Хочу жить

– Он… не реагирует, – сказал один из врачей, голос дрожал от напряжения. – Ни слова, ни движения…

– Нужно показать психологу, – кивнул другой. – Сейчас он в опасности сам для себя.

Лёша не сопротивлялся. На самом деле, он не оказывал вообще никаких действий. Его разум будто отключился, оставив тело лишь оболочкой. Даже когда его осторожно поднимали, он не шевелился.

Сирена скорой, шум мотора, крики врачей – всё это скатывалось в один глухой, давящий звук, который не трогал Лёшу. Он сидел и смотрел в пустоту, будто мир вокруг уже не существовал.

Двери машины скорой закрылись с тихим, но окончательным щелчком. Мгновение тьма обняла его полностью. Сердце колотилось, но тело оставалось неподвижным. Внутри всё было пусто, кроме жгучего, ледяного страха, который поселился навсегда.

И так, погружённый во тьму, Лёша оказался в пространстве между прошлым ужасом и неизвестной будущей болью, где каждый вздох казался лишним, а каждое мгновение – испытанием.

4: Никто не справляется один?

– Аня… Аня?!

– А? Что?

– Ты чего задумалась? Едешь?

Анна стояла перед входом в лифт и не решалась сделать шаг внутрь.

– Нет… – она натянула улыбку. – Я пойду по лестнице.

– Серьёзно? На пятнадцатый этаж?

– Да ничего страшного, езжайте.

С десяти лет Аня боялась замкнутых пространств. Это был её главный кошмар. Когда-то отец запер её в маленьком, ветхом сарае «для воспитания». Тогда девочка зажалась в углу, не в силах ни закричать, ни заплакать. В полумраке тени оживали, менялись, превращались в чудовищные силуэты, смотрели ей прямо в душу и тянулись к ней, стараясь утащить за собой в темноту.

Аня дождалась, пока двери лифта закрылись, и только тогда выдохнула. Коллеги уехали вверх, оставив её одну в гулком холле. Ступени вели в темноту, бесконечные пролёты, но всё же они казались ей спасением по сравнению с металлической коробкой, что могла захлопнуться и навсегда лишить её воздуха.

Каждый шаг по лестнице отдавался эхом. На десятом этаже ноги уже налились свинцом, но Аня упорно поднималась дальше. Лишь бы не лифт. Лишь бы не те стены, что сжимаются вокруг.

На четырнадцатом пролёте её дыхание сбилось. Лампочка над головой мигнула, словно дразня её. В памяти тут же всплыл тот сарай: деревянные доски, щели, сквозь которые пробивался свет… и тени. Тени, что жили своей жизнью. Тогда, в детстве, ей казалось, что они тянулись к ней, сгущались, шевелились, пока она сидела в углу, обхватив колени.

Аня зажмурилась, вцепилась в перила.

– Это было давно, это прошло, – шептала она себе. – Это всего лишь лестница.

И в этот момент сверху раздался звук. Скрип. Тяжёлые шаги. Кто-то спускался вниз.

Она подняла голову – и на верхнем пролёте, в полутьме, увидела силуэт. Чёрный, высокий, неподвижный. Он словно ждал её.

Аня застыла. Сердце ударило в грудь так сильно, что воздух вышибло.

– Нет… – прошептала она.

Фигура сделала шаг вниз.

И вдруг свет погас.

Полная тьма окутала лестничный пролёт, оставив Аню наедине с её самым древним ужасом.

Дыхание Ани сбилось, казалось, что места становилось всё меньше и меньше, стены давили со всех сторон.

Но вдруг её плеча коснулась рука, и свет резко включился.

– Аня, ты чего? Мы тебя уже все потеряли, планёрка вот-вот начнётся.

Аня вздрогнула так сильно, что едва не закричала. Сердце ударило в грудь, дыхание сбилось.

– Да, Никит… видишь, я почти дошла, – сквозь наигранную улыбку выдавила она.

– Твоя боязнь лифтов когда-нибудь тебя убьёт, – Никита легко хлопнул её по плечу, взял за руку и повёл наверх.

Убьёт? – пронеслось в голове Ани. Может, и так. Но это всяко лучше того ужаса, что я пережила в сарае.

