На мягких лапах

К казачьему голове подсел старшина томского гарнизона Зимовей Пехтин с кружкой пива в руке и заговорил об очередном походе в джунгарские степи с целью обмена неучтённых мехов на шёлковые ткани у тамошних, китайских торговцев.

–– Да иди ты ко всем чертям, Зимовеюшко! – взвыл Юрий Иванович. – Тут не ведаешь как за продовольствие отчитаться, что истратили на ачинцев, а он про поход, про тряпки! Тьфу на тебя!

Старшина, убедившись, что начальнику не до него, тихо убрался, зато его место заняли два молодца в тёмно-красных кафтанах. Расторопный кабатчик тут же поставил перед новыми гостями по баклаге пива и положил связку жирных, вяленых голавлей. Юрий Иванович от думы своей оторвался и оторопело уставился на молодцов. Поочерёдно посмотрев на одного, на другого, хрипло с опаской заговорил:

–– Вы кто, гостюшки? Откуль прибыли? Уж не из Тобольска ли? Аль из самой Москвы? За мехами что ль? Тако рано ещё.

Один из молодцев отхлебнул пива и, с любопытством уставившись на Юрия Ивановича, заговорил:

–– Мы вообще-то из Центра, с тобой вот захотелось познакомиться. Моё имя Артур, а друга моего зовут Николай.

–– А чего со мной знакомиться? – медленно заговорил городской голова, тупо соображая. Он подозрительно взглянул на молодцов и по сторонам, где за соседним столами обедали строители. – Меня здесь каждая собака знает, я Юрий, сын Иоаннов из Трапезунда, назначен указом государя всея Руси Алексеем Романовым, здесь в Томске, воинским начальником и губернатором округа.

–– Это нам известно! – добродушно улыбнулся Иродов.

У Трапезундского всплыла мысль, что эти молодцы не зря тут появились, да ещё втихаря. Чёрт их разберёт, может, подосланы эти люди дьяками Сибирского приказу его проверить, мол, много ли наворовал? Тако Томский край мне в кормление отдан, хоша бы и временно и весь ясак я в Москву через Тобольск отсылаю, а, ежли что и взял себе, тако то сверх налога государева. Ну, вот принесла же нечистая сила этих обормотов, да совсем не ко времени, тут с ачинцами не знаешь как разобраться, а теперь вот ещё и с этими вожгайся…

–– Артур, имя ливонское, – начал ни с того, ни с сего гадать Юрий Иванович, – да и по говору вашему, ребятки, вы скорей из немцев будете, по-русски-то говорите коряво.

–– Ничего! – успокоил гость. – Говорить ты будешь, а мы послушаем. Давай, выкладывай нам свою личную жизнь от самого рождения о до сего дня.

–– А кто вы такие, дабы я вам вот так запросто свою подноготную выкладывал? Добром пока спрашиваю?

Трапезундский поднял руку, чтобы позвать казачий караул, что тоже обедали за соседним столом, но под строгим взглядом гостя, что назвал себя Артуром, руку почему-то опустил, поспешно взял кружку с водкой, глотнул, не поморщившись, и, вдруг, его понесло, против собственной воли язык, будто сам по себе, повёл длинный, с подробностями, рассказ…

*****

Родился Юрий в самом начале семнадцатого века в городе Трапезунде Османской империи в православной семье грека Иоанна. Был он в семье третьим сыном и крещён был под именем Георгий. Мальчишка рос бойким, помогал отцу в мелкой торговле, и в многонациональном портовом городе быстро выучил кроме своего греческого турецкий язык, а ещё итальянский, потому как в городе много было генуэзских торговцев. Кроме этих языков талантливый парень освоил испанский, потому как он по произношению близок к итальянскому, и, хотя хуже – голландский, потому как в городе было немало выходцев из Нидерландов. А ещё в городе было немало армян, грузин и горцев с Северного Кавказа, были болгары, сербы и русичи. Мальчишка, с утра до ночи вертясь среди этого разношёрстного народа, нахватался от людей разных национальностей всего понемногу и даже того, чего бы и не надо.

