Алеет Восток. Кривая империя – II. 1224–1533

Вторжение

Китайцы первыми изобрели бумагу, стали на ней писать, что попало. Среди прочего описывали и быт беспокойных монгольских племен за Великой Китайской Стеной. Эти племена занимали большие пространства, и проехать мимо них никакому путнику не удавалось. А путники охотно стремились в таинственный Китай. И за проезд приходилось им рассказывать на ночь монгольским ханам и ханшам сказки из европейской жизни. Привирали лукавые клинобородые рассказчики крепко. И решили доверчивые монголы поменять ориентацию. Чем биться лбом о Китайскую Стену, легче было двинуть к Последнему морю, к соблазнительному городу Парижу. Да взять по пути город Киев, где наблюдатели отмечали большое количество церковных куполов и колоколов, по виду и звуку целиком вылитых из золота!

Весной 1224 года послал известный нам Чингисхан двух своих полководцев Джебе и Субута (Субедея) на запад. Они проскочили между Уральскими горами и Каспийским морем и навалились на половцев. Изнеженные южно-российскими делами половцы во главе со своим полурусским князем Юрием Кончаковичем выехали биться, да где там! Это было не то, что папа Кончак имел с полком Игоревым. Это было страшно, дико, мощно, организованно. Как у самих половцев во времена Изяслава Киевского.

В Киев и побежали прятаться. Отдали здесь всю скотину, верблюдов, ткани, словом, все имущество – только спасите! Озадаченные южные князья неспешно сели совещаться. Победило мнение, что надо татар перенять подальше от Киева, чтобы не разводили здесь антисанитарии. Татары прислали послов. Дескать, мы первые не начинаем. Пришли на ваших холопов и конюхов – половцев. А вы в наши дела не встревайте. Князья не успокоились. Татарские послы были не по-европейски убиты. Войско вышло к Днепру. Второе татарское посольство выражало возмущение и заявляло о ненападении. Это был, конечно, блеф, но в юридическом плане они были правы, – русские напали на татар первыми!

Посольство было отпущено, Мстислав Удалой с 1000 человек форсировал Днепр, легко разгромил передовой отряд татар, перебил их всех, воеводу отдал на казнь половцам. Тут уж все переправились через Днепр. Царило шапкозакидательское настроение. Опять напали на передовой отряд. Опять разбили его. Семь дней гнались за татарами почти до самого Дона – до реки Калки. Опять разбили какой-то татарский отряд. Сели лагерем.

Здесь из черепа павшей лошади выползло знакомое нам русское Чувство. Оно снова смертельно ужалило князя – Мстислава Удалого Киевского. Не любил Удалой другого Мстислава – Галицкого. Жалко ему было делиться с остальными князьями славой молодецкой, досадно было пускать их на страницы какого-нибудь нового «Слова о полку…». Воистину, в Начале было Слово. У древней Руси оно было в самом конце…

Удалой тайно вооружил свои полки и сделал вылазку. У многих других оружие осталось на телегах. Утром 16 июня 1224 года началась битва. От дурного командования произошла катастрофа: ненадежные половцы, которых за малой ценностью, как обычно, выставили вперед, как всегда первыми и побежали. В ужасе потоптали они русские полки и станы. Татарам осталось только довершить дело. Случилось почти полное окружение, страшная резня. Писец наш записал, – как видно с чужих слов, – что такого поражения не бывало от начала Русской земли. Три дня ловили русских по степи, последних с Удалым Мстиславом взяли, как водится, предательством. Какой-то Плоскиня, бывший союзник, уговорил наших сдаваться.

– Ничего не будет, – уверял он. Сдались…

И правда, татары рубить князей не стали, а наоборот, «пригласили на обед»: положили князей под дощатый настил и сели сверху пировать. Пока поели, князья все умерли. Много знатных людей погибло в бегстве. Здесь пал и последний русский витязь Алеша (Александр) Попович, перенесенный потом вольным художником на 250 лет назад, в отряд Трех Богатырей. Теперь нам понятно, о чем так грустит Попович на картине Васнецова…

Кара

После Калки татары схлынули на целых 12 лет.

