Перекресток четырех династий. Кривая империя – III. 1533–1610

Елена Глинская. Правление Женское

Василий умер, но успел оставить распоряжение, что правительницей при младенце Иоанне должна быть вдова Елена. Все было подробно оговорено: как трем приближенным лицам – Михаилу Юрьеву, Глинскому и Шигоне при Елене быть, как им к ней входить.

«Входить» мы должны понимать как хождение с докладами», – оговаривался деликатный Историк, чтобы мы не подумали чего дурного.

Но надо было и маленького Иоанна короновать. Пропели многия леты по церквям, благословили ребенка на великое княжение, по городам поскакали лейтенанты принимать у народа присягу новому царю. Присягнули Иоанну и дядья, которые от власти будто бы отказались, но вполне превозмочь свои Чувства по обыкновению не могли.

Василий заранее уговаривал братьев не лезть в цари, они кивали, но бес их не оставлял. Начались переезды удельных князей от одного васильева брата к другому, и Елена заволновалась.

Как черти из бутылки, выскочили и претенденты на заполнение вдовьих пустот. Елена «сблизилась» с князем Иваном Овчиной-Телепневым-Оболенским, который сразу стал мешать Михаилу Глинскому «отдавать свое тело на раздробление». Овчина лучше распоряжался своим телом, и Глинский был посажен в кутузку, где вскоре и умер.

Елена почувствовала вкус к командованию и стала распоряжаться, кого сослать, кого заточить, кого убрать по-тихому. Завертелось чертово колесо интриг, подставок, доносов. Маленький Иоанн только вздрагивал: в отблесках костров на Красной площади ему чудились персонажи бабушкиных сказок, злодеи, горынычи в людском обличье. Вокруг бушевала измена. Казней было мало, потому что «нельзя же было всех перевешать», но ужас повис в воздухе. Бояре, заходя в детскую к Иоанну, поглаживали его по темечку: бедный малютка вот-вот останется без головы! Дикий, параноидальный страх с трехлетнего возраста впитался в сны маленького Вани. Все эти взрослые дела были ему непонятны. Но мама все время находилась в состоянии бешеного напряжения, с милого лица ее не сходил кровожадный оскал. Какое тут могло быть благонравное воспитание? Никакого.

Хорошо хоть поляки да литовцы не сидели смирно. Видя Москву без твердой власти, они поднялись в поход, чем урезонили немножко московских баламутов. Но Ване от этого стало еще страшнее: в тереме зашептали о войне.

Литовцы вторглись на Русь, взяли Гомель и Стародуб, набили 13 000 наших душ, безразличных для истории. Почеп наши сожгли сами и построили новый город Себеж. Литва напала на него, но пушки агрессора стали взрываться от дурного литья. Отсюда произошел перелом в войне. Московские удальцы стали прогуливаться по литовским землям, общее настроение повысилось.

Странное дело, при Елене после этого больше не пришлось воевать. Она очень умело вела переговоры, ни на шаг не отступала от завоеваний мужа и свекра, сумела договориться и со Швецией, и с Литвой-Польшей, и с Крымом, и с Казанью. Через четыре года правления этой жестокой и умной женщины не осталось уже и дел важнее, чем ловить фальшивомонетчиков.

Правда, это дело тоже было нешуточное. Жадные до чужого добра люди стали резать монеты – просто откусывать от них половинки и насильно всовывать продавцам «государевы деньги». Можете вы себе представить, чтобы у нас в кабаке вы расплатились за бутылку оторванной половинкой сотни, а на вторую – тут же за углом – еще купили бы закуски? Нет. Это слишком. А на Руси такое бывало сплошь и рядом. Елена перечитала судебные дела покойного мужа и обнаружила, что он очень круто разбирался с какими-то «многими людьми». Как милость – им отсекали руки, а по настоящему – лили расплавленное олово в рот, чтобы неповадно было плавить казенные деньги и добавлять это олово в серебро 50 на 50! Ловкие русские штамповали потом из хитрого сплава некое подобие монет с неопределенным рисунком. А на рисунок никто и не смотрел: деньги принимали весом. Инфляция достигла 100%. Против серебряной гривны теперь приходилось насыпать на весы 500 московских копеек вместо 250. Елена все это запретила, но печатать монету стала облегченную. Теперь гривна вмещала 300 копеек, чтобы не было большого убытку обманутым вкладчикам.

