НЕПРАВИЛЬНЫЙ ЛЕКАРЬ 3
Глава 1
Я молча стоял и смотрел, как одетый в костюм ниндзя маг собирается меня атаковать молнией. Видимо он понятия не имеет, что мне его старания по барабану. Вот только почему он меня не атакует? Чего ждёт? Мелкие разряды перестали бегать по пальцам и исчезли. Совсем неожиданно. Незнакомец медленно стащил с головы балаклаву. Это был не незнакомец, это был Андрей Боткин. Живой и невредимый.
– Ты мне хочешь что-то рассказать? – спросил я совершенно спокойно, словно мы случайно встретились в библиотеке, а не он залез ко мне ночью через окно в наряде убийцы.
– А ты совсем не боишься смерти? – ответил он вопросом на вопрос.
– Нет, это она боится меня, – хмыкнул я, чувствуя, что пафос зашкаливает, но ничего не смог с собой поделать. – Итак, я тебя слушаю.
– А что слушать? Ты же видишь, что меня послали тебя убить, – сказал он. На его лице была куча эмоций, хладнокровным киллером его точно не назовёшь. – Но оказалось, что я не могу.
– Тогда зачем ты влез в моё окно, если всё равно не можешь выполнить заказ? – спросил я, кутаясь в одеяло, через окно в комнату вошла натуральная зима. – И закрой окно пожалуйста, если ты никуда не торопишься.
– Если я не убью тебя, тогда убьют меня, – сказал Андрей, прикрывая створку. Хотя бы уже не дуло, как над финским заливом. – А меня не устраивает ни первый, ни второй вариант. Теперь я не знаю, что делать.
– Баженов сидит в Бутырской тюрьме в ожидании суда, практически все его люди тоже арестованы, тогда кто угрожает тебе?
– Тот, кто выворачивал наизнанку ваш дом и клинику, – ответил Андрей и плюхнулся в моё рабочее кресло, выкатив его из-за стола. – Он сильный псионик, от него ничего не скроешь и никуда не скроешься.
– В твоём последнем утверждении я не уверен, – хмыкнул я, сев на кровать. Видимо разговор будет долгим. – Если московские спецы не смогли его найти, значит он где-то затаился. Или снял мощный амулет, дающий ему силу, или закрылся в каком-нибудь бункере, изолирующем магию. Как только он высунет нос, его сразу засекут и поймают. Так что не думаю, что он представляет для тебя опасность. Если конечно ты сам не пойдёшь за смертью в его логово.
– У него хватает людей, которые могут прикончить меня, когда угодно и где угодно, – удручённо покачал головой Андрей. – Так что передо мной простой выбор – убить тебя или самоубиться.
– Если у него много таких, как ты, тогда почему он послал именно тебя?
– Потому что он знает, что ты мой друг. Это личное испытание специально для меня, чтобы показал свою благонадёжность.
– И что ты теперь собираешься делать? Кроме этих двух вариантов больше нет?
– Нет, я не знаю, что делать, – сказал он и обхватил руками голову. – Я знаю, что не буду тебя убивать, но я не знаю, как выпутаться самому.
– Можно скрыть тебя по программе защиты свидетелей, как сделали с нами две недели назад.
– Если я не предоставлю доказательства, что я тебя убил, я даже за пределы вашей усадьбы не выйду. Меня ждут снаружи.
– И какое доказательство, интересно? – хмыкнул я. – Скальп? Уши? Руку?
– Фу, Саня! – буркнул Андрей и передёрнул плечами. – Откуда в твоей голове такая мерзость?
– У тебя есть кинжал? – спросил я.
– Есть, но уши я тебе отрезать не буду! – категорично заявил он. На мой вкус слишком громко, как бы кого не разбудил.
– Да подожди ты с ушами, – отмахнулся я. – Молнией ты меня всё равно не убьёшь.
– Почему это? – он настолько сильно удивился, словно я на полном серьёзе сообщил ему про летающего кита.
– Хочешь попробовать? – хихикнул я.
– Нет, – замотал он головой. – Так в чём твой план? Зачем кинжал?
– Проткнёшь мне бок, рану сразу залечишь, а окровавленный кинжал покажешь в качестве доказательства.
