Оправа

Словно кто-то отфотошопил его в реальном времени. Ровная кожа, укладка, белозубая улыбка и – никаких очков. Глаза Миши, которые Саша привык видеть за толстыми линзами слегка уменьшенными, теперь смотрели прямо и цепко.

– Выглядишь паршиво, – бодро поприветствовал его друг вместо

«здрасьте».

– И тебе не хворать, орёл, – Саша плюхнулся на стул. – Темное. Нефильтрованное. Много.

Первый бокал ушел залпом. Холодная горечь немного притупила гул в голове.

– Как твоя новая «суперсила»? – спросил Саша, кивая на глаза друга. Ещё в школе они оба были не особо зрячими. Но друг недавно решился сделать операцию.

– Это невероятно, Сань. Я серьезно. Я увидел сегодня пыль на твоих ботинках с пяти метров. Я вижу меню на стене. Я вижу официантку… во всех подробностях. Ты даже не представляешь, сколько ты упускаешь.

– Я не упускаю. Я фильтрую, – огрызнулся Саша. – Мир – это помойка. Зачем рассматривать помойку в 4К разрешении?

Миша покачал головой, крутя в руках бирдекель.

– Ты прячешься. Как страус. Думаешь, если ты не видишь проблем, они исчезнут. Но та баба, которая тебя уволила… Ольга, да?

– Не уволила, а не дала повышение.

– А ты мог прочитать её намерения по глазам, если бы видел их выражение.

– Да брось ты. Так говоришь, будто это суперспособность. Нормальное зрение – это нормально. Оно у многих.

– А тот бомж в переходе? Ты бы заметил его ногу за километр. Саша напрягся. Упоминание бомжа кольнуло неприятным холодком.

– Хватит.

– Не хватит.

Миша полез в сумку и вытащил знакомый черный футляр. Он толкнул его по липкому столу. Футляр глухо стукнулся о бокал Саши.

– Возьми.

– Я сказал нет.

– Это мои старые. «Ray-Ban». Оправа титановая, стоила как крыло от боинга. Диоптрии твои: минус четыре левый, минус три с половиной правый. Помнишь, мы сверяли рецепты? Это судьба, Саня.

– Зачем ты мне их пихаешь как наркотик?

– Затем, что я уезжаю, – Миша перестал улыбаться. Саша замер с бокалом у рта.

– В смысле?

– Предложили работу в Питере. Филиал открывают. Зрение исправил – новую жизнь начинаю. А ты… ты остаешься тут. И мне почему-то страшно за тебя, друг. Ты ходишь по краю и даже не видишь, где обрыв. Возьми очки. Считай это моим талисманом. Если увидишь дерьмо заранее, может, успеешь обойти.

Они сидели до закрытия. Разговор клеился и не клеился одновременно. Между ними, раньше бывшими в одной лодке «слепошарых неудачников», теперь пролегла пропасть. И смех и грех. Один прозрел и уезжал в новую жизнь, другой оставался слепнуть в своей каморке.

Когда они вышли на улицу, город уже накрыла плотная, чернильная ночь. Фонари горели через один. – Ну, бывай, – Миша крепко обнял его. – Не дури, Сань. Помни: ясность – это сила.

Саша проводил друга до остановки такси. Он смотрел, как красные габаритные огни машины растворяются в потоке, и чувствовал в кармане тяжесть футляра. Он бил его по бедру при каждом шаге. Тук. Тук. Тук.

Путь домой был неблизкий. Саша решил срезать по Той Самой Дороге. Это был длинный, плохо освещенный тротуар вдоль бетонного забора промзоны. Слева – полупустые заброшенные пятиэтажки, справа – проезжая часть, отделенная полосой грязного газона с кустами.

Фонари здесь светили тусклым, болезненно-желтым светом, который не столько разгонял тьму, сколько делал её гуще и зловещее.

Саша шел быстро. Холод пробирал до костей, хмель выветривался, оставляя после себя тревожность.