Она с силой проглотила ком в горле. Так это уже прошло. Всё в прошлом.

Анна и Никита вошли в большое просторное помещение.

Светлые стены, высокие потолки и широкие окна, из которых лился дневной свет, словно тут же растворили её клаустрофобию. Пространство дышало, и Аня дышала вместе с ним. Шум голосов коллег, лёгкая суета, запах кофе – всё это возвращало её в привычную реальность.

Тени, что преследовали её на лестнице, растворились, и она впервые за утро почувствовала себя в безопасности.

Аня села ближе к окну – так она всегда делала: больше пространства, меньше ощущения, что её зажали стены. Никита плюхнулся рядом и, как обычно, начал что-то шептать коллеге через стол, но Аня не слушала. Она старалась сосредоточиться на шуме офиса, на свете из окна, лишь бы заглушить эхо недавнего ужаса.

Главный редактор, низкий, сухощавый мужчина в очках, поднял руку, требуя тишины.

– Коллеги, начнём.

Журналисты перестали переговариваться, зашуршали бумаги, включились диктофоны.

– Сегодня у нас несколько тем. – Он перелистнул папку. – Но одна особенно важная: история с теми, кто две недели назад стали героями новостей. Человек, прыгнувший с моста, и парень, который бросился его спасать.

В зале зашумели: кто-то переглянулся, кто-то покачал головой.

– Оба выжили, – продолжил редактор. – Но сейчас находятся под присмотром психиатров. И вот что интересно: оба несут одно и то же. Говорят о тенях. Непонятно, галлюцинации ли это, стресс или… что-то ещё.

Аня почувствовала, как внутри всё холодеет. Тени. Это слово словно надавило на старый шрам в памяти. Она машинально сжала пальцы в кулак.

– Нам нужно разобраться, – сказал редактор. – Я хочу, чтобы мы сделали серьёзный материал: интервью с врачами, детали происшествия, возможно, комментарии родственников. Люди тянутся к таким историям.

Его взгляд прошёл по рядам и остановился на Ане.

– Анна, это твоё. Ты у нас репортёр, умеющий копать глубже всех. Возьмёшься?

Голоса вокруг стихли, коллеги смотрели на неё. Внутри Ани всё сжалось – тема будто била прямо в её страх. Но вслух она сказала ровно, натянув улыбку:

– Конечно.

Редактор удовлетворённо кивнул:

– Отлично. Свяжись с врачами, собери материал, напиши черновик к концу недели.

Аня опустила глаза в блокнот, чтобы никто не видел, как дрожат её пальцы. В голове звучало одно и то же слово: тени.

Кафе рядом с редакцией всегда было шумным: звон посуды, запах свежего хлеба и кофе, гул голосов. Аня сидела напротив Никиты, крутя вилкой в тарелке пасты, но кусок так и не доходил до рта.

– Слушай, – начал Никита, отодвигая чашку. – Ты правда уверена, что тебе стоит этим заниматься?

Аня подняла глаза, на её лице мелькнула лёгкая улыбка.

– Ты о материале?

– Ну да. – Он понизил голос. – Два человека с крышей не в порядке, бредят про какие-то тени. С врачами-то ты поговоришь, но кто знает, что ещё может вылезти.

Аня пожала плечами, стараясь не показать, как у неё внутри всё сжалось от одного слова «тени».

– Всё хорошо. Я справлюсь. Не в первый раз берусь за что-то сомнительное. Помнишь, как я ночевала в хосписе ради статьи? И ничего, жива.

Никита нахмурился, покачал головой:

– Это другое. Тут… слишком странно всё.

– Никит, – перебила Аня мягко, – я репортёр. Это моя работа.

Он внимательно посмотрел на неё, будто пытаясь прочитать, что у неё внутри.

– Тогда хотя бы позволь помочь. Я могу сходить с тобой, встретиться с врачами, поддержать.

Аня усмехнулась, но улыбка вышла натянутой.

– Нет. Это моё задание, я сама справлюсь.

– Ань, – Никита наклонился ближе, его голос стал тише, серьёзнее, – я правда переживаю за тебя.

Она отвернулась к окну, делая вид, что наблюдает за прохожими.

