Оправа

– Пропуск аннулирован час назад.

– Паша, ты чего? Это сбой какой-то. Открой, мне к себе надо.

– Нет сбоя. Приказ сверху. Допуск закрыт.

Дядя Паша отвел глаза. Ему было стыдно, но приказ есть приказ. Он протянул через лоток для документов картонную коробку. Обычную коробку из-под офисной бумаги.

– Вот. Личные вещи. Секретарь собрала.

– Паша! У меня там ноутбук! Отчеты! Яруководитель отдела, вашу мать!

– Уже нет, Саш. Извини. Приказ по холдингу. Статья 81, пункт 6. Грубое нарушение. Прогул и разглашение коммерческой тайны.

Трудовая у тебя в коробке.

Саша схватил коробку. Руки тряслись.

– Какое разглашение? Какой прогул? Я вчера был у следователя!

– Не ори. Тебе лучше уйти, Саш. Сейчас Росгвардию вызовем, если будешь буянить.

Он обернулся. В холле бизнес-центра стояли сотрудники других отделов. Кого-то он знал, с кем-то здоровался за руку. Они смотрели на него. Никто не подошел. Никто не спросил, что случилось. В их глазах читался тот же страх, что был в запахе денег вчерашним вечером.

Слухи распространяются быстрее вируса. Если такого человека, как Лебедев, выкидывают вот так, одним днём, значит, он сделал что-то ужасное. Или перешёл дорогу кому-то, кого нельзя называть. А значит, лучше отойти подальше, чтобы не задело осколками.

Саша вышел на крыльцо. Колючий ветер ударил в лицо, раздувая полы расстегнутого пальто.

Он прижал коробку к груди. В ней сиротливо звякнула кружка, шуршали какие-то бумажки.

Он остался на улице. Без денег. Без работы. С «волчьим билетом» в трудовой. С заблокированными счетами.

Мир вокруг – этот бесконечный поток машин, спешащие люди, серые здания – вдруг стал чужим и враждебным. Раньше он был частью этого муравейника. Теперь он был жуком, которого выкинули за пределы колонии.

Его телефон завибрировал. Незнакомый номер.

Саша ответил, прижимая трубку плечом к уху, потому что руки были заняты коробкой.

– Алло?

– Зонтики нынче дороги, Александр, – прозвучал в трубке веселый, механически искаженный голос. Но интонации Корса узнавались безошибочно. – Прогноз погоды изменился. Ожидается шторм. Берегите голову.

Связь оборвалась.

Саша медленно опустил телефон. Он смотрел на стеклянный фасад своего бывшего офиса, где в искаженном отражении видел себя – маленькую, сутулую фигурку с картонной коробкой. Человека, которого больше не существует.

Первые капли дождя упали на асфальт. Тяжелые, холодные, смешанные с мокрым снегом.

Корс сдержал слово. Начался дождь. И Саша уже промок до нитки. Глава 7. Цифровая казнь

Домой Саша не бежал – он летел, подгоняемый липким страхом, который пульсировал в висках громче стука колес метро. Картонная коробка с вещами давно полетела в ближайшую урну у бизнес-центра. Кружка, степлер, дырокол – мусор. Балласт. Сейчас важна была только информация.

Он должен успеть. У Корса длинные руки, но Интернет – это стихия Саши. Если он успеет зайти через домашний терминал, поднять свои старые VPN-туннели, пробросить порты… Он сможет слить семейные архивы, документы на квартиру, сканы паспортов на зашифрованный сервер друга в Голландии. Спасти цифровую тень своей семьи до того, как её сотрут.

Ключ дрожал в замке так сильно, что царапал металлическую накладку.

Наконец, дверь поддалась.

Саша влетел в квартиру, не снимая ботинок. Прямо в уличной грязи пробежал по ламинату в спальню, где стоял его стационарный компьютер – мощная машина, собранная своими руками. Его крепость.