– Всё это фигня, Саш, ты же не исчезнешь после этого, на работу завтра пойдёшь, тут мой обман и вскроется. А дальше – ноги в таз с цементом и в Неву.
– Ты меня так и не понял, – вздохнул я. – Тебе главное сейчас отсюда уйти, а утром ты уже будешь под защитой до того, как я выйду из дома на работу.
– Ну допустим. Только на этом всё не закончится, этот маг пришлёт к тебе кого-нибудь другого. И тот уже не будет сомневаться, что с тобой делать.
– Это может произойти, если ты не будешь сотрудничать с полицией. Но в этом случае и под программу защиты свидетелей не попадёшь, а сядешь на скамью подсудимых. В управлении есть достаточно сильный псионик, который все нужные показания вытащит из твоей головы без твоего согласия. А вот теперь думай и выбирай.
– Выходит, что проще тебя убить, – хмыкнул он. – И все вопросы будут решены.
– Ну попробуй, – ответил я, не выказывая при этом ни капли волнения.
– Не буду, – буркнул он и отвернулся, уставившись в окно.
– Тогда давай реализуем мой план. Проткнёшь мне бок кинжалом, заживишь рану и смоешься. Я так понимаю, времени у тебя нет, раз тебя ждут на улице. Ещё будешь оправдываться, почему так долго возился.
– Это да, – кивнул Андрей. – Сначала разбей мне нос, потом я бью тебя кинжалом, лечу и сваливаю отсюда.
– Погнали, – решительно сказал я, сбросил с себя одеяло и вышел к нему навстречу.
Андрей подошёл ближе, подставил лицо и закрыл глаза. Я ударил достаточно сильно, чтобы пошла кровь, но, с таким расчётом, чтобы не сломать кости носа. Андрей от удара отшатнулся назад и застонал, схватившись рукой за лицо. Из-под пальцев появилась тонкая струйка крови, всё идеально. Когда кровь течь перестала, он не сильно старательно вытер лицо балаклавой и убрал её в карман. Я показал Андрею, куда лучше ударить кинжалом и в каком направлении должен пройти клинок, чтобы не задеть жизненно важные органы. Он несколько раз примерился, я внутренне напрягся, но глаза закрывать не стал. Потом резкий выпад и бок обожгла боль. Прямо как в кабинете в Ярославле. Я смог не закричать от боли, но от стона не удержался.
– Сейчас, сейчас, подожди, убери руку, – Андрей пытался добраться до раны, но я рефлекторно зажал её ладонью.
Надо было лучше и мне нос разбить и клинок намазать. Под воздействием стресса логика и здравый смысл начинают хромать и заставляют делать глупости. Так сложилось, что я очень не люблю, когда мне бьют в лицо. Или просто я уже начинаю привыкать к особенностям этого мира, где рана, даже серьёзная, при наличии рядом квалифицированного лекаря ничем не угрожает. Оно-то так и есть, но боль ведь обычная, не как от царапины.
Наконец я смог оторвать свою ладонь от раны и туда опустилась ладонь Андрея. Жжение в боку усилилось, но вскоре начало затихать. Через пару минут раны уже не было. Чтобы не осталось никаких следов ночной клоунады, мне осталось только вытереть кровь с пола, выкинуть нижнее бельё и принять душ.
Андрей вышел из комнаты также, как и вошёл – через окно. Мы договорились, что через час или чуть больше он сообщит мне координаты, где его можно будет забрать, а я за это время должен объяснить ситуацию главному полицмейстеру.
Пред тем, как нажать кнопку вызова, я глянул на часы. Без пяти два. Нормальные люди спят, большие начальники – тем более. Но мне сейчас на это начхать с высокой башни. Я нажал вызов и ждал ответа. Белорецкий взял трубку на удивление быстро.
– Александр Петрович? – не сильно сонным голосом спросил он. – Что-то случилось?
– Да, Павел Афанасьевич. У меня есть для вас очень ценный свидетель, который знает, где засел тот самый псионик и его команда. Он сам работал на них, но хочет сдаться. Только в этом случае ему не жить, нужна программа защиты свидетелей, сможете организовать?
