Сицилийское королевство

Глава первая. Не буди ляха

Забубенному, как чародею-механику, отвели целую горницу в просторном доме. В соседней должен был разместиться Путята. Его с дружиной ждали в Перемышле к утру. Пригласили отужинать.

Перекусив наваристой похлебкой со свежим хлебом, Григорий отцепил меч, разделся и лег отдохнуть. Но сон почему-то не шел. То ли оттого, что прискакавший с окраиинной заставы гонец сообщил, что заметили пограничники отряд ляхов двигавшийся к Перемышлю. То ли перевозбудился механик от долгой скачки. Целый день в седле провел, шутка ли. В общем, навалились на чародея разные мысли, не давая ему заснуть. Была у него такая привычка – лежать по ночам с открытыми глазами и думать, глядя в потолок.

Закинув руки за голову, Забубенный рассматривал в темноте низкий бревенчатый свод. Европейским ремонтом в горнице не пахло. В окнах, конечно, не стеклопакеты сверкают. Ну, хоть слюда, а не бычий пузырь, жить можно. По местным меркам, хоромы. Желудок приятно согрела похлебка, и мысли механика постепенно сами собой унеслись в недавнее прошлое.

Уже больше года прошло, как чудесным образом из леса, где грибы собирал, перенесся в это древнее время питерский механик автосервиса Григорий Забубенный. И сложилось так, что приняли его тут за чародея. А все потому, что он случайно захватил с собой электрический фонарик и по неосторожности пару раз включил его в темное время, наведя страшный перполох среди черниговских ратников. Не испугались тогда только Путята да Куря, предводители отряда. Может оттого, и подружились они потом.

Не без труда, конечно, но прижился он здесь. И, как чародей, что помог чудесным образом избежать нашествия монголов на Русь, Забубенный в киевском войске пользовался теперь уважением и мог чаще других видеться с князем. Даже принимал участие в советах на правах местного Нострадамуса. Хотя и не всегда князь поступал согласно его предсказаниям, но мнение выслушивал, уж больно впечатления от разгрома на Калке были еще сильны у Владимира Рюриковича, который еще недавно был князем Смоленским.

А ведь говорил тогда Забубенный, предупреждал, не надо с монголами драться, они мимо идут, никого не трогают. Но не поверил ему князь Черниговский и послал странного человека, что огонь из руки выпускать умел, на разведку вместе со своим воеводой. Ну, что в том походе приключилось, Забубенный теперь и вспоминать особо не хотел, – столько страхов натерпелся, от своих отбился, в плен к монголам угодил, даже в орде с ними побывал на дне рожденья Чингисхана. Но, слава богу, живым обратно вернулся, да еще и в самый разгар битвы умудрился случайно жизнь спасти Субурхану. И главный монгол, котрому все тумены подчинялись в том походе против половцев, не забыл доброго дела. Разгромили в том бою монголы храбрых, но неразумных князей русских, а дальше на Русь не пошли. Оценил Субурхан силу русских богатырей и предолжил им вместе идти на запад, другие народы покорять. А сам с туменами ушел за Дунай, только его и видели.

Изменилось за прошедьший с той поры год немало. Много народу полегло в битве на Калке, князья старые почти все. А потому и в Киеве, и у Чернигова, теперь новые князья. В Киеве Владимир Рюрикович сидел, а в Чернигове теперь княжил Михаил Всеволодович. И все бы ничего, но, как известно, новая метла метет по-новому. И скоро пришлось воеводе черниговскому с другом Курей, а с ними и Забубенному, искать себе работенку. Не сложились у них отношения с новым губернатором Чернигова. А тут и в Киеве власть сменилась. Но, нет худа без добра – народу на Калке полегло множество, а потому и свободных вакансий у киевского престола было достаточно. Дело быстро нашлось. И таким профессиональным рейнджерам, как Путята с Курей, и магу-одиночке, мечтавшему об открытии своей механической мастерской.

Нет, не спалось Забубенному, несмотря на утомительный день. Промучившись в полузабытьи часа три, он встал. «Пойду, поброжу, – решил Григорий, – авось расслаблюсь, сон нагуляю». Механик сунул ноги в сапоги, закутался в походный плащ и решил пройтись по лагерю, благо бодрствующих было в нем множество. Местный князь, Дмитрий, заставлял людей работать на строительстве укреплений и по ночам, если было нужно. А на беспокойной границе с ляхами это было нужно. Особенно сейчас.