Рука сама потянулась в карман.

«Я не упускаю. Я фильтрую», – вспомнил он свои слова.

Но сейчас, в одиночестве, любопытство начало грызть его. А что, если Миша прав? Что, если мир действительно другой?

Он остановился под пятном света одного из фонарей. Открыл футляр. Очки лежали на черном бархате, поблескивая хищно и притягательно. Титановая оправа казалась почти невесомой.

– Только попробовать, – прошептал он в пустоту. – Чисто технический тест.

Он надел их.

Мир содрогнулся.

В первую секунду у него закружилась голова. Асфальт под ногами вдруг обрел текстуру – каждая щербинка, каждый камушек, каждое пятно мазута стали кричаще-резкими. Бетонный забор справа перестал быть просто серой стеной – Саша увидел потеки ржавчины, похожие на запекшуюся кровь, увидел паутину трещин, мох, забившийся в стыки плит.

Кусты слева, раньше бывшие просто темными кучами, ощетинились ветками. Саша увидел на них мокрые, черные почки, готовые умереть к зиме. Увидел битое стекло в траве, сверкающее, как бриллианты. Зрение стало пугающе объемным. Даже воздух казался плотным, наполненным пылью, которую он теперь видел в лучах света.

«Господи,» – подумал он. – «Я жил в тумане. Как я вообще ходил по улицам?»

Он двинулся дальше, не снимая очков. Эйфория смешивалась с ужасом. Это было похоже на то, как если бы с фильма ужасов сняли блюр.

Мрачный переулок не стал красивее, он стал… детальнее. И от этого страшнее.

Впереди, метрах в пятидесяти, шел человек. Мужчина в длинном пальто.

Саша всегда ходил быстро. У него была эта привычка клерка, вечно опаздывающего на электричку. На этой длинной прямой дороге он обычно обгонял всех. Старушек, парочки, уставших работяг. Это была его маленькая победа – быть быстрее потока.

Он прибавил шагу. Сейчас я его сделаю.

Саша шел, чеканя шаг, слушая эхо собственных ботинок. Цок-цок-цок. Впереди идущий тоже не отставал. Его походка была странной – широкой, размашистой, властной.

Саша напрягся. Он уже был метрах в десяти. В новых очках он видел фактуру ткани пальто незнакомца – дорогой кашемир, черный, как смоль. Видел, как свет фонаря играет на лакированных туфлях, которые совсем не подходили для прогулки по этому грязному району. Почему он идет так быстро?

В Саше проснулся нелепый, пьяный азарт. Нет уж. На этой дороге он

– король скорости.

Он почти перешел на бег. Расстояние сокращалось. Пять метров. Три. Два.

И тут мужчина резко, без предупреждения, свернул влево, на проезжую часть, направляясь к машине, припаркованной на обочине. Это был массивный черный внедорожник, стоявший в «слепой» зоне между фонарями.

Саша по инерции пролетел вперед на пару метров, не успев обогнать. Азарт сменился разочарованием. Он резко остановился и обернулся.

Просто из любопытства. Посмотреть, куда это «шумахер» делся. Если бы он был без очков, он увидел бы темный силуэт, машину и, может быть, свет лампочки.

Но он был в очках. Диоптрии Миши идеально скорректировали реальность.

Мужчина подошел к багажнику внедорожника. Щелкнул замок. Крышка плавно, бесшумно поплыла вверх.

Вспыхнула подсветка багажного отделения. Холодный, мертвенно-белый светодиодный свет.

Саша увидел всё.

В багажнике не было сумок. Там не было запасного колеса или инструментов.

Там, свернувшись в неестественной позе, лежал человек. Девушка. Её волосы разметались по черному велюру обивки, как светлый веер.

Одна рука свешивалась наружу, и на запястье блеснул браслет. Тонкая кожа руки была покрыта синяками, а на белой блузке расплывалось огромное, блестящее в свете диодов красное пятно. Кровь. Её было много.