– Сможем, Александр Петрович. Пару-тройку дней он будет находиться в управлении, потом уже спрячем. Раз вы позвонили в такое время, значит это нужно сделать прямо сейчас?
– К сожалению, да, дело не терпит отлагательств. Вполне возможно, что у него не получится передвигаться в одиночку. В идеале направить группу захвата. Заодно задержите ещё кого-то из людей Баженова или псионика. Мне кажется, что это всё одна шайка.
– Так и есть. О ком хоть идёт речь?
– Боткин Андрей Серафимович.
– Боткин? – в голосе Белорецкого прозвучало неподдельное удивление. – Александр Петрович, вы ничего не путаете? Он пропал больше недели назад, отец подал заявление на розыск, подозрение на похищение. Мы не смогли обнаружить его следов нигде и уже думали, что его нет в живых.
– Куда уж путать, – хмыкнул я. – Он только что приходил меня убивать, но на полпути передумал. Друг всё-таки.
– Ясно, хорошо. Сейчас распоряжусь организовать группу захвата, жду от вас координаты, где его забирать.
Я положил трубку и наконец-то занялся приведением себя в нормальный вид. Нижнее бельё замотал в мусорный пакет, предварительно тщательно стерев чистой половиной майки кровь с паркета. Принял душ и оделся в чистое. Ложиться спать пока точно не стоит, поэтому я забрался под одеяло и взял в руки книгу по медитации, которую собирался изучить. Скажете, книга наоборот поможет быстрее заснуть? Так-то да, но адреналин меня так и не отпускал, даже наоборот, волнение усиливалось. Я положил телефон рядом с собой, чтобы не пропустить сообщение от Боткина. По городу уже неспешно колесит машина с крутыми дядьками, способными на многое. И я переживаю, как бы Андрей случайно не попал под раздачу. Прилететь может и от полицейских, и от своих. Причём второй вариант скорее всего хуже. Если догадаются, что это он навёл и хочет сдаться, его скорее всего убьют.
Да какое там нахрен спать! Я вскочил с кровати, оделся и крадучись направился на кухню с твёрдым намерением сварить себе кофе. Я здесь правда ещё ни разу этого не делал и понятия не имел, как готовит кофе Настюха. Варит в турке или нажимает кнопку аппарата, хрен её знает. Вот сейчас и узнаем.
Свет нигде включать не стал, крался в потёмках. Когда зашёл на кухню, чуть не вскрикнул, а сердце начало долбиться где-то в области горла. На кухне стоял тёмный силуэт.
– Че, Сань, не спится? – тихо прозвучал голос Виктора Сергеевича.
– Ой, блин! – выдохнул я, пытаясь выровнять пульс и дыхание. – Так ведь и в штаны можно наделать! А что вы здесь делаете в третьем часу ночи?
– То же, что и ты, пришёл себе кофе сварить. Могу сразу на двоих сделать.
– Отлично, сделайте.
Глаза уже немного привыкли к темноте, и я разглядел прибор, в который Виктор Сергеевич загружал молотый кофе и воду. Это больше напоминало кофеварку гейзерного типа, неплохой вариант, приветствую. Через несколько минут готовый напиток был разлит по чашкам, одну из них он протянул мне.
– Никто ведь не обидится, что я тут хозяйничаю по ночам? – спросил дядя Витя.
– Вот ещё, – хмыкнул я. – Чувствуйте себя, как дома, вам сразу об этом говорили.
– Так почему ты не спишь? – поинтересовался он, отхлебнув ароматного напитка.
Я ему вкратце рассказал о только что произошедшем. Он слушал внимательно, не перебивая, даже на время забыл про кофе.
– Я думал о нём хуже, если честно, – сказал он, когда я закончил. – Хотя, казалось бы, куда уж хуже. Но, я не думал, что он захочет сдаться. Ведь я давно говорил тебе, что с ним не надо дружить, мутный он.
– С одной стороны вы правы, а с другой не совсем, – возразил я. – Благодаря именно этой дружбе в итоге я обрёл амулет, неоднократно спасший мне жизнь, а сейчас его ход может вывести на затаившегося врага, которого никак не могут поймать. Да, он встал изначально не на ту сторону, но мне он зла никогда не желал.
