В Рождество звезды светят ярче

- -
- 100%
- +
– Я вас слушаю.
Она поправляет волосы, явно сбитая с толку.
– Это вы меня вызвали, месье Артман.
– Да, чтобы поговорить о наших разногласиях по вопросу оформления магазина. Я весь внимание. Почему, по-вашему, ничего не надо менять?
– Вопрос стоит иначе: почему вы считаете, что надо ВСЕ изменить?
Он улыбается. Напрасно он ее недооценивал. Она самоуверенна, знает свое дело, ее нелегко переубедить. Наверняка то же самое она думает о нем.
– Прекрасно. Для начала скажу, что не оспариваю того факта, что вы полностью выполнили требования моего отца. Тем не менее мое представление о «Галерее Артман» несколько современнее всей этой архаичной традиции, согласной которой каждый квадратный сантиметр должен быть заставлен и завешан украшениями. Буду откровенен: ваше оформление, пускай устаревшее и эклектичное, весьма гармонично, просто оно неудобоваримо, как блюдо из кислой капусты.
– Чего вы от меня хотите? – спрашивает она неожиданно спокойно.
Теперь застигнут врасплох сам Алекс. Накануне она так сражалась, что сейчас он не готов к ее смирению.
– Нам придется вместе пересмотреть оформление.
– Даже на четвертом этаже? – спрашивает она скучающим голосом.
– Конечно нет, там все в порядке, мадемуазель, я вам уже это говорил.
Он ждет от нее какой-нибудь реакции – признака удовлетворения, хотя бы жеманства, но не происходит ровным счетом ничего. По всей видимости, она не из тех, кого можно купить комплиментом. Один – ноль в ее пользу.
– «Феерии» начинаются в следующий понедельник, к тому времени все должно быть готово, – продолжает он.
– Для того чтобы все заново продумать и переделать, одной недели мало, месье.
– Неделя, и ни дня больше, – упорствует он, хотя бы ради удовольствия увидеть, как она мрачнеет.
Он знает, что при всем напускном спокойствии ей ужасно хочется наговорить ему гадостей, но этого не произойдет.
– Полагаю, компромисс исключен? – осведомляется она.
Алекс озадачен.
– Компромисс какого рода?
– Можно было бы ограничиться удалением некоторых элементов, чтобы сделать блюдо съедобнее.
При иных обстоятельствах он бы поразмыслил и, возможно, согласился бы, но ему хочется попробовать эту молодую особу на зуб, потому что он убежден, что она способна на кое-что большее, чем все эти побрякушки, как из американского телесериала. Оформление четвертого этажа демонстрирует высоту ее полета, к тому же по ряду причин, не только сугубо финансовых, «Галерея» достойна оформления, отвечающего его амбициям, не зря же он теперь ее владелец.
– Нет, мадемуазель Мурано, мы переделаем все.
– Месье Артман, я предпочитаю сразу расставить все точки над i. Даже работая допоздна каждый рабочий день и весь выходной, мы с Жозефиной не уложимся в этот срок. И это еще не считая трудностей с поставщиками, которые не предоставят всего необходимого в предрождественской запарке. Все это вы знаете и без меня.
– Мы подберем других поставщиков, которые с радостью придут нам на выручку. Поверьте, ради чести сотрудничать с «Галереей Артман» они будут готовы совершать чудеса.
– Сомневаюсь…
Алекс удивленно приподнимает бровь.
– Положитесь в этом на меня.
– Как скажете, – фаталистически отзывается она.
– Составьте список всего, что вам необходимо, и я займусь закупками.
– Необходимого МНЕ?
– Совершенно верно.
Ее глаза вспыхивают непонятным зеленым светом.
– Месье Артман, все изменить – ваше, а не мое желание. Надеюсь, вы четко представляете, чего хотите, потому что у меня не будет возможности обдумать новый дизайн.
– Вам и не придется.
– Не придется? – Она, наконец, позволяет себе насмешливую улыбку. – Не знаю, как вы готовите такие проекты, но оформление интерьеров требует как минимум раздумий и организации.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, мадемуазель Мурано. Я хочу, чтобы вы воспроизвели на двух других этажах атмосферу четвертого.
Он думал ей польстить, но она неожиданно бледнеет.