Мужчина в пальто наклонился, грубо схватил свесившуюся руку и рывком, как сломанную куклу, запихнул её обратно вглубь багажника. На его руках были перчатки. Тонкие, кожаные перчатки.

Он поднял голову, собираясь закрыть крышку. И его взгляд упал на Сашу.

Они стояли друг от друга метрах в десяти. Разделенные полосой мертвого газона.

Свет от багажника падал снизу вверх, освещая лицо мужчины, превращая его в маску.

Саша перестал дышать. Сердце, казалось, остановилось, чтобы не мешать мозгу обрабатывать информацию.

Очки дали ему сверхчеткую картинку. Он знал это лицо. Это был не бандит. Не уголовник с перебитым носом.

Это было гладкое, ухоженное, волевое лицо, которое Саша видел каждый день на огромном билборде по дороге на работу. Билборд гласил: «БУДУЩЕЕ СТРОИМ ВМЕСТЕ».

Виктор Петрович Корс. Владелец строительного холдинга «Монолит- Групп». Депутат городского собрания. Человек, открывавший детские сады и перерезавший ленточки.

Сейчас его лицо было искажено не яростью, а холодным, расчетливым вниманием.

Он увидел Сашу. Он увидел, что Саша смотрит.

И, что самое страшное, Саша увидел глаза Корса через линзы своих очков. В них не было паники. Там зажегся холодный огонек узнавания проблемы.

Корс медленно, не отрывая взгляда от свидетеля, опустил крышку багажника.

Щелк.

Звук прозвучал как выстрел. Время, застывшее в желе, лопнуло.

Саше послышался голос Корса, он был спокойным, низким. Слишком спокойным для человека с трупом в багажнике. А быть может ему просто померещилось.

Саша не думал. Инстинкты, дремавшие в нем со времен, когда его предки убегали от тигров, взяли управление на себя.

Он рванул с места.

Так он не бегал даже в школе на стометровке. Асфальт бил по ногам. Легкие обожгло холодом.

За спиной хлопнула дверь машины. Взревел мотор.

Этот звук заставил волосы на затылке встать дыбом. Мощный, сытый рык многолитрового двигателя.

Саша не оборачивался, но он слышал. Слышал, как шины зашуршали по гравию обочины, выруливая на дорогу. Фары, наверняка, пока были выключены. Охотник крался.

– Дворы. Надо во дворы, – билось в голове одной мыслью.

Впереди был разрыв в бетонном заборе – поворот к гаражам и старому жилому массиву. Там, где столбы стояли криво, где было полно тупиков и ржавых «ракушек». Туда машина не пролезет. Или пролезет не везде.

Саша метнулся влево, едва не поскользнувшись на мокрой листве. Свет фар ударил ему в спину, выхватив его фигуру, отбросив вперед длинную, дергающуюся тень.

Машина набирала скорость.

Он влетел в темноту двора. Здесь пахло сыростью и гнилым мусором.

– Сюда, сюда! – шептал он сам себе, задыхаясь.

Под ногами мелькали какие-то трубы, битые кирпичи. Очки. Очки давали ему видеть все это. Он перепрыгнул через открытый люк, который без очков точно стал бы его могилой.

Сзади, на въезде во двор, раздался скрежет. Внедорожник слишком широк. Корс не прошел сходу, задел мусорный бак. Это дало Саше пару секунд.

Он бежал лабиринтом гаражей. Сердце колотилось в горле, отдаваясь болью в висках. Каждый шорох казался шагами преследователя. Вдали залаяли собаки – хрипло, злобно, словно почуяли запах страха и свежей крови.

Впереди замаячила спасительная арка – выход к его кварталу.

Он уже видел родной дом, желтые окна кухонь, где люди пьют чай, не подозревая, что в ста метрах от них идет охота на человека.

Саша прибавил ходу, но нога предательски попала в яму, скрытую слоем листвы.