– Ага, не желал, а серебряный амулет в блокноте, который он убедил тебя носить? А потом ещё золотой амулет, это тоже по-дружески?
– Я же рассказывал, золотой мне вручил не он, а Проскурин по поручению Баженова.
– Проскурин друг Боткина. И если бы ты не якшался с Андреем, то о Тимофее скорее всего вообще не узнал бы.
– Теперь уже назад не вернёшь. Но теперь Андрей решил встать на путь исправления.
– Этому-то я и удивляюсь, – покачал головой дядя Витя.
Телефон дзынькнул, оповещая о сообщении. Андрей указал адрес, где он будет ждать группу захвата. С ним ещё два человека. Я немедленно передал координаты и сообщил эти подробности Белорецкому. Сердце снова заколотилось, хоть бы всё прошло тихо, без жертв. Я отхлебнул кофе и начал ходить из угла в угол, пытаясь хоть как-то успокоиться. Ждать вестей от главного полицмейстера пришлось чуть ли не час. Не могу понять, почему так долго? Виктор Сергеевич уже давно ушёл, я остался на кухне один, решил сварить себе ещё кофе. Когда зазвонил телефон, я чуть не подпрыгнул. Это был Белорецкий.
– Александр Петрович, всё в порядке, мы их задержали, – сообщил он, но интонации его голоса почему-то не внушали мне спокойствия, даже наоборот.
– Павел Афанасьевич, что-то не так? – взволнованно спросил я.
– Боткин серьёзно ранен, но мы его отвезли в больницу Обухова, там ему помогут, не переживайте.
– Они сопротивлялись?
– Те двое дали бой, Андрей сдался сразу. Потом один из его подельников атаковал его молниями. Он жив, но был без сознания.
– Его в больнице будут охранять?
– Разумеется. Он помещён в отдельную палату, приставлено четверо сотрудников для охраны. Мы сразу сообщили Серафиму Павловичу, его отцу, он пришлёт дополнительную охрану. Как только он придёт в себя и сможет давать показания, его переведут в управление, а туда уже никто не сможет пройти, чтобы его ликвидировать.
– Понял, Павел Афанасьевич, спасибо вам большое!
Я положил трубку и посмотрел на часы. Начало пятого. Можно было бы пойти поспать пару часов, но быстро я точно не засну, а потом уже смысла нет, скоро вставать. Я допил свой кофе и отправился обратно в комнату. Раз я решил не ложиться, то можно попрактиковать медитацию и заняться совершенствованием ядра. Занимаясь последним, я заметил, что на фоне перенесённого стресса, эффективность этого занятия несколько возросла. Только вот как это учесть на будущее? Специально устраивать стресс, чтобы развивать ядро? Полный бред, согласен. Но есть и другой вариант – стрессы в жизни всё равно бывают, вот тогда и надо сразу вспомнить, что надо ненадолго уединиться и воспользоваться моментом.
Когда проснулась вся семья, я уже давно сидел в столовой, читал книгу и пил очередной кофе. Голова в итоге была наполнена чугуном, а мне ещё целый день работать. Кофе взбодриться уже не помогает, я его уже столько выпил, сколько раньше за неделю. Моё состояние не укрылось от маминых глаз.
– Плохо спал? – спросила она, усаживаясь за стол напротив меня.
– Можно сказать, почти не спал, – признался я. Только вот посвящать прямо сейчас в подробности просто не было сил.
– Давай, когда приедем в клинику, я проведу тебе сеанс восстановления.
– И я просплю у тебя в кабинете до обеда?
– Нет, – рассмеялась мама. – Это совсем другое. Десять минут максимум, и ты будешь, как огурчик.
– Зелёный и пупырчатый? – не удержался я.
– Свежий и хрустящий, – огрызнулась она на мою глупую шутку. – Короче, это не обсуждается, сделаем так, как я сказала.
Ишь ты, “как я сказала”, видите ли. Да пусть себе командует, у меня сейчас нет повода противостоять. Отец и Катя тоже поинтересовались моим самочувствием, но от них я отмахался гораздо быстрее. Теперь надо заставить себя нормально позавтракать, чтобы хватило сил на лечение пациентов. Да и вообще, завтрак – это самый важный приём пищи в течение дня.
