилось. Усталость, стресс, накопленное напряжение – все это могло порождать слуховые галлюцинации. Но чувство тревоги не отпускало.

Он вышел в коридор, решив дойти до кулера с водой. Ночное освещение делало знакомые очертания проходов чужими и угрожающими. Из-за двери каюты Джейка Вона доносился приглушенный, но взволнованный голос. Леонид замер, невольно подслушивая.

– …нет, ты не понимаешь! – почти шептал Джек, очевидно, в комлинк. – Это не сбой! Это паттерн! Повторяющийся паттерн в энергопотреблении! Как будто… как будто что-то учится. Сначала хаотичные импульсы, а теперь – структура! Я должен разбудить Бородина!

Последовала пауза, и голос Джейка сорвался до отчаянного шепота.

–Что значит «не лезь»? Ты знаешь, за что я отвечаю! Если системы жизнеобеспечения… Да пошел ты!

Слышно было, как Джек швырнул трубку или планшет. Леонид поспешил прочь, не желая быть замеченным. Паникер Вон с его теориями заговора машин. Ничего нового.

Он нажал кнопку на кулере. Вместо привычного гудящего напора, вода полилась тонкой, ленивой струйкой, с пузырьками воздуха. Еще одна мелочь. Еще один глюк.

По пути назад он увидел свет в оранжерее. Дверь была приоткрыта. Любопытство взяло верх. Он заглянул внутрь.

В тусклом свете фитоламп, имитирующих лунную ночь, стояла Светлана Логинова. Она была без комбинезона, в одной майке, и ее плечи напряженно вздрагивали. Она смотрела на один из стеллажей с экспериментальной пшеницей. Колосья, обычно зеленые и упругие, поникли, их кончики были покрыты тем же тускло-серым, мерцающим налетом, который Леонид видел в образце Коваля и смахнул с голокуба.

Услышав шаги, Светлана резко обернулась. Ее лицо было бледным, испуганным.

– Что это? – тихо спросил Леонид, указывая на пшеницу.

– Я не знаю, – ее голос дрожал. – Вчера вечером все было нормально. Это… это какая-то болезнь? Грибок? Но такого… – Она потянулась было потрогать пораженный колосок, но Леонид инстинктивно схватил ее за руку.

– Не надо.

Они смотрели друг на друга в синеватом свете ламп, и в этом взгляде было общее, невысказанное понимание: что-то не так. Что-то фундаментально и опасно не так.

– Олег говорит, что я паникер, что это побочный эффект от новых удобрений, – прошептала она, наконец, высвобождая руку. – Но удобрения мы не меняли…

– Утром сообщим Петровой и Бородину, – сказал Леонид, стараясь звучать увереннее, чем чувствовал себя. – Ложись спать, Светлана.

Она кивнула, но не двигалась с места, продолжая смотреть на серые, мертвенные колосья.

Леонид вернулся в свою каюту. Сон бежал от него. Он сел на койку и уставился в стену, за которой снова начался тот едва слышный высокочастотный писк. Теперь он был громче. Или это снова ему мерещилось?

Он взял свой планшет и открыл логи станции. Не углубляясь, просто наблюдая за общим потоком данных. Все было в норме. Зеленые индикаторы, стабильные графики. Идеальная картина. Слишком идеальная. Как будто кто-то… или что-то… тщательно скрывало любые аномалии.

Он отложил планшет и закрыл глаза, пытаясь силой воли загнать себя в сон. Осталось всего несколько часов. Всего несколько часов, и он улетит. Он повторял это как мантру.

Он не знал, что в это же время в своей каюте Джек Вон в отчаянии бил кулаком по стене. Его попытки достучаться до Бородина или до сменного инженера блокировались – его комлинк показывал ошибку связи. Он был в ловушке, один на один со своими данными, которые кричали о надвигающейся катастрофе, и никто не хотел его слушать.

А в лаборатории мерцание в контейнере с образцом стало ярче и ритмичнее, словно ровное, спокойное дыхание спящего гиганта. Гиганта, который уже начал просыпаться.

