Оправа

Профессор замолчал.

В «Зале Корней» повисла звенящая тишина. Только костер потрескивал, переваривая историю одного крушения.

Саша сидел неподвижно. Слезы текли по его щекам под новыми очками, но он их не замечал.

История старика была как зеркало. Страшное, кривое зеркало его возможного будущего. Если он сдастся. Если он допустит ошибку.

– Жуткая история, – прошептал Саша. – Получается, выхода нет? Они везде.

– Выход есть, – Профессор ткнул узловатым пальцем в схему на стене, где красным мелом был обведен контур будущей башни

«Монолит». – Их сила – в их уверенности. В безнаказанности. Они думают, что мы – мусор. Что мы не существуем. Но мусор умеет гореть.

Он налил в кружку остатки чая.

– Корс сейчас на пике. Он готовит открытие этой башни. Это будет его триумф. Он хочет въехать в этот «Хрустальный Дворец» как император.

Профессор поднял глаза на Сашу. Очки в изоленте блеснули отражением пламени.

– Но есть нюанс, который я нашел на своих старых картах, когда ещё работал в институте. Нюанс, который они пропустили, потому что торопились украсть деньги на разведке.

– Какой?

– Под основным фундаментом башни проходит старая ветка правительственного метро. «Метро-2». Законсервированная в 60-х. Она не значится на новых картах. И свод там… слабый.

– И что это дает?

– Ничего, если просто смотреть. Но если знать, как работает система «Умного Дома»… – старик хитро прищурился. – Ты ведь знаешь?

– Я его монтировал. Часть узлов. Но управление у Миши… у начальника безопасности.

– А управление коммуникациями? Насосами откачки грунтовых вод?

– Они автоматические. В подвале.

– Именно. В подвале.

Профессор встал и подошел к чертежу.

– Если грунтовые насосы встанут хотя бы на три часа… вода пойдет в старый туннель. Создаст гидравлический удар. Башня не рухнет, нет. Корс залил там бетона на миллионы. Но она… завибрирует. Как камертон. Сместятся оси лифтов. Пойдеттрещина по фасаду. Прямо во время презентации.

Это не убьет его физически. Но это убьет его репутацию. «Дом Будущего», который треснул в прямом эфире. Символ его власти станет символом его гнили.

Саша смотрел на чертеж.

– Это саботаж. Терроризм.

– Нет, Саша, – Профессор положил руку ему на плечо. Тяжелую, горячую. – Это сопромат. Наука о сопротивлении материалов. И о сопротивлении людей.

Ты ищешь видео? Найди его. Это будет удар в сердце. А я… я подготовлю удар по ногам.

Если мы объединим усилия – воздух и земля – мы сможем не просто поцарапать его. Мы сможем снести его к чертям собачьим.

Саша поднял голову. Страх не ушел. Но теперь рядом с ним жила злость. Холодная, расчетливая злость инженера, который видит, как исправить ошибку в системе.

И эта ошибка называлась Виктор Корс.

– Научи меня, – сказал Саша. – Научи меня ходить в темноте. Профессор улыбнулся. На этот раз – тепло.

– Учиться придется быстро, айтишник. Завтра я покажу тебе «Черный ход». Туннель, который приведет нас к первому этапу твоего восстановления. К квартире убитой девушки.

Ты готов запачкать руки?

– Они уже грязные, – Саша посмотрел на свои черные от мазута ладони. – Хуже не будет.

– Будет, – пообещал Профессор. – Но оно того стоит.

Костер догорал. Два человека – призрак прошлого и призрак настоящего – сидели под корнями мертвого города и планировали войну против живого.

Снаружи бушевала метель, заметая следы. Внутри зрела буря, которая сметет их всех.

Глава 11. Теория хаоса

Желудок скрутило судорогой так сильно, что Саша согнулся пополам, уперевшись лбом в холодную ржавчину лестничной скобы. В этом шершавом, гниющем мире подземелий холод и страх были привычными соседями, но голод… Голод оказался зверем пострашнее. Он не рычал и не кусал – он просто медленно, но верно переваривал тебя изнутри, превращая мозг в кашу, а волю в кисель.

