По ту сторону стрелки. 1 часть. Альтер-взгляд

Введение

Хэввен-Сити, 2045 год. Неоновые огни отражались в вечной мороси, скрывая трещины в фасаде утопии, которую человечество пыталось построить, перекраивая собственный генетический код. Казалось, новый век обещал безграничные возможности: болезни исчезали, таланты расцветали по заказу, а общество расслаивалось на касты, словно сама природа подсказывала каждому его место. Но под лаком генной инженерии бился всё тот же древний, неизменный пульс человеческой натуры – с её страстями, ошибками и неизбежным мраком.

Когда старый Департамент Внутренних Дел захлебнулся в хаосе гражданской войны, его руины породили новую реальность: безопасность стала товаром в частных руках, а по улицам рыскали автономные патрули. И лишь Федеральный Комитет Безопасности (ФКБ) пытался удержать расползающийся хаос в узде, охотясь за теми, чьи генетические модификации или врожденные аномалии переходили черту простых преступлений, превращаясь в нечто куда более чудовищное.

Одни люди знают об изнанке города больше, чем хотели бы, другие же являются её создателями или последователями. Вмешательство в генетический код как инструмент нового дара и проклятия влекут за собой последствия, ведь не все эксперименты над человеческой природой проходях бесследно и без шрамов. И чтобы не утонуть в этом хаосе видений и жестокой реальности, герои этой книги ведут дневники. Страницы, исписанные убористым почерком или, оцифрованные записи, становятся либо единственным беспристрастным собеседником, попыткой разложить по полочкам мотивы, причины и тени, что плясали на гранях человеческой души, либо своя история о том, что происходило с ними в определённый период времени, либо по иным причинам.

Пролог

Виргус: Следопыт ночных кошмаров и собственных забвений.

– (Лейер) Мистер Виргус, у меня к вам один важный вопрос…

Голос, тревожный и настойчивый, пробивался сквозь туман, клубящийся за закрытыми веками. Он доносился эхом из дальнего, заброшенного барака, где время оставило лишь пыль и отголоски чужих страданий.

– (Лейер) Мистер Виргус, вы меня слышите?

Голос становился отчетливее, ближе. Его тембр был лишён оптимизма, словно сейчас прозвучит приговор.

Я шёл по этому бараку, ощупывая пальцами холодные, пыльные стены. Она. Я пытался её спасти. Девушка лежала на полу в ярком разорванном наряде, популярном среди тех, кто ещё верил в утопию на один вечер. Гвозди в голенях, сломанные ногти – следы отчаянной борьбы. Синеватые губы. Тушь, смешанная с кровью, стекала по её щекам из мертвых глаз с фиолетовым отливом роговиц. Она смотрела вдаль, словно моля о чём-то, чего уже не существовало.

– (Лейер) Уолтер! – Электрический, сдвоенный голос прогремел, словно разряд. – Она МЕРТВА! ОЧНИСЬ!

Резкий вдох. Слипшиеся от чёрных слёз глаза распахнулись. Секунда – и я уже почти сидел.

– (Лейер) Спокойнее, Уолтер, мы на месте, – успокаивающе произнёс доктор Лейер.

Кабинет. Кожаный диван с тёмными дубовыми вставками. Это вовсе не оплот моего спокойствия, а всего лишь деталь интерьера.

– (Лейер) Мистер Виргус, – встревоженно переспросил доктор. – Вы помните, зачем вы здесь?

– (Я) Мне бы хотелось помнить больше… Почему она сделала этот выбор… – Я выдавил сквозь зубы, еле сдерживая гнев.

– (Лейер) Мы все делаем выбор, Уолтер. Почему вы пошли работать «парадетективом»? Разве это не был ваш выбор?

– (Я) Кому, как не вам, знать, что наши выборы уже предрешены?

– (Лейер) Значит, и ей было предрешено закончить свой путь именно так?

– (Я) Всегда есть шанс… (сглотнув) отклониться от курса.