Лодыжку пронзила острая боль. Он полетел вперед лицом.

Руки инстинктивно вытянулись, чтобы защитить голову. Удар о жесткий, промерзший грунт.

Очки.

Они слетели с лица в момент падения. Саша услышал этот звук – самый страшный звук за сегодняшний вечер.

Хруст.

Тихий, жалобный хруст тонкого стекла и дорогого металла о бетонную плиту.

Саша вскочил, игнорируя боль в ноге. Начал шарить руками по земле.

– Нет, нет, пожалуйста…

Пальцы наткнулись на оправу. Она была перекошена. Одно стекло выкрошилось полностью, оставив лишь жалкие осколки. Второе покрылось плотной сеткой трещин.

Он попробовал надеть их. Мир рассыпался на фрагменты. Паутина трещин исказила реальность до неузнаваемости, превратив двор в калейдоскоп осколков света.

– Чёрт!

Сзади снова послышался гул мотора. Теперь ближе. Корс объехал гаражи и заходил с другой стороны.

Саша сунул сломанные очки в карман.

Теперь он снова был слеп. Вернулась старая, добрая размытость, но теперь она была врагом. Темные пятна кустов могли быть убийцами. Смазанные очертания гаражей казались чудовищами.

К тому же после очков состояние глаз лишь ухудшилось. Он захромал к дому.

Подъезд. Стальная дверь. Спасение. У подъезда кто-то стоял.

Темная, высокая фигура. Неподвижная. Лицо – белое пятно. В руке что-то блеснуло. Нож? Пистолет?

Саша замер в тени дерева, прижавшись к шершавому стволу. Неужели Корс уже здесь? Опередил? Прислал кого-то?

Фигура шевельнулась. Поднесла руку к лицу. Вспыхнул огонек. Дымок сигареты.

Саша сощурился до рези в глазах.

Фигура закашлялась. Знакомый, лающий кашель курильщика со стажем. Это дядя Коля, сосед с третьего этажа. Вышел покурить перед сном, чтобы жена не ворчала.

Ноги Саши стали ватными.

– Дядя Коля? – голос прозвучал сипло, жалко. Сосед дернулся.

– Кто там? Сашка? Ты, что ль? Чего крадешься, как тать в ночи? Напугал, блин.

– Извините… я… пробежка. Спортом решил заняться.

– Спортом? – сосед хмыкнул. – С хромой ногой и в грязи? Ну-ну. Физкультурник. Ключи забыл, поди? Заходи давай, я дверь придержу. Саша влетел в подъезд, пробормотав слова благодарности. Лифт ждать не стал – страх, что двери откроются и оттуда выйдет Корс, был слишком велик. Он бежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, глотая пыльный воздух подъезда. Третий этаж, четвертый… пятый.

Руки тряслись так, что он трижды не попал ключом в замочную скважину.

– Давайже, тварь! – шептал он замку.

Наконец, металл поддался. Он ввалился в квартиру и тут же захлопнул дверь, закрыв на все обороты, на ночную задвижку, на всё, что было.

Привалился спиной к двери, сползая на пол. Тишина. В квартире пахло той самой запеченной курицей и спокойствием.

– Саша? – Вера вышла в коридор. Она уже была в пижаме, лицо заспанное, но мигом сменившееся тревогой при виде мужа.

Он выглядел ужасно. Пальто в грязи, на брюках дыра, лицо бледное, покрытое испариной, глаза дикие.

– Господи, что случилось? Тебя избили? Ограбили? Саша тяжело дышал. В горле стоял ком.

Сказать? Сейчас? Втянуть её в это?

– Я… я упал, Вер. Просто упал. На той стройке, помнишь, где темно? Шел, задумался, не заметил арматуру. Проехался пузом. Черт, так глупо…

Он попытался улыбнуться, но вышла гримаса боли.

– А бежал почему? Ты запыхался, как после марафона.

– Собаки. Стая бродячих. Налетели, пришлось уносить ноги. Адреналин, знаешь ли.

