Остерегайся своих желаний

–– Повторить пройденное, говоришь! Эх, Жора! – Иван Петрович, как-то вяло и безнадёжно махнул ладонью. – Может, я бы и повторил, да не так! Может, лучше! Свои ошибки постарался бы исправить. Вот грызут горькие воспоминания: кому-то не то и не так сказал, нехорошо, как кажется, поступил. Сейчас, с высоты своих лет, я эти ошибки вижу очень даже отчётливо.

–– Хватит заговариваться, Ваня! – Вальтер мягко положил на сгиб локтя Дикого свою суховатую ладонь. – Я понимаю тебя, и нечего ссылаться на какие-то там производственные ошибки. Просто у тебя личная жизнь покорёжена – вот потому и грызёт твою душу неудовлетворённость. Мы с тобой дружим уж больше сорока лет, и я твой характер беспокойный хорошо изучил. Ты уж прости меня за прямоту, но ты, в одиночестве проживая, засох, каким-то нытиком стал. По жене, предательнице, сохнешь что ли? Нечего было на молоденькой жениться. Я тебя ещё тогда предупреждал, но, коли, уж женился, так надо было сразу пристроить её к интересному творческому делу, например, в мою лабораторию. Я же предлагал. Мои сотрудники беспрестанно заняты экспериментами, согласно плану, конечно. Они и сейчас в творческой запарке, ко мне частенько приходят за советом. Твоей жене скучать некогда было бы. Ты, Ваня, о ней, дуре, постарайся забыть, приведи в дом новую хозяйку. Если бы ты знал, сколько их, вдов и разведёнок, в нашем городе? Полным-полно! Ей Богу твоя хандра сразу пропадёт! Учти, жизнь она ведь из мелочей состоит, заботиться друг о друге будете, радоваться всяким этим жизненным мелочам.

–– Ишь ты! – Иван Петрович криво улыбнулся, глянув на словоохотливого собеседника. – Какой советчик выискался! Хозяйку в дом привести. Не коза ведь бесхозная, поймал на улице за рога, да и веди куда хочешь. С женщиной, Жора, надо знакомиться, ухажи там всякие, цветы, а я уж забыл, как это делают и какие при этом слова говорят.

–– Ничего, вспомнишь! – слегка хохотнул Вальтер. – Я могу свою жену, Валентину, к этому делу подключить. Ей этой, как это, сводней, очень уж нравится быть, прямо хлебом не корми.

–– Нет уж, не надо, Жора! – тут же воспротивился Дикий, подняв ладонь в сторону друга. – Сам как-нибудь! Женщину ведь не только полюбить, к ней прикипеть надо, а сумею ли? Древние убеждённо считали, что в этом деле только боги могут помочь.

–– Ладно, Ваня, лучше поведай мне, друг мой, какое-нибудь другое, самое скромное и заветное твоё желание!

–– Ты знаешь, Георгий Иванович! – оживился Иван Петрович. – Вчера соседский мальчишка заявил мне, что им в школе ничего не могли рассказать о людях и событиях первых веков новой эры на огромной территории занятой славяно-скифскими племенами. И не поверишь, очень уж мне захотелось побывать в этом тёмном отрезке времени, своими глазами посмотреть, как наши предки жили, какие песни пели, о чём мечтали…

–– Да ты что, Иван Петрович!? – Вальтер аж откинул назад не только голову, но и корпус. – Ополоумел? Ишь, ты, куда его занесло! Да ты бы там, в этом бурном времени, не прожил и дня!

–– Кто знает, кто знает! – загадочно произнёс Иван Петрович. – А я вот думаю, что отношения меж людьми того времени были такими же, что сейчас, только не было электричества, двигателя внутреннего сгорания и этого проклятого Интернета.