– (Лейер) И тогда вы зададите себе тот же вопрос: «А почему он был изменён?», верно?

Лейер снял очки и протёр уставшие глаза. Ему было около шестидесяти трёх, и четыре часа этого сеанса, очевидно, дались ему нелегко. Я медленно поднялся и направился к вешалке за пальто.

– (Лейер) Уолтер, я пришлю вам счёт. На вас или, как обычно, на отдел?

– (Я) На отдел. Надо же оправдывать эти визиты в группу поддержки «скорбящих по иллюзиям».

Доктор чуть улыбнулся, прищурившись:

– (Лейер) Вы всё так же… не изменяете своим стереотипам. Скажите, Уолтер, перед тем как мы закончим… Вы ещё слышите тот голос в своих снах?

Сарказм в его взгляде, когда он мельком посмотрел на семейное фото:

– (Я) Ага. А ещё я не изменяю своей идеологии, в отличие от некоторых ваших «подопечных».

Намёк на злоключения сына Лейера в клубе «Фри Найт» достиг цели. Улыбка доктора погасла. Кадык дёрнулся – вина. Лейер не смог вовремя объяснить чаду, где грань между «плохо» и «очень плохо».

На выходе из кабинета я уже был в своём коротком тёмно-синем пальто, на мне были надеты тёмные очки, скрывавшие «зеркала души». Бросив через плечо взгляд в его сторону, я моргнул засвеченными фиолетовыми глазами.

– (Я) Доктор Лейер… – Я обернулся.

– (Лейер) Д-д-до свидания, мистер Виргус, – голос Лейера дрожал.

– (Я) Ещё увидимся. – Мой голос был ровным и холодным.

Закрывая за собой дверь, я услышал приглушённое: «Фуууух… Он и мёртвого из себя выведет…»

Кажется, не мне одному в этом городе нужен был кто-то, кто указал бы путь к внутреннему исцелению.

С моим профилем работы приходится носить тонкие перчатки, моментально меняющие цвет под кожу. Мы их называем «хамелеон». После них никаких следов, на всякий случай. Я остановился у круглого окна с крестообразной рамой, вглядываясь в серую мглу по ту сторону. Позади меня оставался полутемный коридор с хвойно-зелёными стенами. Тусклый свет, едва касающийся безымянных дверей из красного дерева, пробивался неизвестно из-под какой крыши, одинаково беспристрастный.

Стоило мне ступить на последнюю ступеньку, как хлынул дождь. Словно по расписанию. Капли на стекле – метафора памяти. Какие-то задерживаются, какие-то сливаются воедино, какие-то быстро исчезают. Особенно те, что не хочется помнить. И всегда есть та самая, последняя капля… Накопленная боль, спрятанная глубоко внутри, перевешивает все стремления, даже десятилетия жизни.

Меня зовут Уолтер Виргус. Следопыт ночных кошмаров и собственных забвений. Детектив отдела по преступлениям с парапсихологическими вмешательствами. Я шёл навстречу своей неутолимой жажде.

Жажде быть живым. И незамеченным.

I (Настоящее)

Виргус: «Волосы, что тянутся к бриллианту».

24 апреля 2045 года.

Одинокий утёс, о который мерно, в ритме эмбиента, билась серая вода. Ветер трепал волосы, воздух пах озоном и чем-то ещё – далёким, почти забытым отголоском встречи, изменившей всё. Той, с кем хотелось бы остаться до самого конца. Но сейчас я стоял на краю. Дальше – лишь обрыв, падение, секунды саморастворения в полёте. И вечный вопрос: прыгнуть или вернуться, искать обходной путь?

Суицид – не выход. Убеждение, въевшееся под кожу. Ведь всегда интереснее дойти до конца, дочитать книгу собственной истории до последней страницы, верно? Разве оставишь в тарелке суп, за который отдал последние сторены*, когда голод сводит желудок? Вряд ли. Потребность оплачена, выбор сделан. Утолить этот самый голод.