Но, главное, что усвоил молодой грек, так это заповедь греческих мудрецов, которые прямо указывали дорогу в жизни: «не можешь изменить сложившиеся обстоятельства, приспособься к ним». Изречение верное, ну парень и приспосабливался. Вот уж к Георгию и двадцать лет подкатило, а молодой человек всё ещё не обзавёлся своей семьёй, нищета не позволяла, да и отец ничем помочь не мог. Соседская девчонка Меримэ по утрам кормила верблюдицу и, завидев молодого Георгия шутливо, но с прозрачным намёком спрашивала:

–– Эй, сосед! Когда меня замуж возьмешь? Или тебе больше по нраву моя сестра Зульхаят?

Парень, немного смущаясь, на полном серьёзе отвечал:

–– Да я бы хоть завтра, севгелим (моя дорогая) Меримэ, но ещё не заработал на калым твоему отцу, уважаемому Керимоглу.

–– Ха-ха-ха! – посмеивалась девушка. – Шёл бы в корсары гребцом, у них за один год можно заработать на калым не только за меня, но и даже ещё за сестру Зульхаят.

–– Тешеккюр мерим (спасибо) за совет, надо подумать, – отвечал Георгий.

–– Пока раздумываешь нас с сестрой отец продаст какому-нибудь молодцу с кошелём полным серебряных акче, – веселилась юная красавица.

Беспощадное время, так казалось Георгию, неумолимо двигалось куда-то в неопределённое будущее, а он всё никак не мог устроиться в этой жизни. Но вот в одно прекрасное утро в шумном порту парня окликнул знакомый торговец зерном, генуэзец Корнелий:

–– Эй, Георгий! Хочешь подзаработать?

–– Хочу! – быстро согласился парень, тут же вспомнив про калым и весёлую соседку Меримэ.

–– Ну, айда на мою приватиру рядовым матросом, а на стоянках в портах будешь помогать вести торг с иноземным покупателем. Учти, я мог бы любого босяка взять в матросы, но беру тебя за знание языков, мне сказали, что ты кроме своего родного греческого владеешь итальянским и испанским, а ещё голландским и тюркским.

–– Мал-мала балакаю, Корнелий, – живо откликнулся парень.

–– Иди, предупреди отца, возьми с собой ложку, чашку и кружку, да шпарь на мой корабль.

–– А, куда пойдём, уважаемый Корнелий?

–– Ишь ты! Это не твоё дело! – отрубил владелец приватиры. – Ну, да ладно, тебе скажу: в Александрию пойдём за зерном, а потом посмотрим. Всё, поторопись, парень!

Хорошо началась служба у Георгия на торговом корабле. В Александрии загрузились зерном под самую завязку, зашли на остров Карпатос в архипелаге Южные Спорады, да зерно там и продали. Хозяин Корнелий получил огромную прибыль и как водится его обуяла великая жадность, островные чиновники пожалели, что мало привёз и, мол, они готовы принять ещё две-три таких приватиры с зерном. Корнелий решил сделать ещё два рейса за таким нужным товаром. Пошли опять в Александрию и в море, средь бела дня на их парусно-гребной корабль напали алжирские пираты. Незагруженная ещё товаром, лёгкая приватира имела быстрый ход и смогла бы избежать захвата, но пиратская галера была вооружена десятком фальконетов, а потому произвела залп из трёх орудий по носу торговца. Пришлось остановиться и лечь в дрейф. Пираты взяли приватиру на абордаж, обшарили корабль, забрали всю выручку у Корнелия, но никого убивать не стали. У них оказалась нужда в людях для обслуживании такелажа и парусов, да и гребцы были нужны – вот они и взяли с собой два десятка матросов с ограбленной приватиры, среди которых как назло оказался и Георгий.