На выходе из дома, где расположились на постой киевские воины, Григория встретил местный молодец из галицких ратников, в кольчуге и с мечом. Смерив Забубенного цепким взглядом, – кто это тут в крепости по ночам шатается без дела, – признал его и молча кивнул, пропуская. Но Григорий ни на секунду не усомнился – если что, далеко ему не убежать.

Сделав всего десять шагов, Забубенный оказался на центральной площади, куда выходили двери всех военных строений. В боевом отношении это было разумно, чуть что – схватил оружие и ты уже на крепостной стене.

Размышляя, чем бы занять свой нежелающий засыпать мозг, Григорий остановился, еще раз обвел взглядом главную площадь и ворота с двумя башнями по краям. Вдоль массивных ворот прохаживались часовые, почти сливаясь с окружающей темнотой. Такие же едва различимые тени скользили по крепостным стенам. Только наконечники копий тускло поблескивали, выдавая их расположение, когда часовые попадали в отсветы горевшего внизу костра.

Вокруг костра сейчас сгрудился десяток ратников, сменившихся, но не желавших идти спать. Посреди ночной тишины вдруг раздался всеобщий хохот, это какой-то балагур рассказывал байки, потчуя всех медовухой. Услышав голос, Забубенный улыбнулся – рассказчиком был Куря. Тому, видно, тоже не спалось. Не задумываясь, механик-чародей направился к костру, и, вступив в круг свет, сказал:

– Привет честному люду!

– И ты будь здрав, – хором ответили ратники, вдоволь насмеявшись над шутками веселого помощника воеводы из Киева. А сам он, увидев Забубенного, слоняющегося по лагерю, словно неприкаянное привидение, кивнул на лавку рядом с собой и сказал:

– Садись, брат-купец, отведай медовухи.

Галицкие ратники переглянулись.

– Да ты разве купец? – недоверчиво переспросил один из них, – а нам сказывали, чародей, да еще в телегах кумекаешь.

Остальные рассмеялись. Не успел Григорий и рта открыть в свое оправдание, как Куря ответил за него.

– Нет, ребята, не купец он, а самый настоящий чародей, что может превратить вас в любую головешку, если осерчает. Так что вы его не дразните, ради своей же пользы.

Забубенный нахмурился. Ратники приумолкли, озадаченные, осторожно поглядывая на пришельца, а Куря продолжил.

– А купцов мы с ним в половецких степях изображали, когда в разведку ходили к монголам. Эх, лихое было дело!

И он снова разлил всем по чарке из собственной баклажки с медовухой. «А, ну его, пусть треплется, – решил Забубенный, присаживаясь, – все время быстрее пройдет». То, что Куря большой любитель почесать языком, это ему было давно известно. Приняв такое решение, Григорий вздохнул с облегчением и, взяв свою чарку с медовухой, опрокинул ее, ощутив во рту приятный сладковатый привкус.

– Так расскажи, мил человек, – попросил один из ратников, – ночь длинная, спать все одно не можется.

«Да тут какая-то всеобщая бессонница, – с грустью подумал Забубенный».

– Ну, что ж, – задумчиво протянул Куря, и, оглянувшись на недовольного механика, который опасался, что его скоро попросят показать какие-нибудь чудеса, решился, – дело было так.

Чтобы говорилось веселее, он налил всем еще по чарке, и медовуха неожиданно закончилась. Но это не остановило галичан. Послав отрока за своими запасами, местные дружинники не отставали от Кури, ожидая длинного, со всеми подробностями, рассказа.

Опрокинув еще чарку, Куря вошел, наконец, в раж, и начал обстоятельно излагать, как было дело, присовокупив к рассказу массу живописных подробностей. Да так у него это складно получалось, что Григорий даже сам заслушался, будто бы и не с ним это все происходило. Тем более, что ровно половину Куря придумывал на ходу, хитро подмигивая Забубенному.

Примерно через час, сходив вдвоем на разведку в самый центр стана монгольского войска, перебив по дороге не меньше сотни человек, взяв в плен несколько ханов и на обратном пути неделю уходя от погони, что висела на пятках, герои вернулись в расположение черниговского князя. Где и были награждены золотом за личное мужество.

– Вот как оно было, – закончил Куря, допивая галицкую медовуху и хлопнув чаркой по деревянному столу.