Резкий звонок вырвал из полудрёмы. Голова гудела. Квартира. Диван. Хэввен-Сити, здесь и сейчас.

Новый день, новое утро, и я – тот же Уолтер, который отчаянно не хотел быть прежним. Едва я успел поставить ногу на пол, как телефон завибрировал: сообщение от начальника отдела. Суицид на Галлен-стрит.

Поднимаясь по ступеням ФКБ, я привычно ощущал вечный гул недовольства. Толпа бедолаг, теряющих надежду, что «особо важный Комитет» решит их мелкие проблемы – домашнее насилие, сын, подсевший на новомодный «ференокаин». Проблемы, с которыми должен был разбираться частный окружной патруль. Они сами выбрали анархию и самоуправство, свергнув систему законной власти. Теперь эта анархия душила их ежесекундно. А Комитет отвечал – нет.

Приходилось отводить взгляд от чьей-то матери в истерике, требующей правосудия за убитого сына. Женщина из «Темеранов», гетто на севере Хэввена, забытого богом клочка земли. Где каждый четвёртый ходил под местными кланами. Где трое из пяти – клиенты «чёрного рынка». Какие гарантии, что её сын не был марионеткой дилера? Какие гарантии, что её слёзы – настоящие, а не часть спектакля? Мне оставалось окончательно отвернуться, продолжая путь в отдел.

Юношеский запыхавшийся голос догнал меня на лестничном пролёте:

– (Вилларс) Уолтер! Хах, вы тоже опаздываете?

– (Я) Моё опоздание, мистер Вилларс, более чем обосновано.

– (Вилларс) Хееех, и… – Фрэнк сглотнул. – Чем же?

– (Я поднял левое запястье, глядя на часы) Переводил бабушку на другую сторону жизни. Восемь ноль-ноль одна. Стоп! – Я выставил руку, преграждая путь Вилларсу. – …этим.

Мимо нас, едва не сбив с ног, пронеслась начальница отдела кадров. Статная, но явно спешащая на ковёр к главе Комитета с планшетом в руках. Вероятно, с чем-то важным. Доклад о новых преступлениях с участием «парапсихов»? Новая волна дел? Не похоже на работу кадрового сотрудника. Вряд ли. Может быть, что-то более важное.

– (Я) Этим, мистер Вилларс. – Я и Вилларс проводили её взглядом, но Фрэнк смотрел не на общую картину ситуации, а на определённую часть анатомии женского тела. Сами понимаете, на какую, когда женщина буквально бежит на каблуках. – Сбей мы её с ног, и карьера этой девушки могла бы закончиться куда плачевнее. Правда, не совсем понятно, почему она так спешит…

– (Вилларс) А… как… э?!

– (Я) Друг мой, не вникайте.

* Сторены – валюта в Хэввен-Сити.

Юный подопечный ещё несколько мгновений приходил в себя. Камеры, развешанные по коридорам Комитета, и мониторы у дежурного – для меня они были открытой книгой, позволявшей предвидеть появление начальницы отдела кадров. Для него же это была магия, не иначе.

Фрэнк Вилларс, рекрут-парадетектив, недавно пополнивший наши ряды. Бывший охранник каких-то гарнизонных комплексов. Он решился на генную модификацию, надеясь стать моим напарником и впитать опыт.

Ему было около двадцати, рост средний, в глазах – неиссякаемый задор авантюриста, короткие тёмно-русые волосы. Знания и наставления он поглощал с жадностью банкомата, глотающего сторен за стореном.

Насколько я помню, Фрэнк что-то «дополнил» в свой ген-код, связанное с обострённой зоркостью – способностью замечать мельчайшие детали, не видимые обычному глазу, и умением использовать тени, сливаясь с ними, становясь почти не зримым в полумраке. Какая-то ещё была способность, которую Фрэнк считал жизненно необходимой, но я так и не удосужился запомнить. Но вот некоторыми деталями окружения Фрэнк ещё не до конца усвоил, как этим всем пользоваться, чтобы чётко применять их на деле. Не нужно быть владельцем крутых способностей, если ты умеешь смотреть в монитор дежурного. Не нужно казаться гением, если умеешь работать с окрущающими тебя вещами.