– Ох, горе ты мое. Я же говорила, бери такси! Снимай, давай пальто, я застираю. И штаны снимай. Колено разбил? Перекись есть. Весь остаток вечера он жил как в тумане. Душ не помог смыть липкое чувство страха. Оно въелось под кожу. Он стоял под горячей водой, закрыв глаза, и снова видел это: белое светодиодное сияние, мертвую руку с браслетом и холодные глаза Корса.

Они легли в кровать. Вера выключила свет.

В темноте шорох проезжающей по улице машины заставил Сашу вздрогнуть всем телом.

Он не мог молчать. Этот секрет был слишком тяжелым, он давил на грудную клетку, не давая дышать. Ему нужен был союзник.

– Вера? – прошептал он.

– Мм? Спишь?

– Я не упал.

Тишина. Вера повернулась к нему. В темноте он чувствовал её тепло.

– Что?

– Меня никто не грабил. Собак не было.

– Саш, ты меня пугаешь. Говори.

И его прорвало. Он рассказал всё. Шепотом, сбивчиво, глотая окончания слов. Про очки Миши. Про То, как все стало четким. Про мужчину на дороге. Про багажник. Про лицо Корса. Про труп девушки. Про погоню.

Он говорил и чувствовал, как тело Веры рядом напру. Внизу, во дворе, было пусто. Дядя Коля давно ушел.

Но на въезде во двор, там, где кончалась зона света фонаря, стоял темный массивный силуэт автомобиля. Двигатель был выключен. Огней не было.

Машина просто стояла и ждала. Та же что вчера? Или другая? Саша отпустил штору дрожащими пальцами. Эта ночь будет очень долгой.

Глава 4. Протокол для слепого

Утро наступило не с рассветом, а с осознанием пустоты за окном. Саша подскочил к подоконнику, сбив стакан воды, оставленный с ночи. Стекло не разбилось, глухо стукнув о ламинат, но лужа быстро впиталась в коврик.

Он отогнул край шторы дрожащими пальцами, боясь увидеть чёрный, глянцевый бок внедорожника, который мог за ночь превратиться в катафалк для всей его семьи.

Пусто.

Там, где вчера стояла машина-призрак, зияла проплешина вытоптанного газона, присыпанная мелким ноябрьским инеем. Место было пустым, как выбитый зуб.

Саша выдохнул, но облегчения это не принесло. Наоборот, отсутствие видимой угрозы сделало воздух в квартире еще более густым и наэлектризованным. Если враг ушёл, значит, он уже начал действовать другими методами.

В кухне звякнула посуда. Вера.

Он ворвался туда, не чистив зубы, взлохмоченный, с дикими глазами, в которых лопнули капилляры.

– Собирай детей. Сейчас же.

Вера замерла с ножом над половиной батона. Она была бледной, с тёмными кругами под глазами – видно, тоже не спала, прислушиваясь к каждому скрипу лифта.

– Саш, ты… Ты уверен? – её голос был тонким, ломким. – Может, утром всё выглядит иначе? Может, нам просто… показалось? Ночью страх всегда имеет большие глаза.

– Там нет машины, Вера! – он указал пальцем в сторону окна.

– Ну вот видишь! Уехал!

– Ты не понимаешь! – он схватил её за плечи, возможно, слишком сильно. Вера вздрогнула. – Он не просто стоял. Он знает, где мы живем. Если он уехал, значит, он готовит что-то другое. Я не могу рисковать. Пожалуйста. Уезжайте к твоим родителям. Скажи, что мы затеяли ремонт. Скажи, что у меня аллергия. Ври что угодно, только заберите детей и исчезните отсюда на пару недель.

Даня вошел в кухню, протирая заспанные глаза. На его пижаме был нарисован Супермен.

– Пап, почему вы кричите? – спросил он тихо.

Саша разжал руки, отпуская жену, и натянул на лицо фальшивую, резиновую улыбку, от которой болели скулы.