– Перестань. Всё нормально. Правда.

Но в груди уже зашевелился знакомый холод, словно сама тьма напомнила ей: «Никто не справляется один».

Аня вышла из здания – просторная улица встретила её тёплым ветром. Широкая мостовая тянулась вперёд, фонари один за другим зажигались в сумерках: солнце уже скрылось за горизонтом. Дом был недалеко, она уже видела знакомый силуэт крыши.

И вдруг позади раздались шаги.

Сначала спокойные, размеренные. Но стоило Ане ускорить шаг, как и тот, кто шёл за ней, ускорился. Шаги превратились в торопливый топот. Аня бросилась бежать, дыхание сбивалось, сердце колотилось в груди. Мысли путались: насильник? маньяк? кто это? Главное – добежать до дома, там он её точно не достанет.

Ноги горели, силы уходили, и в тот момент, когда она была готова упасть, на плечо легла рука.

– Аня, ты чего?! – запыхавшись, проговорил Никита.

– Никит?.. Это ты? Почему ты не сказал сразу?! – выдохнула она, и внутри всё словно рухнуло, а вместе с тем пришло облегчение.

– Я кричал твоё имя несколько раз! – в его голосе слышался лёгкий гнев. – Ты как будто и не слышала вовсе.

Аня поняла: страх полностью затмил её разум, и она не слышала ничего, кроме собственных мыслей о спасении.

– Прости… я так испугалась, поэтому… наверное, и не услышала, – виновато произнесла она.

Никита выдохнул, глядя на неё пристально:

– И после этого ты всё ещё думаешь, что эта тема тебе подходит?

– Никита, – голос Ани стал жёстче, – это закрытая тема. Я этим займусь.

Повисла пауза.

– Так чего ты, собственно, хотел? – спросила Аня, стараясь сменить разговор.

Никита вдруг поднял руки, и она заметила две коробки пиццы.

– Мы давно не проводили время вместе. Я подумал… возьмём пиццу, посмотрим фильм.

Аня чуть смягчилась, но в её голосе ещё оставалась усталость:

– Ох, Никит… ты же знаешь, завтра мне рано ехать.

– Знаю, знаю, – Никита улыбнулся во весь рот. – Поэтому мы посмотрим один фильм, а не два. Ну пожааалуйста!

Аня закатила глаза, но уголки губ дрогнули.

– Ладно, хорошо… но только один.

Никита победоносно вскинул коробки.

– Договорились!

И впервые за день Аня почувствовала лёгкое, почти забытое тепло – как будто рядом с Никитой тьма, преследующая её из прошлого, отступала хоть на шаг.

Дом Ани был просторным, но даже в нём стены давили – напоминали, что выхода нет. Именно поэтому она выбрала жильё с террасой и обустроила её под себя. Здесь, под открытым небом, ей было легче дышать. Весной и летом терраса превращалась в её маленький мир – кухню, спальню, рабочий кабинет. Здесь она чувствовала себя свободной.

Зимой же приходилось мириться с тем, что большую часть времени нужно было проводить в закрытой части дома. И это всегда было испытанием.

– О, ты уже подготовила террасу к зиме? – удивлённо спросил Никита, выходя следом за ней.

– Да… – Аня улыбнулась. – В этом году пришлось пораньше, сентябрь выдался слишком дождливым.

Терраса выглядела пустынной. Лишь мебель, накрытая белым брезентом, напоминала о том, что когда-то здесь кипела жизнь. Садовое кресло, столик, горшки с цветами – всё спрятано, укрыто, будто законсервировано до весны. Пространство, где Аня когда-то дышала полной грудью, теперь казалось мёртвым, лишённым тепла.

Она провела ладонью по холодному брезенту, словно пытаясь вернуть ту атмосферу свободы, которую теряла вместе с осенью.

– Пусто тут без тебя, – тихо сказал Никита, глядя на неё. – Зато весной снова оживёт.

Аня кивнула, но в её сердце скреблось другое чувство: зимой придётся снова жить в четырёх стенах. И эта мысль уже отбрасывала на неё тень страха.