– Давай, родной, давай, – шептал он, вдавливая кнопку питания. Вентиляторы загудели, разгоняя тишину пустой квартиры. Экран моргнул и осветил комнату холодным голубым светом.

Загрузка. Пароль. Ввод.

Рабочий стол прогрузился. Знакомые иконки. Папка «Работа», папка

«Доки», папка «Фото_Дача». Всё на месте. Саша выдохнул.

Он открыл браузер, чтобы зайти в облако. Пальцы летали над клавиатурой.

И тут мышка дернулась.

Саша замер. Он убрал руки с клавиатуры.

Белый курсор на экране, словно живое насекомое, медленно пополз вверх. Не хаотично, не из-за сбоя сенсора. Он двигался осмысленно. Целенаправленно.

– Нет… – прошептал Саша.

Курсор навел на папку «Семейный архив». Двойной клик. Папка открылась. Фотографии Веры, первые шаги Дани, видео с утренников – всё его прошлое.

Курсор выделил всё. Правая кнопка. «Удалить».

«Вы уверены, что хотите безвозвратно удалить 4056 файлов?»

Саша бросился к мыши, пытаясь перехватить управление. Он дергал грызуна, но курсор словно приклеился к кнопке «Да». Программный перехват уровня ядра. Его компьютер ему больше не подчинялся.

– Щуки! Что вы делаете?! Клик.

Папка исчезла.

Годы памяти растворились в цифровом небытии за долю секунды. Саша рванулся выдернуть сетевой кабель, но замер, увидев, что происходит дальше.

На рабочем столе начали появляться новые файлы. Их загружали извне с бешеной скоростью.

«Схема_Вентиляции_Метро. dwg»

«Нитрат_Аммония_Синтез. pdf»

«Манифест_Очищения.docx»

«Переписка_С_Куратором»

Саша отшатнулся от монитора, как от радиоактивного. Холод ужаса сковал его сильнее, чем ноябрьский ветер на улице.

Они не просто стирали его. Они рисовали ему новое лицо. Экстремизм. Терроризм. Подготовка теракта.

С такой «находкой» на компьютере его не будут допрашивать. С таким набором его пристрелят при задержании как опасного преступника, который мог потянуться к «кнопке детонатора».

«Загрузка завершена. 100%» – издевательски мигнуло окошко в углу. И в ту же секунду мир за окном взорвался звуком.

Это была не обычная полицейская сирена, которая воет протяжно и нудно. Это был короткий, лающий рев «крякалок», от которых вибрировали стекла.

Саша подбежал к окну.

Масштабы катастрофы были понятны и слепому. Двор был перекрыт.

Два массивных микроавтобуса – не бело-синих, а черных, матовых, как гробы на колесах – блокировали въезд. Рядом стоял тот самый

«Гелендваген».

Из микроавтобусов высыпали фигурки. Много. Черные каски, щиты, автоматы. Это был не ППС. Это был СОБР. Или спецназ ФСБ. Штурмовая группа.

– Дверь! Открывайте! Полиция! – голос из мегафона, усиленный электроникой, ударил в окна, заставив их задребезжать. – Немедленно открыть дверь!

Они даже не стали подниматься пешком. Они сразу начали шоу. Снизу донесся металлический грохот – выбивали кодовый замок подъездной двери.

У него было от силы минуты полторы.

Саша метнулся в коридор. Схватил с вешалки зимнюю куртку – первую, что попалась под руку. Шарил по ящику трюмо дрожащими пальцами.

– Где он… где…

Пальцы наткнулись на холодный пластик. Старый кнопочный «Samsung» Веры, который она бросила здесь полгода назад, когда купила смартфон. Зарядки там почти нет, симка просрочена… плевать. Это единственное, что не отслеживается по GPS.

Он сунул телефон в карман.

– ЛЕБЕДЕВ! МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ТЫ ТАМ! – уже ближе, на лестнице. Топот тяжелых ботинок. Гулкое эхо в подъезде.