– Рада, что вам так нравится наш четвертый этаж, но, думаю, вы не отдаете себе отчета, сколько времени нам потребовалось для достижения такого результата. Мы месяцами бились над мельчайшими деталями, потом три полных дня все монтировали. Даже при всем желании три дня, помноженные на четыре этажа, – это двенадцать дней. Это неосуществимо.
– Вы тоже одержимы временем, да? Вот у нас и нашлось кое-что общее.
Она щурится, но воздерживается от ответа.
– Мадемуазель, я не прошу вас натыкать всюду эльфов, оленей и санок, просто воспроизведите обстановку по принципу крещендо.
– Крещендо?
– Да. Чем выше поднимаешься, тем ярче впечатление. Превратите «Галерею» в путешествие в волшебный чертог Рождественского Деда. Весь этот иней, белые мерцающие звезды, тонущая в тумане елка, встречающая покупателей и…
– Минуточку! – перебивает его она. – Вы хотите переделать рождественскую елку?
– Именно ее.
– Ту, что в главном холле?
– Да.
Несколько секунд молодая женщина сидит с широко разинутым от удивления ртом, а потом разражается таким оглушительным хохотом, что Алексу не верится, что эти звуки, больше присущие разъяренной гиене, издает такое очаровательное создание, как Агата Мурано. Отсмеявшись, она наставительно говорит:
– Высота двадцать восемь метров, больше пятнадцати тысяч елочных украшений, десять тысяч галстуков-бабочек и столько же всевозможных ангелочков, пять километров светящихся гирлянд… Вы ничего не перепутали?
– Ну, знаете ли…
– Подождите, я еще не закончила.
Ее опять разбирает смех, как от веселой шутки.
– Для оформления магазина понадобилось два вилочных погрузчика, центральный холл запирали на три дня из соображений безопасности, мы приглашали пятьдесят три временных работника… Вы еще не передумали?
– Я…
Он ищет и не находит, что сказать, чтобы сохранить лицо. Она права, он не представлял всей грандиозности задачи.
– Между нами говоря, – продолжает она, – первым должен был вас отговорить Максимилиан.
– Наш электротехник?
– Он самый. Он отвечает за освещение и вообще за все техническое обслуживание магазина. Вы не можете не знать, что он работает в «Галерее Артман» уже сорок лет. Хотите, чтобы он умер от инфаркта, – скажите ему, что решили переделать елку.
Алекс вскидывает руки в знак капитуляции.
– Хорошо, мы сохраним елку и сердце Максимилиана. – И он с улыбкой добавляет: – Но только избавьте меня от красного и зеленого!
Он не видел электротехника универмага уже много лет и удивлен, что тот еще работает здесь. Сколько ему уже лет, шестьдесят пять? Не пора ли на пенсию?
Когда Алексу было 5–6 лет, он, посещая «Галерею» с родителями, обожал заставлять этого славного малого бегать за ним по магазину. Он сводил его с ума, забираясь в самые невообразимые места. Однажды он спрятался на круглом островке с уцененными пальто. Максимилиан искал его битый час, поставив на уши весь персонал.
Долгий вздох Агаты Мурано отрывает Алекса от воспоминаний.
– Месье Артман, будем благоразумны. Я готова усовершенствовать оформление, чтобы оно больше соответствовало вашему вкусу, но переделать все за неделю до самого важного события года категорически невозможно.
– «Галерея Артман» и благоразумие не очень-то рифмуются, мадемуазель Мурано.
Агата смотрит ему прямо в глаза.
– Хотите что-то добавить? – спрашивает он ее, едва ли не наслаждаясь тем, что нервирует ее. Но нет, она сохраняет олимпийское спокойствие.
– Одна неделя сверхурочных часов, и это все, договорились? Если не успеем, тем хуже, магазин останется в незавершенном состоянии.
– Согласен, – обещает он с улыбкой. – Но я на вас рассчитываю и надеюсь, что все будет готово вовремя.
Она слегка выпрямляется на стуле, не сводя с него взгляд.
– Ваш отец всегда был верен своему слову. Надеюсь, мы обойдемся без подписания договора?