Аня с Никитой вернулись в дом, повесили вещи. Она достала из холодильника напитки, Никита ловко нарезал пиццу. Через несколько минут они уже сидели на диване, экран мерцал то красными всполохами боевика, то мрачными тенями какого-то ужастика.

Аня не понимала, что именно они смотрят. Звуки сливались в фоновый шум. Её мысли были далеко.

– Тени…

– Глупости. Ужас, вызванный шоком. Люди часто бредят после таких событий.

– Но почему оба говорят одно и то же? Не могли же они договориться.

– Галлюцинации бывают одинаковыми. Мозг устроен похоже у всех.

– А если это не галлюцинации? Если тени действительно… живые?

– Живые тени? Ты сама слышишь себя?

– Да, слышу. Но ведь я тоже помню то чувство, как будто они дышат. В сарае…

– То было детское воображение. Страх сделал их реальными для тебя.

– Но почему сердце сейчас так сжимается, стоит лишь вспомнить? Если это был всего лишь вымысел, почему тело помнит иначе?

– Потому что травма. Всё просто.

– Или всё не так просто…

Аня уставилась в экран, где мелькала сцена погони, и поймала себя на мысли: а если тени – это не плод воображения, а что-то, что всегда рядом, просто не все умеют их замечать?

Она глубоко вдохнула, пытаясь прогнать эту мысль. Но холод, будто тянущийся из прошлого, не отпускал.

– Ань? – голос Никиты вырвал её из мыслей. – Уже поздно. Пора ложиться спать.

Она моргнула, будто возвращаясь издалека.

– Да, конечно… – Аня немного помедлила и добавила: – Слушай, останься у меня, ладно? Сегодня… как-то не по себе одной.

Никита чуть удивлённо поднял брови.

– На диване? – уточнил он.

– Ну да. – Она улыбнулась, стараясь скрыть неловкость. – Я тебе постелю.

– Хорошо, – легко согласился Никита.

Аня достала плед, подушки, уложила их на диван. Он с благодарностью кивнул и уже устроился, а она, пожелав спокойной ночи, отправилась в спальню.

Как только дверь за ней закрылась, тишина дома стала плотнее. Аня включила все свои ночники. Один заливал комнату ровным белым светом, как прожектор на стадионе. Другой мерцал разными цветами, словно пытался отвлечь её игрой оттенков. Третий – самый капризный – иногда и вовсе не включался. Но сегодня он загорелся, и по потолку поплыли мягкие светлые звёзды.

Это был её любимый ночник. Пусть от него было мало толку, но он был подарком от мамы. Каждый раз, когда Аня видела звёздное небо над головой, ей казалось, что мама рядом, и темнота уже не такая страшная.

Аня легла, укрылась одеялом, всматриваясь в звёзды на потолке.

Надеюсь, этой ночью тени меня не найдут… – подумала она, сжимая край одеяла сильнее, чем хотелось.

Аня ворочалась уже который час. Подушка казалась каменной, простыни липли к телу, а воздух в комнате был слишком густым, чтобы спокойно дышать. Даже три её верных ночника, которые всегда хоть немного помогали, будто потеряли силу.

Белый прожектор отбрасывал резкие углы теней на стены, разноцветный перелив расползался пятнами, а звёздный проектор – упрямо мигал, то включаясь, то гаснув. И в этом странном свете тени начали двигаться.

Сначала тихо, едва заметно, как будто подрагивали от сквозняка. Но через секунды они уже извивались, будто танцевали, складывались в неестественные фигуры и медленно тянулись к ней. Аня вдавилась в матрас, глаза расширились, дыхание перехватило. Казалось, ещё немного – и эти чёрные силуэты коснутся её кожи.

– Нет… нет, нет! – сорвалось с её губ. И она закричала.

В дверь ворвался Никита.

– Аня! Что случилось?!

Она метнулась к нему, сжимая его руку так, что побелели костяшки. Сердце бешено билось, голос дрожал:

– Н-ничего… просто… просто не по себе… Останься со мной, пожалуйста. Сегодня… – Она опустила глаза, боясь признаться, что видела.

Никита молча кивнул и сел рядом, обняв её за плечи.

Тени отступили, растворяясь в свете ночников, но холод, что они оставили внутри, всё ещё стягивал грудь.