–– Вот насчёт электричества я бы поспорил! – возразил Вальтер. – Археологи не зря свой хлеб едят. Разве ты не в курсе, что найдены ёмкости разных объёмов представляющие собой батарейку для выработки электрического тока. Помести в эту ёмкость железный или медный стержень, залей какой-нибудь электролит – вот тебе и ток. Такие батарейки огромного размера найдены в пещерных городах горного Крыма, например. А возьми Египет: на стенах усыпальниц фараонов изображены лампы накаливания и принципиальные схемы аккумуляторов – это ли не доказательство, что электричеством древние уже пользовались.

–– Пожалуй ты прав, Георгий Иванович! – согласился Дикий, задумчиво глядя на копающихся в песочнице двух карапузов.

–– А ещё в том времени, о котором ты размечтался, был Великий Рим! – добавил Вальтер.

–– Ага! – подхватил Иван Петрович. – С нещадной эксплуатацией рабов, с распущенностью верхних эшелонов власти, с неработающим ленивым плебсом, жаждущим хлеба и зрелищ.

–– Ишь, ты! – усмехнулся Вальтер. – А наука, а медицина! Вон показывали недавно по телеку: нашли офтальмологические инструменты римлян для работы глазного хирурга, абсолютно идентичные современным инструментам, только бронзовые. И не забывай – у Рима была лучшая по тому времени армия, тому немало письменных и материальных свидетельств!

–– Ничего! – иронично добавил к сказанному Дикий. – Эту, хорошо вооружённую, дисциплинированную армию громили германцы… и славяне.

Вальтер как-то строго взглянул на собеседника:

–– Ну, это уж перебор, Иван! – возразил он. – Германцы точно, сражались с римлянами, особенно алеманы, но до славян Риму было всё-таки далековато.

–– А как же даки, которых покорил император Траян? А дулебы, а амазонки, с которыми в устье Дона сталкивались римские легионеры? Вон в Уфе, а это ведь совсем далеко от Рима, археологи при раскопках нашли золотой ауреус, ржавую пехотную гладию, ещё какие-то ржавые железки явно римского происхождения. Это ведь наши края, Южный Урал.

–– Да это всё торговые отношения, Ваня! – отпарировал Вальтер.

–– А может результат военных столкновений? – не сдавался Дикий. – Этих римлян везде ведь черти носили, они мечтали покорить весь мир, как вон наши заокеанские партнёры. Вот странно, Жора, о Великом Риме всё известно, даже лекции по Римскому праву читают студентам в юридических институтах, а о славянском государстве того времени ничего неизвестно. А ведь оно было! Из тех же европейских источников известно, что огромная территория от Балтики до Алтая и дальше, где обитали наши предки, называлась Тартарией. Даже карта составлена средневековыми картографами.

–– Нет уж, Иван Петрович! – Вальтер отрицающе отмахнулся ладонью. – До Южного Урала всё-таки далеко. Я допускаю, что Причерноморье римляне могли пощупать, подняться по Днестру, по Днепру, по Дону. Они могли столкнуться с тиверцами, с полянами и северянами.

–– Это позднее название племён! – полез в дебри Иван Петрович. – Предки тиверцев – это алазоны и агафирсы, а предки полян и северян – сколоты и гелоны, так эти племена обозвали греки. Для эллинов все они скифы, античные племена, то-есть анты. Наши историки называют их скифо-славянами. У древних греков с этими племенами были довольно тесные торговые отношения. В археологических раскопках найдено немало серебряной и керамической посуды явно античного происхождения, а также кожаная обувь, шёлковые ткани и монеты, даже амфоры с вином и оливковым маслом. Греки покупали у этих антов, скифо-славян, в основном пшеницу, льняные ткани, мёд, кожи и как не странно обыкновенные телеги и бочки. Но и это ещё не всё, Жора!

–– Да что ещё-то, Ваня?! – возопил Вальтер.