Галичане, сидевшие разинув рты все это время, засомневались. Это были добрые воины, не раз принимавшие участие в походах, и знавшие почем фунт лиха. Но уличать Курю во ложи они не торопились. Только самый старший из них, по имени Василий Брянчин, высказался вслух:

– Что-то больно быстро получается, да складно. Так на войне, конечно, бывает, но редко.

– Не сомневайтесь, братцы, все так и было, истинный крест, – подтвердил Куря, – а если не верите, у него спросите, – длинный палец уткнулся в Забубенного, – он вам расскажет, как заколдовал монгольских коней, чтобы они мимо нас проскакали, пока мы в лесочке прятались.

Забубенный чуть не поперхнулся медовухой и даже привстал от возмущения, желая сказать Куре, что пора завязывать со враньем. Народ тут подобрался душевный, но ведь могут и на смех поднять. Но в этот момент воздух разрезал свистящий звук, и вслед за этим на деревянную крышу навеса что-то упало с глухим стуком. Ратники, балагурившие меж собой о том прав или брешет Куря, вдруг замолчали. Немного полежав на крыше, неизвестный предмет скатился с навеса и мягко, словно мешок с картошкой, упал на землю, под ноги Забубенному. При свете костра все стало ясно. Перед ними лежал воин из охранников со стрелой в шее.

– Данила, – удивленно пробормотал один из галичан, а потом как заорал, – Нападение! Все быстро на стену!

Сменившиеся было ратники, снова похватали свое оружие, стоявшее у стены под навесом, кто мечи, кто пики, и стали карабкаться по широкой лестнице наверх. Забубенный с Курей устремились за ними, хотя у Григория и не было с собой оружия. Поднимаясь, он волей неволей смотрел в небо, и вдруг заметил, как светлеющий небосвод прочертили две огненные линии, словно падающие звезды. Остановившись на мгновение и обернувшись назад, Забубенный увидел, как эти звезды с чавканьем воткнулись в крышу строения, где спали киевляне, подпалив ее. «Зажигательные стрелы», – отстраненно подумал механик, продолжив подъем.

Когда молодцы взобрались на крепостную стену, только начинало светать. Сколько ни вглядывлись ратники сквозь медленно светлеющий воздух, еще почти целый час ничего не могли рассмотреть, кроме огоньков от горящих стрел, то и дело прилетавших с окраины посада. А когда первые лучи солнца осветили ломаную линию далекого леса и крыши ближайших крестьянских хибар, то прямо за ними, стали видны несколько сотен конников неизвестной армии, перед которыми выстроилась шеренга пеших лучников. Именно они пускали горящие стрелы в сторону посада и самой крепости, стараясь поджечь все, что удастся. Забубенному было не ясно, что это за вояки, дерзнувшие побеспокоить людей Галицкого князя на его территории, но бывалые пограничники врага чуяли за версту. Могли опознать его даже по метавшимся силуэтам.

– Ляхи, – выдохнул Брянчин, и, обернувшись к кому-то из своих, приказал, – а ну, подымай людей. Не ровен час, на приступ пойдут.

Воин убежал вниз, застучав сапогами по ступенькам деревянной лестницы.

– Думаешь, пойдут? – спросил Куря, поглаживая меч.

– А кто их знает, – задумчиво протянул Василий, и вдруг резко нагнулся, присел под просвистевшей стрелой. Потом осторожно приподнялся и встал за прикрывавший тело зубец на стене, – может, покуражатся издалека, да к себе ускачут. А может и пойдут. Больно много их сегодня собралось против нашего. За зря сюда не потащились бы. Да и давненько их не было.

Куря, спрятавшись за зубцом, вглядывался в невесть откуда появившееся войско. Ему показалось, что в первых робких лучах солнца поблескивают не только острия копий и рукояти мечей, еще не покинувших ножен. Пару раз он заметил, как блеснули тусклым металлом ведроподобные шлемы на головах нескольких всадников.

– Уж не рыцари ли сюда пожаловали? – предположил Куря.

– Может и так, – пожал плечами Василий, – подойдут поближе, вот и узнаем.

– Значит, и подмога понадобится, – решил помощник воеводы и обернулся к стоявшему рядом Забубенному, – пойдем, брат-купец. Разбудим нашего князя да людей. Не ровен час и мы пригодимся.