Третий этаж. Четвертый… Они бегут быстро.

Саша стоял посреди коридора. Бежать было некуда. Дверь – это смерть. Окно – пятый этаж, смерть.

Лифт заблокирован.

Взгляд упал на балконную дверь.

Стекленный балкон. Обычная хрущевка. Балконы соседей разделяет лишь тонкая перегородка из пожарного шифера. Сосед слева, дядя Коля, заядлый курильщик, вечно держал форточку открытой.

Это был безумный, идиотский шанс. Шанс сломать шею вместо того, чтобы получить пулю.

БАМ!

Дверь квартиры содрогнулась. Стальной засов жалобно скрипнул, но выдержал. Первый удар тарана.

БАМ!

Побелка с потолка посыпалась Саше на волосы.

Он рванул на балкон, сшибая по пути сушилку для белья. Распахнул окна. Холодный воздух с мокрым снегом ударил в лицо. Внизу, под домом, уже суетились люди. Если посмотрят вверх – конец.

Но они смотрели на подъезд.

Саша перелез через перила своего балкона. Под ногами – пять этажей пустоты и мокрый асфальт, на котором лужи отражали синие проблесковые маячки. Узкий бетонный козырек, скользкий от снега.

Он встал на него, вцепившись в ржавую решетку ограждения. Руки скользили.

Перегородка к соседу была справа. Нужно было обогнуть её снаружи, вися на руках над бездной.

Один шаг. Второй.

ТРЕСК! – за спиной, в квартире, вылетела входная дверь.

– ЧИСТО! ПРОВЕРИТЬ КОМНАТЫ!

Саша сделал рывок. Нога соскользнула с обледенелого бетона. Сердце ухнуло вниз, обгоняя тело. Он повис на одних руках, пальцы впились в край бетонной плиты соседского балкона, сдирая кожу до мяса.

Он не мог кричать. Звук застрял в легких.

Подтянулся. Мышцы застонали. Закинул ногу. Перевалился через перила на балкон дяди Коли.

Упал на мешки скартошкой, тяжело дыша, боясь издать хоть звук. В его квартире слышался грохот сапог.

– Кухня чисто! Спальня чисто! Балкон открыт!

Луч тактического фонаря резанул по темноте улицы, шаря по стенам дома.

Саша вжался в пол, прикрывшись каким-то старым ковром. Свет скользнул по соседнему балкону, прошел в миллиметре от его головы и ушел вниз.

– Он ушел! Вниз прыгнул, может? Проверить периметр! – орал командир в его гостиной.

– Тут пятый этаж, командир, он бы разбился… Дверь с балкона в комнату дяди Коли открылась.

В проеме стоял сосед. В семейных трусах и майке, с сигаретой в зубах, которую он выронил от удивления.

Он смотрел на Сашу, лежащего на его картошке – грязного, бледного, с дикими от боли и страха глазами.

– Саня? – прохрипел дядя Коля. – Ты… ты чего это? Тебя там… это… менты?

Саша приложил палец к губам.

– Дядя Коля, – прошептал он. – У меня минута. Откройте входную. Умоляю. Это ошибка. Они убьют меня. Ради Бога.

Сосед колебался секунду. Он слышал крики за стеной. Он видел автоматчиков внизу.

Но он знал Сашу двадцать лет. Знал, как тот помогал ему настраивать телевизор. Знал, как его Даня рисовал мелом у подъезда.

Дядя Коля молча кивнул и посторонился.

Саша на цыпочках проскользнул через чужую квартиру, пахнущую щами и старостью. Дядя Коля открыл входную дверь.

На лестничной клетке было пусто. Весь спецназ толпился в открытой квартире Саши.

– Ищем! Он не мог испариться! Подъезд блокирован!

Блокирован только их подъезд. Но это блочный дом. Через чердак можно перейти в соседний подъезд. Саша знал это, они лазили так в детстве.