Аня знала: в одиночку она бы не выдержала.

И впервые за долгое время она признала правду, от которой всегда убегала.

Акт II:Что же это?

1:Все переплетено?

Этим ранним утром, когда стрелки часов ещё не добрались до семи, Аня сидела в автобусе, устроившись у окна. За стеклом тянулись серые проснувшиеся улицы, редкие прохожие спешили по делам, фонари ещё не все погасли. В руках у неё лежала книга о психических расстройствах.

Она читала о галлюцинациях – зрительных, тактильных, слуховых. В книге говорилось, что мозг способен создавать реальности куда страшнее любой объективной действительности. Тени, голоса, прикосновения, которых нет. Всё это для больного – так же реально, как утренний холод за окном.

"Может, и правда дело в болезни? – задумалась Аня, перелистывая страницу. – Тогда это объясняет всё. И прыжок с моста, и слова про тени… Да и то, что я сама начинаю бояться темноты всё сильнее. Просто… заразилась чужим страхом?".

Она попыталась ухватиться за эту мысль, будто за спасательный круг. Ведь если это психоз, то всё предельно ясно: есть диагноз, есть лекарства, есть объяснение. Но внутри словно что-то сопротивлялось. Та ночь, когда тени тянулись к ней, была слишком реальна. Слишком живая.

Автобус подпрыгнул на ухабе, вырывая Аню из мыслей. Впереди её ждали пять часов дороги до лечебницы – достаточно времени, чтобы начитаться и подготовить вопросы для врача. Но вместе с этим у неё было достаточно времени, чтобы страх внутри успел снова поднять голову.

Автобус убаюкивал гулом, но Аня всё чаще ловила себя на том, что ей становится тесно. Сначала – просто неудобство, будто воздух загустел. Потом стены словно приблизились: потолок нависал, проход сжимался, сиденья с обеих сторон будто давили на неё.

"Нет, это не по-настоящему. Это просто страх. Это я сама. Паническая атака." – твердила Аня, пытаясь сосредоточиться на книге в руках.

Но буквы уже расплывались. И тогда, краем глаза, она заметила.

Тень она лежала вдоль пола, будто от лампы где-то за спиной, но никакой лампы не было. Тень шевельнулась. Вытянулась, и в этом движении было что-то слишком осознанное. Секунду спустя ей показалось – она слышит смех. Беззвучный, но отчётливый, словно вибрация прямо в черепе.

"Нет… это игра воображения. Так бывает. Я читала… галлюцинации зрительные, слуховые, тактильные. Всё укладывается в диагноз. Это не живое. Это не может быть живое.", но тень становилась больше. Длинные неровные линии скользили к её ногам, как будто тянулись к коже. Сердце Ани заколотилось в бешеном ритме.

-"Просто симптом… всего лишь симптом…"

Автобус резко дёрнулся. Визг тормозов, хлопок дверей. Люди зашевелились, выходя. И тень… исчезла. Растворилась, будто её никогда и не было.

Аня вскочила и вылетела наружу, хватая холодный воздух ртом. Земля под ногами казалась слишком твёрдой, реальной. Её дрожащие руки прижимали книгу к груди так, будто это был спасательный круг.

– "Это болезнь. Это должно быть болезнью. Если я признаю другое… тогда всё кончено."

Она глубоко вдохнула, закрыла глаза, считала удары сердца. Постепенно дыхание выровнялось. Автобус всё ещё стоял, водитель уже смотрел на неё с раздражением.

Аня сделала шаг обратно.

– "Ещё четыре часа дороги. Я справлюсь. Я должна."

Двери закрылись, и автобус снова поехал вперёд – увозя её всё глубже в ту самую историю, где границы между болезнью и чем-то другим становились всё тоньше.

***

Аня вышла из автобуса.

– Всё-таки дальние поездки на автобусе даются мне слишком тяжело, – пробормотала она, вытирая влажные ладони о джинсы.

Ещё несколько раз ей приходилось выбегать из душного салона, чтобы перевести дыхание, прежде чем автобус наконец прибыл на нужную остановку.

