На мягких лапах

Проходимец Георгий, имея располагающий к себе характер, быстро сошёлся с единоверцами в диаспоре, ближе всего прилип к братьям Альбертус-Далмацким, которые были в каком-то там родстве с императорским домом Палеологов, а потому на особом счету у английской королевской семьи. Братья много рассказывали Георгию о России, о том, что московские государи охотно берут на службу зарубежных специалистов, а уж греков-то как единоверцев привечают особо. Георгий, наслушавшись этих россказней, загорелся желанием поехать в Россию, принялся срочно учить русский язык у заезжих торговцев из Архангельска. Но за два месяца выучить трудный русский язык едва ли возможно, однако греку Георгию в этом деле помогала хорошая память и способности к языкам. А тут случай: английский торговый корабль пошёл в Россию и Георгий 8-го августа тысяча шестьсот двадцать седьмого года прибыл в город Архангельск на этом корабле.

Архангельским таможенным чиновникам Георгий, усердно крестясь и кланяясь, объявил, что он грек из Трапезунда-города, христианин Православной веры, приехал служить верою и правдою государю московскому Михаилу Романову. Таможенникам такие клиенты попадались уже не впервой, а потому они, не долго думая, отправили Георгия с обозом в Москву, пусть обозная охрана сдаст этого зарубежного пришельца в Посольский приказ, у тамошних дьяков бороды длинней, ума больше, мол, определят, куда надо. Посольские чиновники, тоже долго раздумывать не стали, Георгия записали Юрием, мол, на Руси, что Георгий, что Юрий – одно и то же, и стал по бумагам бывший пират и крутой проходимец Георгий, Юрием, Ивановым сыном, из Трапезонда-города. Определили работнички Посольского приказа новоиспечённого Юрия Иванова рядовым в греческую роту Большого Московского полка. Теперь уже Юрий получил подъёмные на покупку соответствующего оружия, одежды, кой-какие деньги на обустройство, и началась у него служба русскому царю.

Сама по себе служба простая: с утра, после заутрени, общее ротное построение, после чего каши поели и строевые занятия с оружием и без него, а потом обед, после которого занимайся чем хочешь. Георгий, теперь уж по московским бумагам Юрий, времени зря не терял – познакомился с девушкой из стрелецкой семьи, накупил подарков невесте и родне невесты, деньги-то у него были, ещё те: испанские реалы, да и не только они, но и голландские гульдены и талеры, да и из награбленных с алжирскими пиратами. Вполне официально Юрий Иванов-Трапезундский женился с записью, как положено, в церковной книге. Служивым, но семейным человеком стал Юрий, как и многие стрельцы в Москве. Пять лет так прошло, уже и тройка девчонок у Трапезундского народилась, а тут спокойная жизнь кончилась, подоспела и грянула польско-русская война 1632-34 годов.

Спокойная и размеренная жизнь у Юрия Трапезундского сменилась на лихую, во всех отношениях ему знакомую, жизнь полную военных опасностей. Для него, человека бывалого, военные действия, где бы они не происходили, дело привычное, он быстро в этом деле проявил себя и был назначен в своей роте командиром отделения, десятником. Московский полк, где служил наш герой отправился на войну с поляками, в армию воеводы Фёдора Сухотина, которая как раз в это время занимались осадой города Дорогобужа. Здесь Трапезундский сразу показал, что он не новичок в боевых схватках, имеет кой-какой военный опыт, за что и получил звание десятника в своей роте.

Хоть и показал себя Юрий-Георгий под Дорогобужем с хорошей стороны и войсковое начальство это заметило, а всё ж судьба опять преподнесла ему кукиш, высшие силы испытывали его на прочность: на очередной, боевой вылазке Юрий попал в плен к полякам. Другого бы замордовали, а этот быстро вывернулся, тут же использовал беспроигрышную методику в своей жизни – враньё. Наплёл, напел польским полевым офицерам, что он занимает высокий пост в русской армии – является помощником воеводы Фёдора Сухотина, военным советником и толмачом, потому что он, якобы, итальянец родом, наёмник, да ещё и католик. Польские офицеры уши развесили, проходимцу поверили, да и отправили Трапезундского в Варшаву, пусть, мол, там с ним разбираются.