– Что встал? – голос Профессора снизу звучал приглушенно и жестко.

– Лезь. Или хочешь ждать, пока тебя найдут крысы и доедят то, что осталось от твоей самооценки?

Саша скрипнул зубами и подтянулся. Скоба шаталась в раскрошенном бетоне. Сверху, через вентиляционную решетку колодца, пробивался слабый, грязный свет уличных фонарей. Там, наверху, был город. Там была еда. Там люди, возможно, сейчас выбрасывали в урны недоеденные бургеры, которые для Саши теперь стоили дороже золотого кейса Корса.

– Профессор, я не могу, – прошептал он. Голос сорвался. – У меня руки не держат. Второй день… Я даже воды нормальной не пил.

– В воде холера. Пить будешь только кипяченую, если жить хочешь. А насчет рук… Злость их удержит. Злись, Саша. Злись на Корса, на меня, на себя. Злость – это топливо. Калорийное топливо.

Старик пихнул его в подошву ботинка какой-то палкой.

– Лезь, говорю! Сегодня у нас выход в свет. Практическое занятие по «прикладной экономике кризиса».

Саша подтянулся еще раз, закинул ногу, другую. Плечо толкнуло тяжелый чугунный люк. Он со скрипом подался, сдвинувшись в сторону. В нос ударил воздух – морозный, пахнущий выхлопными газами, жареным луком и бензином.

Божественный запах. Запах жизни.

Они выбрались во дворе старой «сталинки», в каком-то спальном районе. Темно, тихо, только гул далекого проспекта. Саша стоял на коленях в снегу, жадно вдыхая этот воздух, чувствуя, как снежинки тают на грязном лице.

Профессор выбрался следом, неслышно задвинул люк и присыпал его снегом, чтобы не было видно черного круга на белом.

В своей драной телогрейке, странной шапке-ушанке, мех на которой был похож на облезлую кошку, он выглядел здесь как пришелец. Или как призрак коммунизма, явившийся пугать хипстеров.

На Саше была огромная, пропахшая нафталином дубленка, найденная Профессором. Очки (плюс два с половиной) сидели криво, мир плыл и двоился. Лицо горело от небритости и холода.

– Слушай вводную, курсант, – Профессор деловито огляделся, щуря свои проницательные глаза за стеклами очков в изоленте. – Задача проста: добыть провиант. Минимум три тысячи калорий на двоих.

Инструменты: голова, руки и полное отсутствие стыда.

– Украсть? – уточнил Саша.

– Экспроприировать излишки, – поправил Профессор. – Ты видишь вон ту арку?

Саша прищурился. В арке, ведущей на проспект, светился неоном продуктовый магазинчик «24 часа». Не супермаркет, а маленький ларек, вросший в первый этаж дома. Рядом с ним стоял вендинговый автомат. Светящийся, красивый шкаф, за стеклом которого ровными рядами лежали сэндвичи, шоколадки и чипсы.

– Вендинг, – сглотнул слюну Саша.

– Точка распределения благ. Система примитивная, как мозг охранника. Видишь камеру над входом?

Саша попытался сфокусироваться. Над дверью магазина висел темный «глаз».

– Вижу пятно. Кажется, камера.

– Правильно. Она смотрит на вход. Но у нее мертвая зона – сбоку от автомата. Там тень от козырька. Нам туда. Твоя задача: подойти, сделать вид, что выбираешь. Закрыть спиной замок. А дальше буду работать я.

Они двинулись к магазину. Саша шел, вжимая голову в плечи. Ему казалось, что на лбу у него горит надпись «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Что каждый прохожий (а их было всего двое вдалеке) сейчас достанет телефон и позвонит в полицию.

