На одном крыльце сидели…

Однажды у мамы произошёл неприятный случай на работе, и, прибежав домой, она первым делом влетела к себе в спальню, бросилась на любимую кровать, схватила в охапку дорогую подушку, понимающую лучше, чем любая подружка, и громко расплакалась. Ей было невыносимо обидно.

И поплакав так с полчаса, с красными, опухшими, всё ещё полными обиды глазами, она наконец вышла в залу, где её дочка с хмурым видом делала уроки. Завидев расстроенную родительницу, Вера (а в семье её звали не иначе как Вера Павловна – за ту самую серьёзность и хмурость), неодобрительно поцокала языком, не поддерживая женских слёз и нытья. Под строгим дочерним взором мама ещё больше скуксилась и поникла, но, помня о своих каждодневных обязанностях, обычно доставлявших большое удовольствие (но не сегодня!), поплелась на кухню готовить ужин для семьи.

Посуда была чисто вымыта и насухо вытерта – Вера Павловна, неизвестно с удовольствием или без, выполняла свои дочерние обязанности в срок и правильно.

Мама встала перед пустой кастрюлей, из которой скоро должен был бы задымиться любимый папин суп минестроне. Кстати, любил этот суп не только папа, но и всемирно известный Леонардо Да Винчи. К слову, совпадение или нет, но оба, и папа и Леонардо, работали в сфере строительства. Папа – прорабом, Леонардо, как известно, помаленьку везде. Только папа всегда сдавал объекты в срок, за что получал хорошую зарплату и даже премии, в отличие от своего средневекового коллеги, иногда задерживавшего стройку на пару десятков лет. Правда, как мы знаем из учебников истории, это не сказывалось на его зарплате и популярности, а даже придавало пикантности вечному недострою. И сейчас имена хозяев строений давно позабыты, а имя капризного прораба до сих пор у всех на устах. Но это совсем другая история.

Итак, пустая кастрюля, вместо того чтобы наполниться родниковой водой для будущего бульона, за которой папа в выходные выезжал в лес, стала наполняться горькими слезами мамы, которая опять расчувствовалась.

«Какая странная история! – воскликнете вы сочувственно и непонимающе. – Что такого могло случиться и почему кажется, будто мама с дочкой поменялись местами? Как-то всё вверх дном в этом доме!»

Всё правильно, друзья. Случилась непредвиденная, пренеприятнейшая история, перевернувшая всё с ног на голову, или вывернувшая всё из-под выподверта – как выразились бы дети, любящие смешивать разные словечки или выдумывать новые. Или, как сказали бы психологи, произошёл неожиданный сбой в распределении психологических ролей домочадцев.

А психологи, друзья, всегда-всегда, как и дети, знают, как правильно обозвать то или иное явление, для забавы тоже придумывая новые непонятные термины. Но чтобы самим не запамятовать, выпускают по одному миллиону книг в год, чтоб и другие их запомнили.

Однако не беспокойтесь, сейчас мы всё вам объясним. А может быть, в этом переполохе перепутанных ролей вы даже узнаете кое-кого из знакомых…

***

В каждом из нас живут-поживают и словно на крыльце восседают принц, король и королевич! Или принцесса, царевна и королевна! А психологи бы сказали: ребёнок, родитель и взрослый.

Если они живут дружно, каждый правит в своём царстве справедливо и не вмешивается в чужие владения, то дружить с таким человеком легко и даже приятно. Говорят про таких: «Царь в голове есть».

Царство взрослого – это общение с друзьями, коллегами, партнёрами и вообще с теми, с кем ты наравне. Тут проявляется человек ответственный, правдивый, открытый – короче, такому и котёночка доверить можно.

Вот с подчинёнными или братьями нашими меньшими, а также с учениками просыпается в нас другой персонаж, под названием родитель: ласково, но строго он поучает, направляет, помогает, предостерегает. Повезло тем, кому такой воспитатель или учитель правильный попался. Такому котёночка уж точно доверить можно, особенно если хотите, чтоб из него тигра вырастили.

Наконец, когда можно (и главное – нужно!) расслабиться, отвлечься, отпраздновать день рождения или именины, просыпается ребёнок. В такие моменты никого лучше и представить нельзя: с ним весело, здорово, легко, интересно, увлекательно, но вот котёночка-то не доверишь – ну, если только потискать на пять минут. Хорошо, что праздники не каждый день!