В Варшаве за Юрия принялись высокие военные чины, сенаторы польского сейма, важные лица дотошно допрашивали тридцатилетнего грека, выясняли некоторые подробности, да только не на того напали, в искусстве вранья Юрию не было равных. Мало того привлечённому для допроса толмачу, Юрий по-итальянски повторил то же, что и сенаторам, крестился, призывал в свидетели Деву Марию – вот и здесь ему поверили. Сенаторы друг на друга смотрели выпученными глазами, в таком деле и самый умный чего доброго «сядет в лужу», наделает ошибок, уж очень всё правдоподобно. Пришлось поверить пленному, Юрию дали богатое платье, доложили сыну короля Сигизмунда Ш принцу Владиславу 1У Вазе, а тот и заинтересовался важным, вроде бы, человеком из Московии.

Юрия пригласили во дворец, где его приняли чуть ли не как посла иностранной державы. Принц Владислав 1У Ваза уделил проходимцу больше часа своего времени, разговаривал с Юрием на русском языке, который он изучал специально, собираясь ещё в Смутное время на русский престол. В разговоре, как бы для проверки, кинул фразу по-латыни, однако Юрий фразу понял и залился соловьём по-итальянски, чем привёл принца в восторг. В разговоре принц упомянул Нидерланды, а краснобай Юрий, подхватив нить разговора, тут же наплёл принцу, что голландцы до того разбогатели на продаже солёной селёдки, что на улицах городов по деньгам ходят, мол, за медными монетами даже нагибаться им лень.

–– Так вроде бы они тюльпаны разводят, – неуверенно заговорил принц Ваза, – на цветах богатеют, за одну луковицу цветка, якобы, можно дом каменный купить.

Юрий неуверенность принца заметил и тут же развил целую теорию обогащения голландцев:

–– Тюльпаны – это их будущее, Ваше Высочество, – несло Юрия, – а пока они на селёдке жируют. Страна у них низменная, камня своего нет, а из привозного, купленного камня не только дома многоэтажные, но даже улицы все камнем вымощены. Да чего там улицы, мельницы ветряные, что зерно из других стран привезённое перемалывают, и те из камня. Погоди, они весь мир купят и продадут каким-нибудь азиатам.

–– Но ведь Нидерланды есть провинция Испании, – заметил принц, – и метрополия берёт с голландцев немалый налог.

–– Это точно! – подхватил хитрый пройдоха. – Берёт с Нидерландов налог канцелярия испанского короля Филиппа 1У, Ваше Высочество, исправно берёт, да только казна голландцев от того не оскудела и эти толстосумы на испанцев плюют.

–– Как это плюют? Ведь и те и другие католики, – насторожился принц.

–– Это мы с Вами католики, Ваше Высочество! – гнул своё Юрий. – Испанцы есть католики, а голландцы скорей протестанты, в Испании я был и не могу утверждать, что испанцы богатеют благодаря своей самой богатой провинции под названием Нидерланды…

После высшего приёма пройдохи Юрия Трапезундского в королевском дворце, в комиссариате иностранных дел Польши Юрию предложили либо постоянное житьё в стране, либо отправиться на родину, в Италию за счёт польской казны. У Юрия-Георгия хватило нахальства прожить в Польше на государственных харчах целый год, после чего, получив немалые проездные деньги он отправился, якобы, в Италию, а сам по дороге приказал возчику повернуть в сторону Германии и через неделю прибыл в Нидерланды, Пока Юрий добирался до голландских городов польский король Сигизмунд Ш отдал Богу душу и на престол в Польше взгромоздился его сын, сорокалетний принц Владислав 1У Ваза. Юрий об этом узнал в дороге и заявился в Роттердаме не куда-нибудь, а прямо к мэру города, где и передал наилучшие пожелания от польского короля Владислава 1У Вазы, чем и расположил к себе высокого чиновника.

Мэр Роттердама Якоб ван дер Гроос был приятно удивлён, ну как же, его знает сам польский король, и секретарь мэра тут же услужливо написал Юрию верительную грамоту, а этот Якоб своей подписью и печатью грамотку ту заверил. С таким документом можно было смело ехать обратно, хоть в Польшу, хоть в Россию, что Юрий и сделал, нисколько не сомневаясь, что русские посольские чиновники и в этот раз ему поверят. А в России, в Посольском приказе, тем временем на Юрия Трапезундского уже и уголовное дело завели, положив в основу предательство и измену присяге, а тут явился сам виновник, да и давай опять плести паутину своих россказней о том как он из плена польского бежал в Голландию, и вот, мол, даже документ имеется от мэра Роттердама, мол, можете справиться, аще не верите. Ну что ж, опять пришлось поверить, из бумаги ведь слов не выкинешь. Пройдоху Юрия восстановили в правах, присвоили звание поручика иностранного воинского подразделения, да и отправили на Тульско-Белгородскую защитную линию.