Елене понравилось приводить в порядок законодательство и финансы, она стала раздавать лицензии на бобровую охоту, допустила в Думу часть второсортных «детей боярских», строила кое-какие города.

Такое благостное правление было обидно и раздражительно. А тут еще Еленин мужик с тройной фамилией стал вести себя вызывающе, демонстративно застегивался и расстегивался у царицыной спальни, власть себе забрал неимоверную. И скинуть наглого фаворита при жизни Елены никак было невозможно. Пришлось Елене умереть 3 апреля 1538 года без видимых причин. «Отравили!» – хором вздохнули Писец и Историк.

Правление Боярское

Восьмилетний Ванюшка остался круглым сиротой. Ему бы в первый класс ходить, изучать Аз-Буки-Веди, но приходилось бросать ученье и идти в люди – трудиться и работать. Царем.

Но и тут было сомнение: долго ли дадут поцарствовать? Или сразу задушат, в ночь после маминых поминок? Все к тому и шло.

Но нет, приличия соблюдались целых семь дней. А уж потом главный воевода Василий Васильевич Шуйский (помните, как он перевешал смоленских партизан в царевых шубах?) позвал своих братьев и переловил всю свиту Елены во главе с Оболенским и сестрой его Аграфеной – мамкой маленького Вани. Последнюю родную душу отняли у пацана.

Здоровяк Оболенский сразу скончался в тюрьме. Было сказано, что от непривычки к тюремной баланде и «тяжести оков». Аграфена отправилась в монашки. Навстречу ей из тюрем выходили политические.

Нечаянно освободили и опасного конкурента Шуйских, князя Бельского. Пока снова сажали его в застенок, пока хватали подручных и родню, пока рубили голову Писцу Мишурину за слишком большой авторитет, сам Василий Шуйский расхворался и помер.

Эта мешкотня спасла жизнь Ване. О нем почти забыли, его отложили на потом. Но в 1540 году, летом, троицкий игумен Иоасаф, перебежав в очередной раз от Шуйских к Бельским, извернулся подсунуть на подпись десятилетнему царю указ об освобождении Ивана Бельского. Сработало! Бельский нагло появился в Думе, стал без доклада ходить к царю, вместе с Иоасафом амнистировать одного за другим врагов Шуйских. Эти люди гораздо нежнее стали относиться к царю Ване, чем прежняя команда.

Тогда Шуйские стали звать Русь к топору. Подняли Новгород. Собрали большое количество бояр да дворян и 3 января 1542 года ночью вошли в Москву с 3 сотнями дружинников. Неожиданное вторжение небольшого отряда имело успех. Бельских со товарищи перехватали. Ивана Бельского отправили в ссылку, но потом одумались – нельзя же без конца повторять одну и ту же ошибку и послали вдогонку трех убийц. Убили князя. Иоасаф бежал в спальню к царю. Отсюда его выволокли и увезли в ссылку. Ваня в слезах и ужасе дрожал под одеялом. Жуткие ночи боярских разборок одна за другой отпечатывались в сердце ребенка.

Шуйские почти воцарились. Положение маленького великого князя становилось смертельно опасным. Шуйские хватали, избивали, волокли на расправу дворян государя прямо из-за обеденного стола в его присутствии. Послал как-то Иван митрополита заступиться за какого-то избиваемого, так митрополиту наступили на мантию и толкнули: пошел, козел! – мантия треснула сверху донизу. В общем, держали Ивана за предмет мебели, никто не занимался его воспитанием и образованием. И напрасно! Стал Ваня сам читать книжки зарубежных авторов. А в книгах, как мы знаем, одна только ересь да суета!

Когда тебе 13 лет, когда тебя в глаза все называют великим князем, надеждой всего прогрессивного человечества, то ты как-то забываешь о щипках и шлепках, о жутком шепоте в дворцовых переходах и начинаешь задумываться: а в чем оно состоит – твое величество?