–– А то! – разошёлся Иван Петрович. – Вон некоторые наши историки, с докторскими степенями, кстати, прямо, с фактами, доказывают, что татаро-монгольского, так называемого ига, и не было вовсе! Враньё всё это! Особенно постарались немецкие и польские историки в семнадцатом и восемнадцатом веках, всячески искажая нашу российскую историю. Якобы Европу в первой половине тринадцатого века громили татаро-монгольские войска под предводительством Субутая, а чуть позже Мункэ-хана, внука полководца Чингиза. Оказывается, что это имена вымышленные, то были русские князья с русскими дружинами, в которых конечно были и азиатские воины из Волжской Булгарии, а ещё буртасы и гузы с Волги. Выясняется, что и хана Батыя-то не было, а орудовал на Руси огнем и мечем никто иной, как князь Александр Невский, приводя удельных князей к покорности центральной власти, которую он и возглавлял, сидя в Переяславле Залесском или во Владимире, а то и в Новгороде Великом. Его часто свои дружинники называли просто Батя. И не было таких уж очень горящих городов многочисленных убийств мирного населения и тем более полона детей и женщин, хотя на войне всякое бывает. И с литовцами, и с немецкими рыцарями сражался великий полководец Земли Русской. А на Юго-Западе в это же время орудовал дядька Александра по матери, князь Даниил Галицкий с которым племянник был в союзнических отношениях. И умер князь Александр в сорок два года от банального инфаркта, потому что ежегодные военные столкновения не прошли даром для его здоровья.

–– Ну, хорошо, Иван! – Вальтер как-то устало откинулся на спинку скамейки. – Бог с ними, с римлянами, с греками, с гелонами, с князем Александром, наконец! Лучше скажи, чего ты не в саду? Погода-то на загляденье! Торопиться надо с посевом, Весны, можно сказать, не было – сразу лето. Сирень вон ещё только зацвела, с запозданием на целый месяц. Что с погодой творится? Уж не ледниковый ли период надвигается?

Иван Петрович посмотрел в синее и чистое, будто умытое утреннее небо, перевёл взгляд на цветущий рядом со скамейкой роскошный куст сирени и, повернув голову к собеседнику, сказал:

–– Да за гвоздями вот ходил, собираюсь пойти в сад, но уж теперь завтра! А тебя, видать, в сад нога не пускает?

Вальтер взглянул на ногу, осторожно стукнул по левой кроссовке своей клюшкой, медленно заговорил:

–– Нога, Ваня, пройдёт! Попью лекарства, посижу дня три на одной овсянке, всё будет нормально. Но дело не в ноге. Тебе от дома до своего участка десять минут ходу, а мне ведь в три раза больше.

–– Ты же на своей развалюхе можешь ездить!

–– Нет уж, Иван Петрович! – решительно заявил Вальтер. – Никаких авто! Я давно взял за правило ходить в сад пешком. Для укрепления здоровья! – добавил он. – Я тебе вот что скажу, друг мой: вот уж третий год, как первую десятидневку июня я в сад не хожу принципиально.

–– Чего это так? – удивлённо поинтересовался Дикий. – В чём дело?

–– Сегодня седьмое июня, эта первая десятидневка уже заканчивается. Понимаешь, именно в начале июня, – Вальтер заговорил приглушённо, как-то загадочно посмотрев на соседа, – эта первая неделя, когда я иду в сад, преподносит мне странные сюрпризы. Видел, небось, возле дороги, что ведёт мимо сада «Берёзка», на краю поля, почти рядом с развилкой, лежат два приличных валуна: один больше, другой меньше, возле них ещё растёт раздвоенная ель?

–– Видел, помню! – кивнул Иван Петрович. – Я-то до этих камней прилично не дохожу, мой сад налево будет, даже не доходя до «Берёзки».