Приватиру с остатками людей и растерянным хозяином налётчики отпустили. Пираты действовали на море очень даже по-хозяйски: живой хозяин торгового корабля с людьми им был гораздо нужней, выгодней. Хозяин приватиры в ближайшем порту новых матросов наймёт, денег наживёт быстро: корабль свой предоставит в аренду александрийским купцам, сделает два-три рейса с нужным товаром в ближайший архипелаг, а с нажитыми деньгами сам закупит, например, хлеб, отвезёт на острова и уже снова будет при хорошей прибыли, грабь его опять, а таких торговых кораблей в Средиземном море даже не сотни – тысячи. Грозы пиратов, турецких военных галеасов с пушками, Османская империя для всех торговцев предоставить, естественно, не могла, Средиземное море с Эгейским большие, островов во множестве, есть где укрыться, а потому алжирские пираты чувствовали себя на морях более, чем вольготно.

Так началась служба Георгия у пиратов и опять его выручило знание языков, хозяину, известному всем корсару Джафар-бею, такой толмач очень даже понравился и пригодился. Через несколько месяцев грабежей торговых галер и более грузных приватир Георгий имел уже толстый кошель, набитый золотыми пиастрами, серебряными акче и дирхемами, он мог уже легко заплатить калым скупому соседу Керимоглу за обеих его дочерей. Георгий уже заподумывал как бы смыться с пиратского корабля, уйти из-под неусыпного ока воинственного Джафар-бея, но осторожничал, если поймает, то всё – секир-башка.

Сам Джафар-бей не всегда участвовал в морских, грабительских походах, часто сидел на пиратской базе на берегу и подсчитывал доходы, нажитые неправедным путём, а на быстроходной галере чаще хозяйничал заместитель Джафара Мустафа-ага, тоже головорез тот ещё. Но вот, наконец, представился удобный случай, когда можно было сменить пиратское, беспокойное сообщество и существование на мирную жизнь простого торговца. Естественно, с гаремом из двух хотя бы жён, меньше нельзя, будешь считаться нищим и никто не захочет иметь с тобой серьёзных дел. Случай-то Георгию представился, да шаловливая судьба повернулась к нему не тем боком.

Не менее жадный до чужого добра пират Мустафа решил прощупать новые международные торговые линии, для чего перебросил разбойничью галеру за Геркулесовы столбы, где с юга, из Африки, на север, и наоборот, без устали сновали торговые галеасы и приватиры испанцев, португальцев, голландцев, французов и англичан. Не подумал, казалось бы, опытный корсар, что на этой торговой линии военные корабли перечисленных стран курсируют тоже часто, а островов и мысов в Атлантике, за которыми можно спрятаться от погони военного корабля мало или совсем нет. Погнавшись за лёгкой добычей, неповоротливым испанским галеасом, Мустафа со своими людьми не заметил появившийся из ниоткуда испанский военный фрегат при пятидесяти пушках, шесть из которых были тяжёлыми и дальнобойными кулевринами. Испанец на полном ходу дал залп из тяжёлых орудий по галере Мустафы и двадцатичетырёхфунтовое ядро разворотило нос пиратской посудины. Пришлось спешно сдаться, потому как следующий орудийный залп отправил бы всех джентльменов удачи на дно Атлантики.

Капитан фрегата Себастьян Очоа де ла Майор мог бы повесить на реях мачт своего корабля всех кто был на пиратской галере, да Георгий, знавший итальянский и испанский языки, успел крикнуть, что здесь более сорока человек являются гребцами-невольниками, по сути рабами. Капитан решил не брать греха на душу и привёз всех захваченных на галере в испанский порт Кадис, пусть с разбойниками и их рабами разбираются королевские власти. Пленников временно поместили в портовый загон для скота, дали воды для питья, а больше ничего.