На Южный фронт Юрий явился гоголем, в греческой роте вёл себя как начальник и ротный Григорий Мустафин помалкивал. Правда и сам Юрий показал себя достойно: воевал храбро, грамотно, отчаянный оказался офицер, примером служил для остальных служивых. Очередной крымский хан Гирей, посчитав, что основные силы московитов застряли под Смоленском, против поляков, а потому поспешил бросить свою конницу на орловском направлении, рассчитывая прорваться через Орёл на Калугу и далее на Москву, да только конфуз из этого вышел.

Ошибся крымчак Гирей: Большой московский полк, вооружённый огневым зельем, пищалями и пушками, воевал с крымскими татарами вполне успешно и крупного прорыва, глубокого рейда у крымчаков и в этот раз не получилось. Греческая рота стояла у городка Ливны и надо же было тому случиться, что удар конного байрака юзбаши Муртазы, племянника крымского хана, пришёлся как раз по грекам. Но рота, благодаря дружному пушечному и пищальному бою, выстояла, а командовал в этой схватке, что вполне закономерно, бывалый и опытный Юрий Трапезундский. Пушечный и плотный пищальный залп скосил чуть ли не половину наступавшего плотным строем татарского байрака, а после дружного огневого залпа Юрий Трапезундский с абордажной саблей в руке первым бросился в контратаку на крымчаков, увлёкая за собой всю греческую роту. Произошло то, что и должно было произойти: боевая, греческая рота при поддержке пушкарей опрокинула втрое превосходящего, но растерявшегося противника и даже захватил личное знамя Муртазы, да и сам знатный мурза был ранен и пленён.

Конечно, воеводе Сухотину тут же и донесли о подвиге поручика Юрия Иванова-Трапезундского из иноземной роты и он посчитал своим долгом поощрить грека, прислал дорогой кафтан с собольей оторочкой по воротнику и подолу, а ещё хорошую саблю в дорогих, золочёных ножнах. В общем, набег крымчаков провалился и вскоре Большой Московский полк перебросили на Смоленское направление. Стрельцы полка под руководством немецких военных инженеров окопались по фронту и вели с поляками вялую перестрелку из пищалей и лёгких пушек фальконетов. Юрий в своей роте, после того как его отметил и наградил дорогим кафтаном воевода Сухотин, считал себя чуть ли не ближайшим помощником командира полка, а потому в роте вёл себя заносчиво, посматривал на подчинённых свысока. Наступил тысяча шестьсот тридцать четвёртый год и война с поляками бестолково закончилась, каждая сторона осталась при своём, зря только порох пожгли, да людей положили.

Большой Московский полк воевода Фёдор Сухотин вернул домой, к месту постоянной дислокации, в Москву. Потекла обычная стрелецкая служба, Юрия Трапезундского за заслуги в войне с крымчаками и поляками российские власти повысили в звании до ротмистра и доверили ему иноземную роту. И вот наступил уже тысяча шестьсот тридцать седьмой год. В роте своенравный грек развернулся во всю ширь своего вздорного характера: повёл себя в воинском подразделении как мелкий деспот, завёл любимчиков, а недовольным раздавал зуботычины, писал на некоторых подчинённых доносы, например, написал донос на дворян Алибеевых-Македонских, что, якобы, те и не дворяне вовсе, а так, самозванцы.

И вообще, в греческой роте стали даже люди пропадать. Опять началось следствие по делу об измене Юрия Иванова-Трапезундского во время войны с поляками. Дело это затянулось надолго, всё было запутано, ничего непонятно, подьячие утонули в бумагах и спорах, наконец, сошлись во мнении, что надо всё-таки наказать нахала. Проходимца, в конечном итоге, несмотря на его прежние заслуги, лишили всех званий, разжаловали в рядовые и отправили в ссылку, в Сибирь, рядовым казаком. И это уже был сорок третий год семнадцатого века, Россия прирастала новыми землями на востоке, благодаря энергии неукротимого духа первопроходцев, а за ними шли и проходимцы, для которых личная корысть превыше любопытства первооткрывателя, – вот и наш герой, Юрий Трапезундский, в силу своего неуёмного характера, и в Сибири не пропал, а даже и быстро возвысился, что и неудивительно…