– Расслабься, – шепнул Профессор. – Ты не Кэри Грант. Ты бомж. Для них ты – элемент пейзажа. Мусорный бак. Они смотрят сквозь тебя.

Это суперспособность, сынок. Невидимость 80-го уровня.

Они подошли к автомату. Внутри, за толстым стеклом, манил своей треугольной упаковкой сэндвич с ветчиной и сыром. У Саши закружилась голова. Он готов был разбить стекло кулаком прямо сейчас.

– Тихо, зверь, – одернул его Профессор. – Стекло бронированное. Поднимешь шум – приедет ГБР. Нам нужна тишина.

Старик достал из кармана… пластиковую бутылку. Обычную, сплющенную

«полторашку», нарезанную странными спиралями, и моток тонкой проволоки с крючком на конце.

– Это что? – не понял Саша.

– Отмычка инженера Гарина, – хмыкнул Профессор. – Становись так, чтобы закрыть меня от витрины магазина. Быстро!

Саша встал спиной к автомату, делая вид, что изучает цены на чипсы, хотя буквы расплывались в кашу. Профессор присел на корточки возле лотка выдачи товара.

Саша слышал возню. Шуршание пластика. Тихий металлический скрежет.

– Профессор, там люди…

– Спокойно. Они идут мимо.

И правда. Пара молодых парней прошла мимо, смеясь и уткнувшись в телефоны. Они даже не взглянули на двух оборванцев, копошащихся у ларька. «Невидимки».

Профессор просунул плоскую пластиковую ленту с крючком через щель антивандальной шторки лотка выдачи. Это было невозможно. Там же защита!

– Защита, – пропыхтел старик, орудуя своим примитивным щупом, – рассчитана на то, что руку не засунешь. А эта штука проходит. Надо только нащупать спираль… Ага, вот она, родная… с ветчиной, говоришь?

Щелк.

Звук внутри автомата. Спираль, державшая сэндвич, чуть провернулась. Профессор дергал не за товар, он цеплял сам механизм подачи снизу, через технологический зазор.

Сэндвич упал в лоток.

Глухой стук падения показался Саше музыкой Моцарта.

– Есть один! – азартно шепнул Профессор. – Теперь десерт.

«Сникерс». Щелк. Тук.

– И воды. Без газа, для баланса pH. Щелк. Тук.

За две минуты старик «купил» у бездушной машины еды на пятьсот рублей, не потратив ни копейки.

– Уходим. Быстро, но с достоинством.

Саша схватил добычу из лотка, распихав по глубоким карманам дубленки. Бутылку воды сунул за пазуху. Холодная, она обожгла живот, но это было приятно.

Они отошли за угол дома, в темный двор, и только там Саша выдохнул.

– Это было… гениально, – прошептал он, доставая сэндвич и разрывая упаковку зубами, как волк. Он затолкал в рот сразу половину, не

жуя, глотая кусками. Вкус дешевой ветчины и резинового хлеба был божественным.

– Не давись, идиот, – Профессор отобрал у него бутылку воды, отвинтил крышку и протянул. – Запей. А то завернет кишки.

Саша пил жадно, вода текла по подбородку на грязный шарф. Профессор, откусывая маленький кусочек шоколадки (он ел медленно, аккуратно, как аристократ), смотрел на него с грустной усмешкой.

– Ну что, Александр Сергеевич? Как ощущения?

– Стыдно, – признался Саша, вытирая рот рукавом. Насыщение принесло с собой ясность ума, а с ней вернулась совесть. – Я топ- менеджер. Был. У меня зарплата была триста тысяч. А я ворую бутерброды. Я крыса.

– Ошибаешься, – жестко сказал Профессор. – Ты не воруешь. Ты ведешь боевые действия в тылу врага. Эта система, этот автомат, этот магазин – все они платят дань твоему врагу. Ты просто забрал свой паёк. Маленькую компенсацию за то, что они у тебя отняли.