Размышления Ани резко прервал странный силуэт: прямо у забора лечебницы стоял человек, белый, как чистый лист. С лёгким дуновением ветра он снова и снова бился головой о железную решётку, будто в ритме чуждой мелодии. Его истощённая рука вытянулась вперёд, прямо к Ане, словно он просил помощи.

Аня застыла, сердце ухнуло вниз.

– Вы Анна, верно? – послышался спокойный мужской голос рядом.

– Д-да… это я. А вы? – слова застряли в горле, Аня даже не сразу оторвала взгляд от человека у решётки.

– Иван Валентинович, главный врач этого учреждения. Давайте пройдём в мой кабинет и побеседуем, – представился мужчина, делая жест в сторону здания.

– Да, но… – Аня снова посмотрела на бледного, лысого человека, который уже, похоже, несколько часов безостановочно бился о металлическую сетку. – А он?..

– Не беспокойтесь за него, – голос врача оставался холодно-ровным. – Это Антон. Он уверен, что вернулся к себе домой. Скорее всего, сейчас он принял вас за свою погибшую жену и пытается обнять – как будто встречает её на пороге.

Аня поёжилась.

– Вы много знаете… – с лёгким испугом произнесла она.

Взгляд Ивана Валентиновича мгновенно потемнел.

– Я знаю всё о своих пациентах, – произнёс он негромко, но так, что от его слов по спине Ани пробежал холодок.

Когда Иван Валентинович распахнул тяжёлую дверь лечебницы, Аню будто ударило холодным потоком воздуха. Она переступила порог – и тут же ощутила, как стены давят на неё. Запах сырости, железа и лекарств смешался в тошнотворную смесь. Это место напоминало ей тот самый сарай из детства: тесный, душный, без выхода.

Аня облизнула сухие губы, сердце болезненно заколотилось.

– Клаустрофобия, – произнёс Иван Валентинович так, будто констатировал диагноз.

Аня резко повернулась к нему.

– Откуда вы…?

– Я вижу по вашему взгляду. По тому, как вы дышите. Поверьте, это здесь не редкость. У многих наших пациентов – свои стены, свои клетки, – врач слегка усмехнулся, но глаза его оставались холодными.

Аня попыталась собраться.

– Я приехала, чтобы поговорить о случае на мосту. О тех двоих.

– Знаю, – кивнул Иван Валентинович, разворачиваясь и ведя её длинным коридором. – Вы не первая, кто приезжает ради этой истории. Репортёры любят шумные трагедии.

– Это не просто трагедия, – возразила Аня, стараясь звучать твёрдо. – Человек прыгнул с моста, а другой спас его, рискуя собственной жизнью. И теперь оба живы, но… они твердят про какие-то тени. Мне нужно понять, что они видели.

Врач остановился, обернувшись к ней. В его взгляде было что-то изучающее, почти насмешливое.

– Они не просто твердят, Анна. Они убеждены. Оба, хотя у них разные истории, описывают одни и те же видения.

– То есть? – Аня наклонилась вперёд, чувствуя, как в груди снова нарастает тревога.

– Тени, – спокойно произнёс он. – Чёрные силуэты, что смеются, что тянутся руками, что обещают смерть, если отвернёшься. Они утверждают, что это не галлюцинации. Что это… живое.

Аня сглотнула, ощущая, как мурашки пробежали по коже.

– Но ведь это просто бред?

Иван Валентинович чуть прищурился, словно решая, стоит ли говорить больше.

– Бред, галлюцинации, психоз – называйте как угодно. Но что, если совпадение их рассказов – не случайность?

Аня замерла. В её голове вспыхнуло воспоминание: как сама видела тень в автобусе, тень, которая смеялась.

– Вы… хотите сказать, что они действительно видели… это? – голос её предательски дрогнул.

– Я ничего не хочу сказать, – холодно ответил врач. – Я лишь наблюдаю. А вот вы, Анна… Вы сюда пришли за правдой. Сумеете ли вы её выдержать?

На удивление Ани, Иван Валентинович прошёл мимо массивной двери, где, по её ожиданиям, должен был находиться его кабинет. Вместо этого он продолжил вести её по длинному тускло освещённому коридору. Лампочки под потолком потрескивали, иногда на долю секунды вспыхивая ярче, отчего стены казались живыми, подрагивающими.