– Мы не кричим, чемпион. Мы планируем… приключение. Вы едетек бабушке. Прямо сейчас. Там испекут тот пирог, помнишь?

– А ты? – Даня смотрел на отца слишком пронзительно для ребёнка.

– А мне надо… победить злодея на работе, – Саша почувствовал, как к горлу подкатывает ком. – Иди, помоги маме собрать рюкзак.

Через час квартира опустела. Сборы были хаотичными, нервными. Лена плакала, не желая расставаться с плюшевым зайцем, которого куда-то засунули. Вера механически складывала вещи, стараясь не смотреть на мужа. Когда дверь такси захлопнулась и машина отъехала от подъезда, Саша ощутил себя капитаном тонущего корабля, который только что ссадил команду в шлюпки.

Теперь он был один. И у него была цель.

Он оделся нарочито аккуратно. Костюм – броня клерка. Старый галстук. Как же не хватает тех очков… Может купить новые? Хотя лучше не стоит, от них одни неприятности.

С собой он взял лишь паспорт. Смартфон оставил дома, выключив его и засунув под подушку. Интуиция, обострившаяся до предела, подсказывала, что быть «на связи» сейчас опасно.

Он вышел из дома и направился не к метро, а к районному отделению полиции.

Дорога казалась враждебной полосой препятствий. Каждый прохожий в тёмной куртке вызывал приступ тахикардии. Саше казалось, что на него смотрят. Из тонированных окон машин, из объективов камер видеонаблюдения над подъездами, даже голуби на проводах, казалось, передавали информацию о его перемещении кому-то, кто сидел в высоком кабинете из стекла и бетона.

«ИнтерДата», базы данных, сервера… Он всю жизнь работал с информацией, зная, что каждый след можно найти. Теперь он сам стал битым пикселем в огромной матрице города.

Здание РОВД выглядело как серый, угрюмый бастион советской эпохи. Штукатурка осыпалась, решётки на окнах напоминали тюремные. Внутри пахло сыростью, дешевым табаком и тем специфическим запахом человеческого горя и казёнщины, который не выветривается никогда.

Дежурный за мутным стеклом, молодой парень с прыщами на лбу и взглядом, полным вселенской скуки, даже не оторвался от телефона.

– Чего вам?

– Мне нужно сделать заявление. Об убийстве.

Слово «убийство» зависло в воздухе, диссонируя с тихим жужжанием старого холодильника в углу.

Дежурный медленно поднял глаза. В них не было интереса, только легкое раздражение от того, что его отвлекли от ленты соцсети.

– Кого убили?

– Я… я видел труп. И убийцу. Я свидетель.

Парень вздохнул, достал потрепанный журнал и протянул Саше ручку на пружинке.

– Второй этаж, двадцать третий кабинет. Старший следователь Решетников. Если он на месте.

Коридор был узким, крашенным в ядовито-зеленый цвет до половины стены. Саша шел, слыша собственные шаги. Каждый удар каблука о истертый линолеум звучал как приговор.

Двадцать третий кабинет. Дверь обита дермантином, местами порванным, из дыр торчит вата. Саша постучал.

– Да! – рявкнули изнутри.

Старший следователь Решетников был грузным мужчиной с мясистым лицом, на котором застыло выражение перманентного скепсиса.

Рубашка натягивалась на животе, верхняя пуговица расстегнута, галстук сдвинут набок. Он пил чай из огромной кружки с надписью

«Настоящий полковник» и ел бутерброд с толстым куском докторской колбасы.

Саша вошел, нерешительно комкая в руках шапку.

– Я от дежурного. По поводу убийства.

Решетников перестал жевать, но не торопился проглатывать. Он осмотрел Сашу с головы до ног – внимательно, оценивающе, как мясник осматривает тушу. Взгляд зацепился за грязные туфли (Саша так и не помыл их после вчерашнего забега по грязи), за нервные руки.