Старик вдруг схватил Сашу за грудки и притянул к себе. В свете далекого фонаря его очки блеснули, а глаза за ними горели фанатичным огнем.

– Слушай меня внимательно. Забудь слово «стыд». Стыд – это ошейник. Это социальный конструкт, придуманный для того, чтобы рабы сидели смирно и не брали кусок с барского стола. Ты больше не раб. Ты мертвец. Мертвым не бывает стыдно. Им бывает только холодно или тепло.

Он отпустил Сашу, который ошарашенно моргал.

– Твоя гордость осталась там, вместе с дипломом и ипотекой. Здесь, внизу, валюта другая. Здесь важен результат. Ты жив? Жив. Ты сыт? Сыт. Значит, ты прав.

Если ты хочешь победить Корса, ты должен стать хуже него. Хитрее. Подлее. Он играет по правилам силы. Мы будем играть по правилам хаоса. Он строит стены – мы их подкапываем. Он ставит замки – мы делаем отмычки из мусора. Понял?

Саша смотрел на доедающего шоколад старика. В этом жалком бомже было столько внутренней силы, столько концентрированной, выстраданной годами философии выживания, что Саше стало страшно. Профессор не выживал. Он жил войной.

И теперь он призывал Сашу на этот фронт.

– Понял, – тихо ответил Саша. – По правилам хаоса.

Вдруг за углом, на проспекте, взвыла сирена. Близко. Мимо пронеслась машина ДПС с включенной «люстрой». Синий свет хлестнул по стенам арки.

– Шухер, – мгновенно среагировал Профессор. – Не по нашу душу, но лучше не отсвечивать. В нору!

Они побежали обратно к люку. Теперь Саша бежал не как загнанная жертва, а как соучастник. В кармане грела сердце украденная вода. В желудке переваривалась краденая еда.

Он переступал черту. Шаг за шагом. Слой за слоем цивилизация отваливалась от него, как штукатурка от старой стены, обнажая грубый, красный кирпич инстинктов.

Он спустился в люк первым. Закрыл его над головой.

Темнота и вонь коллектора встретили его как старые друзья.

– Завтра пойдем за информацией, – сказал голос Профессора снизу, из тьмы. – Ноутбук или планшет. Нам нужны глаза не только мои, но и цифровые. Готов воровать технику, айтишник?

Саша нащупал в кармане пустую упаковку от сэндвича. Сжал её в кулак.

– Готов, – ответил он в темноту. – Хоть спутник с орбиты, если понадобится.

Глава 12. Сенсорный голод

Пробуждение в подземелье было худшей частью дня. Нет, здесь не было дня и ночи, был только бесконечный цикл: сон – голод – холод.

Саша открыл глаза и несколько секунд лежал, таращась в сводчатый потолок, по которому, извиваясь, ползли черные корни. Ему показалось, что он ослеп окончательно. Потом моргнул и понял, что просто погас костер. В зале было темно, лишь далеко, откуда-то сверху, сочился тусклый серый свет через микротрещины в люках.

Тело болело. Каждая мышца ныла от непривычного спанья на деревянных поддонах. Шерстяной свитер Профессора кололся немилосердно, а запах гнилого дерева и плесени въелся в ноздри, казалось, навсегда, перебив все воспоминания о свежести.

Он повернулся на бок. Старика на кресле не было.

– Профессор?

Тишина. Только кап… кап… кап… Где-то текла вода.

Саша сел. Паника, липкая и холодная, снова зашевелилась в груди. Он ушел? Бросил? Сдали нервы, пошел за дозой? Или случилось что-то с ним?

А если Профессор умер там, в одном из своих темных переходов, и Саша теперь заперт в этом лабиринте навсегда? Он ведь не помнит дорогу обратно.

– Эй! – крикнул он. Голос ударился о стены и вернулся искаженным эхом: «…эй… эй…».

Саша встал, наступая в темноте на что-то хрусткое. Пластиковая бутылка из-под вчерашней добычи.