***

Одним словом, произошло нечто, что перемешало все роли, и у мамы беспробудным сном уснули родитель и взрослый, а отдуваться за них и выполнять все семейные обязанности остался несчастный ребёночек, которого, кстати, звали Ляля.

Итак, Ляля сначала весь день устало перекладывала бумажки из одной стопочки в другую (так, по крайней мере, она представляла себе работу завуча школы, где трудилась мама, обычно включая родителя), потом с ужасом слушала детские визги на перемене… Да ещё под конец рабочего дня вообще случилась катастрофа: лучшая подруга мамы Мила, то есть Кудрявцева Людмила Васильевна, учительница иностранных языков (кстати, именно мама устроила в школу Милу, которая давно грезила о работе педагога, хотя имела вполне успешную карьеру переводчика и объездила весь мир), подвела с отпуском, в последний момент передумав меняться, и в переменку объявила, что сама завтра отправляется в Сочи лечить нервы после ссоры и расставания с супругом Виталиком. Точнее, Кудрявцевым Виталием Анатолиевичем, сидевшим с ней когда-то за одной партой, сразу же после мамы Лены. Друзья с младых ногтей!

И вот Ляля вернулась домой, уставшая и окончательно расстроенная тем, что отпуск отменяется и она не в силах повлиять на подругу, у которой, похоже, тоже включился ребёнок, а тут ещё готовь минестроне! А Ляле сейчас хотелось только плакать и, может быть, ещё усесться с горячим чаем с малинкой и пироженками перед телевизором и смотреть глупые передачи про всяких жалующихся на жизнь простофиль. И чтобы проблема с отпуском сама собой как-то разрешилась и завтра по плану они бы с Серёгой уехали в Сочи, а Веру, как и договаривались, отвезла в лагерь Мила.

В это время у Веры, то есть у Веры Павловны, вместо уснувшего малышовым крепким сном ребёночка Люси окончательно проснулся и утвердился у руля родитель по имени Пётр. Он был передан девочке по наследству от дедушки Петра Николаевича, слывшего весьма суровым начальником в компании, где по сей день трудился папа.

Пётр, видя женские слёзы, не мог удержаться от конструктивных, но весьма строгих наставлений по прекращению солевых потоков, ибо при жизни дедушка, ребёнок войны, сын полка, выжил благодаря разумности своего персонажа родителя, не любившего, когда распускают нюни, поэтому почти никогда не включал своего ребёнка Пашулю. И только бабушке Гале, своей дорогой подруге и жене, пережившей с дедушкой и горе и радость, он иногда позволял вызволять Пашулю из плена рассудка, искренне, по-детски радуясь её шуткам и компании.

Кстати, почувствовав неладное даже на расстоянии, бабушка Галя позвонила внучке Вере с расспросами об уроках и, как все добропорядочные бабушки, о качестве ужина… И пока Вера, скептически разглядывая кастрюлю, наполняющуюся горькими слезами родительницы, выразила сомнение по поводу не столько качества, сколько наличия вкусного ужина, за расспросами узнала правду о трагедии с отпуском.

Сигнал тревожной сирены в голове бабушки, прозвучавший неслышно для мамы и Веры, был услышан старым псом Сеньором, большим и добрым сенбернаром, в душе которого, как и у всех собак, проживал только щенок по имени Тузик, всегда готовый бежать, виляя хвостом, за бабулей хоть на край света.

Быстро схватив из холодильника необходимый набор спасательных продуктов, из которых не только минестроне, но и ужин из трёх блюд на семь человек можно было приготовить запросто, бабушка Галя и Сеньор бросились спасать родственников от голода и нависшей угрозы отмены долгожданного отпуска.

Прямой трамвай из одного конца замечательного древнего города Твери товарняком примчал группу спасения в дом, где ждала кастрюля, уже на четверть полная слёз, над которой чахла мама, а над ней словно злой дух нависла Вера, читая десять признаков депрессии, вырванных из Википедии.

– Депрессия с латинского переводится как «подавленное состояние человека». Оно характеризуется упадком жизненных сил и настроения, пессимистической оценкой окружающего мира, и себя в том числе, заторможенным состоянием моторного и интеллектуального развития…

– Разверзлись хляби небесные! – всплеснула руками Галина Ивановна, завидев странную картину, полную и упадка жизненных сил, и пессимистической оценки окружающего мира.

– Что, собственно, произошло? – начала бабушка с главного, придя в себя и экстренно включая в своём сознании никогда не дремлющего родителя по имени Богдан Вениаминович, тут же заглянувшего в кастрюлю, будто там могла находиться причина несчастий.