Они занялись приведением в порядок своего хозяйства по смерти в 1227 году Чингисхана. При дележе наследства контроль над территорией западнее Урала, то есть над всей Европой, достался внуку покойного Чингиза, Батыю. Наши князья снова бездарно потратили отпущенное на мобилизацию время. Уж за 12-то лет можно было смирить гордыню и собрать, да что там! – вырастить боеспособную армию! Но они спокойно дрались между собой, наблюдая, как татары поглощают юго-восточные пространства. В 1236 году огромное трехсоттысячное войско Батыя напало на волжскую Болгарию. Татары сожгли всю землю, пленили всех мастеров, убили всех прочих жителей, не успевших убежать в леса. В 1237 году татары подошли к Рязани и потребовали десятины со всего. То есть, они соглашались ограничиться спокойным, ласковым налогом в 10%. Князьям было жаль денег, да и Чувство играло, не переставая. Они ответили татарам гордо, но объединяться не пожелали. Татары сожгли Рязань 21 декабря. Убили ВСЕХ жителей. Убили князя! Убили его жену! Это было уж совсем не по правилам. Так никогда не поступали ни половцы, ни печенеги. Но это было честно.

Дальше татары взяли Коломну, Москву и везде при сопротивлении в первую очередь беспощадно убивали князей, воевод, детей княжеских. Пошли к столице, Владимиру.

Великий князь Юрий оставил сыновей обороняться. Сам сначала просто сбежал, потом стал ездить по селам и собирать ополчение. 3 февраля 1238 года татары подошли к Владимиру и после коротких ультимативных переговоров стали строить инженерные осадные сооружения. Между делом сходили к Суздалю и сожгли его.

Во Владимире царила паника. Князь Всеволод Юрьевич и владыка Митрофан, осмотревши татарские стенобитные машины, впали в уныние и объявили, что дело дрянь. 7 февраля татары легко взяли и запалили «новый город» – окраины и предместья. Князья и кто «получше» кинулись прятаться в «старом» городе – центральной крепости. Жуть вошла в мозг и кровь князя и его подручных. Им так хотелось жить! И жизнь у них задавалась такая складная, сытая и интересная. И вот те на! Убивают всех, кто сопротивляется. Но и не сопротивляться же нельзя, приходилось обороняться, хоть для виду. Ведь для этого, – для организации сопротивления, для создания государства и армии, для личного героизма и самопожертвования мы и приглашали Рюриковичей на Русь в далеком 862 году! Для того мы и кормили и холили князей, для того и давали мы им себя казнить и утруждать, чтобы теперь они полегли вместе с нами и во главе нас за землю Русскую, за детей и жен наших. Ошиблись мы. И были наказаны. История не шутка. Гнилой оказалась веревочка, сплетенная из княжеских судеб, изо всех этих Изяславов и Всеволодов, Юриев и Игорей. Удавиться в ней легко, а страну вытащить из кровавого болота никак не получается…

Трясущийся князь Всеволод вышел к Батыю с дарами и мольбой о пощаде. Батый его понял и велел удавить. Спокойно смотрел из седла, как тугая петля из конского волоса скручивает, рвет молодую белую кожу.

Дело оказалось совсем не шуточным. Великая княгиня с дочерью, снохами и внуками, другие княгини со множеством бояр, владыка Митрофан, оробевшие выйти на смерть с простым народом, в ужасе забились на полати Богородичной церкви. То ли вспомнили они наконец о Боге, то ли каменная церковь представлялась им надежным убежищем. Татары разбили двери, ограбили церковь. На полати не полезли, завалили церковь хворостом и всех сожгли…

По-человечески жаль этих людей. Жаль их детей, девочек и мальчиков, еще не разобравшихся в жизни. Жаль князей и офицеров, жаль бояр.