Он морщится. Что за намеки? Она сомневается в его честности? У Алекса хватает недостатков, но спит он со спокойной совестью, как спал его отец, а все благодаря воспитанию, сделавшему его таким. Что бы ни думала о нем мадемуазель Мурано, он требует от нее дополнительных усилий с чистой совестью и уверен в уместности своих просьб. Его не обвинишь в нелепых прихотях или в капризах, он хочет лишь опереться на сотрудников, похожих на него самого эффективностью и оперативностью. Он остается при своем мнении: теперешнее оформление – катастрофа. В момент, когда их конкуренты делают ставку на современность и оригинальность, «Галерея Артман» не может не заботиться о повышении своего уровня, такому универмагу категорически противопоказано тонуть в архаичных традициях, ориентируясь на клиентов-ретроградов. Да, он оказался во главе большого магазина не по собственной воле, но он сознает свой долг перед родителями, всем пожертвовавшими ради «Галереи» и сделавшими ее такой, как сейчас.
Финансовые итоги года еще не подведены, но он их уже знает. Не катастрофа, но хуже, чем в предшествующие годы, в отличие от магазинов-конкурентов, наращивающих продажи. Да, «Галерея Артман» стала местом, где все хотят побывать хотя бы раз в году, потому что здесь красиво, здесь грандиозно, но деньгами и рабочими местами магазин обязан не зевакам, приходящим сюда поглазеть на всякие диковины. Алекс должен поднять планку, пока не поздно, и лучший период для этого – Рождество, время наивысших кассовых сборов. Им необходимо привлечь новых клиентов, тех, кто будет покупать, точка.
– Да, это лишнее, – отвечает он на вопрос Агаты, не вдаваясь в подробности.
Возможно, зря он отказывается от договора, но проверка оперативности сотрудников – часть его плана наступления. План оправдается, но позже.
Он смотрит на часы, на них 9:10.
– Я должен сделать важный звонок, сегодня днем у меня встреча. Магазин открывается в десять, предлагаю встретиться через двадцать минут в холле. Мы пройдемся по этажам и прикинем, что ляжет в основу нашего нового рождественского духа, не возражаете?
– Вы – патрон.
На самом деле ей это все поперек горла. Что ж, ничего не поделаешь.
– В таком случае до встречи под двадцативосьмиметровой елкой.
– Я не опоздаю.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, мадемуазель Мурано. Но не обессудьте, если я все-таки приду раньше вас, – заключает он и задорно подмигивает.
Даже выставив себя в беседе с ней занудой, он старается сохранить то, к чему приучал себя не один год, – непринужденность.
Агата возвращается в свой кабинет на первом этаже широким гневным шагом.
«Если я приду раньше вас!» Та-та-та… Как же он действует ей на нервы! Агата не выносит тех, кому обязательно нужно оставить последнее слово за собой. Александр Артман как раз из таких.
И это только начало недели…
Что ж, встреча прошла лучше, чем она опасалась, хотя она все время сдерживала досаду, стараясь не проявлять своих чувств, разве что самую малость, потому что сохранить полное спокойствие в обществе Артмана было бы сродни подвигу. Новый патрон полон решимости вдохнуть в магазин новую энергию, улучшить его имидж. Казалось бы, вполне нормальное стремление. Но нет, в нем нет ничего нормального, один педантизм, одно тщеславие. Полная противоположность его отцу, с которым возможен был разумный, конструктивный спор. Агата знает, что сотрудничество с Александром Артманом будет для нее сродни ползанью по минному полю.
Отдает ли он себе отчет, чего требует? Возможна ли даже на минуту мысль, что они с Жозефиной уложатся в отведенный срок? Вздорно даже предположить такое, но ведь в этом вся суть проблемы!
Она толкает дверь своего кабинета. Жозефина уже здесь, наливает себе кофе.
– Привет! Хочешь кофе? – Она протягивает Агате ее чашку.
– С удовольствием, литр, если можно, назревает большая запарка.
– Ты о чем?
– Я только что от босса.
– Вы нашли общий язык, или он настоял на своем?
Агата пробует кофе и корчит гримасу: Жозефина забыла про сахар.
– Я держу оборону, но он готов перевернуть все вверх дном.
– Вот кретин! Пусть сам работает, если его не устраивает то, что есть. Мы и так уже выложились и строго соблюли все требования. Если он воображает, что…
– Спокойно, Жоз, – пытается унять ее Агата. – Моя уступка – шесть дней, ни дня больше. Если не закончим к воскресенью, то «Феерии» все равно начнутся.
Жозефина сердито хватает из корзинки фигурное печенье и плюхается за свой стол.
– Чего ему, собственно, надо, этому новому калифу?