И они вдвоем спустились со стены вниз, навстречу бежавшим к стенам галицким ратникам. Появился их воевода Черепеня при оружии, а с ним человек двадцать. «Народа в крепости немного, – размышлял на ходу чародей, – так что, если наши или монголы не подоспеют вовремя, могут быть проблемы».

Забубенный взглянул на крышу барака, в котором спали киевляне. К счастью, обитатели крепости Перемышля спали чутко. Несколько человек уже давно потушили едва занявшийся пожар. Пока ничего серьезного ляхи подпалить не смогли. Спускаясь со стены, Забубенный успел заметить только, как заполыхал один из крестьянских домов внизу. Но с этим было ничего не поделать: если случилось нападение, все, кто не успел укрыться в стенах крепости, могут считаться пропавшим. Ворота открывать никто не будет.

Куря убежал поднимать ратников. А Забубенный прошел через сени в княжеский терем и велел двум дюжим молодцам из личной охраны Владимира Рюриковича разбудить князя. Да тот и сам услышал шум снаружи, проснулся.

– Ну, что там, – спросил недовольно князь, потягиваясь, – Что за шум в такую рань. Путята прибыл?

– Нет, княже, – сообщил чародей, – ляхи под стенами. Куря людей подымает.

– Ляхи? – сон с князя слетел мгновенно, – много?

– Со стены видать пару сотен, – сообщил чародей.

– Приступили уже? – прислушался князь к шуму, что доносился снаружи.

– Да, вроде, нет еще, – сказал Григорий. – Пока стрелами зажженными пугают.

– Иди, – коротко приказал Владимир, – скоро буду на стенах. Куре скажи, чтоб в случае приступа дал Черепене людей, сколь понадобиться. Скоро Путята подойти должен с монголами. Да черниговцы. Отобьемся.

Забубенный повеселел, кивнув в ответ.

– Знамо дело, – отобьемся. Где наша не пропадала.

Выйдя из княжеских палат, он опять прислушался. Шум снаружи усилился, но приступа пока не было.

– Эй, русские, отдавайте Пшемысль! – долетело вдруг снаружи до слуха чародея, – а то одни головешки останутся!

Кричавший неплохо говорил по-русски, правда, с акцентом. Забубенный, вздохнул и отправился в барак, вооружиться на всякий случай. Мало ли что сейчас начнется. Два года жизни в тринадцатом веке приучили его к тому, что состояние войны для русских и всех окрестных княжеств было более привычным, чем мирная жизнь. Хотя это и напрягало бывшего механика автосервиса. Он бы предпочел с большим удовольствием покопаться в моторе какого-нибудь железного коня, чем скакать по лесам и полям на обычном.

На встречу ему из барака один за другим выбегали вооруженные киевские молодцы из личной гвардии Владимира Рюриковича. Полсотни проверенных и закаленных бойцов. С такими ребятами несколько часов маленькая крепость продержится. А вот дальше следовало уповать на скорость передвижения основных сил, которыми руководил Путята.

Поймав за руку спешившего за своими молодцами Курю, Григорий коротко сказал ему:

– Князь велел помочь людьми Черепене, если что.

Куря отмахнулся от чародея, как от неразумного ребенка.

– А то сам не знаю!

Григорий вошел в дом, надел кольчугу, прицепил к поясу меч, которым к счастью ему доводилось пользоваться редко, нахлобучил на голову шлем и, подняв небольшой круглый щит с металлическим шишаком посередине, стал похож на настоящего воина. Размявшись немного, он отправился вслед за ратниками на стену.

Глава вторая. Разговор с каленым железом

Когда он появился, народа на стенах уже прибыло. Воины рассредоточились по всей длине, прячась за зубцами от стрел польских лучников. К счастью, меткостью стрельбы ляхи не отличались. Тем более, что пара домов уже занялась и теперь между нападавшими и крепостью то и дело поднимались черные клубы дыма. Поэтому поляки оставались на месте и битый час выжидали неизвестно чего, иногда оглашая окрестности воплями «Отдавайте Пшемысль!».

Тем временем прибыл киевский князь и, поднявшись в башню, о чем-то совещался с местным воеводой и Курей, то и дело, показывая на гарцевавших под стенами ляхов. Те, видать, тоже его заметили и пустили сразу пять стрел в башню. Но мимо.