По-граждански не жаль их. Гражданская совесть не имеет право на жалость. Они ели и пили. Они одевались и согревались. Они развлекались, пока мы голодали, мерзли и трудились. Они забыли трудиться, не соизволили унять свои застолья, кровавые игрища и блуд. Они очень неохотно выполняли свой первый долг – долг государственного устройства. Они совсем не хотели исполнить своего последнего долга – умереть за нас и вместе с нами, а не после нас…

Татары поняли русских. Они убедились, что воевать по-настоящему здесь не с кем. Они разделились на несколько отрядов и за февраль взяли 14 городов. 4 марта в жестокой сече было разгромлено основное войско русских. Князь Юрий погиб. Далее продолжился скорбный список городов, взятых сходу. Татары запнулись только на Козельске. Козельский князь Василий, совсем еще мальчишка, поднял жителей от мала до велика, и они умерли все, уничтожив 4000 (сто сороков!) отборных татарских всадников, а пехотинцев – без счета. Батый расстроился и отступил из русских земель в половецкие степи. Здесь он с досады уничтожил армию хана Котяна, который увел последние 40 тысяч половцев на постоянное жительство в Венгрию. А слово «Козельск» стало в татарском языке самым страшным ругательством в списке коротких трехбуквенных и пятибуквенных слов, которыми татары навеки обогатили великий и могучий русский язык…

В следующем, 1239 году, Батый снова пошел на Северную Русь, ему не давало покоя видение малолетнего князя Васи в проломе козельской стены, – вот ведь тоже какие бывают русские! Но никакого сопротивления хан не встретил: жители по природной привычке бросали города и прятались в лесах. Батый потерял интерес и повернул на юг. Здесь города тоже падали и горели, как картонные. Какой-то князь еще собрался было на помощь брату под Чернигов, но данные разведки его так испугали, что он бросил брата и убежал в Венгрию, вслед за половцами. Чернигов сгорел. Писец, опаленный монастырским пожаром, записал, однако, что жив есмь, и епископ тоже жив, а татары священников уважают, лишь бы оружия в руки не брали. Так им никакого оружия, кроме слова божьего да гусиного пера, и не полагается.

Однажды ранним утром хан Менгу, племянник Батыя, подъехал к Днепру и смотрел из седла через реку на великий город Киев. Что думал этот дикарь, наблюдая золото куполов и ослепительную известь каменных стен? Татары никогда, ни до, ни после нашествия, не жили в городах. Они не разбирались в архитектуре, им было тесно и неуютно в домах и лабиринтах улиц. Из городов они брали только деньги, украшения, коней и рабов. Менгу предложил князю Михаилу сдаться на почетных условиях. Князь в татарские почести не поверил, убил послов, бросил киевлян, бежал в гостеприимную Венгрию.

Далее разыгралась трагикомедия всероссийского масштаба. Итак, Киев пуст. Вернее, люди в нем есть, лавки набиты товарами, закрома – хлебом, «полно алмазов пламенных в лабазах каменных», а князя нет. Татары пасут лошадей Пржевальского на том берегу и заигрывают через речку с киевскими девками новыми, матерными словами. Тянется длинная театральная пауза. Зрители нервничают: так долго оставаться не может…

Что предполагает цивилизованный наблюдатель? Ну, например, вот что.

Князь Михаил в Венгрии собирает христианские полки на татар… Ошибка. Князь Михаил в Венгрии пытается подкатиться к королевской дочке со своим сыном-женихом.

Вариант второй. Князь Ярослав на киевской стороне Днепра собирает ополчение: вставай, страна огромная!.. Снова облом. Князь Ярослав захватывает в плен жену беглого Михаила и его бояр, рвет к себе мелкие городки.

Попытка третья. Князь Даниил Галицкий собирает князей и ополчает их на оборону Киева. Нет. Князь Даниил Галицкий вышибает из Киева какого-то Ростислава Мстиславича, легким чертом вскочившего на опустевший престол, но и сам туда не садится, бежит из столицы, поручая оборону тысяцкому Димитрию.

В общем, тут с трех раз не угадать. Татары – под Киевом, их нрав уже известен, а князья переписываются о пустяковых обидах. Наконец и цена Киева в их разборках упала ниже бабьей гривны. Михаил вернулся из Венгрии и Польши, получил от «братьев» Киев, но из-за татар в столицу не пошел, стал побираться по чужим уделам и волостям.

Вялая складывалась игра, но все-таки татарам хотелось Киева.

