Что скрывают «Багровые листья»?

15 октября 2023 года.

Англия, Восточный Йоркшир, перекресток центральных улиц.

Йорк, 8:44 утра

Непрекращающийся дождь заливал ещё спящие улицы города. Унылое серое утро держалось целую неделю, вызывая уныние и тоску. Повсюду стояли лужи, создавая пробку из спешащих прохожих и усиливая раздражение горожан. В такую погоду лучше всего спрятаться в уютном пабе, коротая время за кружечкой ароматного йоркского эля.

Именно туда вошёл взрослый мужчина среднего возраста. Мокрые волосы и промокшая одежда говорили сами за себя. Вода стекала крупными каплями с кончиков волос и мочек ушей, попадая на влажные плечи коричневого плаща. Казалось, будто он намеренно намочился перед входом в популярный среди местных жителей паб – «Younger Hands». Несмотря на ранний час, заведение оказалось заполнено лишь наполовину, но мужчина успел привлечь неодобрительные взгляды нескольких посетителей своим громким топотом и оставляемым за собой мокрым следом.

Паб идеально подходил для разных слоев населения. Местный эль был превосходен, несмотря на характерную поначалу горькую нотку, отпугивающую настоящих ценителей. После пары-тройки глотков большинство оценивших напиток начинали воспринимать его вкус иначе.

Однако мужчина пришёл сюда вовсе не ради напитка. Глаза выдавали напряжённый взгляд: он кого-то искал. Наконец, поиски завершились успехом. Решительно пройдя через зал, мужчина приблизился к угловому столу, занятому молодыми человеком примерно двадцатилетнего возраста.

Парень выглядел отталкивающе и небрежно. Длинные жирные пряди волос свисали спутанным клубком, почти закрывая половину лица. Сквозь очки, перевязанные голубой изолентой, едва проглядывался бледный взор, прикрывающий тусклые серые глаза. Стол был заставлен пустыми пивными стаканами и старым запылённым ноутбуком, испачканным грязью и глубокими царапинами. Мальчишка судорожно печатал, издавая звонкий треск клавиш, каждая из которых, казалось, готова была выскочить из гнезд.

Его худощавое тело источало едкий кислый запах пота и старые затхлые медицинские повязки. Кожа парня лоснилась жирным блеском даже в полутёмном освещении заведения.

Мужчина уверенно занял стул рядом с ним, терпеливо ожидая, пока тот отвлечётся от монитора.

Несколько секунд ушло на подготовку паренька к диалогу. Напрягая левую ногу под столом, он нервно прошептал:

– Здравствуйте… – голос дрожал и звучал неуверенно.

Мужчина тут же ответил, устанавливая прямой зрительный контакт:

– Приветствую. – Затем внимательно всмотрелся в лицо молодого человека, пытаясь разглядеть знакомые черты, которые раньше оставались незамеченными.

Сделав паузу, мужчина продолжил негромко:

– Я давно ищу тебя… И теперь нашел. Тебе необходимо выслушать мою историю. С самого начала и до конца.

Костыли мальчика, стоявшие за спиной, начали предательски съезжать и этим обратили на себя внимание.

– Простите?.. – произнес подросток, лихорадочно думая, как бы избавиться от незваного гостя.

Глаза мужчины слегка сузились. Он почувствовал затруднения в попытке наладить контакт, но решил продолжить настойчивее:

– Дональд, послушай меня внимательно!

Подросток резко поднял голову, сквозь линзы толстых очков появились удивленные выпуклые глаза.

– Извините… – нерешительно начал мальчик. – А мы вообще знакомы? – Стук клавиш прекратился.

Улыбнувшись сдержанной, немного застенчивой улыбкой, мужчина извинился:

– Прости, невежливо получилось. Давай начнём сначала. Меня зовут…

Протянув вперёд правую руку, покрытую множеством тёмных шрамов и багровых пятен, он добавил:

– Генри Бейкер.

Мальчик ощутил дискомфорт от вида чуждой руки, но вежливость взяла верх над инстинктом самосохранения. Осторожно пожимая предложенную ладонь, он назвал своё имя:

– Дональд Биссет.