Нет, на чердаке могут быть снайперы. Слишком рискованно. Подождите. В квартирах на первом этаже сквозные лоджии. Они выходят на другую сторону, в палисадник, где растет густой кустарник. Квартира бабы Вали.

Саша не помнил, как сбежал вниз по лестнице соседнего подъезда, куда он перебрался через смежный балкон подъездного перехода (хвала советским архитекторам).

Он вылетел на улицу с противоположной стороныдома. Темный двор. Ни машин, ни мигалок. Все веселье было с фасада.

Он упал в снег, отдышался. Легкие горели огнем. Руки тряслись так, что он не мог застегнуть куртку.

Над головой, в его родных окнах, горел свет. Тени людей с оружием метались по комнатам, выворачивая ящики, круша мебель, уничтожая его жизнь.

Его там больше не было.

Александр Лебедев умер в тот момент, когда на его рабочий стол упал файл «Манифест_Очищения».

Теперь в темноте промзоны, прижимая к груди мертвый телефон, ковылял кто-то другой. Призрак, которому предстояло стать кошмаром.

Саша натянул шапку поглубже, скрывая лицо, и растворился в метели. Он уходил туда, где не было камер. В серую, размытую неизвестность. В город, который больше не был его домом.

Глава 8. Лицо врага

На балконе дяди Коли Саша нашел очки, которые тут же забрал с собой. Они явно могли пригодиться. Но сейчас, мир рухнул в размытое акварельное пятно. Когда Саша перелезал через колючие кусты, срезая путь к станции, ветка хлестнула его по лицу, сбивая старые, верные очки в грязь. В сумерках, под снегом, искать их было бесполезно – всё равно что искать иголку в стоге сена с завязанными глазами.

Он оставил их там. Свою единственную связь с четкой реальностью. Теперь ночной город был не набором зданий и улиц, а агрессивным хаосом света и тени. Фонари превратились в раздутые пушистые шары. Фары машин вытягивались в длинные, слепящие лучи, которые резали глаза, но не освещали путь. Люди вокруг стали безликими силуэтами, темными кляксами, которые могли оказаться кем угодно: случайным прохожим, полицейским или наёмным убийцей.

Саша стоял у входа в вестибюль метро. Желтая буква «М» плыла над входом, как мутная луна.

Здесь, на площади, было много света – огромные медиа-фасады торгового центра заливали всё неестественным, дерганым сиянием рекламы.

Саша поднял голову, прищурившись так, что глаза превратились в щели. Ему казалось, или на экране было что-то знакомое?

Вместо рекламы нового йогурта, гигантский экран окрасился в тревожный красный цвет. Бегущая строка снизу не читалась, сливаясь в полосы. Но фото…

Огромное фото по центру. Мужчина в очках (он одел их на то фото, потому что в тот день сдавал на права), в пиджаке, с глупой, интеллигентной улыбкой. Это фото с корпоративного бейджа. Фото

пятилетней давности, где он еще верил, что «ИнтерДата» – это престижно и надежно.

Это было его лицо.

На фасаде здания высотой в двадцать этажей висела его голова. Размером с дом.

Её видели все. Тысячи людей на площади задирали головы, тыкали пальцами. Смартфоны взмывали вверх, снимая «новое шоу».

– …террористическая угроза… – обрывки слов диктора из уличных динамиков доносились сквозь шум трафика. – …особо опасен… вооружен… подозревается в подготовке…

Саша инстинктивно втянул голову в плечи, надвинув шапку почти на нос. Ему казалось, что гигантский экран смотрит прямо на него. Что красная рамка вокруг его фото – это прицел.

Система «Безопасный город» работала не только на сбор штрафов. Теперь она охотилась.

Он знал, как это устроено. Каждая камера с функцией FaceID на турникетах, каждый «умный» домофон, каждый объектив у банкомата – это нервное окончание единого организма. И мозг этого организма сейчас получил команду «Фас».

– Молодой человек, – чей-то голос совсем рядом.