Батый окружил Киев в декабре 1240 года. Он на него не с неба свалился, а спокойно перешел Днепр по льду. Никто не стоял насмерть на Киевском берегу, никто не уничтожал татарские плацдармы, никто не мчался по русским волостям, сзывая подмогу. Никто не кричал криком при европейских дворах: что ж вы, толстые, сидите! – это ж те самые агаряне и есть, про них же написано в ваших и наших библиях, выходите на бой! Но тиха была украинская ночь, чуден ледяной Днепр при зимней погоде.

Батый «остолпил» Киев: окружил его инженерными сооружениями – рвами, частоколами, заборами, чтобы даже редкая птица не упорхнула на середину Днепра. Батый поставил пороки (стенобитные машины) у Лядских ворот и бил ими день и ночь, пока стены не рухнули…

Не подумайте плохого: «лядские» – по-нашему значит польские, от слова «лях». А если бы ворота назывались Польскими, это означало бы, что они обращены в сторону Поля – заднепровской степи.

Вопреки ожиданиям, киевляне взошли на обломки стен и бились насмерть. Вот какие бывают русские! Еще бы: князя-то над ними не было, приходилось надеяться только на себя. Герой киевской обороны тысяцкий Димитрий был ранен и захвачен в плен, киевляне отброшены к центру города. На следующее утро изумленные татары увидели перед собой прочный деревянный частокол, построенный за ночь. Он был сожжен, и защитники, цепляясь за последнюю надежду, забрались на каменные церкви. Но и бог не помог, церкви под тяжестью распались в прах. 6 декабря Батый овладел Киевом. Раненого Димитрия он пощадил за отвагу и стал возить с собой.

Блудные Рюриковичи, узнав в своих тихих поместьях о падении Киева, ударились врассыпную: Даниил – в Венгрию, Михаил – в Польшу.

Батый с удовольствием захватывал города и веси, отступая от несговорчивых крепостей. Димитрий, видя разорение родной земли, сумел перевести стрелки на сытую Европу. Темными украинскими ночами стал он рассказывать хану о чудесах военной техники немецкой, о несметных сокровищах городов венгерских, о достоинствах баб «лядских». Батый купился на уговоры и весной 1241 года перешел Карпаты. Дипломатические усилия Императора Фридриха Второго по объединению германских сил успеха не имели, и татары последовательно громили мелкие отряды и брали чистенькие европейские городки. В принципе, Батыю была открыта дорога хоть да самого Парижу, но он пресытился победами, томился огромным обозом, тяготился непривычным ландшафтом. Тут его дважды больно ударили чешские рыцари: Ярослав из Штернберга и сам король Вячеслав. Именно на их счет следует записать спасение Европы. Они умели храбро нападать и стойко обороняться. Именно Вячеслав объединил несколько австрийских и немецких князей и преградил большим войском путь Батыю. Батый повернул восвояси. То есть к нам.

Здесь уже не было никакого сопротивления, никаких партизанских отрядов. Здесь была любимая степь! Здесь можно было обживаться, создавать на обширных пространствах Великую Империю, которую так и не создали за 400 лет варяжские князья.

Наши новые начальники

Татары пришли к нам не военным отрядом и не

поповским посольством, не армией и не колонией. Они пришли к нам ВСЕ! Не вся монгольская нация, конечно, но все племя Батыя и все племена его командиров. Они пришли не на время, как большинство варяжских дружинников Рюрика, они пришли сюда навеки поселиться. Поэтому они ничего не оставили «дома», в Поднебесной империи, они все забрали с собой: и юрты, и кибитки, наполненные имуществом, женами и детьми, и стада овец до последнего ягненка, и всех верблюдов и коней, и хозяйственные мелочи до иголки. А больше у них ничего и не было.

Татары разительно отличались от наших домашних азиатов – половцев, хазар, «лиц кавказской национальности». Однако Писец почему-то не оставил более или менее подробного их описания. На наши укоризненные расспросы он только мелко вздрагивал, обратив затуманенный взор на детали пола. Видно, жутко и тошно ему тогда приходилось, страшной кровавой пеленой застилало глаза, холодело обнаженное сердце поэта: убьют-не убьют? А может быть, просто татары съели всех гусей, до последнего пера, – и чем писать?…

Пришлось Историку собирать фрагменты татарского портрета по заграничным архивам и библиотекам. Он обнаружил в импортных описаниях татар много хорошего и много плохого.