–– Ну, вот! – продолжил свой рассказ Вальтер. – А моя дорожка дальше тянется. От этих камней до моего сада на Чёрной речке шагать ещё минут пятнадцать. Метров через десять от камней дорога, коли знаешь, раздваивается: одна ведёт в наш кооператив, а другая тянется к железной дороге – до неё километра три будет. Так вот я уже почему-то не один раз, и именно в эти дни, в свой сад попасть не могу, почему-то сбиваюсь на этой развилке с пути, и по целому часу, а то и больше, блуждаю по каким-то дорогам, а после выхожу к этому железнодорожному полотну. Сориентируюсь, и от этой железки уже иду до знакомой развилки, а тогда уж попадаю на свой участок. Чудеса, да и только! Ведь вот что странно: дорога мне известна, с закрытыми глазами по ней могу ходить, но по чьей-то воле попадаю на другую. Удивляюсь, почему от этой развилки, пересекая поле, я оказываюсь на другой дороге? Вокруг такие же сосны и ели, ромашковые поляны с мелким ельником и никаких ориентиров, глаз и память ничего особенного не фиксируют. Такое плутание было со мной уже четырежды. И что интересно эти сюрпризы бывают не всегда, не каждый день, но ежегодно в начале июня. Вот и перестал я ходить именно в эти дни в сад, какая бы хорошая погода не была. Поговаривают, что кое-кто уж и заблудился в том месте.

–– Так погоди, погоди! – Иван Петрович протестующе поднял руку ладонью к собеседнику. – Ты же днём ходишь в сад, чаще утром, люди же на этой дороге должны быть. Одни догоняют тебя, другие навстречу идут. Кооператив у вас большой, шестьсот участков, а ещё там, за железной дорогой сады есть.

–– Да в том-то и дело, Ваня, – Вальтер усилил голос и в раздражении, чуть не попав по больной ноге, стукнул клюшкой по земле, – что люди тут не причём! Бывало, что и впереди идёт человек или сзади, а меня всё равно черти на какую-то пустынную дорогу забрасывают, и я целый час блуждаю непонятно где! Я уж боюсь совсем исчезнуть из нашей реальности. Ты же знаешь: по телеку не один уже раз давали интервью некоторые учёные мужи о том, что иногда люди пропадают бесследно. Каждый год только в России исчезает от семнадцати до двадцати тысяч человек. Абсолютно бесследно! Что это – миф или реальность? Причём некоторые возвращаются, кто через месяц, кто через год, кто через три, и совершенно не помнят, где они были всё это время, а если и помнят, то благоразумно помалкивают.

–– Так, погоди, друг мой! Кто-то же из прохожих, – Дикий в упор уставился на Вальтера, – тем более из твоих садовых знакомых, должен же был видеть, как человек идущий впереди, вдруг, пропал, растаял? Спросил бы потом у знакомого-то.

–– Видеть-то должен был, да как спросишь-то, Иван? – Вальтер насупил мохнатые брови. – Подумают, что я того…, с приветом! Скажут, иди ка ты, Жора к психиатру, или ещё пошлют куда-нибудь подальше, сам знаешь, куда посылают в подобных случаях…

–– Знаю! – слегка улыбнулся Иван Петрович. – В Катманду, столицу Непала!

–– Вот-вот! – Вальтер опять в раздражении ударил тростью по растрескавшемуся асфальту.

–– Та-ак! – задумчиво протянул Иван Петрович. – Я где-то читал про теорию лабиринтов. Там что-то говорилось про временное несовпадение вселенского лабиринта с сознанием человека. Время – это движение и наоборот, и оно не имеет постоянной величины. Мультивселенная пульсирует и некоторые физики из ведущих университетов выдвигают теоретические разработки парадоксов времени. Если очень коротко, то настоящее время содержит в себе и прошлое, и будущее в одной миллисекунде.

–– Это всё гипотезы, Ваня! – проворчал Вальтер.