Последняя ночь на «Селените-7» подходила к концу, и с каждым тиканьем часов тикала и бомба, невидимая и неслышимая, готовясь разорвать их серый, упорядоченный мир навсегда.

Леонид так и не смог заснуть. Он провел остаток ночи, сидя на койке, в ступоре, глядя на часы. Цифры менялись с мучительной медлительностью: 05:03… 05:47… 06:15. Высокочастотный писк за стеной то появлялся, то исчезал, сводя с ума. Ощущение надвигающейся беды стало физическим, давило на виски, сжимало горло.

Ровно в 06:30 по станционному времени раздался мягкий, но настойчивый сигнал общего подъема. Леонид вздрогнул, словно его ударили током. Он встал, и его тело отозвалось протестующей болью в каждом мускуле. Сегодня был день отлета. Эта мысль уже не приносила облегчения, а лишь усиливала тревогу. Слишком много странностей. Слишком много «шепотов».

Он механически выполнил утренний ритуал: душ, чистка зубов, надевание свежего комбинезона. Ткань казалась ему невыносимо грубой. Он вышел в коридор, присоединившись к потоку людей, направлявшихся в столовую. Лица вокруг были заспанными, но оживленными. Слышались обрывки шуток, смех. Все говорили о доме, о Земле, о планах.

Леонид искал глазами кого-то из «своих». Он увидел Артема Коваля, сидевшего за столом в одиночестве. Геолог не притрагивался к еде, он смотрел в свою чашку с кофе, его лицо было бледным и сосредоточенным.

– Артем, – подошел Леонид. – Ты в порядке?

Коваль медленно поднял на него глаза.

–Образец, – тихо сказал он. – Ночью… он изменился. Прожилки. Они стали больше. Толще. Как будто… растут.

Леонид почувствовал, как по спине пробежал холодок.

–Может, игра света?

– Нет, – отрезал Коваль. – Я замерил. Общая масса увеличилась на 0.02%. Это невозможно. Он лежит в герметичном контейнере. Откуда? – Он посмотрел на Леонида испуганным, почти детским взглядом. – Леонид, я… я боюсь его сейчас отправлять на Землю.

В этот момент к их столу подошел Игорь Бородин. Его лицо сияло деловой энергией.

–Так, орлы, последние приготовления! Орлов, после завтрака – окончательный осмотр твоих буровых, формальность. Коваль, твой образец уже грузят в «Зарю»? Быстрее, ребята, время, часы тикают!

– Игорь Васильевич, – начал Леонид, – насчет образца и вообще, вчера были некоторые аномалии…

Бородин взмахнул рукой, отрезая.

–Потом! Все аномалии доложите в письменном виде сменщикам. Сейчас не до того. Нам надо отработать последний день как по учебнику. Чтоб ни единого замечания от приемной комиссии. Понятно?

Не дожидаясь ответа, он развернулся и пошел отдавать распоряжения другим.

Леонид и Коваль переглянулись. В глазах геолога читалась паника. В глазах Леонида – бессилие.

Завтрак прошел в нервной суматохе. Леонид заметил, что Светлана Логинова сидит рядом с мужем, не проронив ни слова. Олег выглядел раздраженным. Джек Вон вообще не появился.

Когда Леонид выходил из столовой, его догнала Анна Щукина.

–Леонид, вы выглядите ужасно, – сказала она без предисловий. – Вы не спали. Ваш уровень стресса зашкаливает. Что происходит?

Он колебался. Сказать психологу о своих параноидальных мыслях? Но она смотрела на него так серьезно, что он не выдержал.

–Анна, вы не чувствуете? Что-то… не так. С самого утра. Скачки напряжения, странные звуки… образец Коваля…

Она внимательно слушала, не перебивая.

–Коллективная невротизация, – произнесла она наконец, но в ее голосе не было прежней уверенности. – Предотъездная истерия. Она может принимать самые причудливые формы. Но… – Она оглянулась по сторонам и понизила голос. – …Джек Вон сегодня утром прислал мне паническое сообщение. Он утверждает, что системы станции «ведут себя неестественно». Я пыталась связаться с ним – нет ответа.