Голод отступил, но на его место пришло другое чувство. Сенсорный голод.

Его мозг, привыкший к потокам информации, к яркому экрану смартфона, к лицам коллег, к музыке в машине, к четким линиям таблиц в Excel, – теперь голодал.

Мир вокруг был беден на стимулы. Серый, черный, грязно-бурый. Звуки однообразные. Запахи отвратительные. И, самое главное, из-за отсутствия нормальных очков (те, чужие, он снял на ночь), он ничего толком не видел дальше своего носа.

Он находился в сенсорной депривации. Сашу начала накрывать истерика.

Ему захотелось орать. Биться головой о стены, лишь бы почувствовать боль, яркую, настоящую, отличающуюся от этой тупой ноющей тоски.

– Я не могу так! – закричал он, срывая голос. – Слышите, вы?! Корс! Иди сюда, мразь! Убей меня! Лучше убей, чем это!

Он схватил какой-то ящик и с силой швырнул его в темноту. Грохот разбиваемого дерева прокатился по залу, вспугнув крыс, которые с писком бросились врассыпную.

– Ненавижу! Ненавижу это место! Воняет! Темно! Я хочу домой! Я хочу в душ!

Саша упал на колени, закрыв лицо руками. Слезы текли по щекам горячими ручьями, смешиваясь с грязью.

Это был нервный срыв. Предел психики городского жителя, которого вырвали из комфортного аквариума и швырнули на песок.

Внезапно в зале стало еще темнее. Тот единственный луч света, что пробивался сверху, исчез. Кто-то задвинул заслонку.

Полная темнота. Абсолютная. Чернильная. Саша затих, задыхаясь от рыданий.

– Профессор? Это ты? Включи свет! Молчание.

– Пожалуйста… Я боюсь темноты. С детства. Не надо!

Тишина в ответ была плотной, осязаемой. Казалось, сама тьма сейчас начнет заползать ему в уши, в нос, в душу.

Прошла минута. Две. Пять.

В полной темноте мозг начал генерировать галлюцинации. Саше стали мерещиться вспышки света, которых не было. Он слышал дыхание за спиной, хотя там была стена. Ему казалось, что пол шевелится под ним – то ли змеи, то ли корни.

«Я схожу с ума. Как тот Воронов в психушке. Они победили».

– Тише, – голос прозвучал прямо у уха, заставив Сашу подпрыгнуть на месте и взвизгнуть.

Это был Профессор. Он подошел неслышно.

– Тише. Слушай.

Саша попытался отодвинуться, но жесткая рука схватила его за плечо и пригвоздила к месту.

– Не дергайся. Дыши. И слушай. Не свои сопли слушай, а Город.

– Я ничего не слышу! Только звон в ушах!

– Потому что ты орешь внутри себя. Заткни своего внутреннего менеджера. Убей его. Здесь и сейчас. Оставь только зверя. Зверь в норе не плачет. Зверь слушает лес.

Старик силой прижал его голову к холодному бетону пола.

– Ухом к земле. Слушай.

Саша хотел сопротивляться, но сил не было. Он лежал, вжимая ухо в грязный бетон, глотая слезы.

Сначала он слышал только гулкое биение своей крови в виске. Тук- тук-тук.

Потом… Вибрация.

Дррр-дррр… Далеко, низко.

– Поезд? – шепнул он.

– Поезд, – подтвердил голос из тьмы. – Ветка Таганско- Краснопресненская. Перегон между станциями. Час пик, интервалы короткие. Слышишь ритм? Тук-тудук. Тук-тудук. Это жизнь, Саша. Люди едут на работу. Кредиты платить. Кофе пить. А ты под ними. Ты фундамент.

– Что еще? – потребовал Профессор. – Закрой глаза. Они тебе сейчас не нужны, они тебя только обманывают. Открой уши. Настрой локаторы.

Саша зажмурился. Без визуального шума слух начал выхватывать детали.

Кап… шлёп… кап.