Вот дед и отец, хоть и не были венчаны на царство, но назывались царями. А вот – в книге описан быт и нравы византийских царей да римских императоров, так это – цари! Нужно было Ване поразмыслить, как и самому стать настоящим царем, сильным и грозным. И время у него на это – было. Ваня не только читал и наблюдал, он впечатывал навек в свою память всю ненависть, весь страх, все презрение к жизни и достоинству других людей, так часто его обижавших.

«Иоанна оскорбляли вдвойне, – замечает Историк, – оскорбляли как государя, потому что не слушали его приказаний, оскорбляли как человека, потому что не слушали его просьб, в Иоанне развивались два чувства: презрение к рабам-ласкателям и ненависть к врагам, ненависть к строптивым вельможам, беззаконно похитившим его права, и ненависть личная, за личные оскорбления».

Вот запомним, для примера, две фамилии – Шуйский и Тучков. Первый в присутствии Ивана клал ноги на постель его отца, второй топтал ногами и колол спицами вещи покойной матери. Они думали, он это забудет?

Придворные в своей обычной наглости хватили через край. Кто же знал, что малец выживет? Надо было знать! А они себе на беду воспитывали в дурном мальчишке порочные наклонности. На развлечение ему приводили кошек, собак, а потом и арестантов, чтобы он их сбрасывал с кремлевской стены. В 15 лет Ваня с бандой таких же сопляков уже скакал по ночным улицам Москвы, избивал и грабил прохожих.

И вот настал час. Волчонок решил, что пора опробовать зубки. Они уже изрядно подросли, испытали упругость тела, хряск костей и вкус крови.

Иван напал 29 декабря 1543 года, ровно 455 лет назад, день в день от сего дня, когда пишется эта строка. Он велел схватить и отдать псарям первосоветника боярского Андрея Шуйского. Псари убили вельможу, волоча в тюрьму, – а чего ж он сопротивлялся органам и не шел сам, куда следует? В ссылки были разметаны все прихлебатели Шуйских. Какая казнь постигла Тучкова, остается только догадываться, но он исчез.

«А бояре стали от государя страх иметь и послушание», – обрадовался верный Писец.

Тут Афанасий Бутурлин выразился неудачно, может быть, при дамах, и ему 10 сентября 1545 года прилюдно отрезали язык. Круто! Соответственно и кодло Бутурлина быстро последовало в Сибирь. Ох, пардон! Сибири еще у царя не было. Вот когда, небось, он задумал ее присоединение! – ссылать воров в европейскую часть Росии стало как-то смешно.

Иоанн показал всем, что штурвал государственной посудины находится в крепкой руке 15-летнего капитана. Он казнил и прощал чужих, щелкал по носу своих, чтоб не высовывались.

Выяснилась прелюбопытная особенность юного царя. Он не боялся простого народа. Он его просто не замечал. Вот на охоте произошла перестрелка между новгородскими пищальниками, принесшими челобитную, и качками из личной охраны царя. Случились жертвы. Вы думаете, Иван велел перевешать новгородцев, как это с удовольствием сделали бы его отец и дед? Нет! Он про них забыл и думать. А послал он своего Писца, дьяка Ваську Захарова, чтобы тот погрелся у костров и узнал, кто подбивал народ на бунт. Потому что «без науки этого случиться не могло!» Васька походил, послушал, и вот, пожалуйста, главари нашлись: князь Кубенский и двое Воронцовых. Тут же – головы долой. Сообщников – в ссылку.

13 декабря 1546 года, как только миновала царя страшная, позорная строчка «дети до 16 не допускаются», он кликнул митрополита и велел себя женить. Не слыхал еще мальчик о сексуальной революции, о превратностях брака, о больших возможностях царского служебного положения.

На другой день митрополит созвал молебен, куда приглашены были даже опальные, но приличные семейства. Вдоволь помолившись, двинулись к царю. И царь сказал им, что сперва хотел он жениться за границей. Но потом передумал. К чему-то вспомнились ему покойные папа с мамой, пришла несвязная мысль: а вдруг мы с молодой не уживемся, так куда ж ее девать? И решил царь жениться на своей, русской.

Митрополит и окружающие умилились, заплакали от радости, что Иван такой самостоятельный да смышленый: даже поручил митрополиту и боярам невесту приискать! Все растрогались до обморока.