Саша дернулся так резко, что поскользнулся на ледяной корке. Рядом стояла бабушка. Маленькая, круглая, размытая фигура в пуховом платке.

– Не поможете до автобуса? Скользко…

Он не ответил. Он шарахнулся от неё, как от прокаженной. В его новом мире любой контакт был смертелен. Если она увидит его лицо вблизи… если кто-то сопоставит этот бледный, небритый лик с тем, что горит на небесах цифрового города – поднимется вой.

Ему нужно было под землю. В метро камер больше, но там толпа. Там движение. Там можно затеряться, стать пикселем в потоке. На улице, на открытых пространствах, он был как мишень в тире.

Саша нырнул в подземный переход. Поток людей подхватил его, закружил. Запахи мокрых курток, дешевого кофе и резины ударили в нос. Слух обострился, компенсируя слепоту.

Цок-цок – женские каблуки справа.

Шурх-шурх – тяжелые зимние ботинки слева. Дзынь – турникеты впереди.

Турникеты. Главный рубеж.

Там стоят камеры прямо на уровне глаз. Система оплаты по лицу. Даже если не платишь «лицом», она тебя сканирует.

Нужно пройти, опустив голову. Спрятаться за кем-то высоким. Саша пристроился за широкой спиной какого-то мужчины в объемной куртке. Он дышал ему в затылок, стараясь двигаться синхронно.

Мужчина приложил карту. Турникет пискнул, створки открылись. Саша рванул следом, прижимаясь к чужой спине почти вплотную, «паровозиком».

Стеклянные створки ударили его по бедрам, пытаясь захлопнуться, но он, прошипев от боли, протиснулся внутрь.

– Эй! Куда прешь, заяц?! – заорал контролер в будке.

Саша не обернулся. Он бежал. Бежал к эскалаторам, расталкивая недовольные мутныеирован.

Оставался один путь.

Саша увидел (скорее почувствовал) приближение поезда. Два ярких глаза-фары, разрезающие тьму туннеля. Грохот нарастал.

Полицейский справа был ближе. Метров десять.

– Лебедев! Лечь на пол! Руки за голову! Стреляю! Саша не лег.

Он увидел узкую щель между последним вагоном уходящего поезда (если он успеет?) Нет, это прибывающий. Он тормозит.

Нет времени ждать открытия дверей. Если он остановится, его скрутят.

Он развернулся и побежал не к дверям, а от них. В торец платформы. Туда, где висела табличка «Посторонним вход воспрещен». Там была лестница вниз, на пути, за заборчик. В служебную зону.

– Стой, дурак! Током убьет!

Саша перемахнул через ограждение. Мир кувыркнулся. Он приземлился на гравий между рельсами, чудом не задев контактный рельс – желтую смертоносную змею, которую он помнил по схемам, но сейчас едва различал как светлую полосу в темноте.

Темнота. Спасительная темнота туннеля. Туда свет с платформы почти не добивал.

Он пополз на четвереньках вглубь черной дыры.

Сзади грохотали сапоги по платформе, лучи фонарей плясали по стенам, выхватывая паутину кабелей.

– Он на путях! Снимай напряжение! Звони диспетчеру!

Напряжение. 825 вольт. Если они его снимут – поезд встанет, и его поймают как котенка. Если не снимут – он поджарится.

Саша поднялся и побежал по шпалам, вглубь, навстречу темноте и возможному встречному поезду. Он спотыкался, падал, раздирая ладони о щебень, но продолжал двигаться.

Он слышал гудение кабелей. Он слышал писк крыс.

И впервые за день он почувствовал себя… защищенным.

Здесь, в абсолютной черноте, где зрячий беспомощен так же, как и слепой, их силы уравнивались. Его минус три (которые из-за вечной работы с компьютером на протяжении многих лет наверняка превратились в минус шесть, а быть может и больше) уже не имели значения. Тут все были равны перед лицом бетонной бесконечности. Поезд сзади остановился. Впереди, далеко во тьме, мелькнули красные огни семафора.