– Вода. Капает справа.

– Слева, – поправил Профессор. – Это акустика свода зеркалит. Капает из стыка 12-го коллектора. Там микротрещина. Через месяц размоет, надо будет запенить. Дальше.

Шорох. Мелкий, частый. Скрип-скрип.

– Крысы?

– Нет. Это корни. Они растут. Медленно раздвигают бетон. Ты слышишь рост дерева, айтишник. Ты когда-нибудь слышал, как растет береза?

Саша замер. Это было невероятно. Если очень сильно сосредоточиться, то за гулом поездов и воды можно было услышать тончайший скрип древесины о камень. Звук упорства. Жизнь пробивала себе путь сквозь смерть.

И внезапно паника отступила. Вместо нее пришло странное, глубокое спокойствие. Тьма перестала быть врагом. Она стала одеялом.

Плотным, защищающим от всего внешнего мира. Здесь никто на него не смотрел. Здесь не было красной рамки прицела. Здесь он был просто точкой, которая слушает вселенную.

Профессор убрал руку с его плеча.

– Ну вот. Вернулся. Добро пожаловать обратно.

Раздался чирк зажигалки. Яркое пламя на мгновение ослепило Сашу, потом зажглась свеча. Маленький огарок, стоявший на ящике.

Саша сел, моргая. Профессор сидел рядом, на корточках, глядя на него спокойно, без осуждения, как врач смотрит на пациента после припадка.

– Когда ты теряешь одно чувство, другое обостряется. Закон компенсации. Ты слепнешь глазами, но прозреваешь ушами и кожей. Ты

сейчас услышал то, что 99 процентов людей наверху не услышат никогда. Дыхание мегаполиса.

Профессор протянул ему те самые очки – плюс два с половиной с треснутой дужкой.

– На, надевай. Сейчас пойдем тренироваться.

– Тренироваться чему?

– Ориентации в «аквариуме». Так мы называем ситуацию, когда картинка плывет. Ты должен научиться ходить не глазами, а ногами. Щупать пространство. Знать, что перед тобой, по изменению воздушного потока.

Весь следующий час (или два, часов не было) Саша ходил по залу с завязанными глазами (так решил Профессор: «В твоих плюс очках ты видишь искаженно, это сбивает. Лучше вообще ничего не видеть»). Он спотыкался. Набивал шишки на коленях. Врезался лбом в свисающие корни.

Но Профессор не давал ему передышки.

– Что перед тобой?

Саша останавливался, вытягивал руку. Ничего. Но по коже пробегал холодок.

– Пустота?

– Стена, идиот! Просто она холодная и мокрая, тянет сыростью. Чувствуешь сквозняк по полу?

– Да.

– Значит, справа проход. Тяга всегда идет из тоннеля к вытяжке.

К концу занятия Саша был мокрым от пота и грязным, как черт, но он научился проходить пять метров от костра до кучи с дровами, ни разу не споткнувшись, ориентируясь на тепло огня спиной и звук капели.

Он снял повязку.

Очки Профессора, лежавшие на ящике, блеснули в свете свечи. Он надел их.

Теперь искаженная линзами реальность не раздражала. Он понял, как их использовать. Они были нужны только для чтения текста или работы руками. Для перемещения в пространстве ему больше не нужна была идеальная резкость. Ему хватало пятен и теней.

– Урок окончен, – Профессор задул свечу, погрузив их снова в полумрак тлеющего костра (он успел подкинуть дров). – Ты обучаем, Саша. Это хорошо. Твой мозг гибок. Но этого мало.

Нам нужен доступ. Цифровой. Я стар, мои карты бумажные. Твои карты

– в облаке. Чтобы победить Корса, нам нужно зайти в сеть. И при этом не попасться.

– Ноутбук, – сказал Саша. – Нам нужен ноутбук.