– Отпуск накрылся медным тазом… – сквозь набежавшие слёзы промямлила Ляля.

– Почему тазом? – тут же стал дознаваться Богдан Вениаминович, в прошлом сыскных дел мастер. – У вас же путёвки куплены. Погода за окном ясная. Взлёт возможен. В Сочи ни цунами, ни шквальных порывов не обещано. Лететь можно.

– Короче, буль, – начала деловито Вера Павловна, взяв командование в свои руки. – Тётя Мила, обещавшая маме отвезти меня в лагерь, теперь отказывается это делать и ещё не хочет меняться отпусками, так как сама собирается на море, чтобы пережить стресс, вызванный расставанием с дядей Виталиком.

От подобного повествования глаза Галины Ивановны сначала ошалело вылезли из-под очков, осмотрев без увеличителей обстановку и лица присутствующих, а потом, вернувшись в свой обычный вид, совершили круговое движение по часовой стрелке, что означало крайнюю степень озабоченности.

– Это всё, Лена? – хладнокровно спросила бабушка Галя маму.

– Не, буль… ещё…

– А тебя никто не спрашивал! – строго оборвала Галина Ивановна слишком заигравшуюся во взрослую жизнь внучку и, высоко замахнувшись, но не сильно ударив, как говорится в пословице про мачеху, отвесила ей подзатыльник, выбивая с пульта мозгового управления Петра Николаевича и освобождая место для ребёнка Люси.

– Между прочим, государство приняло законы о превышении полномочий родителями… – кинул напоследок родитель Пётр.

– Отниму все айпады, и поедешь к бабе Наташе в деревню лук полоть! – грозно пообещала Галина Ивановна, а подзатыльник и последние слова окончательно включили Люсю, которая только и ждала, чтобы подбежать к любимой «буле», как она её называла, поластиться.

– Буль, ну не злись… Ну прости. Я больше так не буду, – приговаривала ребёнок Люся, выставив свою самую милую улыбку раскаяния.

– А к бабушке Наташе ты всё-таки поедешь, – уже более мирно произнесла Галина Ивановна, разрешая к себе поластиться, и сама ласково чмокнула внучку в душисто пахнущий ребёнком тот самый затылок, который только минуту назад получил воспитательный щелчок.

Честно говоря, ни Люся, ни Вера Павловна не были против такого поворота событий, они не очень-то и хотели ехать в неизвестный лагерь к неизвестным ребятам, когда у бабы Наташи и дедушки Лёни в соседнем доме проживал знакомый мальчик Ванька, в котором руководил классный пацан по имени Моряк, больше всего на свете обожавший пускать кораблики на местном озерце. Папа подарил Ваньке управляемый катер, от чего Моряк чуть с ума не сошёл от счастья, вспомнив своё давнее морское прошлое. И целыми днями оба гоняли кораблик по камышам и болотистым заводям, пугая мошкару, лягух и местных селезней. Водиться с ними было очень весело, намного интереснее, чем сидеть в компе или приставке.

– Лена, давай выкладывай всё по делу. И без нюней! – скомандовала Галина Ивановна.

– Вот всегда ты, мама, суровая со мной… – подала голос Ляля.

– Суровая и справедливая! – дополнила мать. – Последнее предупреждение: со мной эти крокодильи слёзки не пройдут. Плакать надо, когда кто-то ногу сломал или совесть потерял.

Мама вся подобралась, а её ребёнок Люся неожиданно пригнулась в предчувствии возможного подзатыльника.

– От Милы ушёл Виталик. Она распсиховалась и отказалась меняться отпусками. Сама, дескать, теперь нуждается. – Мама рассказывала на разные голоса, то от лица расстроившейся Ляли, то от понимающей чувства подруги вдруг пробудившейся взрослой Антонины.

– Вот они, ошибки воспитания, – вздохнула Галина Ивановна. – Как росла ты, дочка, в тепличных условиях, так и выросла розой без шипов… Язык у тебя, что ль, отнялся в тот момент? Договориться по-человечески, да ещё с лучшей подругой, не осенило?

– А что я могла? Милка разревелась, как белуга. Шутка ли, муж бросил после пятнадцати лет брака!

– Милка всегда рёвой-коровой была. И что с того?! А вот влепила бы ты ей, как завуч, выговор за такие фортели и отправила бы к мужу мириться… Небось, запилила его в конец, вот он и сбежал, бедненький.