На следующее утро с пленниками решил разобраться сам глава города Кадиса Хуан Альваро Рибера. Пятидесятилетний, солидный на вид, хозяин города с секретарём и писарями расположились за большим, тяжёлым столом в портовой канцелярии. Глава города был одет в коричневый бархатный камзол и широкополую шляпу, сидел в просторном кресле, на пленников поглядывал презрительно. Охранники приводили задержанных по одному, где суд над ними происходил довольно коротко: был, участвовал, всё – на серебряные рудники, на тяжёлые, горные работы. Очередь дошла до Георгия и он на ходу переобулся: с порога заявил, что он итальянец, да ещё и католик, и сам, якобы, попал в неволю к алжирским пиратам. Глава города сразу оживился, Георгия освободили от ручных оков, усадили на скамью и глава города, а он приходился какой-то там роднёй королю Филиппу 1У, а потому тоже считал себя ревностным католиком и уж, конечно, справедливым судьёй.

–– Моё имя Георгиос Нино из Ломбардии, я был торговцем, у меня была своя приватира и я занимался регулярной поставкой пшеницы из Александрии в Италию, – безбожно врал Георгий, пользуясь знанием языка.

Рибера расплылся в улыбке, кивнул писарю и тот, догадливый, тут же поднёс мнимому итальянскому торговцу вина в фаянсовой кружке. Георгий вино, не спеша, выпил, городского главу искренне поблагодарил.

–– Как же ты попал в плен к пиратам господин Нино? – поинтересовался Рибера, с некоторым подозрением поглядывая на почти новую зелёную куртку из шерсти, красные штаны из тяжёлой камки и добротные жёлтые сапоги пленника.

–– Моя приватира находилась к востоку от острова Мальта и Сицилии, – безбожно сочинял свою мнимую историю Георгий. – Капитан, было, повернул корабль к северу, к недалёкому уже Мессинскому проливу, когда на нас неожиданно напали пираты этого проклятого разбойника Джафар-бея. Мой корабль захватили и пригнали на свою базу возле Бизерты, моих людей мигом продали гребцами на разные корабли, а меня посадили на весло в этой вот галере. Командор Мустафа решил прочесать корабельные пути в Атлантике, а так как я владею несколькими языками, то он меня от весла освободил, выдал вот эту дорогую одежду и я, хотя и раб, стал на корабле толмачом.

Дон Рибера, сидя за массивным столом в большой комнате таможни, учтиво выслушал вдохновенное враньё Георгия и, видимо, поверил:

–– Хорошо, господин Нино! – важно, но участливо заговорил он. – Ты свободен, можешь жить у нас в Кадисе, в Кастилии, заводить здесь своё дело или ехать в свою Ломбардию.

Глава города выложил на стол кошель из замши, набитый деньгами.

–– Здесь сто реалов серебром, господин Нино, – заговорил дон Рибера. – На первое время этих денег тебе хватит, а там раскрутишься. Человек ты, я вижу, многоопытный, деловой, а Господь завещал нам помогать друг другу и выручать из беды…

*****

Георгий и в самом деле поднакопил жизненного опыта, но в Испании, под крылом католических чиновников короля Кастилии Филиппа 1У, ему пребывать не хотелось и он искал удобного случая убраться из страны, но вот куда? Наслышан был парень, что Голландия, страна на севере Европы, свободна от деспотии правителей, с голландскими торговцами он сталкивался ещё в родном Трапезунде, да и худо-бедно языком северян владел. Удобный случай этот Георгию подвернулся в портовой харчевне, куда он в этот день зашёл пообедать.