Мы почти дошли до лектория, где уже вовсю шло утреннее совещание. Фрэнк всё это время взахлёб рассказывал о своей бабушке, которая после смерти мужа (лет десять назад, во время гражданской войны) продолжала видеть его призрачную фигуру. Я слушал вполуха, ведь мои мысли были заняты собственным ночным видением, той убитой девушки.

Фрэнк говорилсо мной, словно издалека:

– (Вилларс) …и вот я думаю, может, ей тоже к парапсихологу? Уолт? – Фрэнк остановился у двери, ожидая ответа. Я моргнул, возвращаясь из своих мыслей.

– (Я) Ммм? Что? Пиво? Сегодня? Вечером? – я вырвал знакомое слово из потока речи Фрэнка, не совсем понимая, к чему оно.

– (Вилларс) Эээ… Но я говорил о…

– (Я) Фрэнк, я понимаю, задор, пламя в сердце, но…

– (Вилларс) Да нет же! – перебил Вилларс. – Вы вообще слушали меня? Но и случай в пивной мне не даёт покоя! Там мужик странный есть один. На всех так смотрит… Оценивающе, будто товар выбирает. И постоянно что-то чиркает в планшете. Я подумал…

– (Я, прерывая Фрэнка) Возьми его на заметку и понаблюдай. За его мимикой, зрачками, но так, чтобы он тебя не «выкупил», смекнул? Используй свои тени, если понадобится.

– (Вилларс) Э, да, мистер Виргус.

– (Я) Отлично.

Лекторий. Гудение голосов стихло, стоило мне появиться среди коллег. На брифинге командовал Дэвид Стронгфорд, наш начальник отдела. Он тут же вперился взглядом именно в меня:

– (Стронгфорд) Виргус! Где тебя носит?

– (Я) Помогал бабушке найти кукловода. – Невозмутимо посмотрев на начальника. – Переводил старую марионетку в мир иной.

– (Стронгфорд) Очень остроумно, была бы это правда. – Он хмыкнул. – До остальных я уже донёс задачи. А что касается вас…

– (Я) Суицид на углу Галлен-Рестола. – Опередив его. – Женщина, около тридцати лет. Тёмно-рыжие волосы. Возможно, есть какие-то отклонения. Это, если я правильно понял половину твоего зашифрованного сообщения.

– (Стронгфорд) Верно. Тёмно-рыжая. Рост примерно сто шестьдесят. Выпрыгнула из окна шестого этажа. Вниз головой.

Стронгфорд вывел на своём планшете фото с места происшествия и тут же переслал полную информацию нам с Вилларсом. Фрэнк всматривался в снимки, а я вспоминал сегодняшний сон. Меня не покидало одно чувство – сомнение. Что-то в этой истории не сходилось.

– (Вилларс) Не понял… Это… – Он указал пальцем в планшет на глаза жертвы.

– (Стронгфорд) Да, именно. Глаза. – Стронгфорд кивнул. – Самое интересное, что она была слепа. С рождения. По крайней мере, так говорят те, кто её знал.

– (Я) Фрэнки, видел ли ты когда-нибудь у мёртвого человека высветленные роговицы, но с отблеском его касты?

– (Вилларс, неуверенно) Н-н-нет…

– (Я) А я видел лишь однажды, и сине-серый отблеск на глазах едва заметен, но камера смогла это зафиксировать.

– (Вилларс) А сколько таких человек, кто знал её?

– (Стронгфорд) Около семи опрошенных. Соседи, очевидцы, плюс предварительные данные экспертизы.

– (Я, кивая) Хорошо. Пойдём, Фрэнк.

Мысли уже начинали складываться в определённую картину.