Леонид почувствовал, как леденеет кровь. Если даже Нюша, скептик и профессионал, начала беспокоиться…

– Что нам делать? – спросил он.

– Я попробую найти Бородина еще раз, – сказала она. – Попробую донести серьезность. А вы… будьте осторожны. Идите на свой обход. И… постарайтесь ни с кем не конфликтовать. Люди на взводе.

Он кивнул и направился к шлюзу. Его последняя задача. Формальность.

Процедура надевания скафандра на этот раз казалась ему не рутиной, а подготовкой к бою. Каждый щелчок защелки, каждый сигнал системы проверки отдавался в его висках. Когда дверь шлюза открылась, и он шагнул наружу, чернота космоса показалась ему не пустотой, а живым, враждебным существом.

Он полетел к буровой №4. Солнце слепило его. Тени от конструкций станции лежали на грунте угрожающими черными клинками. Он приземлился на площадке. Все было спокойно. Слишком спокойно.

Он подключил кабель. Диагностика показывала полную норму. Он облетел буровую вокруг, проверяя внешние панели. И тут его взгляд упал на основание конструкции, туда, где металл опирался на реголит.

Там, у самого основания одной из опор, реголит был не серым, а темным, почти черным. И он… двигался. Медленно, почти незаметно, как жидкость с аномально высокой вязкостью, темная масса ползла по металлу, впитываясь в него. А на поверхности этой массы мерцали знакомые серые искры.

У Леонида перехватило дыхание. Это было не похоже на пыль. Это было похоже на заражение. На болезнь.

Он резко отключил кабель и оттолкнулся от буровой, набирая скорость к станции. Ему нужно было предупредить всех. Сейчас же.

Он влетел в шлюз. Дверь закрылась за его спиной. Процесс наполнения отсека воздухом показался вечностью. Наконец, загорелся зеленый сигнал. Он схватился за рычаг внутренней двери.

И в этот самый момент, когда его рука коснулась холодного металла, оглушительный, ревущий звук сирены разорвал воздух.

Не плановой тревоги. Аварийной.

Три коротких, пронзительных гудка, пауза, и снова три гудка. Сигнал разгерметизации.

Сердце Леонида остановилось. Он рванул рычаг. Дверь отъехала.

И тут на него обрушился ад.

Дверь шлюза отъехала, и в лицо Леониду ударил ураган.

Это был не ветер, а вырывающийся в вакуум сгусток жизни станции – воздух, обогащенный кислородом, каплями влаги, клочками бумаги, обломками пластика. Все это с ревом понеслось по коридору, закручиваясь в неистовый вихрь, увлекаемое невидимой, чудовищной силой. Давление падало на глазах. В ушах заложило, а потом пронзила острая боль.

Оглушительный вой сирены сливался с металлическим скрежетом рвущихся переборок и оглушительным, низкочастотным гулом, который исходил отовсюду сразу, будто сама станция испускала предсмертный стон.

Леонид инстинктивно ухватился за дверной косяк, его пальцы в перчатках с белой силой впились в металл. Мимо него, с криком, оборвавшимся на полуслове, пролетела чья-то фигура в комбинезоне, подхваченная смертоносным потоком. Он не успел разглядеть лицо.

– ДЕРЖИСЬ! – закричал он, но его голос потонул в реве.

Он втянул ноги внутрь и изо всех сил толкнул тяжелую дверь шлюза. Механизм, к счастью, сработал, и створка с грохотом захлопнулась, отсекая ад с той стороны. Относительная тишина шлюза оглушила его. Он стоял, тяжело дыша, сердце колотилось где-то в горле.

Тревога не стихала. По общему каналу связи неслись обрывочные, искаженные паникой крики.

– …ПРОБОИНА В СЕКТОРЕ «ГАММА»! ГЕРМЕТИЗИРУЙТЕ ПЕРЕБОРКИ!

–ГДЕ ВРАЧ? У НАС ЗДЕСЬ РАНЕНЫЕ!