Дымный, пропахший чесноком, восточными специями и жареной козлятиной зал харчевни, выложенный из дикого пластинчатого песчаника, больше походил на конюшню, здесь даже огромная печь с поварами не была отделена от длинных столов с жующей и пьющей клиентурой. Георгий нашёл местечко в углу зала, где за торцом стола сидел явно моряк, был он в чёрном плаще, на голове кожаная шляпа, пухлое лицо с седоватыми бакенбардами было красноватым и обветренным. На столе возле моряка стояла двухлитровая деревянная кружка с пивом и два жареных кебаба на спицах. Кружка походила на маленькую бочку с бронзовыми обручами и блестящей бронзовой ручкой. Георгий взял, да и по-немецки поздоровался с моряком, и тот, удивлённо вскинув седоватые брови, с улыбкой кивнул на место рядом. Кёльнер в кожаном фартуке, даже не спрашивая нового клиента, тут же поставил перед Георгием такую же кружку с пивом, что и у соседа и положил две спицы с горячим кебабом.

–– Всегда приятно встретить земляка на чужбине, – продолжая улыбаться, заговорил моряк.

–– Да я вообще-то грек из Трапезунда, – честно ответил Георгий.

–– Коли, человек говорит на языке моей чудесной родины, – заметил моряк, – да на чужбине, то для меня он уже земляк. А в городе Трапезунде, кстати, я бывал, и не раз по торговым делам, а недавно по ремонту такелажа моей грузовой приватиры. Будем знакомы: перед тобой Янсен Ван Джелле, потомственный моряк, но не каботажник, а дальнего плавания, ну и по совместительству торговец. Родом я из городка Гауда, где делают лучшие сыры в Европе.

–– Ну, а я Георгий Иванов Трапезундский! – представился новому знакомому бывший пират. – Я тоже торговый моряк, да вот сел на мель и волею судьбы оказался в этом порту.

Голландец волосатой рукой взял свою кружку и, слегка стукнув ею о кружку Георгия, дружелюбно бросил:

–– Выпьем за знакомство, Георгий!

Новые знакомцы отпили по нескольку глотков, заели пиво куском кебаба и голландец, слегка покривившись, заметил:

–– Здешнее пиво с нашим даже и сравнивать не хочу, наше гораздо лучше. Прошу прощения, господин Трапезундский, ты ведь похоже моряк бывалый, а каким ветром тебя сюда-то занесло?

–– Привыкший с детства врать и фантазировать, Георгий принялся излагать голландцу новую историю своих похождений:

–– Моя приватира, дорогой Ван Джелле, попала в шторм возле берегов Мавритании две недели назад и утонула, – фантастически изворачивался Георгий. – Думаю, что и люди мои утонули, а меня целые сутки буря таскала по волнам и не утонул я только благодаря Провидению и обломку мачты, за который я держался изо всех сил. Через день буря утихла и меня, слава Богу, подобрал испанский военный фрегат и доставил сюда, в Кадис, – вот я третью неделю здесь и отираюсь, и не знаю, куда податься, знакомых, кто мог бы поручиться за мою голову, у меня в Кадисе нет.

–– Так айда к нам, в Роттердам! – дружелюбно воскликнул Ван Джелле. – Зарегистрируешься в порту как потерпевший от бури, а я как свидетель подтверждение дам, получишь компенсацию за утерянное имущество, пусть хоть и не в полной мере, но всё же поддержка. Правда, должен тебе сказать, что тебе надо будет записаться в Лигу торговцев Роттердама, тогда обязательно получишь материальную помощь.

Георгий взглянул в голубые глаза голландца, в них не было и тени подвоха, глаза моряка излучали чистоту помыслов и желание как-то помочь собрату по профессии и это его подкупило:

–– Спасибо, брат Янсен, я подумаю, – заговорил Георгий.

–– Да чего там думать? – горячился голландец. – Я завтра поутру ухожу домой, давай, со мной. Или у тебя семья в Трапезунде, тогда другое дело.

–– Да я не женат! – пояснил Георгий.

–– Ну так и нечего раздумывать! – подвёл черту моряк. – Коли, ты человек свободный, что тебя может удерживать в Кадисе?

–– Да ничего!