Пока мы спускались к выходу, образ девушки из моего ночного видения снова всплыл в памяти. «Обрыв, пропасть… Могла ли она вернуться? Или уже тогда, во сне, всё было предрешено? И какое, чёрт возьми, отношение это имеет к делу?»

Фрэнк, несмотря на юность, соображал на ходу. Пока мы выходили из здания, он уже вызывал такси. Конечная точка нашего маршрута была в двух кварталах от места происшествия. Это экономило время и позволяло избежать лишнего внимания.

В машине я молча смотрел в окно, как Хэввен-Сити спешил по своим делам. Родители тащили детей в «развивающие центры», надеясь, что их чада раскроют потенциал своей касты и обеспечат себе светлое будущее. Забавно. Если все будут одинаково успешны, кто тогда будет выполнять «грязную работу»? Кто будет отмывать граффити с витрин или рассуждать о лучшей доле, помешивая дешёвые макароны в крохотной квартирке старой пятиэтажки? Люди редко ценят то, что имеют, пока не потеряют возможность дышать, ходить или продолжать род…

– (Вилларс) Спасибо. – Фрэнк доброжелательно улыбнулся таксисту, когда мы вышли. – Оплата уже прошла?

– (Таксист) Да, сынок, всё в порядке.

Мы дошли до места. Я осматривал крыши, фасады, пытаясь уловить что-то, что могло ускользнуть от внимания патрульных. У места происшествия суетились криминалисты Комитета, заканчивая свою работу – опись, фото, какие-то тезисы в планшетах.

Я протянул Вилларсу коробку с мини-дроном и давал указания:

– (Я) Фрэнк, опроси тех, кого ещё не успели допросить. Всех, кто мог её знать. Запусти дрон, сделай панораму с точки падения и с улицы. Захвати этаж выше и ниже.

– (Вилларс) Угу.

– (Я) Интервал съёмки… стандартный.

Знаю, что это не очень хорошо для его опыта, но это был способ занять его, чтобы не мешался под ногами, пока я осматриваюсь. Однако лишняя информация нам не повредит.

Поза девушки, лежащей на асфальте, была странной. Словно застывшая поза балерины: правая нога опорная, левая согнута, ступня у голени, одна рука вытянута в сторону, другая изогнута полумесяцем над головой. «Интересно. Мозги почти наружу, падала головой вниз… А поза такая, будто её специально уложили после смерти… Или это часть какого-то ритуала?»

В лифте пахло псиной. Сильный, едкий запах. На этаже я заметил угасающие следы собачьих лап. Слишком крупные даже для больших пород. Аварийная лента, натянутая поперёк выбитого окна, тихонько посвистывала от сквозняка. И тут я почувствовал это снова, как во сне: бриз. Солёный, морской. «В центре города? Странно. Очень странно». Ветвистые тёмные тучи окончательно закрыли солнце.

Я осмотрел подоконник. Мелкие насечки на деревянной раме. Словно кто-то цеплялся, пытался удержаться. «Или, наоборот, ему помогали?» И ещё… крошечные, едва заметные капли крови на осколках стекла. Нет, это не суицид. Какой смысл слепой девушке выбивать окно? И почему она решила свести счёты с жизнью? Что-то не сходилось. Опять это сомнение. Одно было ясно: её не вытолкнули силой. Иначе рама была бы вынесена целиком. «Кто-то её надоумил… или заставил?»

Осматривая коридор, я заметил приоткрытую дверь одной из квартир. Её квартира. Я заранее, перед тем как зайти на этаж, попросил криминалистов не опечатывать её сразу. Они оставили мне кодовые стикеры, вежливо попросив «закрыть за собой».

Следов взлома на замке не было. Внутри – никакого беспорядка, указывающего на борьбу или ограбление. На антресоли – пара фотографий в рамках. На одной – погибшая с семьёй. На второй – в обнимку с каким-то мужчиной. И вот ещё деталь: на этой второй рамке виднелся шрифт Брайля. Почему только на одной, если она слепая с рождения? Я сфотографировал обе и отправил Вилларсу с пометкой: «Пробей этих людей по базам».