Только, что это там еще говорит наш Ваня? А говорит он таковы слова, что все думские мудрецы, все теоретики-богословы не сразу и понимают их новизну и опасность. Как бы скороговоркой пожелал государь перед венчанием брачным венчаться на царство! Ох, никто до него на это не дерзал! Венчались на великое княжество Киевское, потом Владимирское, потом Московское и всея Руси. А на царство в мировом масштабе – это пока нет.

Венчание на царство означает, что вот ты стоишь в Успенском соборе, задравши голову, а вон там – в синей чаше, размалеванной шипастыми звездами, – твой Бог. Ну, тут еще вокруг суетятся какие-то мелкие, смертные людишки. И ты говоришь Богу (а людишки поддакивают), что ты пришел под руку Господню осуществить волю Божью на всей земле. А Бог с твоим приходом соглашается, ну что ж, говорит, Ваня, давай поработаем. И митрополит мажет тебя миром и елеем уже как бы не сам, а будто бы рукой Бога. И становишься ты, сирота, «помазанником божьим».

И теперь ты – Царь в законе, а не на бумаге, и это – великая власть, в принципе, – над всем миром, и это – великая ответственность перед Богом. Если раньше крымские Гиреи получали от твоего отца письмо с подписью «царь», пьяно ржали и в ответном письме обзывали царя «улусником», а он из дипломатических соображений умывался от плевка, то теперь ты, Ваня, отвечаешь за честь царского имени перед Богом. То есть, должен ты немедля брать Перекоп, сечь башку Гирею и всему его выводку, крестить крымско-татарский народ в севастопольской бухте, открывать Бахчисарайский фонтан для всенародного посещения.

Бояре да дворяне, отцы святые в суете при таких делах, поди ж и не поняли, что кончилось правление боярское, кончилась спокойная жизнь, опять кончилось старое Время.

Имперская Теория. Главный вопрос Философии

Зачем ученый люд сочиняет теории?

В научных кругах считается, что разработка теорий необходима для развития практики в нужном направлении. «Практика без теории слепа». Это значит, что изобретатель колеса или паруса обязан сначала долго мучиться над бумагой или пергаментом, анализируя свойства разных воображаемых конструкций и моделируя в голове сопротивление среды. А уж потом взять да и вырезать деревянный кружок для тачки, сшить полотняный квадрат для парусной лодки. И сразу ехать под горку, плыть в открытое море.

На самом деле, за исключением нескольких сумасшедших случаев, никто заранее ничего такого умного не рассчитывает. Сначала долго спотыкаются о круглые камни и подставляют плащи попутному ветру, потом вырезают колеса и паруса, а уж потом, путешествуя в карете или на яхте, задают себе праздный вопрос: как зависит тряска от веса колеса, а качка – от формы паруса. Да и тут, в основном, обходятся природной смекалкой или практическим опытом. «Теория без практики мертва». Удачливых любителей препарировать труп, а потом оживлять его, в истории известно немного.

Строительство Империи всегда было сугубо практическим, земным делом. Известные Империи создавались конкретными людьми в порядке интуитивного эксперимента, на основании инстинктов и чувств. Это уже потом теоретики стали придумывать разновидности Империи – Коммуны и Утопии. Их модели существовали недолго, создавались, жили и гибли не так, как задумывал беспокойный автор. Сам выдумщик никогда не становился Императором. Всегда из-за спины мудреца выскакивал какой-нибудь юркий параноик с сухой рукой, и дело поворачивалось в правильную, чисто практическую сторону.

Тем не менее, интересно поставить себя на место первобытного социолога и попытаться разработать теорию, идею, методологию имперского строительства.

Вот, лежим мы, значит, на теплом античном песочке и сочиняем вопросы, важные для жизни каждого человека. И сами же на эти вопросы отвечаем. В конце концов, любая теория – это ответы на вопросы: «что делать?», «кто виноват?», «кто такие „Друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?», «как связаны масса, энергия и скорость света?», «кто крайний?».