–– Всё! Со мной пойдёшь, брат! – решил голландец. – Мой корабль под названием «Зеландия» стоит возле седьмого причала, найдёшь быстро. Хотя приватира и не моя, но я в равной доле с её хозяином и являюсь капитаном на ней. Мои распоряжения имеют силу закона моей страны, кого хочу, того и беру на борт…

*****

Георгий в портовой гостинице для моряков остановиться на временное проживание побрезговал. То, что ночлежка для морских волков была грязной, кишела разными насекомыми ещё можно было смириться, но парень, получив от главы города приличную сумму денег, боялся воров, а потому снял угол в доме одного старого моряка, который жил недалеко от порта. Он дал старику реал и тот, удивившись большой плате, предложил парню жить у него хоть целый год.

Молодые люди, как правило, долго не думают, а потому Георгий, проснувшись утром, вспомнил вчерашнее предложение голландского моряка и решил, что Голландия для него подходит лучше, чем прозябание в портах Средиземного моря или опасная служба в корсарах у алжирских пиратов. Он распрощался со стариком и пошёл в порт. Возле одного из складов Георгий приметил парнишку лет пятнадцати, который, привалившись спиной к стене склада, и, вытянув голые ноги, смотрел куда-то в синее небо, на пролетающих мимо чаек. Георгию показалось, что парнишка очень уж похож на него самого, когда он несколько лет назад вот также сидел в порту Трапезунда без всякой надежды на заработок. В душе Георгия что-то шевельнулось и он без раздумий кинул на ноги мальчишки серебряный реал. Тот монету взял, быстро вскочил с вопросом:

–– Что я могу сделать для тебя, господин моряк?

–– Ничего, юноша! – отмахнулся Георгий.

–– Но ты же заплатил? – угодливо настаивал честный юноша.

–– Просто я вспомнил, что являюсь христианином и выполнил свой долг, – промолвил бывший пират.

–– Но я же не заработал! – возразил мальчишка. – И потом я не уличный попрошайка.

–– Юноша, я прощаюсь с этим красивым городом, – заговорил Георгий, – который подарил мне тепло своей души и надежду на будущее. Люди здесь добрые. Так бывает, редко, но бывает, считай, что ты заработал.

Произнеся свой монолог, Георгий с лёгкой душой зашагал к причалам. Он не видел как мальчишка, зажав в кулаке деньгу, в раздумье смотрел вслед странному прохожему. Одному Богу известно, как сложится судьба у человека только ещё начинающего жить, но случай этот он запомнит на всю свою жизнь и будет он в его памяти в дни тяжких испытаний добрым светом маяка, спасительным кругом в бушующем море человеческих отношений и страстей.

Георгий же, будучи в хорошем настроении, отправился к седьмому причалу, где и нашёл голландскую приватиру «Зеландия». На корабле деловито суетились матросы, готовясь к отплытию. На борту Георгия с улыбкой встретил капитан Ван Джелле и обрадовался парню как родному.

–– Ты поступил верно, Георгий! – объявил голландец, крепко пожимая руку выпрямившемуся после поклона парню. – Моя милая родина Голландия принимает всех у кого чистые помыслы и широкая душа. При доброй погоде и попутном ветре переход до Ла Манша займёт не более трёх дней. Спать будешь в моей каюте, там есть запасной лежак. Ну, а захочешь, коли моряк, так помогай мне стоять вахты, командовать смену галсов при встречном ветре, но кроме парусов у меня на корабле сорок гребцов – всё сила немалая.

Июньская погода действительно благоприятствовала переходу приватиры в Атлантике и действительно к концу третьих суток, благодаря ровному, юго-западному ветру, корабль вошёл в пролив Ла Манш, а вскоре оказался в водах Рейна у причалов Роттердама. С помощью и при активном содействии капитана Ван Джелле Георгий зарегистрировался в цехе торговых моряков, его представили мэру города Роттердама, а уже через два дня, в качестве торгового помощника капитана, Георгий повёз на малой каботажной приватире большой груз солёной сельди в бочках во французский порт Гавр, откуда голландский деликатес по реке Сене доставят в Париж прямо к королевскому столу Людовика Х1У.