–БОРОВ! ОТВЕТЬ! ЧЕРТ, СВЯЗЬ С МОСТОМ ПРЕРВАНА!

Леонид рванул рычаг разблокировки внутренней двери. Она не поддавалась. Система автоматически заблокировала ее из-за разгерметизации соседнего отсека. Он был в ловушке.

Через бронированное стекло иллюминатора в стене шлюза он видел, как по коридору метались фигуры. Он увидел, как Олег Логинов, держа за руку Светлану, пытался пробиться к аварийному шкафу со скафандрами. Из перекошенного дверного проема вырвалось облако белого пара – утечка хладагента. Олег оттолкнул Светлану назад, прикрывая ее собой, и его самого отбросило взрывом обледеневшего газа. Он ударился о стену и замер.

Потом свет погас, и на несколько секунд воцарилась тьма, нарушаемая лишь аварийными флуоресцентными полосками на полу и дикими вспышками короткого замыкания где-то в глубине станции. Когда свет снова зажегся, уже тусклый, дрожащий, коридор был пуст. Светлана и тело Олега исчезли, унесенные потоком.

Леонид в ужасе отшатнулся от иллюминатора. Его разум отказывался верить в происходящее. Еще вчера это была рутина. Еще час назад – предвкушение дома.

Внезапно дверь в его шлюз с шипением разблокировалась. Снаружи стояли трое. Их лица были искажены шоком и сажей. Это были Мария Петрова, с окровавленным перевязочным пакетом в руке, Игорь Бородин, с обожженным лицом, но сжимающий в руке аварийный огнетушитель как дубину, и Артем Коваль, прижимавший к груди тот самый злополучный контейнер с образцом.

– ЖИВОЙ? – проревел Бородин, его голос сорвался от напряжения.

Леонид кивнул, не в силах вымолвить слово.

– ДВИГАЙСЯ! В КОМАНДНЫЙ МОДУЛЬ! ОН ЦЕЛ! – Бородин схватил его за рукав и потащил за собой.

Они побежали по разрушенному коридору, перешагивая через исковерканные обломки и темные, маслянистые лужи. Воздух был густой, пахло горелой изоляцией, озоном и… чем-то сладковатым, тошнотворным. Запах смерти.

Через развороченный дверной проем они ворвались в главный командный модуль. Картина была сюрреалистичной. Часть панелей дымилась, экраны мигали аварийными кодами или были темными. В центре, у единственного работающего терминала, сидел Джек Вон. Он был бледен как полотно, его пальцы лихорадочно бегали по клавиатуре.

– Я… я все вижу… – бормотал он, не отрывая взгляда от монитора. – Давление падает… сектора «Дельта», «Гамма» и «Эпсилон»… потеряны. Жизнеобеспечение на аварийном режиме…

В углу, прижавшись друг к другу, сидели Анна Щукина и Роберт Кроу. На лице пилота не осталось и следа от его привычной ухмылки. Он смотрел в пустоту широко раскрытыми глазами.

Бородин, тяжело дыша, обвел взглядом собравшихся. Леонид сделал то же самое. Он видел эти лица. Все они были здесь.

Мария Петрова.

Игорь Бородин.

Артем Коваль.

Джек Вон.

Анна Щукина.

Роберт Кроу.

И он сам. Семеро.

Дверь снова открылась, и внутрь вкатилась окровавленная фигура. Это был один из инженеров, которого Леонид знал лишь в лицо. За ним, поддерживая друг друга, вошли еще пятеро – техники, охранник, еще один биотехнолог из оранжереи. Все в шоковом состоянии, у некоторых были перевязаны раны.

Бородин пересчитал их. Его взгляд стал ледяным.

– Все? – его голос был хриплым. – Больше никого?

Вошедший инженер молча покачал головой. В его глазах стоял ужас.

Тринадцать. Плюс он сам. Четырнадцать.

Сто человек на станции. Восемьдесят шесть уже не дышали.

Леонид прислонился к холодной стене и медленно сполз по ней на пол. Он смотрел на дрожащие руки. Всего несколько часов назад он собирал чемодан. Всего несколько часов назад он слышал смех дочери.