Надо заметить, что теоретик Империи не должен опускаться до житейских раздумий над ерундой, сокрушаться о массе тела и скорости света. Его Главный Вопрос звучит так:

«НУ, А ДАЛЬШЕ-ТО ЧТО?»…

Вот, я смотрю, вы не ощутили сразу величие и глобальность этого вопроса! Этот вопрос – краеугольный камень, корень жизни, соль земли.

Попробуйте в любое мгновение дневной суеты, в любом месте нашей планеты, в любой ситуации задать себе или окружающим какой-нибудь из «научных» вопросов. Вы очень легко можете почувствовать себя идиотом. А как вас еще понимать, если в очереди за колбасой вы вдруг выкрикиваете на весь магазин: «А что, „Е“ у вас равно „М“, умноженному на „Ц-квадрат“?». Неплохо также в пылу футбольного матча побродить по трибунам стадиона и поприставать к нервным болельщикам с вопросами о «Друзьях народа» или первичности материи и сознания. Как раз схлопочешь флагом под дых!

А наш Главный Вопрос подходит к любой ситуации. В магазине вам на него ответят, что «дальше» очередь просили не занимать, колбаса кончается. На стадионе вам скажут, что «дальше» «Спартак» станет чемпионом, и это неизбежно, как падение подгнившего Ньютонова яблока. Наш Вопрос уместен и в портовом борделе и в королевском философском обществе. И даже если подняться на тайную горную вершину и в туманном дворце поставить Вопрос ребром, то и тут получишь уместный и правильный ответ: «А дальше вы все умрете!» Поэтому я надеюсь, что наше открытие, наш Главный Вопрос вы, дорогие читатели, пронесете с собой через все оставшиеся годы и расстоянья.

К строительству Империи, к разработке ее теории способен приступить только тот, кто хорошо усвоил первичность главного вопроса. Он не будет коротать жизнь на околосветовых скоростях, не будет заниматься мелкой политической возней в унылом провинциальном городке, он вырвется из повседневной колбасной суеты. Он все время будет держать в подсознании наше «ну, а дальше-то что?». И он не будет мешкать. Не будет знать жалости и эстетских колебаний. Остановившись в своей любознательности у самой последней черты перед мудрым летальным ответом, Творец Империи сформулирует целую вереницу более мелких, тактических вопросов. И сам быстро и правильно ответит на них.

Вопрос 1. Надо ли работать?

Ответ 1. Работать надо!

Работа порождает много прекрасных вещей, вкусную еду, вино, удовольствия. Но работать надо вообще. Всем трудящимся. А конкретно мне работать не надо. Не хочется. Тяжело, вредно для здоровья. Пашешь, пашешь, ну, а дальше-то что? Мозоли, грыжа, остеохондроз, инфаркт, вечная память до сорокового дня. Нет, пусть лучше пашут другие, а мы придумаем, как им с нами поделиться.

Вопрос 2. Сколько мне нужно женщин, рабов, земли, машин, богатства – всего, что есть хорошего?

Ответ 2. Много!

Мне нужны все девки села Берестова, все экспонаты Парижского автосалона, все Южное Приднепровье. Ну, а дальше-то что? А дальше – вся Восточная Европа, да и Западную приберем. А там и Азия не за горами. Урал – разве ж это горы? Короче, мужик, кончай мелочиться, дальше нам нужен весь мир! Но начнем мы с Южного Приднепровья.

Вопрос 3. А захотят ли люди, божьи твари, народы этих украин, франций и канад под мое крыло? Не тяжко ли им будет строить мою Империю? Не простудятся ли они на возведении пирамид и рытье каналов? Не вывихнут ли ручки-ножки в кавалерийских упражнениях? Не поистратятся ли в освоении сибирских курортов? Не выродятся ли морально в кровопролитии, голоде, оскорблениях и унижениях; не научатся ли чему дурному в своем скотском прозябании ради моей великой цели? Не следует ли их пожалеть, полюбить да поголубить, поучить да полечить?

Ответ 3. Перебьются!

Ну, пожалеешь ты их. Поучишь и полечишь, так они разленятся, разъедятся, разнежатся да расплодятся. В лучшем случае – одном из ста – скажут тебе «спасибо». Ну, а дальше-то что? Дальше все они все равно передохнут. И следа от них не останется. А пирамида будет стоять недостроенной на посмешище археологам. А музеи наполнить будет нечем. И великой страны, Империи имени Твоего Имени, на глобусе не будет!