Едва заметив лёгкий американский акцент, парень насторожённо наблюдал за новым знакомым, испытывая двойственное чувство тревоги и любопытства одновременно.

– Позвольте начать, – вежливо попросил Генри и начал свой монолог.

– Меня зовут Генри Джозеф Бейкер. Родился 20 апреля 1973 года.

Всю свою юность провёл в Бруклине, штат Нью-Йорк. В этот момент лицо собеседника выражало явную неприязнь. Зубы скрипнули. Было очевидно, что Дональд вовсе не собирался тратить утреннее время, слушая разглагольствования мужчины с очевидным дефицитом внимания.

Со времён раннего детства мы обитали в большом двухэтажном доме, называемом «дуплекс». Нас приютила тетушка – Дебора Милз, старшая сестра моего отца. К сорока годам ей удалось добиться успеха в жизни, накопив некоторое состояние и приобретя небольшую коллекцию недвижимости по всему городу. Это была суровая, целеустремленная женщина с несгибаемым характером и бесконечным запасом энергии. Противоположностью ей являлся мой отец – Мэтью Морган Бейкер. Сложнейший человек, которому самые элементарные дела давались огромным усилием. Записаться к доктору, пойти на почту или выбрасывать мусор. В се это стоило невероятных трудов. Толпы раздражали его до крайности. Без сомнения, отец отличался крайней леностью и отсутствием ответственности. За тридцать лет сменил десятки рабочих мест. Постоянные скандалы и споры превратились в привычную рутину дома. Он предпочитал оставаться верным своим устоявшимся привычкам:

Ежедневно проходил одним маршрутом, носил одинаковую одежду, пил одно и то же пиво. Общение с окружающими людям отцу давалось крайне тяжело. Часто мы спешили перейти на противоположную сторону улицы, лишь бы избежать случайной встречи с коллегой, соседом или кем-либо, кому отец задолжал деньги. Редким случаем было посещение парка, куда отец приводил меня. Иногда забирая меня из детского сада, он покупал мне мороженое. Несмотря на всю дистанцированность, он неизменно крепко держал меня за руку. Теплое ощущение, когда крупная ладонь покрывает твою маленькую детскую ручку, навсегда запечатлелось в моей памяти на всю жизнь. Казалось, рядом с отцом я чувствовал себя защищенным. Но объятий, поцелуев или признаний в любви он мне никогда не дарил.

Моя мать, Рэйчел, была значительно младше отца. Некоторое время она надеялась на поддержку мужа, однако вскоре решила самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Устроившись уборщицей в клининговую компанию. Заработок был мизерный, зато появилась возможность увидеть, как живет привилегированный класс общества. Уже спустя несколько месяцев руки матери заметно огрубели, появились пятна от агрессивных чистящих веществ. Ее нежная красота начала увядать под воздействием химии. Ночами я нередко слышал приглушенные рыдания сквозь тонкую стену, исходящие из родительской спальни. Порой отец подходил к жене и произносил сухие утешения:

– Рэйчел, я обещаю… Ты молодец. Но его слова улетучивались подобно легкому ветерку. Семидесятые годы в Америке оказались непростыми временами. Энергетический кризис привел к экономическому спаду, рабочие места исчезали, зарплаты становились минимальными.

Семейные ужины проходили молча: отец смотрел телевизор, я сидел на полу, играя с игрушечной машинкой, катаясь ею вдоль стены детской комнаты. Возвращавшаяся поздно ночью уставшая мать замыкалась в спальне, предпочитая одиночество шумному обществу. Позже она спускалась на кухню, распространяя аромат косметических средств и лосьонов. Ужин состоял преимущественно из консервированной фасоли или кукурузы, редко – купленной мамой пиццы или лакомства, которое удавалось прихватить с работы.