– Присаживайтесь, гражданин… – он глянул в пустоту.

– Лебедев. Александр Сергеевич.

– Лебедев. Ну что, Александр Сергеевич. Рассказывайте. Кого грохнули, где, когда.

Саша начал говорить. Сначала сбивчиво, путаясь в словах, перескакивая с деталей на эмоции. Потом собрался. Он рассказал про дорогу через промзону, про освещение, про черный джип, про открытый багажник.

Когда он дошел до описания трупа девушки и упоминания имени Виктора Петровича Корса, Решетников отложил бутерброд. В кабинете повисла тишина, нарушаемаятолько тиканьем настенных часов и шумом вентилятора системного блока, который выл, как раненое животное.

– Корс, значит, – протянул следователь, вытирая жирные пальцы салфеткой. – Виктор Петрович. Депутат. Благотворитель. Человек, который в этом районе церковь восстановил.

– Это был он. Я видел его лицо. Четко. Он смотрел прямо на меня.

– Ага. Интересно.

Решетников откинулся на скрипучую спинку кресла. Он не стал записывать. Он даже не пододвинул к себе протокол.

– Александр Сергеевич, скажите, а вы выпиваете? Саша опешил.

– В смысле?

– В прямом. Вчера вечером, перед вашей… прогулкой. Вы употребляли алкоголь?

– Я был в баре с другом. Выпил пару бокалов пива. Но я не был пьян!

– Пару бокалов, – с удовлетворением повторил следователь. – «Дно», небось? Гадюшник тот, у вокзала? Там в пиво спирт льют, слона свалит.

– Я был трезв! Я осознавал свои действия!

– Ладно, ладно, не кипятись. А препараты какие-нибудь принимаете? Антидепрессанты, транквилизаторы? Времена сейчас тяжелые, у каждого второго нервы шалят.

– Нет! Послушайте, я видел труп в багажнике! Девушка! Блондинка, кровь на блузке! Он запихивал её руку обратно! Вы должны отправить наряд! Проверить его машину, проверить то место, где он стоял! Там может быть кровь на земле!

Решетников тяжело вздохнул, будто общаясь с несмышленым ребенком. Он взял со стола какой-то карандаш и начал вертеть его в пальцах.

– Гражданин Лебедев. У Виктора Петровича вчера был благотворительный вечер. В «Метрополе». До часу ночи. Были сотни людей. Камеры, журналисты. А вы говорите, что в это время он грузил трупы на окраине в гаражах?

– Может, после вечера! Или до! Я не знаю, который час был точно, около одиннадцати!

– В одиннадцать он тост говорил, – усмехнулся следователь. – В прямом эфире местного канала.

Сашу окатило холодом.

– Это… этого не может быть. Это двойник. Или запись. Я видел его!

– Как видел? – голос Решетникова стал жёстче, металлическим. – Какое у вас зрение?

– Ну… Минус три, так что я… не очень…

– Не очень видите. Так?

– Так, но…

– А как же вы разглядели багажник машины?

Саша запнулся. Как объяснить? Как рассказать про чудо-очки Миши, которые прозрели, а потом разбились в пыль?

– Очки были. Новые. Сильные.

– И где они сейчас? Предъявите вещдок, так сказать. Инструмент вашего озарения.

– Они… они разбились. Я упал, когда убегал. Они пришли в негодность.

– Удобно, – хмыкнул Решетников. – Значит так. Ночь. Темная промзона. Фонари через один горят. Расстояние, как вы говорите, метров десять-пятнадцать. Вы после пары бокалов «ерша». У вас плохое зрение, а «волшебные очки», в которых вы орлом стали, исчезли. И в таких условиях вы опознаете уважаемого человека, обвиняя его в тяжком преступлении. Вы понимаете, что это бред? Следователь встал и подошел к окну, глядя на серый двор.

– Вы, наверное, кино насмотрелись, Лебедев? Или может, денег хотите? Корс – фигура богатая. Решили шантажнуть?