Вопросы эти задавать можно без числа. Важно только при подборе ответа вовремя проверять его правильность нашей великолепной формулой «ну, а дальше-то что?»!

Второе пришествие Иоанна Грозного

Когда мы учились, нам многократно объясняли роль личности в Истории. Объясняли все время по-разному, но подводили к одному: не личность определяет Историю, а общественная необходимость, мировой процесс, воля народных масс. Ради приличной оценки мы с этим соглашались. Пусть личность не определяет Историю. Пусть она ее только делает.

Мало на Руси найдется персонажей, которые до такой степени «сделали» Историю и народные массы, как Иван Грозный.

16 января 1547 года Иоанн IV Васильевич венчался на царство. Весть о воцарении Иоанна понеслась по стране вдогонку за сватьей грамотой. В той грамоте было сказано: «Когда к вам эта наша грамота придет и у которых будут из вас дочери девки, то вы бы с ними сейчас же ехали в город к нашим наместникам на смотр, а дочерей девок у себя ни под каким видом не таили б. Кто ж из вас дочь девку утаит и к наместникам нашим не повезет, тому от меня быть в великой опале и казни. Грамоту пересылайте между собою сами, не задерживая ни часу». Вот так!

Этот, совсем уж сказочный эпизод полон страсти, надежд, опасений и романтики. Будто ожила на миг Русь Владимира и Мстислава.

На практике все, однако, было не столь занимательно. Потные гонцы мотались по губерниям. Отцы приличных семейств чесали в затылке: что есть «дочь-девка»? Непонятно и страшно было также значение слова «казнь». И совсем уж жуткие сцены представлялись в мужском воображении. Вот к царю приводят целые толпы дочь-девок. Что и как он с ними будет делать?

Но все обошлось местными конкурсами красоты. Во втором туре в Москве победила Анастасия, «девушка из одного из самых знатных и древних боярских родов: дочь умершего окольничего Романа Юрьевича Захарьина-Кошкина». Историк простительно преувеличил древность и знатность рода Анастасии – она была первой «Романовой». Царь тоже полюбил ее с первого взгляда.

3 февраля отгуляли свадьбу. Тут и начались какие-то нелады с Небом.

12 апреля вспыхивает сильный пожар в Москве. 20 апреля – другой. 3 июня падает большой колокол – «Благовестник». Теперь нескоро на Руси услышат благую весть.

21 июня – снова страшный пожар. При сильном ветре море огня несется от очага в церкви Воздвижения на Арбате по крышам домов и поглощает весь западный край столицы до реки Москвы. Тут же вспыхивает маковка Успенского собора в Кремле, пылает и сгорает вся царева, казенная и божья недвижимость: «царский двор», «казенный двор», Благовещенский собор, Оружейная палата со всем оружием, Постельная палата с казною, двор митрополита. В каменных церквях остались только стены; погорело все добро, которое горожане натащили под божью защиту. Только в главном, Успенском соборе уцелел иконостас. Митрополит Макарий, крупный средневековый писатель едва остался жив, прижав к груди чудотворную икону Богородицы, лично рисованную праведным митрополитом Петром. Из обложенного огнем Кремля митрополита спускали на веревках к реке, так и веревки оборвались, и Макарий расшибся до бесчувствия. Сгорели все торговые ряды, лавки, посады, все, что окисляется при нагревании. Ну, и народу, конечно, погорело 1 700 душ.

Царь с молодой женой и боярами уехал от такой беды на дачу в Воробьево.

Тут, конечно, что-то было не так. Жара стояла, но это – пустое. Обезумевшие толпы москвичей напомнили Ивану страшные ночи детства, огонь московского пожара смешался в его зрачках с безумным душевным огнем. А тут еще начальники, ответственные за противопожарную безопасность, стали путать след. Стали говорить, что Москва сгорела не просто так.

– А как? – побежали мурашки по спине царя.

– А вот как. Стало нам, государь, доподлинно известно, что некие чародеи вынимали сердца человеческие, мочили их в воде, водой этой кропили по улицам. Как же Москве было не загореться?