В большой комнате стена была исцарапана. Хаотичные надписи, похожие на те, что оставляют безумцы в своих камерах. «Мимолетное помешательство? Послание?» Я едва коснулся ладонью царапин… И мир качнулся.

Девушка, свернувшись калачиком на кровати. Громкий, истеричный плач, периодические вскрики: «Нет… За что?!» Над ней – тень. Кто-то стоит у окна, что-то нашёптывает, неразборчиво, словно мантру. Лунный свет тонкой полосой разрезает комнату, падает на её руку, в которой появляется нож. Холодная сталь. Она ощущает её, но использует по-своему. Агрессивно царапает на стене: «Мир покинул меня… Время не остановить… Дай мне веру… Забери меня… Где я?» Ещё какие-то обрывки фраз, бессвязные, отчаянные. Нож летит под антресоль. Она делает пару шагов от стены и кричит во весь голос. Падает на колени, закрывает глаза, а затем громко рыдает. Из мрака появляется чья-то рука и ложится ей на плечо…

Я отшатнулся от стены, на секунду теряя ориентацию. Голова гудела. Я отошёл на то место, где она стояла в моём видении, от которого ещё не успел опомниться. Присмотрелся к царапинам. Они складывались в смутный силуэт… бешеного пса с разъярённым оскалом. Я тут же полез под антресоль. Нож. Тот самый. Не кухонный. Короткий, выточенный из цельного куска металла. Форма напоминала ритуальный нож Кротанистов. «Или это мне только так показалось?» Я убрал его в пакет для улик и отправил фото Вилларсу. Осмотрел кухню, ванную, балкон – ничего подозрительного.

Спускаясь в лифте, на первом этаже я столкнулся с бабушкой, жившей в этом доме, по всей видимости:

– (Я) Добрый день, уважаемая. Парадетектив Виргус. Не составит вам труда ответить на пару вопросов о недавнем событии?

Она прищурилась:

– (Бабушка) А?! Кого?! Мелочи нет! Такой молодой, а уже побирается… Эх, молодежь…

– (Я) Бабуль, насчёт возраста я бы ещё поспорил.

И тут её голос изменился. Стал сдвоенным, металлическим, с электронным эхом:

– (Бабушка) А я смотрю, авантюрист ищет ответы, да?

Я уставился на неё, внутри всё похолодело. Этого не может быть.

– (Я) Эм… простите?

– (Бабушка) Я гварю, ты из Комитетовских, чтоль, милок? – Голос бабушки снова стал обычным, дребезжащим.

– (Я) Да, верно. – Я показал удостоверение. – Скажите, пожалуйста, вы, наверное, частенько сидите на улице, наблюдаете за жильцами, прохожими…

– (Бабушка) Канешна, милок! Доктор прописал больше на свежем воздухе бывать, для головы. Сам знаешь, в моём-то возрасте можно и забывать что-то.

– (Я) Допустимо, несомненно. – Кивнул я.

Этот резкий переход от зловещего электронного голоса к обычному старческому бормотанию сбивал с толку. Кто она? Или что?

– (Я) Скажите, а много в этом подъезде тех, у кого есть собаки?

– (Бабушка) Собаки? Какие это? Чёрные, что ли?

Это уже интересно. Откуда ей знать про чёрных?

– (Я) Кажется, да. Чёрных или тёмно-коричневых. Я спрашивал у соседки с того этажа, где девушка из окна выпала… – Пришлось немного приврать, сославшись на вымышленную соседку. Нужно было проверить, не бредит ли она и в порядке ли её память.

– (Бабушка) Какая такая соседка? Где это она собаку увидела? Милок, я тут с восемьдесят шестого года живу, и уж… – Она словно застыла. – Я уж и не помню, когда тут животные вообще были. Вот так.

– (Я) Угу. И ни лая, ни…

– (Бабушка, второпях) Не-е-е. – Перебила она. – Я этажом выше живу, стены в этом доме – картон. А слух у меня, милок, острый.