– Чтобы три нижние этажа походили на четвертый.
Жозефина едва не давится печеньем.
– Что?! Он свихнулся? Чтобы все разобрать, нужна целая неделя! Он вообразил, что у нас есть волшебная палочка? У нас ушли месяцы только на проект…
– Знаю, Жоз… «Весь этот иней, белые мерцающие звезды…» – цитирует Агата босса. – Мы сделаем так, как он хочет. Пускай сам выкручивается, если на это уйдет треть бюджета «Галереи», выделенного на оформление.
Жозефина отъезжает в кресле от стола и разглядывает себя в зеркале.
– А я, дура, мечтала распрощаться хотя бы на время со спецовкой и кроссовками…
– Сожалею… Не стану заставлять тебя перерабатывать, ты и так хорошо потрудилась.
– Дело не в этом, ты же знаешь. У тебя гораздо больше обязанностей, чем у меня.
Агата залпом выпивает свой кофе, корчится от отвращения, такой он крепкий, ставит чашку на блюдце.
– Пойду поговорю с Максимилианом, доведу до него новость, надо начать демонтаж.
– Он будет в восторге! – шипит Жозефина, сбрасывая туфли-лодочки. – Мне сделать инвентаризацию для нового серебристо-белого дизайна?
– Да, спасибо, сейчас самое время, это то, что нужно. На складе еще должны оставаться неразобранные коробки. Если не хватит, срочно закажем еще. Артман-сын ждет от нас списка.
– Не захочешь, поверишь в Дедушку Мороза! – цедит Жозефина, включая свой компьютер.
– Ты уж постарайся!
– Как всегда! – отзывается она, но Агата уже закрыла за собой дверь.
Она застает Максимилиана Пеннека за заменой лампочек в примерочной кабинке на третьем этаже. Его уши, как всегда, заткнуты наушниками – он слушает музыку. Агата не хочет, чтобы он от неожиданности свалился с лестницы, поэтому ждет, пока он закончит и спустится.
– Доброе утро, Агата! – приветствует он ее, вынимая из ушей наушники. – Чем обязан?
– Доброе утро, Максимилиан. У меня только что был разговор с Александром Артманом, и…
– Познакомились наконец? Славный малый, вы не находите?
Агата криво усмехается, ей хочется поспорить с Максимилианом, еще больше ей хочется увидеть его выражение лица, когда она сообщит ему новость. Наверняка он изменит свое мнение о новом патроне!
– Да, познакомились. У него новые требования к рождественскому оформлению.
– Вот как!
Максимилиан закрывает свою коробку с инструментами, вытирает руки фирменной синей тряпкой электриков.
Она все выкладывает электротехнику и повергает его в ступор.
– Он хочет все изменить?
– Совершенно верно. Мы с господином Артманом обойдем три этажа и все уточним. Так и подмывает назвать все это его блажью!
– Все изменить?.. – раздается голос у нее за спиной.
Кажется, в магазине родилось новое крылатое выражение.
Агата оборачивается и видит заведующую секцией мужской одежды.
– Доброе утро, Матильда. Да, таково его требование.
– Он полный безумец!
Сказав это, Матильда прикусывает губу, понимая, что возмущаться надо тише, ведь здесь даже у стен есть уши.
– Что происходит? – интересуется подошедшая к ним продавщица.
– Александр Артман хочет поменять все оформление.
– На это нет времени! Как же наши «Феерии»? Они начнутся с опозданием?
– Нет, в назначенное время, – уверяет ее Агата.
За пять минут собирается маленькая толпа: продавцы, стажеры, заведующие секциями, другие сотрудники. Все высказывают свои мнения, удивление и недоумение.
Даже Максимилиан, воплощение вежливости, никогда не повышающий голос, услужливый и не способный спорить, огорошен новостью.
– Он действительно собрался все поснимать? – спрашивает он Агату.
– Боюсь, что да.
– Не посмеет! – гневается Югетт, старший кассир третьего этажа. – Это безумие! Переделать все прилавки, размонтировать галереи, опять глохнуть от грохота перфораторов и шарахаться от снующих туда-сюда рабочих!
Агата разводит руками.
– Я понимаю и разделяю ваше раздражение. Обещаю, мы постараемся как можно меньше вас беспокоить. Скоро у меня в распоряжении будет больше деталей, но и сейчас могу вас заверить, что сложных работ не предвидится. Никакой подсветки, никаких замысловатых подключений, никаких перестановок, обещаю.