Григорий находился всего в двух шагах от Великого князя, рядом с лесенкой, что вела со стены в башню, и, прячась за зубцом, осматривал окрестности. Теперь уже было видно, что главное укрепление Перемышля стоит на берегу реки, которая огибает крепость с тыла.

Всмотревшись в строй ляхов, в самом центре, среди серых и зеленых накидок большинства воинов, Забубенный углядел несколько всадников в ярко-красных плащах. И плащи и такие же попоны лошадей были украшены изображениями белых орлов настолько большими, что Григорий легко мог рассмотреть их даже издали. Эти же орлы, но уже в виде искусно сделанных фигурок, украшали массивные шлемы всадников.

Какую именно силу представляли здесь рыцари, Забубенный не знал, но насчитал пятерых. Получалось, что войско действительно было немаленьким, раз его почтили своим присутствием целых пять рыцарей.

Народу перед крепостью собралось человек двести, может триста. Уже не мало для гарнизона, располагающего всего лишь сотней галицко-киевских дружинников. А, кроме того, раз в войске были рыцари, то и помога к ним могла подойти такая же металлизированная. Может быть, ее и дожидались ляхи, не решившись пойти на штурм затемно. А в том, что если пойдут, то пойдут именно здесь, перед воротами, Забубенный не сомневался. За два года новой жизни он уже вдоволь насмотрелся на сражения и осады крепостей. Кое-что даже он, чародей, уже соображал в воинском искусстве.

Последующие события подтвердили его прозорливость. Неизвестно чего ждавшие до сих пор ляхи вдруг прекратили обстрел, выстроились в две колонны и устремились к небольшому укреплению Перемышля по двум главным улочкам, что вели меж горевших домов посада прямо к крепости и оканчивались у рва. Если и оставались там люди, не сбежавшие ночью, то они были обречены. Но поляки так долго шумели, что наверняка все крестьяне, привыкшие к частым набегам, уже давно спрятались в лесу, подальше от польских захватчиков.

«Недоработочка, – как-то подсознательно отметил Григорий, глядя на быстрое приближение двух атакующих колонн, в руках у которых он разглядел заранее подготовленные лестницы, – надо бы местным строителям сказать, чтобы улицы кривыми делали, как китайцы, да перегораживали их чем-нибудь, а то нападавшие по ним как по шоссе сразу к стенам подойдут».

Тут мысли Забубенного спутал грозный вопль. Стоявший рядом князь что-то зычно крикнул, а Черепеня махнул рукой и в приближавшихся ляхов полетели стрелы. Пользуясь своим защищенным положением, русские лучники били точнее ляхов. Быстро прицелившись, они посылали стрелы в самых заметных воинов. Один за другим, получив стрелу, кто в шею, кто в грудь, падали на землю польские дружинники. Наступление замедлилось. Колонны нападавших стали редеть на глазах, но до конца их причесать все же не успели. Первые ляхи, несшие на себе вязанки хвороста, уже достигли рва и побросали в него свою ношу, заполнив ров до половины. Этого оказалось достаточно. Бежавшие за ними приставили лестницы и устремились вверх, с проворностью обезьян, увидевших банан. В первое мгновение Забубенный подумал, что раз наступавших колонн всего две, то и лестниц будет две. Но ошибся. Их вдруг оказалось четыре. Нападавшие несли их, плотно прижав друг к другу, а у самой стены, разделились и приступили сразу в четырех местах. Видно такова была их военная хитрость.

Но это не смутило защитников Перемышля. Одна из лестниц зацепилась железными крюками за край стены напротив Забубенного, рядом с башней у ворот. Вторая – рядом со второй башней. Остальные по краям основной стены. Не успел Григорий выхватить меч, как перед ним уже вырос кто-то из галичан с топором в руках и обрушил его на голову первого ляха, показавшуюся над зубцами стены. Выронив короткий меч, лях схватился за голову, по которой из-под разрубленного кожаного шлема текла кровь, и рухнул вниз.

Второй лях, ползший по лестнице вслед за первым, попытался достать галицкого дружинника мечом, но промахнулся, а в ответ тут же схлопотал топором по голове. И этот рухнул вниз, на головы своим собратьям. Увлекшись отражением атаки, галицкий дружинник высунулся дальше положенного из-за защитного зубца и тут же получил стрелу в грудь. Харкнув кровью, судорожно пытаясь вырвать стрелу, теперь уже он покачнулся, выронил топор и упал в ров.