Итак, татары были удивительной внешности: широко расставленные, маленькие раскосые глаза, приплюснутый нос, малый рост. Почти не заметна была растительность на бороде, отсутствовали и рога на голове, вопреки уверениям многих очевидцев.

Жен татарин имел столько, сколько мог содержать. Невесты покупались у родителей очень за дорого. Женились татары на любых женских существах, кроме матери, дочери и сестры от родной матери. Законными признавались дети от всех жен без разбору. Но наследник назначался один – младший сын самой знатной жены. Тут тебе и улучшение породы и продление рода: старшие сыновья раньше гибли в боях и походах.

Главное богатство татарина – скот.

Бог татарина един, всесилен и вездесущ. Но ему не молятся и его не славят! Жертвы приносятся его «ангелам» – языческим идолам. Вот вам и монотеизм на службе государства без заимствования чужих богов!

Татарин боготворит своих умерших ханов, солнце, луну, воду и землю. Считает грехом дотронуться бичом до стрелы, ножом до огня (понимает, что сталь может отпуститься, потерять закалку), переломить кость костью, пролить питье на землю. Молнию татарин считает драконом, оплодотворяющим женщин: чем еще объяснить татарскую многочисленность в грозовых степях?

татары правильно понимают санитарные свойства огня: пленных князей проводят к хану меж двух костров, чтобы отец народов не подхватил иностранную заразу.

Татарин свято чтит своих начальников. Других таких послушных подданных ни у кого не было, нет и уже не будет.

Татарин почти никогда не бранится. Известные нам слова – всего лишь цензурные элементы его речи. Вообще, бранные слова употребляют только татарки, проклиная нелегкую женскую долю.

Татары не дерутся никогда!

И, – о, ужас! – татары не воруют!!! Не знают замков, не запирают кибиток.

Татары очень общительны между собой, самоотверженно помогают друг другу.

Татары воздержанны: когда не удается поесть, – поют и веселятся!

Татарские женщины воистину целомудренны! – божится монах-путешественник Иоанн Плано-Карпини. Скучно…

– Что вы, сударь, приуныли? – заботливо тронул меня Историк.

– Вспомнил детство. Все это я уже читал. В нашей парикмахерской висел плакат с призывом соблюдать все эти татарские добродетели. Он назывался «Моральный кодекс строителя коммунизма» – грустно отшутился я…

Но были у замечательного татарского народа и неприятные для чужих качества и привычки.

Татарин непомерно горд с чужими. Приезжает к хану с докладом великий князь Ярослав, а татары ходят мимо, поплевывают. Ни тебе в ножки поклониться, ни «чего изволите, государь?», ни ласкового привета великой княгине с пожеланием молнии под подол. Слугами и наблюдателями приставляли к порфироносным ходокам все какую-то мелочь пузатую.

С чужими татарин из благовоспитанного пуританина превращался в несытую сволочь: легко раздражался, впадал в гнев, становился лжив, коварен, страшно жаден, мелочен, скуп и свиреп. Убить человека ему легко, – он всю жизнь овец резал. Так что чужие были татарами очень недовольны, но помалкивали. Было у татар и еще одно противное свойство, не извиняемое национальной обособленностью. Очень уж они были неопрятны. Вечно татарин болтался по стоянке оплеванный, обделанный какой-то, немытый-нечесаный, гигиены не понимал, за всякими нуждами далеко от юрты не отлучался.

Закон татарский, написанный Чингисханом, был строг: высшая мера назначалась за 14 видов гражданских преступлений. Вот самые тяжкие из них.

1. Супружеская измена.

2. Воровство.

3. Убийство человека.

4. Убийство животного не по обычаю.

Великий Чингиз оставил и четкий военный кодекс. Татары строго следовали ему, и строительство их Империи шло успешно.

Итак, что же нужно для всемирно-исторической победы? А вот что. Нужно, чтобы войско было организовано строго, по десятичной системе, еще не очень широко применяемой в Европе. Воины объединялись в десятки. Десятки – в сотни. Сотни – в тысячи. Дальше считать было затруднительно, не хватало татарам монастырского образования, и все соединения с десяти тысяч они называли «тьмою» (Помните? – «Эх, ма! Была бы денег тьма!»).