– Так лучшая подруга…

– Вот именно! Лучшая подруга! – помахала пальцем Галина Ивановна. – Оне, чай, не только вместе хихикать, но и воспитывать друг друга, указывать на недостатки и возможные фронты личностного и духовного роста!

И в этот момент случилось невиданное. В прямом и переносном смысле. То есть волшебное, но никем не видимое в тот момент.

В бабушке Гале, а в девичестве Французовой Галине Ивановне, потомственной внучке генерала Французова, помимо никогда не дремлющих и всегда готовых принять бразды правления родителя, взрослого и ребёнка, проснулся генерал Демьян Макарыч Французов, прапрапрадедушка, что ещё зимой 1812-го бил обмороженных французов по моськам.

И, встав в генеральскую стойку, Демьян Макарыч набрал номер Милы, которая в это самое время тоже, как и её лучшая подруга, с мокрыми и опухшими глазами плакалась своей подушке.

– Мила! – строго констатировал генерал.

– Я, – пропищала молодая женщина и инстинктивно приподнялась, будто по тону голоса почувствовала серьёзность предстоящего разговора.

– Галина Ивановна Французова тебя приветствует.

Мила поджала губы, окончательно осознав, что предстоит тяжёлый разговор, и встала с постели, не смея разговаривать со своим классным руководителем, пусть и бывшим, сидя.

– Милочка, ты давай дурочку свою выключай, – сразу с горячего начал генерал Французов, зная, что победить можно, лишь хорошо напугав противника. – Что за детские выходки?! Что за безответственность?! Что за потакание неразумности?! Этому ли мы тебя учили в школе, отчего ты заделалась классным переводчиком, стала гордостью страны и тебя по телевизору показывали?! Теперь доверили наших детей, чтоб они пример с тебя брали, а ты…

– Галина Ивановна, вы просто не знаете всех обстоятельств, – всхлипнула классный переводчик. – Меня муж бросил…

– Милочка, твой Виталик должен был сначала задать тебе хорошую трёпку, а потом уже бросить, – показала свою осведомлённость классная руководительница. – Ты что творишь? Потеряла мужа, теперь ещё и лучшую подругу потерять хочешь?! И работу, где тебя так полюбили?!

– М-м-м-м, – в отчаянии застонала телефонная трубка голоском Ноно – ребёнка Милы, не в силах думать о таком количестве проблем сразу.

– Ты мне театров не устраивай! Я тебе не подружки! Лучше мозгами своими поработай и заруби на своём носу: такими мужчинами, как Виталий, не разбрасываются! Полгода не пройдёт, и женится Виталик на фигуре получше твоей, только не такой капризуле и белоручке, которой и котёночка не доверишь… И уж не станет ждать пятнадцать лет, чтоб счастливым отцом заделаться.

– Вы ж ничего не знаете, Галина Ивановна! – взмолилась Ноно. – Я как раз и перешла работать в школу, чтобы быть поближе к дому, чтоб…

– Тогда собирайся и беги быстрее к своему суженому – просить прощения. Да не просто так там причитай, а говори, что изменишься, повзрослеешь! Приводи аргументы! Давай зарок!

– А если он не примет? – надула губки Мила.

– А ты сделай так, чтоб поверил и принял!!! – скомандовал генерал Французов тем тоном, от которого прятались и бежали, сверкая пятками об лоб, стуча зубами, обмороженные французы, так и не привыкшие ни к русскому морозу, ни к привычкам и характеру русских, которым Мороз, видите ли, не холод мертвецкий, а любимый дедушка.

Положив трубку, генерал взглянул на потомков и выразительно повёл бровью. Зов крови предков моментально донёс невербальный посыл до домочадцев, и женщины, то есть мама и Вера Павловна, не сговариваясь, встали со своих мест и побежали собирать вещи, одна – в долгожданный отпуск, другая – рюкзак в деревню к бабушке.

Генерал же оценивающе оглядел комнату на предмет новых задач, где можно было бы применить свои неординарные организационные способности, и взгляд его наткнулся на кастрюлю, одиноко стоящую на столе. Тут за дело уже принялись родитель и взрослый бабушки Гали, а им задорно помогала чистить картошку сущность ребёнка.

Сам же генерал, способный, как и все полководцы, выполнять сразу несколько дел одновременно, вновь набрал номер телефона.

– Виталий, приветствую! – начал Французов, тут же переходя в наступление. – Это что за фортели ты нам выкидываешь?!