Забубенный напрягся, сжав в руке меч и озираясь по сторонам. Повсюду на стене кипел бой, а рядом с ним в эту минуту больше никого из своих не оказалось. Григорий, не мигая, смотрел в проем между зубцами, ожидая следующего польского воителя. Здоровенный, лысый и усатый лях в зеленых штанах, кольчуге и с мечом в руке лез вверх в надежде, что его не успеют ссадить с зыбкого насеста, пока он не перемахнет через стену. Зря надеялся. Забубенный сделал выпад мечом и… промахнулся. Лях покачнулся, увернувшись от острия, но устоял на тонкой перекладине, видно был опытным воином, не в пример Григорию. В ответ он резко взмахнул своим мечом и его клинок рассек воздух над самым ухом Забубенного, воткнувшись в деревянный зубец стены. Обида придала Григорию сил, и вторым ударом он достал таки ляха, всадив ему меч в подбрюшье. Усатый лях охнул, выронил оружие, покачнулся и, цепляясь из последних сил за перекладину, словно раненный Абдулла из «Белого солнца пустыни», сполз по лестнице вниз, подмяв под собой остальных.

– Молодец, чародей, – раздался у него над ухом княжеский голос, – только, повезло тебе. Еще чуток, и лежать бы тебе с пробитой головой. Так что не лезь вперед, где не надобно.

Забубенный покорно сделал шаг назад от зубцов стены. Нельзя сказать, чтобы он хотел сейчас поспорить с князем. Мечом махал он и на самом деле не важно.

– А ну-ка, ребятки, – добавил Владимир, обращаясь к своим телохранителям, увидев очередного заползавшего в освободившуюся брешь ляха, – опрокиньте-ка лестницу. Хватит им в крепость лазать.

Двое дюжих ратников, каждый на голову выше нехлипкого Григория, предварительно насадив на пику ляха, схватились за края лестницы, поднатужившись, спихнули лестницу вниз, вместе с дюжиной карабкавшихся по ней польских вояк. Снизу послышались дикие вопли.

Довольно кивнув, князь вернулся в башню, откуда продолжал следить за ходом боя. Куря управлял обороной правой, дальней от чародея части стены, а слева старшим был Черепеня. Григорий прислушался к словам князя и пока не лез на рожон, но и не удирать же со стены, пока идет бой. Стыдно. Постепенно, уклоняясь от свистевших над головой стрел, Забубенный снова придвинулся к зубцам и осмотрелся. С левого края одну из лестниц также порубили и сбросили вниз. Наступление там захлебнулось.

У Кури было посложнее. На самом краю стены нескольким ляхам удалось перемахнуть через зубцы и навязать бой пограничникам. Они даже зарубили и сбросили внутрь крепости троих защитников. Но тут подоспел сам Куря с киевлянами. Ловким движением он всадил одному из ляхов между ребер клинок, пробил кольчугу и умертвил его на месте. Труп ляха упал вниз на крышу навеса, туда же, куда ночью рухнуло мертвое тело галицкого ратника Данилы, убитого стрелой. Второго поляка убил киевский дружинник, метнув в него с десятка шагов копье, как заправский спартанец. Третьего и четвертого зарубили быстро, зажав в башне превосходящим числом. Насладившись видом поверженного противника, Куря велел разрубить и оттолкнуть лестницу со стены.

Первый приступ окончился неудачей и, пуская по защитникам редкие стрелы отчаяния, ляхи откатились от крепостных стен Перемышля к своему походному лагерю, оставив внизу не меньше трех дюжин трупов и четыре изломанные лестницы.

Рыцари взирали на штурм издалека, сидя в седлах боевых коней. И явно были недовольны его результатом. Когда отбитые осаждавшие собрались вокруг них, было ясно, что их принуждают тут же идти на новый штурм. До стен долетали гневные окрики и приказы командиров. Забубенный был не силен в местном наречии, но суть дела и так была понятна. Подкрепляя слова красноречивыми жестами, рыцари крыли польским матом нерадивых вояк, которые не могли с первого захода взять такую небольшую крепость, хотя нападавших было втрое больше. Разрозненные колонны ляхов стали строиться в боевые порядки. Назревал очередной приступ.

Григорий окинул взглядом своих. Осажденные тоже потеряли несколько человек, возможно, с десяток. Но еще были полны сил и второй приступ, если он будет таким же как первый, отобьют обязательно. Но в этот момент в битве наступил перелом.