Еще нужно было, чтобы каждый воин помнил свой долг, знал свое место, забыл понятие «пощада» и по отношению к врагу и по отношению к себе самому. Воин должен иметь лук, колчан стрел, штурмовой топор и веревки для перетаскивания техники. Состоятельный воин обязан за свой счет вооружиться саблей, добыть шлем, броню себе и коню. За неповиновение, трусость, слабость, любое непослушание, оплошность в бою наказание только одно – смерть. Если с поля боя бежало не все войско, а отдельные воины или десятки, они умерщвлялись. Если один или несколько татар бились храбро, а их десяток прохлаждался, халтурщиков после боя казнили. Если один попадал в плен, а остальные девять его не освобождали, им тоже было не жить.

Стратегия и тактика татар совершенны. Впереди войска всегда идет разведка – «караул» (тоже вот татарское слово). Разведка не опустошает местности, не отягощается трофеями, а только уничтожает живую силу противника. При тяжкой стычке сразу отступает, заманывает неприятеля. Большое войско ведет зачистку территории – уничтожает все. Вожди не имеют права идти в бой. Они сидят в седле на возвышенности и по-наполеоновски наблюдают битву. Жены и дети здесь же, чтобы вождю некуда было бежать. Реки татары форсируют на специальных плавсредствах – надувных кожаных мешках. Мешок привязывается к хвосту коня, конь плывет, татарин сидит верхом на мешке. Писец рассказывал, что зрелище татарской переправы лишало православных дара речи. Вперед татары всегда выставляют отряды малоценных покоренных народов, как мы в свое время выставляли половцев или печенегов. При осадах используются самые современные стенобитные машины. Тела убитых врагов быстренько перетапливаются на жир. Этот жир забрасывается на крыши осажденного города, следом летят зажигалки с греческим огнем. Все горит!

Татары активно использовали и дипломатию: она резко снижала потери, повышала качество пленных. Так бы все лучшие люди погибли при осаде, а татарам достались только никчемушние князья да бояре. А так, они уговаривали всех сдаваться. Затем сдавшихся выводили в поле, строили, считали, вызывали умельцев, мастеров, художников и ученых. С почестями отводили их в свой лагерь. Затем по надобности разбирали сильных мужиков, женщин и детей. Остальных поголовно уничтожали.

– А как же мы?! – кричали избиваемые князья да бояре.

– А никак, – отвечал татарский начальник, – вас оставлять не велено. Ни в коем случае!

Надо отметить, что все эти действия татары предпринимали не по злобе или жестокости, не из садизма или вселенской ненависти, не по озарению от ангела войны Сульдэ, а по уставу! Все это было раз и навсегда им предписано Чингисханом.

Но вот стихали бои. Мир заключался только с теми народами, которые полностью, безоговорочно капитулировали. Условия, также завещанные Чингизом, были простыми.

1. Перепись населения нового государства, вступающего в союз нерушимый.

2. Каждый десятый молодой человек шел в рабство и услужение при татарской ставке для пополнение людских ресурсов. Остальные становились налогоплательщиками и гражданами Империи.

3. Ставка налога – 10% с имущества, прибыли, всякой добычи. Сейчас это у нас называется «подоходный налог», только ставки у нас все еще хуже татарских. Тут мы с отменой Ига поторопились.

4. Войско субъекта татарской федерации выступает в поход по первому требованию.

5. Руководитель региона по первому вызову летит на ковер к хану «шизым соколом». Не забывает при этом подарки хану, ханшам, всем номенклатурным работникам ставки.

6. Хан заслушивает доклад руководителя и, если что не так, казнит его без базара.

7. На всякий случай хан держит детей губернатора в своей ставке заложниками и постепенно обучает их правильному государственному руководству.

8. Представители хана, баскаки, живут комиссарами в присоединенных странах и помогают князьям княжить.

Закон татарский в своих секретных статьях предписывал на всякий случай уважать все вероисповедания, служителей всех культов, все относящееся к духовной жизни. Поэтому в семье хана были последователи многих религий. Непослушные чада часто назло папе то совершали обрезание, то капризничали за столом: «Свинину я не ем, вина не пью, а руки – мою…». А то заказывали пленным ювелирам нательные кресты.