Все смотрят на нее с настороженностью и сомнением. Некоторые работают здесь уже много лет и знают, что любая перемена в оформлении влечет неразбериху и хаос.
– Это оформление тоже очень красивое, – говорит Максимилиан, озираясь.
Агата пожимает плечами.
– Он назвал его «устаревшим и эклектичным».
– Зато оно уже смонтировано! – не унимается Матильда. – Что за дикие мысли всего за неделю до «Феерий»?
– Одному Богу известно! – отвечает Агата, готовая уйти, предоставив толпе возмущаться дальше. – Увы, вынуждена вас покинуть. Буду держать вас в курсе происходящего. Максимилиан, вам лучше пойти со мной. Захватите с собой инструменты, мало ли что!
Электротехник чешет в затылке, ход событий полностью превосходит его разумение.
При всей напряженности обстановки Агата уходит с настроением почти детского удовольствия, которого не скрыть. С ней все согласны, и против этого даже Артман-младший будет бессилен. Она надеется, что ей будет сопутствовать удача и что она сможет его вразумить.
Удача еще никогда ее не подводила.
5
Вооружившись записной книжкой и ручкой, Агата торопливо делает записи. Александр Артман критикует ее работу, настаивает, что расцветка взята из ушедшей эпохи, что гирлянды слишком пышные, освещение такое, балконы сякие. Он повторяет то, что она уже слышала: придется ВСЕ переделывать. Ей хочется возразить, что они зря теряют драгоценное время, что она и так понимает, чего он хочет, и спешит взяться за дело, но ему как будто доставляет изощренное удовольствие изображать скрупулезного, ответственного руководителя.
На каждом этаже Агату, Максимилиана и Александра Артмана сопровождают заведующие отделами, продавщицы и кассирши, ловящие каждое их слово. Агата вынуждена признать, что еще не встречала таких самоуверенных людей, как Александр. От его рассуждений у нее, конечно, волосы встают дыбом, но она не может отказать ему в убедительности и харизме. Ни один человек не осмеливается ему противоречить.
Агата старается демонстрировать свой непоколебимый профессионализм: останавливает его, когда он пускается в неосуществимую эксцентричность, сообщает о существующем выборе материалов, о вариантах размещения, о технической доступности того или иного решения. При этом она то и дело до боли стискивает зубы и ждет возможности при всех сбить с Александра Артмана спесь. Это станет моментом ее торжества.
На третьем этаже новый патрон задерживается на балконе, чтобы окинуть взором холл. Кончиками пальцев, с гримасой отвращения он приподнимает с ограждения переливающуюся гирлянду с ветками остролиста и красными бархатными бантами.
– Это – явный перебор!
Максимилиан смущенно откашливается.
– Месье Артман, все, что вы до сих пор предложили, требует большой работы, но в целом осуществимо при условии привлечения дополнительной рабочей силы, а вот убрать почти четыре километра гирлянд и по-новому украсить балконы нельзя будет в такие сжатые сроки, если вы хотите, чтобы все было готово уже к понедельнику.
Александр Артман снисходительно вздыхает.
– Вовсе нет, вы все закончите еще до завтрашнего вечера. – Он похлопывает электротехника по руке. – Я на вас рассчитываю!
Максимилиан готов его придушить, остальные растерянно шепчутся.
– До завтрашнего вечера? – переспрашивает Агата. – Вы говорите о вторнике? Раньше речь шла о воскресенье.
– Именно так, – подтверждает патрон с прежней улыбочкой, – почти все должно быть сделано уже завтра, тогда у нас будет время до открытия в понедельник, чтобы все отшлифовать. Не надо делать большие глаза, это вполне осуществимо.
Агата видит, как ошарашены все вокруг, но с усилием размыкает челюсти и выдавливает улыбку.
– «У нас»? Вы собираетесь нам помогать, месье Артман?
– Почему бы нет? – воодушевляется патрон.
Агата выразительно смотрит на его костюм-«тройку», надраенные башмаки, длинные пальцы с ногтями после маникюра. Грех упускать такую удобную возможность…
– Раз так, не будем терять время, прямо сегодня и начнем, – предлагает она. Ее посетила идея, такая же блестящая, как и ее путеводная звезда, решившая, наконец, просиять.