Детство оставляет немного ярких воспоминаний, сохраняются лишь отрывистые фрагменты прошлого, затухающие с годами. Но тот конкретный вечер врезался в память ярко и отчетливо. Спустя сорок пять лет он периодически возникает в моих мыслях, будто событие случилось буквально вчера. Однажды вечером мать пришла домой с дорогой коробкой конфет, которую наша семья позволить себе не могла. Конфеты с молочным шоколадом, орехами, кокосовой стружкой и хрустящей вафелькой внутри. Мать обычно строго ограничивала сладкое, позволяя максимум две штуки, но в этот раз подарила целую коробку, предложив съесть столько, сколько хочется. Впервые за долгое время она искренне улыбалась, и просидела со мной рядом смотря мультфильмы допоздна. Легонько гладила меня по волосам. Руки ее пахли едкой хлоркой, но я не делал замечания. Время неумолимо двигалось вперед, стрелка часов показывала половину двенадцатого. Мой рот раскрывался от непрерывной зевоты, родители решили отправить меня спать.

– Иди-ка, Генри, отправляйся в кровать, – мягко произнесла мать. Однако, едва я добрался до середины лестницы, она резко позвала снова:

– Генри! – негромко прозвучал голос снизу. Наши взгляды пересеклись. Милая улыбка осветила ее усталое лицо.

– Спокойной ночи, сыночек, – добавила она серьезно, но ласково. Мои щеки зарделись смущением, я ответил взаимной улыбкой и поспешно убежал наверх, громко стуча ногами и хлопнув дверью. Быстро забравшись в кровать, погрузился в мечты о гигантских тенях-динозаврах, бродивших по стенам моей комнаты. Затем я долго ворочался, никак не могу уснуть.

Тишину нарушил тихий шелест дождевых капель, становившийся все интенсивнее. Монотонный звук успокаивал, погружая меня в сон. Уснуть окончательно помешал резкий шум снизу. Обычная очередная ссора… Тогда это показалось совершенно естественным. Дверь квартиры резко захлопнулась. Шум пробудил любопытство, заставляя меня подняться с постели и подойти к окну. Оно выходило прямо на улицу. Все окна давно нуждались в очистке от уличной пыли, разве что дождь ненадолго открывал вид на город. Включив лампочку, я увидел высокую женщину в новом светло-коричневом пальто, ожидающую кого-то возле нашего дома. Ее голова была накрыта ярким желтым платком. Такой наряд выглядел здесь странно и чуждо. Образ притягивал мое внимание своей необычной красотой. Около нее стояли два небольших чемодана и маленькая красная сумочка. Скоро хлесткий дождь начал портить ткань пальто, оставляя темные следы влаги. Женщина осмотрелась по сторонам, затем сделала глубокий вдох и направилась к подъехавшей машине. Простое желтое такси остановилось около нашего дома. Из автомобиля вышел чернокожий водитель в черной кожаной куртке, бросив сумки в багажник и распахнув пассажирскую дверь. Машина издавала громкую музыку, звуки которой эхом отражались по округе. Женщина замешкалась, дотронувшись рукой до двери авто. Затем резко обернулась в сторону окон, встретившись взглядом со мной. Это была моя мама. Без колебаний я вскарабкался на стул, приставленный к подоконнику, и, наконец, смог выглянуть наружу.

– Маааама! – отчаянно закричал я, махая руками в надежде привлечь ее внимание.

Спустя все эти годы, я до сих пор уверен, что она видела меня. Она смотрела прямо на меня, а я – на нее. После короткой паузы она села в машину и громко хлопнула дверью автомобиля. Возможно, таким образом она выплеснула нахлынувшие чувства, а возможно, это всего лишь фантазия ребенка, желающего так думать. Брызги грязи, скопившиеся на двери, разлетелись на несколько метров. Это было заметно даже в сильный ливень.

Водитель плавно тронулся с места и свернул налево. Даже с высоты второго этажа отчетливо был слышен скрежет старых шестеренок, исходящий из-под днища старой проржавевшей машины. Автомобиль медленно отъезжал от нашего дома, вскоре видны остались лишь тусклые огни задних фар. Вскоре и они исчезли, словно машина вовсе не существовала.

В доме погас свет сначала на первом этаже, потом и в моей спальне.

Это был далеко не первый случай, когда кто-то из родителей уходил ночью после очередной ссоры. Мне хотелось пойти вниз, в туалет, но стоило открыть дверь комнаты, как уши настиг резкий звук, мгновенно парализовавший мое тело. Из кухни раздалось протяжное рыдание. Казалось, оно длилось бесконечно. Тогда я еще не представлял, что человек способен издавать подобные душераздирающие звуки. Темнота наполнила дом вопросами, на которые я искренне не хотел получать ответы. Постепенно стоны сменили тон, обретая новые оттенки боли.