«Это я уже заметил», – подумал я, но сказал шёпотом:

– (Я) Да, это заметно. Вы, наверное, замужем за военным разведчиком были? – Я позволил себе лёгкую ухмылку.

– (Бабушка) Не-е-е, какой из него разведчик. Мой-то на трубопрокатном работал. Щас на пенсии, дома сидит. Доживаем помаленьку свои светлые денёчки.

Пришлось проводить её до лифта, выслушав краткую историю трудовых подвигов, когда она занималась тем, что работала продавцом в супермаркетах. Дисплей лифта показал, что бабушка действительно поехала этажом выше. Пока не обманывает.

Выйдя из подъезда, я увидел Фрэнка. Он доложил, что дрон ничего необычного на фасаде не заснял, а новые опрошенные свидетели твердили одно и то же: падение около трёх часов ночи, полная тишина.

Снова этот странный бриз. Едва уловимый, солёный. Словно напоминание, что я что-то упускаю. Тело уже увезли в морг. Туда и лежал мой дальнейший путь. Последний осмотр.

Перед этим необходимо было отдать указания Вилларсу:

– (Я) Фрэнк, составь точный тезис по опросам, чем мы располагаем, и поезжай в Комитет.

– (Вилларс) Будет сделано. А вы?

– (Я) А я – к телу. В морг.

Весна в Хэввен-Сити. Грёзы, гормоны, порывы ветра, шепчущие о пробуждении чего-то сладкого и предвкушающего. Я проходил мимо витрин модных магазинов, мимо лиц, полных беззаботной радости или скрытой тоски. Ценности, теряющиеся в ежедневной суете, даже в простом общении. Взять, к примеру, эту пару на скамейке. Она извивается, пытаясь привлечь его внимание. Он, кажется, не слишком заинтересован в девушке. Она – скромно одета, практично, явно не из богатых. Макияж почти незаметен, попытка подчеркнуть естественную красоту. Вероятно, из «старой школы» воспитания. Он – одет с иголочки, лощёный, с дорогим мелированием. И этот ехидный смешок, резкие, неестественные движения… Похоже, парень на чём-то плотно сидит. Хотелось бы шепнуть ей: «Подруга, беги», но это не моя компетенция. Не мои правила. Другие люди должны говорить за меня, «что такое плохо», а что «очень плохо».

Морг встретил меня привычным холодом и запахом антисептиков. Я сразу прошёл к телу Вероники. Первое, что бросилось в глаза, – блёстки в её тёмно-рыжих волосах. Свежие. Зачем слепой девушке блёстки? Абсурд.

– (Я) Док! – крикнул я, не видя патологоанатома.

Он откликнулся откуда-то из подсобки.

– (Я) Док, те, кто привёз тело, контакты оставили?

– (Патологоанатом) Да, Уолт. Сказали, чтобы ты связался. Кажется, в карманах у неё ещё нашли медицинскую справку-визитку. Видимо, доказать другим, что слепая. Сам знаешь, каждому сейчас сложно верить на слово. Номер криминалиста на столе.

– (Я) Спасибо.

Быстро переписать номер и уехать по своим делам. Док, как обычно, предложил «по сто грамм», но атмосфера не располагала к некро-рандеву даже с местными медсёстрами. Чистая ирония, конечно.

Через пару минут я уже набирал номер:

– (Криминалист) Да, слушаю?

– (Я) Приветствую, это Виргус, отдел парапреступлений. С кем я говорю?

– (Криминалист) Виргус?

– (Я) Да.

– (Мак Эрвин) Я Джордж Мак Эрвин, из криминального. Мы как раз вас искали. Нашли кое-какие данные по ней. Вероника Нокраун, двадцать девять лет. Родилась десятого марта две тысячи шестнадцатого. Каста – Фрелианка. Родители погибли в автокатастрофе, ещё в две тысячи сорок втором, недалеко от Скайлар-тауна.