–– Не спорю, Жора! – согласился Иван Петрович. – Но эти гипотезы не лишены научного обоснования. Вон математики Санкт – Петербурга в своих расчётах уже добрались до одиннадцатимерного мира. Если в двух словах, то наш трёхмерный мир, если не считать времени, трансформируется и одновременно присутствует в пятимерном, семимерном и так далее состояниях. Мы с тобой, или наши клоны, существуем в тех мирах. При мультивселенской пульсации, гигантской гравитационной волны, пронизывающей всё космическое пространство, эти миры могут соприкасаться, переплетаться и даже находиться друг в друге. Чувствуешь, какая сложность?

–– Ваня! – чуть ли не взвыл Вальтер, уставившись на друга. – Не лезь в научные дебри! Наше сознание ещё не доросло до таких сложных понятий. Моего высшего образования не хватает, чтобы, хотя бы, примитивно охватить всю эту сложность. Понимаю, что ещё не все физические законы открыты человечеством. Нет предела открытиям в науке, и не будет никогда.

–– Я тебе ещё одну гипотезу преподнесу! – добавил, разогнавшись, Иван Петрович. – Миллионы людей уже видели НЛО, так вот некоторые физики считают, что это наши потомки из будущего проводят растянутые во времени эксперименты с геномом человека. В научной среде распространено мнение, что прибывшие в далёком прошлом на Землю инопланетяне взяли группу обезьян и добавили или наоборот убрали один или несколько генов, получился синантроп, древнейший человек, потом они переделали его в неандертальца, и, добиваясь совершенства, создали в конечном итоге кроманьонца, то-есть нас. А уж наши потомки пятнадцать тысяч лет назад принялись подправлять биофизическую структуру своих же предков. Думаю, что и на нас они не остановятся, потому что наших физических возможностей, а главное интеллекта, не хватает для тяжёлых условий планеты Земля. В далёкой древности, как инопланетяне, так и наши потомки, экспериментируя в попытках улучшить приспособляемость человека к окружающей природе, наделали много всяких мутантов, которых люди назвали нечистой силой. Эти мутанты обладали гораздо большими физическими возможностями, чем обычный кроманьонец, но уступали людям в интеллектуальном аспекте. Мутанты и сейчас иногда появляются, например, пресловутый Йети.

–– Эка, куда тебя занесло! – заметил, усмехнувшись, Вальтер.

–– Появляясь иногда среди людей, – продолжал методично разматывать нить своих рассуждений инженер Дикий, – наши потомки из будущего что-то подсказывают нам. Древние люди называли их богами: Аполлоном, Сварогом, Велесом и так далее. Так появилась металлургия, колесо, календарь, электричество, лазер, нанотехнологии и ядерная физика, да много чего. Это они взорвали Челябинский метеорит, чтобы уберечь город от полного разрушения. А ещё раньше они взорвали Тунгусский метеорит в глухом уголке Сибири. Это, конечно, гипотезы, но над всеми этими экспериментаторами и нами, «подопытными кроликами», распростёр свои могучие руки Создатель нашего мира и всей Мультивселенной.

–– Но ведь это опасно! – полез в полемику Вальтер. – Зачем же раскачивать биологическую константу человечества? Выходит, наши же потомки бесцеремонно лезут в эволюционный процесс, а мы, их предки, являемся промежуточным звеном, расходным биологическим материалом. Чего же тогда, Ваня, – повысил голос собеседник, – эти вездесущие потомки не прекратят проклятые войны между людьми?

–– Согласись, друг мой, что древние цивилизации обладали такими высокими технологиями, что нам пока до этих знаний, как до неба. Кое-какие артефакты прямо указывают на это. А что касается войн меж людьми, так полагаю, что Высший Разум, таким суровым образом, шлифует наше сознание, Жора! – подытожил Иван Петрович.

–– Шлифует! – вспыхнул Вальтер. – Наше сознание?! Так ведь и до какого-нибудь ядерного катаклизма меж людьми можно докатиться! Хватит, Иван! Фантазёр ты, с тобой не соскучишься.

Иван Петрович согласно кивнул головой и уставился пустыми глазами в глубину двора. Погрузившись в раздумья, он не замечал весёлых детских возгласов, всей этой кипящей дворовой жизни вокруг, пока его не вывел из задумчивости голос Вальтера:

–– Когда в сад-то пойдёшь?