Спустившись осторожно вниз, я увидел фигуру отца, застывшего над кухонной мойкой.

Отец оставался неподвижным довольно долгое время. А я присел тихо на лестничной площадке, наблюдая за ним.

Но тут легкий ветерок с улицы захлопнул дверь моей спальни – грохот прозвучал подобно стартовому пистолету на беговой дорожке. Испугавшись, я поспешил вниз и оказался рядом с отцом на кухне.

Фонарь на улице слабо освещал массивную фигуру родителя. Комнату наполнял густой табачный дым. Правая рука отца покоилась в куче горячего пепла, источая мучительную боль каждую секунду. Почувствовав мое присутствие, он быстро включил воду и попытался скрыть свое состояние за слабой струёй холодной воды.

Дыхание его было тяжелым и неровным:

– Г-г-генри… – растерянно произнес он, делая вид, что занимается уборкой на кухне. – Почему ты еще не спишь?

Получив молчание в ответ, он наконец обернулся. Его взгляд говорил гораздо красноречивее любых слов. Они были полны невыразимой боли и страдания, которые нельзя было скрыть.

Некоторое время отец находился в каком-то странном забытьи, неспособный связать мысль и слова.

Ощущая кожей тяжесть происходящего, я понял, что случилось нечто важное, перевернувшее мою жизнь. Однако в своем детском сознании я совершенно не осознавал сути происшедшего. Единственным моим чувством тогда стала примитивная тревога перед неизведанным будущим, сковавшая сердце ледяной цепью страха.

К этому моменту дождь прекратился. Отец устало отряхнул влажные ладони и начал медленно подходить ко мне. Положив тяжелую руку на мою макушку, он опустился на колени. Его лицо покраснело от слез, а дыхание пропитано запахом крепкого табака. Очевидно, он не имел представления, как объяснить произошедшее маленькому ребёнку, совершенно неподготовленному к взрослой действительности.

Еще один глубокий выдох сорвался с его губ, а затем отец произнес фразу, которую я запомнил навсегда:

– Твоя мама ушла… И она больше никогда не вернется…

Наступила долгая пауза, наполненная напряженным ожиданием. Наконец, собрав остатки сил, отец продолжил говорить, однако каждое следующее предложение звучало тише и неразборчивее предыдущего:

– Я… не знаю, что добавить. Мы с тобой почти не общались… Ты еще такой маленький, чтобы понимать происходящее. Сейчас мне трудно донести до тебя смысл произошедшего… Но одно запомни, сынок: ты абсолютно ни в чем не виноват. Всё это – сделал твой папаша. Я не смог справиться. Прости, если можешь.

Закончив речь, отец крепко обнял меня, едва касаясь моего тела. Его руки заметно тряслись, а слезы капали прямо на моё ухо. Следующий приступ эмоций окончательно сломил его. Он судорожно прижимал меня к себе, отчего мои кости прохрустели под давлением объятий.

– Что же нам теперь делать! – неожиданно выкрикнул он, заливаясь горькими слезами. – Что же нам делать-что же нам делать?!

Этот отчаянный крик заставлял сердце сжиматься от ужаса. Вид плачущего взрослого человека был страшен и непомерно велик для детского восприятия. Мочеиспускание само собой вышло наружу, оставив меня беспомощным и молчащим.

Отцу хватило одного взгляда, чтобы заметить случившееся. Остановив попытку разговора, он неловко поднял меня на руки и отнес в ванную. Несмотря на свой возраст, я уже умел мыть себя самостоятельно, но отец настаивал на помощи. Он аккуратно вымыл меня, вытер, закутал в мягкое полотенце и отвел обратно в кровать.

Уложив меня в постель, отец присел на краешек кровати и терпеливо дожидался момента, когда я усну. Больше он ничего не мог предпринять.

В ту ночь, когда город заполонил запах мокрого асфальта, в доме, по адресу Юнион стрит 34, двое несчастных всё же смогли пережить эту ночь, одну из худших ночей своей жизни.