Пока доехали до клиники, я задумался о своём и уже забыл про угрозу матери мне помочь. Ехал себе пялился в окно на проезжающие мимо машины, на прохожих. Все куда-то торопились по своим делам в обычном штатном режиме. Город живёт и правильно делает. А Андрей сейчас под охраной в больнице Обухова. Я ему ни написать, ни позвонить не смогу, не думаю, что его смартфон остался у него. И пройти к нему мне тоже никто не даст. Очень надеюсь, что он пришёл в сознание и его хорошо подлатали, там работают лучшие лекари Санкт-Петербурга.
Когда вошли в фойе, мама подхватила меня под локоть и увлекла в сторону своего кабинета. Я в первые мгновения собирался сопротивляться, потом вспомнил зачем она меня туда тащит и отдался воле стихи.
Мама, как и обещала, восстановительную процедуру произвела так быстро, что я даже не успел опомниться. И, самое главное, никакого медиативного сна, на это просто не было времени. Я и так уже догадывался, что под дверью начинает собираться толпа. И, естественно, я оказался прав.
Я поздоровался с пациентами, перед тем, как войти в кабинет, и взгляд мой остановился на вчерашнем мужчине с новообразованием. Странно, он же должен прийти только завтра, что-то не так? Я пригласил его в кабинет первым, не обращая внимания на роптунов.
– Что привело вас раньше назначенного срока? – спросил я у бедолаги, который сегодня похоже был ещё более бледным, чем вчера. – Что-то болит?
– Нет, доктор, – пролепетал он. – Но я сегодня чувствую себя хуже, слабость усилилась. Кушать получается, пища проходит, но аппетита нет совсем, тошнит постоянно. Сильнее шатает при ходьбе.
– Похоже на интоксикацию, вызванную распадом клеток образования, – пробубнил я себе под нос.
– Что, доктор, простите?
– Говорю надо с вашей болячкой долго бороться и не торопиться, тогда легче переносить будете.
– Так что мне сейчас делать? Вы же говорили, что я должен слушаться, вот слушаю вас.
– Слушаться – это похвально, – улыбнулся я ему. – Нужно пить побольше жидкости и возьмите в аптеке почечный мочегонный чай, с утра и до обеда надо выпить в два раза больше, чем по инструкции написано. А кушать всё равно надо. Лучше понемногу и почаще. Силы надо восстанавливать. Тогда ко мне придёте на продолжение манипуляций не завтра, а в среду на следующей неделе. За это время должны прийти в норму, тогда и продолжим. Должен предупредить, чтобы полностью побороть вашу болезнь, потребуется много таких сеансов. Скорее всего будете приходить раз в неделю несколько месяцев подряд.
– Да хоть год, доктор! – сказал он на эмоциях, приложив руку к сердцу. – У меня обеспеченная семья, мы можем себе позволить. Мне главное, чтобы гадость эта из организма вся вышла.
Хотел у него спросить, каким хреном он раньше думал, но не стал, ответ на этот вопрос меня уже не интересует. Всё равно не услышу ничего более ценного, чем вариации на тему “патамушта”.
Глава 2
Непрерывный поток пациентов до самого обеда не давал расслабиться и думать о чём-то постороннем, но как только появлялся просвет, я вспоминал про Андрея и прокручивал разные варианты, как убедиться, что с ним всё в порядке. Во время обеда в голове созрел план. Сразу после работы отправлюсь в приёмную к Обухову и попрошусь на срочную аудиенцию. Он не Захарьин, с ним можно попробовать обсудить мой пока что запретный метод лечения и возможности его легализации с перспективой обучения лекарей и даже знахарей со слабым даром. А потом, как бы невзначай, спрошу о судьбе Боткина. Можно об этом поинтересоваться и у Белорецкого, но лекарь даст больше информации именно о состоянии здоровья. Это получается, что у меня к нему два разных вопроса, за которые он сможет послать одинаково далеко. Ну бить же он меня не будет, а кто не рискует – тот не пьёт шампанское.