–– Завтра! – машинально ответил Иван Петрович.

–– Вот возьми, да и проверь мой случай, Ваня! – заметил, успокаиваясь, Вальтер. – Может, заметишь что-нибудь необычное, тогда и поговорим.

–– А что! – загорелся Дикий. – Это мысль!

*****

Утром, Иван Петрович, собираясь в сад, положил в рюкзак купленные накануне гвозди, бутылку простой воды и несколько бутербродов с сыром. В наружном кармане рюкзака лежал сорокакратный бинокль, инженер даже и не вынимал его, постоянно таская с собой. Подумаешь, невелика тяжесть, зато иногда можно рассматривать окрестности или хозяйственную возню белок, птиц, да мало ли чего ещё. Несмотря на тёплое, даже жаркое начало июня, инженер надел поверх водолазки куртку из плотной камуфляжной ткани с подкладкой и джинсовые тёмно-синие штаны. Хотел, было уже обуться в свои стоптанные и потёртые от времени башмаки, но в это время из соседней комнаты, одетая в материн халатик, вышла Светлана, с коробкой в руках.

–– В сад собрался, папа? – произнесла девушка.

На утвердительное, ага, она протянула коробку отцу и предложила:

–– Я тебе новую обувь привезла, примерь!

Иван Петрович взял коробку из рук дочери, открыл её, там лежали новые кроссовки. Отец, рассматривая, повертел обувку в руках:

–– Настоящая кожа, спасибо дочка! – удовлетворённо произнёс он. – Дорогие ведь, минимум пять тысяч.

–– Самое важное, папа, – обронила, улыбаясь, Светлана, – это не сами кроссовки, а стельки в них! Это термостельки и стоят они в три раза дороже самой обуви. Нанотехнологии. Кроме того, эти стельки ещё и ортопедические.

–– Выходит всего, примерно, двадцать тысяч! – удивлённо воскликнул отец. – На эту сумму можно хорошую цигейковую шубу купить. Зачем же такие расходы, дочка? В сад-то и в простых кроссовках можно ходить, например, из кожзама.

–– Зато в этой обуви можно и зимой смело топать, папа! Носи, давай и пусть тебя цена не смущает.

Иван Петрович обулся, прошёлся по прихожке, кроссовки пришлись по ноге. Чувствовалось, да и видно было, что обувь качественная, что в последнее десятилетие стало редкостью; производители старались делать деньги из воздуха. Кстати, это касалось не только обуви, но и множества другого товара. В той же Европе за некачественный товар производитель нарывался на крупный штраф, вплоть до отзыва лицензии, но больше всего западные фирмы боялись потерять клиентуру. А в России и так сойдёт, рыночные отношения ещё толком не сложились, были какими-то рыхлыми, не притёртыми как следует, да ещё не совсем совершенное законодательство, плюс слабая, негибкая, налоговая политика.

–– Ну, ещё раз спасибо, доча! – поблагодарил Иван Петрович, обнимая Светлану и целуя её в щёчку. – Я пошёл, обедай без меня!

Лесной массив, в который вошёл инженер Дикий, начинался почти сразу за городскими, стандартно-панельными пяти и девятиэтажками. Этот лес, снижая загазованность в городе, отделял жилые застройки от садовых кооперативов, где тишь и благодать, где вообще идёт другая жизнь, очень приближённая к сельской. Люди здесь работают, не спеша, естественно с огромным удовольствием, забыв о городской суете и бренности своего существования. Всевозможные, иной раз даже диковинные для этой местности, растения, полностью забирают в плен этих любителей что-то выращивать на своём участке. И непонятно кто тут хозяин: то ли какой-нибудь сельдерей, смородина, груша, то ли этот озабоченный садовод, превратившийся на какое-то неопределённое время в обслуживающий персонал, в добровольного раба своих зелёных насаждений.