– Галина Ивановна, – хотел было ответить Виталик, желавший, чтобы в его личную жизнь не лезли ни родня, ни тем более бывшие классные руководители.

– Во-первых, для начала надо здороваться, – перебила Галина Ивановна, и на том конце трубки Виталик машинально встал.

– Здравствуйте, Галина Ивановна.

И тут продолжил генерал Французов, выкатывая на убойную позицию тяжёлую батарею, пока противник обескуражен:

– Ты мне давай зубы не заговаривай! Устроил там себе каникулы, видите ли!

– Да с ней же невозможно разговаривать… – пытался оправдаться мужчина.

– Пятнадцать лет разговаривал, а тут невозможно стало?!

– Каждый день упрёки. Каждый день жалобы. «Бе-бе-бе», – жаловался ребёнок Виталия Лёлик. – Не такой, не сякой!.. Всё! Устал я, Галина Ивановна, больше не могу…

– Устал он! А ты думаешь, брак – это одни удовольствия?

– Не то чтобы… – хотел вставить Лёлик про удовольствия.

– Вот они, результаты вседозволенности! Новое поколение заигравшихся детей! Раз капризная – поменять! Растолстела – поменять! Работу потеряла – поменять! А воспитывать не пробовал? Ибо брак – это союз, где две силы борются одна с другой, в споре рождая истину!

– А что мне, бить её, что ли? Не могу я руку на женщину поднять.

– А вот шлёпнул бы её пару раз по мягкому месту, чтоб кровь к головушке её светловолосой прибыла и задумалась бы она о пополнении семейства.

– Так я ей говорил: давай, давай! А она всё: подожди да подожди. Карьера! Мир повидать! Для себя пожить! – Лёлик стал передразнивать Ноно.

– Вот ты, Виталий, вроде разумный человек, в органах работаешь, преступников ловишь, людей воспитываешь, а жена на тебе как на верблюде ездит и ноженьки свесила, делает что хочет. А что дальше будет? Ты думаешь, её оставишь, новую найдёшь – и всё наладится? Да кто на тебя посмотрит, на подкаблучника эдакого? Только ещё большая капризуля! Так что давай бросай свои глупости, иди мириться к своей Несмеяне и заруби себе на носу: бабу слушай, а делай по своему, мужицкому разумению! Может, не раз и не два помогало оно России-матушке перемочь беды человеческие.

– А как же её карьера? Работа любимая? Ей так нравится преподавать…

– Мы и любили, и детей рожали, и фашистов давили, – вставил Богдан Вениаминович, сын полка Великой Отечественной войны. – Давай собирайся! Иди к своей неразумной супружнице и воспитай из неё хорошую, покладистую, добрую жену и мать. А то пока ты там прохлаждаешься, умахнёт твоя Несмеяна в Сочи и какой-нибудь усатый князь украдёт её из-под самых из-под ноздрей.

Виталий ничего не ответил, но в тишине слышались поспешные сборы.

– Всё! Потом доложишь обстановку, – повесил трубку довольный генерал.

Остался последний звонок, а горошек уже закипал, осталось натереть сыр.

– Семёновна, привет!

– Привет, Галюш!

– Звоню тебе жаловаться на твою Милку. Совсем от рук отбилась, чуть семью своими капризами не развалила, выговор на работе не получила, подругу лучшую не потеряла. Вы куда с Михалычем смотрите? Я всё понимаю: дача, грибы, рыбалка, собака, озеро… А дочку вашу я должна воспитывать?

– Так не слушает, Галя, родителей. Меня в министерстве тысяча человек слушает, а дочка – всё поперёк, – стала жаловаться Гуля, ребёнок Натальи Семёновны Фроловой, заместителя министра образования Тверской области. – Галюш, уж ты ей всыпь там по первое число! Пусть осчастливит нас внуками – авось и повзрослеет по дороге в роддом-то.

– Ладно уж, будут вам внуки, – довольно согласилась Галина Ивановна. – Но услуга за услугу. Скажи мне, Семёновна, что там у вас в министерстве творится? Как ни посмотрю, меняются эти министры, будто испорченные…

– Ох, беда, Галиночка Ивановна… Как проклятье какое-то! Приходят, черти адовы, придумывают, как поглумиться над наукой и педагогикой, выпускают глупые указы и такие же задачки с учебниками, потом растворяются в пространстве, только их и видели за границей на пляже с ноутбуками. Уж устали мы всем коллективом от таких янычаров, – в сердцах жаловалась замминистра. – Главное, ведь из наших же школ и выпускаются предатели отечества! Иногда мне кажется, что неведомые враги в еду какое-то лекарство подсыпают, чтоб манкуртов бездушных из наших детей взращивать. Именно поэтому мы с Никитой Михалычем в супермаркеты ни ногой! Всё своё, всё деревенское!