Остаток рабочего дня тоже был достаточно суетным, пациенты попадались с очень разнообразными и интересными болячками, но ничего сверхэнергозатратного для испытания ёмкости моего ядра не было. Как только последний попрощался и вышел за дверь, я снял халат, оделся и пошёл на выход, обогнав его по пути. Илюху видел в коридоре издалека, но он не заметил, что я ухожу пораньше, да ещё и без него. Пулей вылетел на улицу, даже не удостоив ответом мать, которая что-то спросила у удаляющейся от неё моей спины. Типа я не слышал. А если что-то реально будет надо – позвонит.
Несмотря на хорошую погоду, я сразу вызвал такси до “Больницы Всех Скорбящих Радости”. Пробки в городе только начинали зарождаться, поэтому мне удалось достаточно быстро доехать. Дорогу к кабинету главному Лекарю я помнил. В холле возле приёмной было пусто и я, наивно полагая, что у меня есть шанс практически открыть дверь с ноги, заглянул без стука к секретарю. Там сидел на диванчике один важный немолодой мужчина с признаками начинающегося внутреннего мятежа по причине долгого ожидания. Он нервно оглядывался, теребил платок, который то и дело доставал из кармана и тяжко вздыхал.
– Добрый день! – начал я с бодрого приветствия и жизнерадостной улыбки, которая к сожалению секретарю не передалась. – А к Степану Митрофановичу сегодня возможно попасть?
– Очень в этом сомневаюсь, – сказал безжизненным голосом и покачал головой секретарь. – У него там сейчас длительно затянувшееся совещание, а потом вот господин сидит уже долго ожидает по очень срочному вопросу, так что не думаю, что вам стоит надеяться.
– Ну а если я тоже тут присяду и очень терпеливо подожду? – не сдавался я.
– Рабочий день уже у всех заканчивается, молодой человек. У Степана Митрофановича он тоже должен когда-то закончиться. Этому господину он разрешил остаться и подождать, строго наказав ответить отказом, если кто-то ещё захочет попасть на приём.
– А записаться на приём возможно? – жалобно протянул я. – Я могу завтра с утра пораньше подойти.
– Таких как вы с утра пораньше обычно полный коридор приходит, – уже не очень вежливо ответил секретарь, за что очень хотелось его стукнуть чем-то тупым и тяжёлым в область виска.
– Может вы не совсем правильно меня поняли? – начиная злиться продолжил я свой натиск. Решил попробовать другой подход. – Мне очень нужно попасть к Степану Митрофановичу, это очень важный вопрос, и он вам не простит, если узнает, что я к нему приходил, но мне не дали возможности его увидеть.
– Ну хорошо, – тяжко вздохнул секретарь. – Скажите вашу фамилию, имя, отчество и номер телефона. Я запишу вас на завтра на без пятнадцати восемь утра.
– И сообщите сегодня, что я приходил, – строго сказал я, продиктовав личные данные под запись. – Это важно.
– Да, господин Склифосовский, я сообщу, будьте уверены, – сказал секретарь и едва заметно вздохнул. Видать таких умников за день сюда приходят десятки и каждый считает себя уникальным. – До завтра.
– До скорого, – брякнул я, улыбнулся и пошёл на выход.
Жаль, что узнать о состоянии Андрея из первоисточника мне не удастся. Или ждать до завтрашнего утра, или звонить Белорецкому. Решил всё-таки начать со второго варианта. Вышел из больницы на улицу и набрал главного полицмейстера. Как я и ожидал, по поводу здоровья от полицейского мало чего добьёшься. Чтобы вытащить ценную информацию не по профилю, надо анализировать и додумывать самому.
– Андрей Серафимович нам ничего не собирается рассказывать, – недовольно сказал Павел Афанасьевич. – Никаких ценных показаний от него добиться не удалось. Я-то надеялся, что, когда он придёт в себя, сразу наведёт на псионика. У нас группа захвата с сильными магами из Москвы с ночи сидели наготове, чтобы выдвигаться на задержание, а Боткин молчит, будь он неладен! Хорошо, что мастеру души удалось докопаться до нужной информации в голове одного из подельников Боткина, только благодаря этому нам удалось его отыскать. Так что ядро осиного гнезда мы наконец-то накрыли полностью.