Только в этот раз, волею судьбы, голландская селёдка попала не к французам, и не на изысканный стол короля Людовика, а к англичанам, потому как за отменный вкус голландская селёдка ценилась в Европе чуть ли не на вес золота. Но опять не повезло Георгию, потому как в это время между Англией и Испанией с Нидерландами велись военные действия и английские военные фрегаты частенько задерживали голландские торговые суда, так что в данном случае дорогая селёдка вместе с голландской лоханкой и матросами стали законной, военной добычей англичан.

А ведь были времена, когда эту селёдку и за рыбу-то не считали и, если попадалась в сети рыбаков, то её бесплатно отдавали нищим, бродягам и монахам, у тех всё равно пост, для их голодного, монастырского брюха и такая рыба сгодится. Но вот произошёл пищевой переворот и отношение к этой рыбе кардинально изменилось, а всё дело в правильном приготовлении морского продукта.

Голландский рыбак Виллем Якоб Бейкельс из городка Бирвлит, что на юго-западе Нидерландов, в 1386-м году вышел в море, да ничего кроме косяка сельди ему не попалось. Чтобы не возвращаться пустым, наловил селёдки, а так как домой на своём баркасе идти долго, взялся обрабатывать свой улов: у свежей рыбы Бейкельс удалял жабры, придававшие ей горечь, да тут же в бочки и засаливал. Пока лоханка Виллема таскалась по морю, рыба хорошо просолилась, и к моменту прибытия на берег была совсем другого, весьма приятного вкуса. Все, кто пробовал солёную сельдь Бейкельса были удивлены, ибо эта рыба вовсе не походила на ту сельдь, которая была символом грязной и вонючей пищи. Жирная, аппетитная, солоноватая – она буквально таяла во рту и особенно хорошо подходила в качестве закуси к крепкому пиву и доброму вину.

Вскоре селёдку, засоленную по методу Бейкельса, привезли в большие города, и она покорила голландцев, а затем и жителей Европы. Рыбак Виллем Якоб Бейкельс стал национальным героем, а бюргерская Голландия стала монополистом на сельдевом рынке. Для увеличения торговли голландцы начали строить больше кораблей для перевозки солёной сельди на другие рынки, что, в итоге, и превратило страну к семнадцатому веку в крупную торгово-морскую державу. Можно смело сказать, что никчёмная поначалу рыба сделала Нидерланды богатейшей страной Европы.

Пираты, промышлявшие в морях Северной Европы, считали большой удачей захватить корабль, гружёный бочками с селёдкой. Но в этот раз корабль с Георгием и дорогой селёдкой захватили англичане. В семнадцатом веке и англичане не брезговали пиратским ремеслом. Английские военные моряки в качестве военного трофея селёдку с кораблём и его командой присвоили, матросов и рыбаков вместе с горемыкой Георгием, как законных военнопленных, высадили в порту города Плимут. Георгий, конечно, не растерялся и королевскому прокурору по делам беженцев и военнопленных прямо заявил, что он вовсе не католик и не испанский подданный, а грек Православной веры и занимался в Голландии вполне мирным трудом торговца рыбой.

Английский королевский дом с здешними протестантами католиков терпеть не могли и англичане хорошо знали, что православные верующие враждуют с католической церковью, а потому портовые чиновники проныре Георгию сразу поверили, он был отпущен и изворотливый проходимец быстро пристроился к местной греческой диаспоре, перебравшись в столичный Лондон. После падения Византийской империи многие знатные греческие роды и родственники Палеологов перебрались в Италию, в другие европейские страны, в том числе и в Россию, где единоверцев было больше всего. Немалая к тому времени диаспора византийцев оказалась и в Англии, в Лондоне они занимали целый квартал и у диаспоры был даже свой православный храм.