– К чему спрашиваю… Засиделась моя Лена в завучах, пора бы ей вперёд по карьерной лестнице. Ты подскажи, дорогая, какую ещё школу жизни пройти надобно, чтоб до министра дослужиться?

И тут на другом конце трубки случилось невиданное. Точнее, невиданное для других, но очень даже осязаемое для двоих – прапраправнучки генерала Французова и прапраправнучки адмирала Морозова, что Ледовитый океан бороздил на своём крейсере, как мальчик Ванька на своём катере соседнее озеро.

– Награды имеются у Леночки?

– Дважды «Лучший учитель года». Трижды школа получила грант по её проекту. Дипломами вся зала увешена. Имеются фотографии со всеми губернаторами… с которыми, к несчастью, тоже не везёт нашей земле.

– Приеду после отпуска, к осени ближе – начнём подготовительные собеседования проводить, – без экивоков рапортовал пробудившийся морской вояка.

Вот так быстро генерал с адмиралом и договорились.

– Семёновна, надобно нам шире и дальше кумекать, – не останавливалась Галина Ивановна. – Придёт время и Вере Павловне свою пользу отечеству принести. Род у нас с вами сильный, знаменитый, можно и повыше замахнуться. Способности и опыт имеются. А здоровым пропитанием, думается, вы с Михалычем обеспечите, чтоб без ядов янычарских обойтись… Возьми на лето внучечку, поучи уму-разуму, пока родители в отпуск съездят. А я цветы и кота на себя возьму.

– Ой, Верочку, ласточку мою! Да с удовольствием! Я и сама давеча предлагала, так Леночка про лагерь мне что-то нашептала.

– Лагерные шпроты бабушкиных харчей не заменят. Да и с младых ногтей надобно передавать опыт управления большими коллективами, авось и на международные отношения замахнёмся. В своё время. Не бывало ещё на Руси президентов-женщин. Значит, Вера Павловна станет первой. Надобно подготовиться.

– Почему не бывало? Родовая память помнит замечательных цариц. Весьма просвещённых монархинь! Так что дело хорошее ты задумала, кума, и главное – посильное.

– Обнимаю крепко и не прощаюсь. Счастлива тебя всегда слышать. Сердечный привет Михалычу!

– И тебе здоровьица крепкого, генеральского. Приезжай после пятнадцатого к нам на посиделки у Волги-матушки, – послала воздушный поцелуй по невидимому блютусу или вайфаю Наталья Георгиевна.

Галина Ивановна в ответ только мило улыбнулась, ибо не могла ответить поцелуем, её руки были заняты минестроне – пришла пора снимать его с огня. Тот аппетитно бурлил овощами, нарезанными аккуратными, красивыми кубиками, сплетёнными тонкой сырной паутинкой.

Как раз в этот момент из своих комнат вышли мама и Вера, неся в руках чемодан и рюкзак. А в дверях послышался лязгающий ключ папы, припозднившегося с работы, желавшего в последний день перед отпуском закончить все дела.

Мама накрывала на стол, ей помогала Вера, Галина Ивановна расставляла стулья и зажигала свечи, пока папа раздевался, мыл руки и томно вдыхал знакомые аппетитные ароматы любимого супчика. А войдя в залу, как всегда, радужно улыбнулся знакомой, каждодневной картине: добрая счастливая красавица жена, весёлая хохотушка дочка, мудрая спокойная свекровь, добродушный пёс и ласковая кошка, а рядом уже собранный чемодан… И целый отпуск впереди!

И расцеловав по кругу своё семейство, счастливый папа уселся трапезничать любимым супом всех строителей и прорабов – овощным минестроне.

Удивительно, но в эти обычные, каждодневные минуты тихого семейного счастья обычной российской семьи были счастливы не только эти четверо плюс кошка с собакой, но теперь и знакомые вам Лёлик, Ляля, Люся, Ноно, Пашуля, Антонина, Мила, Виталий, Пётр Николаевич, Богдан Вениаминович, генерал Французов, адмирал Морозов и многие-многие другие.