– Так, а что с Андреем-то? – решил я всё-таки перевести разговор в интересующее меня русло.
– Затрудняюсь ответить, – после небольшой паузы Белорецкий всё же ответил. Наверно переключался с интересующей именно его темы. – Ожоги ему залечили, в сознание пришёл, но отвечать на вопросы отказывается. Лекари сказали, что у него временная защитная потеря памяти, во что я не особо верю. На попятную наверно пошёл. Нашего мастера души к нему не подпускают, сказали, что слаб ещё. Так что даже так информацию получить не удалось.
– Я вас понял, услышал, – ответил я и уже начал выстраивать в голове свою версию, что там с Андреем случилось. – Спасибо большое за помощь и прошу прощения за возможно несвоевременный звонок.
– Да звоните, ничего страшного, – ответил Павел Афанасьевич. – Просто я тоже с середины ночи на ногах, уже сил нет ни на что. И вам спасибо за ночной звонок, всё равно так или иначе большое дело свершилось.
– Крепитесь, а с Андреем мы разберёмся, я вам обещаю.
– Хорошо, удачи вам, – с облегчением ответил полицмейстер. – Но имейте ввиду, что он пока находится под арестом. Меру пресечения возможно изменим в ближайшее время, будет видно. Главное, чтобы он начал давать показания. Мне нужна хоть какая-то зацепка, чтобы изменить его статус арестованного по обвинению в покушение на убийство на статус свидетеля. Охране я скажу, чтобы вас к нему пропустили.
– А можно прямо сейчас? – обрадовался я.
– А вы сейчас в больнице? – удивился Белорецкий.
– Да, возле кабинета Обухова, – решил я немного соврать, так будет убедительнее звучать, что я сюда по большому делу приходил, а не просто погулять и узнать, что с Боткиным. – Хотел попасть на аудиенцию, но не срослось.
– Стойте там, сейчас за вами придёт наш человек и проводит, там сложно добираться от главного корпуса.
– Хорошо, жду, – ответил я, за это время успев добежать даже не до холла, а до приёмной, и положил трубку, обратившись уже к секретарю, – Главный полицмейстер Санкт-Петербурга сказал, что в отличие от вас он мне поможет! А на аудиенцию у Степана Митрофановича на утро отменять не надо, у меня к нему есть ещё вопросы и предложения.
– Х-хорошо, – начал заикаться секретарь и интенсивно думать о своём плохом поведении. Он даже хотел мне ещё что-то сказать, но я не стал дожидаться и вышел в холл.
Отлично. Даже лучше, чем отлично! Я и не надеялся так быстро увидеть Андрея. Уже успел обрадоваться, а потом вспомнил слова Белорецкого об амнезии. А вот тут уже не отлично. Хотя, может зря я так начал переживать? Может у него вполне обычная амнезия, а не такая, как у меня? В голове даже мелькнула мысль, а вдруг в теле Боткина сейчас такой же, как и я? Да ну, нет, два снаряда в одну воронку? Вот скорее снаряды так упадут, чем произойдёт то же, что произошло со мной. Но раз к нему пока запретили подпускать мастера душ, значит всё далеко не в порядке. Могли не допустить, кстати, в том числе и из-за более агрессивного стиля работы штатных мастеров.
Вскоре из коридора вышел человек в штатском, и не подумаешь, что это полицейский. Заметив сомнение в моём взгляде, он предъявил удостоверение в развёрнутом виде.
– Капитан полиции Бобриков – представился он и ловко захлопнул удостоверение, убирая его во внутренний карман. – Идите за мной.
Даже не спрашивал, кто я, зачем я. Как так-то? Я оглянулся вокруг, в холле никого кроме меня нет. Теперь понятна беспечность сотрудника полиции. Он шёл впереди достаточно быстро. Это хорошо, что я тоже люблю быстро ходить, другой давно отстал бы. Мы спустились в подвал, вышли в подземный коридор, а тут оказалось вообще легко можно заблудиться, как пуля в навозной куче. Переходы разветвлялись, изгибались, выходили на первые этажи, потом вновь уходили под землю. Ужас какой-то, а ведь наверняка делали для удобства, чтобы попасть из одного корпуса в другой и не попасть при этом в буран или ливень.