– Роскошь, – отмахнулся Профессор. – Ноутбук громоздкий, требует розетки, которой у нас нет, только динамо-машина, которую я кручу педалями полчаса ради кипятка. Планшет. Или мощный смартфон. С экраном побольше, чтобы ты своими слепыми глазами хоть что-то разобрал.

– Это не так работает, вблизи…

– Это последнее, что меня интересует.

– И где мы его возьмем? Опять «купим» леской? Гаджеты лежат за витринами под сигнализацией.

– Нет. В магазины мы не сунемся. Там камеры, охрана. Мы пойдем в место, где электроника уже списана со счетов. В место, где умирают гаджеты, а охраняет их только сонливая вахтерша.

– Куда?

– В твою школу, Лебедев.

– В какую школу?

– В метафорическую. А в реальности – в центральную библиотеку имени Ленина, филиал в Южном округе. Задний двор, склад списания. Либо читальный зал, если повезет. Там часто студенты забывают свои

«игрушки», когда бегут курить. Или просто можно… одолжить казенный терминал, если сможем его отвинтить.

Профессор хитро подмигнул, и его лицо на секунду стало лицом озорного мальчишки, задумавшего налет на сад с яблоками.

– Ты готов к вторжению?

Саша поправил на носу чужие очки. Стекла все еще мутили, делая костер похожим на звезду. Но внутри у него, вместо истеричного ребенка, теперь сидел кто-то другой. Тихий, злой и внимательно слушающий тьму.

– Веди, – сказал он.

Глава 13. Социальная инженерия

Город днём выглядел еще более враждебным, чем ночью. Ночью темнота была союзником, а огни фонарей лишь расставляли акценты. Днем же серое, низкое небо давило на плечи, а дневной свет безжалостно обнажал грязь. Сажу на лице, засаленность дубленки, рваные края штанин.

Они вылезли из колодца теплотрассы за гаражами, в квартале от районной библиотеки – старого здания советской постройки с колоннами и облупившейся штукатуркой. Место это Профессор выбрал не случайно: там был открытый Wi-Fi для посетителей («Культура_Free») и минимальная охрана, состоящая из сонных пенсионерок и одного чоповца, который, по наблюдениям Профессора, к полудню уже дремал над кроссвордом.

– Запомни легенду, – шепнул Профессор, отряхивая колени от подземной пыли. – Мы не бомжи. Мы «люди в сложной жизненной ситуации». Если кто спросит – мы идем греться. В библиотеках по закону обязаны пускать всех граждан РФ. Это тебе не частная лавочка Корса.

Саша натянул на голову шапку поглубже. Под ней чесалась обритая ножом голова, а стянутая кожа саднила.

– А запах? – спросил он.

– Запах – наше оружие. Он создает вокруг нас силовое поле. Люди будут шарахаться на два метра. Это даст нам приватность.

Саша нащупал во внутреннем кармане «добычу» вчерашнего рейда по мусорным контейнерам элитного ЖК (еще одна вылазка, о которой Профессор настоял). Там, среди коробок от пиццы, они нашли старый, треснутый планшет-читалку. Дешевый, китайский, выброшенный кем-то из-за разбитого экрана. Профессор полночи паял ему разъем питания, и, о чудо, «китаец» ожил. Зарядку он держал минут тридцать, но этого должно было хватить.

Они подошли к дверям библиотеки.

– Входи первым, – скомандовал старик. – Ты моложе, меньше подозрений в агрессии.

Саша толкнул тяжелую деревянную дверь. В лицо пахнуло сухой пылью старых книг, паркетом и… теплом. Боже, как тепло! После ледяных подземелий температура +22 казалась тропическим раем.

Холл был пуст, если не считать старушки-гардеробщицы, вязавшей носок. Она подняла голову, и её лицо вытянулось от брезгливости.

– Эй! Куда прётесь? Мы стеклотару не принимаем!

– Добрый день, сударыня, – голос Саши дрожал, но он старался подражать интеллигентным интонациям Профессора. – Мы не сдавать. Мы… почитать. Прессу.