– Месье, – гнет свое придушенным голосом Максимилиан, – нам никак не успеть, времени не хватит.
Агата поворачивается к испуганному электротехнику и подмигивает ему в знак благодарности, хотя тому смысл ее подмигивания остается неясен.
– Месье Артман утверждает, что все получится. Всего-то дел – убрать украшения и оформить все заново! Раз месье Артман соблаговолит нам помогать, то дайте ему инструмент для удаления этих жутких красных бантов и кошмарных листьев остролиста.
Максимилиан смотрит на нее как на ненормальную.
– Но позвольте, мадемуазель Мурано, – возражает он, – это техническая работа, ее не сделает…
Он прерывается, не смея закончить фразу из страха показаться неучтивым. Александр Артман не думает на него обижаться и реагирует со своей невыносимой улыбкой:
– Эта работа не для интеллектуала и не для бюрократа, это вы хотели сказать? Неужели забыли, сколько раз находили меня, малыша, у себя под верстаком, за игрой с вашими инструментами? Дайте-ка сюда!
Он подходит к угрюмому электротехнику и отнимает у него кожаную сумку, старую и потертую. Порывшись в ней с явным наслаждением, он достает плоскогубцы.
– Это то, что надо?
– Если не возражаете, – смелеет Максимилиан, – я бы посоветовал взять кусачки или клещи, с ними было бы сподручнее…
– Да бросьте вы, – добродушно перебивает его Александр Артман, – вы же не станете советовать мне инструмент, одобренный НАСА, для выдирания гвоздей? Вполне сгодится и это.
Обиженный Максимилиан хмурится и складывает руки на груди.
– Как скажете, месье Артман, вы – наш патрон.
– В добрый час! Не будем больше медлить. Уберем эти ужасные украшения!
Александр Артман подходит к ограждению, воздев плоскогубцы, словно это жертвенный нож, а он – древний жрец.
Вот потеха! Агата помимо воли закатывает глаза, потом заговорщически улыбается Максимилиану. Сейчас патрон опозорится, остаются считанные секунды.
Александр Артман уверенно сует ладонь под ветку, и результат не заставляет себя ждать.
– Ой!
Он отдергивает руку, весь правый указательный палец у него в крови.
– Это не инструмент, а дерь… – Он прикусывает язык, почувствовав устремленные на него взгляды.
Агата сдерживается из последних сил, чтобы не возликовать. Разумеется, когда неумеха хватается за неподходящий инструмент, несчастный случай на работе обеспечен.
Она наблюдает, как патрон слизывает с пальца кровь. Ничего страшного, ерундовая царапина, но она использует подвернувшийся шанс.
– Месье Артман, вы поранились?! Как вы себя чувствуете? Может быть, вы приляжете, пока мы вызовем скорую?
Он вопросительно вскидывает бровь, глядя на откровенно издевающуюся над ним молодую сотрудницу, и пронзает ее негодующим взглядом.
– Обойдемся без ампутации, мадемуазель Мурано, хватит простого бинта. Отнесем это на счет моего избыточного энтузиазма.
Агата качает головой и часто моргает. Только бы не прыснуть!
Югетт, старший кассир этажа, приносит аптечку первой помощи, и уже через несколько минут на указательном пальце их патрона белеет повязка. Он подходит к Максимилиану.
– Как называется инструмент, который вы советовали мне применить?
– Кусачки, месье.
Новый патрон «Галереи Артман» молча протягивает руку, и старый сотрудник с нескрываемым удовлетворением вручает ему упомянутый предмет.
– Что ж, – говорит Александр Артман, – не позволим этому маленькому инциденту помешать нашей работе. Вперед!
Он опять подступает к ограждению. Во взгляде Агаты все еще сквозит озабоченность. Если она считала, что пустяковая царапина заставит патрона отступиться от задуманного, то это потому, что она недооценила его упорство. Она хмурит лоб. Ничего, появятся другие возможности. Нельзя, чтобы они не появились.
Увы, проходит минут двадцать, и на полу вырастает гора из листьев остролиста и бархатных бантов. При этом становится ясно, что ничего, кроме примитивного ручного труда, ждать от Александра Артмана не приходится. Его дорогая рубашка теперь вся в поту и в пятнах крови, он пыхтит и бранится, когда особенно упрямый зажим больно ударяет его по локтю.