Саша нащупал рукой нишу в стене – технический «кармашек» для путейцев.

Он вжался туда, в сырую, пахнущую плесенью пустоту, сливаясь с ней. Он закрыл глаза. Впервые за двое суток они не болели от напряжения.

В этой тьме его не видел «Безопасный город». Здесь не было билбордов с его лицом.

Только дыхание камня и биение собственного сердца. Тук-тук. Тук-тук.

Где-то далеко сзади кричали полицейские. Но в этот лабиринт они без приказа не сунутся.

Саша был жив.

И, что странно, потеряв возможность видеть этот гнилой город в деталях, он начал гораздо лучше слышать, как именно этот город дышит. Дыхание было тяжелым, астматичным. Больным.

«Я – тромб в твоей вене, Корс», – подумал Саша, сползая по стенке ниши на холодный пол. – «И я застрял здесь надолго». Глава 9.

Шершавый мир

Подземный мир был не таким, как в книгах постапокалипсиса. Никакой романтики, сталкеров и костров. Это была бесконечная, гулкая кишка, пахнущая пылью веков, железом и затхлой мочой. Здесь время не текло, оно капало – гулкими, сводящими с ума ударами конденсата где-то во тьме. Кап. Кап. Словно невидимый палач отсчитывал секунды его оставшейся жизни.

Саша сидел в технической нише, прижав колени к груди. Поза эмбриона – инстинктивная защита существа, выброшенного из привычной среды. Его била дрожь. Адреналин, спаливший кровь во время побега, выветрился, оставив после себя ледяную пустоту и тупую, ноющую боль в подвернутой лодыжке.

Каждый звук тоннеля, усиленный акустикой бетона, бил по ушам молотом. Визг колес вдалеке звучал как крик умирающего. Шорох крыс был похож на шаги спецназа. Гул вентиляции – на тяжелое дыхание зверя, ждущего своего часа.

– Минус три, – прошептал он. – Всего минус три. Это же не слепота. Это просто… туман.

Он попытался обмануть себя, снять старую наклейку страха. Но правда заключалась в том, что здесь, в абсолютной, первобытной тьме, разбавленной лишь тусклыми оранжевыми лампочками дежурного освещения (одна на пятьдесят метров), его зрение окончательно отказало.

Без очков, разбитых и потерянных там, наверху, в мире, который теперь казался недосягаемым раем, он видел лишь пятна.

Тьма была жирной. Она словно имела текстуру – шершавую, вязкую, как нефть. Стены тоннеля не были просто стенами. Это были расплывчатые серые монстры, которые шевелились каждый раз, когда Саша моргал.

Тюбинги, кабели, шпалы – все это потеряло форму. Мир распался на абстракцию. Опасную абстракцию. Каждый шаг теперь был прыжком веры: наступишь ты на бетон, на прогнившую шпалу или прямо на контактный рельс, который в его «акварельном» зрении сливался с полом.

Саша попробовал вытянуть руку. Он видел её. Бледное, грязное пятно с пятью отростками. Пальцы были черными от смазки и крови. Кровь. Он ссадил ладони, когда падал. Сейчас ссадины начали гореть огнем, напоминая о себе.

Надо выбираться. Оставаться здесь нельзя. Обходчики. Дрезины. Просто холод, который медленно пробирается под тонкую куртку, высасывая тепло. К утру он превратится здесь в ледышку, которую сгребут на лопату вместе с мусором.

Он встал, опираясь о стену. Шершавый, холодный бетон неприятно царапнул кожу ладони, но это было единственное тактильное подтверждение реальности.

«Двигайся. Только не останавливайся. Крысы не останавливаются». Он пошел вдоль стены, скользя рукой по кабельным каналам. Толстые черные змеи, покрытые многолетней сажей, вели его в неизвестность.