Особенностью уральской, горнозаводской местности была её неровность: то надо подниматься на взгорок, то опускаться в низину. С высоты какой-нибудь лысой шишки, или даже невысокой скалы, видно было, как лес, то, поднимаясь, то, опускаясь по горным складкам, уходил вдаль сине-зелёными волнами. Он был похож на морские волны. Обернувшись назад, увидишь город, который бело-охристыми уступами домов спускался в речную долину, удаляясь за рекой в сине-фиолетовую мглу горизонта. Но то в ясные солнечные дни, когда над этим великолепием властвует антициклон, с приходом же сыроватой непогоды вся красота здешних мест смазывается туманами, занудной сеткой дождя и грязно-серой ватой низкой облачности.

Иван Петрович в это чистое и солнечное утро на красоты природы внимания не обращал, а, обуреваемый своими мыслями, бодро зашагал по протоптанной людьми извилистой дороге к садоводческим кооперативам. По обеим сторонам пути высились столетние сосны и мохнатые ели, но кое-где встречались великовозрастные гиганты, которым было явно за двести лет. Окружённые ребятнёй мелкого елово-соснового подлеска, эти хвойные родители, уткнувшись вершинами в синее утреннее небо, снисходительно посматривали на одинокого путника, который куда-то торопился и не смотрел как обычно по сторонам.

Вскоре дорога пошла вдоль садовых заборов огороженных сеткой-рабицей, успевшей уже за какие-то три недели обрасти побегами китайского огурца, чертополоха и молодой крапивы. Иван Петрович к воротам своего сада сворачивать не стал, а, озабоченный каким-то решением, проследовал дальше. Освещённый утренним солнышком лес от южного ветерка слегка пошумливал вершинами, что вовсе не мешало звонко пересвистываться зарянкам. На сухой сосне дятел-красношапочник деловито стучал по стволу своим крепким длинным носом, выколупывая из под коры свою законную добычу, белых гусениц короедов. Где-то в глубине леса куковала кукушка. На маленьких полянках между стволами берёз и елей отголосками весны белели куртинки весёлых ветренниц, а лиановидные побеги омелы белой, не успев ещё толком вылезти из лесной почвы, быстро вытянулись по чахлым стволикам дикой малины, поторопившись скорей выбросить бело-кремовые цветы, которые уже осваивали мохнатые трудяги-шмели.

Отросток дороги, что вёл к воротам сада «Берёзка» Иван Петрович тоже пропустил, отметив про себя, что идёт в верном направлении. Вот лес по левую руку поредел, сад остался позади, а впереди открылось большое поле и только дальше, за ним, снова виднелся лес. На этом поле лесники когда-то выращивали сосново-еловый молодняк, со временем всё было заброшено и огромное пространство без хозяйской руки покрылось всяким сорным дикоросом.

Дорога пересекала это поле и вела дальше через видневшийся лес в кооператив «Чёрная речка» и детский летний лагерь «Лесная сказка». Перед выходом на поле дорога раздваивалась: одна часть под прямым углом заворачивала направо, к железнодорожному пути. Там тоже были сады, и кое-кто из путников шёл в ту сторону. Перед этой развилкой, прямо возле дороги лежали два валуна.

Иван Петрович с некоторым удивлением отметил, что за всё время пути он не увидел ни одного путника. Обычно в эти часы садоводы спешат к своим зелёным любимцам и на дороге всегда можно увидеть от трёх до пяти человек, в основном женщин в возрасте. До развилки дорог оставалось около пятидесяти метров. Вывернув из-за поворота, инженер увидел на одном из валунов согбенную фигуру одинокого путника. Ему показалось странным, что шёл уже десятый час и утренний холодок давно уж убрался в тень, а тут на солнцепёке сидит человек в тёмном плаще до пят, да ещё на голове башлык, из которого торчал только кусок бороды и крючковатый нос.