Наконец мы пришли в нужное здание. Как я это понял? Мы поднялись на третий этаж и точно не собирались ни в какой переход. Возле четвёртой двери стояло два охранника в форме. Хм, а ведь папа Боткина грозился к нему приставить кучу охраны на всех подступах. Возможно решили, что главная угроза миновала и Серафим Павлович позволил своим людям расслабиться. Мы вошли в палату, в центре стояла какая-то навороченная койка, похожая на наши функциональные в реанимации. Андрей лежал с закрытыми глазами, лицо выглядело вполне здоровым. Слева от него в кресле сидел ещё один полицейский в штатском, значит их всего четыре, как и говорил Белорецкий.
Я подошёл к другу поближе и взял за руку, щупая пульс. Он открыл глаза и повернул голову ко мне. В его глазах никаких эмоций – ни радости, ни печали, ни узнавания меня в качестве друга, которого по идее рад должен был увидеть, особенно учитывая, что находится под усиленной охраной. Я ждал, что он заговорит первым, но он и не собирался. Просто с интересом меня изучал, как нового человека.
– Ты меня не узнаёшь? – спросил я с надеждой. А вдруг он просто придуряется? Это от него легко можно ожидать.
– А что, должен? – спросил он.
– По идее, да, – сказал я и грустно вздохнул. А может он не хочет признаваться при полицейских? Играет в свою дудку, чтобы его в ближайшее время не допрашивали с пристрастием и выворачиванием мозга мехом внутрь? А легко. Только выяснить это получится, когда рядом не будет посторонних. Такой случай представится нескоро, надо набраться терпения и выждать удобный момент.
– Как себя чувствуешь? – решил я задать вопрос, ответ на который не требует уединения.
– Вы, сударь, можете хотя бы представиться, чтобы я понимал, с кем разговариваю? – его голос прозвучал немного раздражённо, непохоже, что он сейчас играет на публику. Неужели и правда не помнит?
– Я Александр Петрович Склифосовский, лекарь, твой друг детства и до последнего момента.
– Принято, буду пытаться вспомнить, – немного успокоился он, но всё равно оставался серьёзным и немного напряжённым.
– Ну может хоть какие-то образы всплывают? Лицо может знакомое, ресторан “Медведь”, наш любимый, нет?
– Абсолютно, – покачал он головой. – Мне почему-то кажется, что мы и в самом деле знакомы, но ничего более дельного в голову не приходит.
– Так я вернусь к вопросу, как самочувствие?
– В целом нормально, слабость пока остаётся, голова кружится, когда пытаюсь встать. Ну вот ещё не помню ничего до того момента, как оказаться в больнице.
– Что говорят по поводу перевода отсюда? Есть какие-то прогнозы?
– До завтра точно здесь, дальше будут решать. Я так понял, что отсюда меня не домой отпустят, который я ни малейшего понятия не имею, где находится, а в камеру в управлении полиции.
– А в чём обвиняют? – решил я спросить на дурачка.
– В покушении на убийства на тебя, раз уж ты тот самый Склифосовский. Но как такое могло быть, если мы закадычные друзья?
– Да не было никакого покушения, – хмыкнул я. – Я же объяснял главному полицмейстеру. Ладно, не переживай, вытащим тебя отсюда.
– Они сказали,… – начал он, но я его опередил.
– Сказали, что изменят меру пресечения, когда ты начнёшь сотрудничать, – кивнул я. – Только, во-первых, убивать ты меня не собирался. Во-вторых, те, кого ты должен был сдать полиции, уже арестованы, так что толку от твоих показаний, даже если ты всё вспомнишь, будет ноль. У них нет причин тебя держать в камере предварительного заключения.
– Тогда почему на меня продолжают наседать три раза в день, чтобы я всё вспомнил и рассказал?
– Чтобы поставить галочку в документах, – хмыкнул я, удивляясь, что капитан полиции до сих пор не вмешивался в наш разговор. Может записывает всё потихонечку? Да пусть записывает. Я ничего криминального не сказал.