Он знал схему метрополитена – когда-то он был увлечен диггерством, потом работал с серверами «ГорТранса». В теории, вентшахта должна быть через метров триста. Вертикальный ствол с лесенкой, который выведет его куда-нибудь в промзону или подвал. Главное – не нарваться на датчики движения. Но большинство датчиков в тоннелях старые, инфракрасные. Если идти медленно, прижимаясь к холодному бетону, можно обмануть «тепловой глаз». А можно и не обмануть. И тогда к нему придут.

Шаг. Шарк. Хромота. Шаг. Шарк.

Мысли путались. Перед глазами (закрытыми или открытыми – разницы почти не было) всплывали картинки.

Лицо Веры. Её смех, когда она пыталась нацепить на кота праздничный колпак. Даня, который хныкал, не желая идти в сад. Теплая, мягкая постель с запахом лавандового кондиционера.

Кофемашина, которая уютно жужжала по утрам.

Всё это было уничтожено. Отменено одним нажатием клавиши на клавиатуре, которую он даже не видел.

Вместо лаванды – вонь разложения и сырости. Вместо кофе – привкус меди во рту. Вместо семьи – шершавый мир, готовый разорвать его. Сколько он шел? Час? Два?

Время здесь не существовало. Оно умирало вместе со светом.

В какой-то момент рука нащупала пустоту. Ниша в стене. Но больше, чем предыдущая. И оттуда тянуло теплом. Гнилостным, влажным теплом и запахом тухлой капусты.

Сбойка. Соединение с теплотрассой или коллектором. Выход?

Нет, вход в другое измерение. В Ад, где обитают отверженные.

Саша шагнул в проем. Земля под ногами сменилась на чавкающую грязь. Звуки поездов остались позади. Здесь царила иная тишина – наполненная шорохами, шепотом капающей воды и далеким гулом труб.

– Кто здесь? – хриплый, каркающий голос ударил из темноты справа. Саша замер.

Слепота сыграла злую шутку: он слышал, но не видел источника.

В трех метрах от него, в свете далекого люка, шевельнулась куча тряпья. Пятно отделилось от стены и выросло в размерах.

Силуэт. Горбатый, бесформенный, замотанный в лохмотья. В руке – что-то длинное. Палка? Труба? Нож?

– Я… я просто иду мимо, – голос Саши сорвался на фальцет. Горло саднило от пыли.

– Мимо, – эхом повторил силуэт. – Все идут мимо. А платят? За проход платить надо.

Силуэт шагнул ближе. Запахло немытым телом, перегаром и застарелой болезнью.

Это был местный житель. Хозяин подземелья. Бомж.

Саша попытался оценить опасность. Старик? Наркоман? Сильный или слабый?

Без очков это было гадание на кофейной гуще. Он видел лишь угрожающую позу.

– У меня ничего нет. Ни денег, ни еды. Я сам… заблудился.

– Врёшь, чистенький, – прошипела куча тряпья. – Куртка целая. Ботинки хорошие. Трактора, что ли? Дай потрогать.

Силуэт метнулся быстрее, чем Саша мог ожидать. Костлявая рука, цепкая, как клешня краба, схватила его за рукав пуховика.

– Хороший материал. Мембрана, поди. Теплая…

– Отпусти! – Саша дернулся, пытаясь вырваться.

Он не боец. Он программист. Его оружие – код, логика, алгоритм. Здесь алгоритмы не работали. Здесь работал закон джунглей: кто первый ударил, тот и съел.

– А ну тихо, фраер! Не дергайся, порежу!

В другой руке силуэта блеснуло лезвие. Маленькое, мутное, но достаточное, чтобы выпустить кишки в этом сыром коридоре.

Саша впал в ступор. Мозг парализовало. Это был тот самый животный страх, который превращает жертву в статую.

«Убей его. Или он убьёт тебя».

Мысль была чужой, холодной. Но правильной.

Саша зажмурился и ударил. Не глядя. Просто выбросил кулак вперед, туда, где должно было быть лицо.